Утонувшее солнце

      От странного чувства пустоты некуда было деться.       Конечно, это было ожидаемо. Зная, что Эрин уедет надолго, Канда понимал, что будет сложно смириться с её отсутствием. С невозможностью увидеть, услышать голос, дотронуться, пусть даже невзначай. Думая об этом, он успокаивал себя тем, что ничего страшного не произойдёт. Два месяца пройдут быстро, он займётся учёбой, выпускными и вступительными экзаменами, может, найдёт работу…       На деле всё оказалось совсем не так просто, как представлял Канда. И спустя неделю, вертя в руках пачку сигарет, которые ему запретили курить после операции, он пытался понять, что делать. Непонятное, немного пугающее чувство пустоты пришло быстро и не отпускало ни на миг. Словно, как только Эрин уехала, у него отобрали часть души… или сердца. Канда не был сентиментальным, и считал, что поддаваться каким-то эмоциям очень глупо. У него это даже получалось — но не с Эрин.       Не с женщиной, которая влюбила его в себя, а потом уехала и будто бы исчезла. Совсем.       Каждое утро, просыпаясь, Канда брал в руки телефон и проверял, нет ли сообщения. Ничего не было, и он подолгу смотрел в экран, борясь с желанием написать ей. Она ни слова не сказала о том, что с ней нельзя связаться, так почему не спросить, как дела? Он даже открывал мессенджер, но в последний момент закрывал и убирал телефон. Канда боялся стать лишним, помешать, и не хотел, чтобы Эрин где-то там, далеко, чувствовала раздражение от его непрошеных сообщений.       Ей нужно было думать о себе и о лечении, а не о нём.       Канда очень старался занять себя делом. Подолгу сидел над учебниками, тренировался, гулял с собаками, иногда общался с Лави и Артуром, который помогал ему с экзаменами. Но всё это помогало плохо, и, стоило Канде остаться одному, он снова думал об Эрин, и пустота внутри становилась заметнее и чернее. Единственное, что переключало его внимание — готовившийся парад. По слухам, он должен был пройти в конце сентября, и на него приглашали ветеранов. Об этом рассказывали и однокурсники, собиравшиеся «пойти поглазеть на вояк». Канда, услышав об этом в первый раз, только дёрнул уголком рта. Ему на этом параде места всё равно бы не нашлось. Да и радости от внимания толпы, даже на сотую долю не представлявшей, что за плечами этих самых «вояк», было мало.       Однажды узнав о нём, Канда хотел выкинуть его из головы, но потерпел полное поражение. О параде говорили всё чаще и всё громче, и Канда чувствовал себя так, словно его зажали с двух сторон. Приходя на учёбу, он только и слышал о технике, которую прогоняли по центральным улицам, да о военных, проводящих тренировки. А возвращаясь домой, он не находил покоя от тоски и снова думал и думал о том, как там Эрин. В нелогичном упрямстве Канда отказывался называть это именно так, но весь его вид говорил об обратном. Это замечала и Нетта, осторожно спрашивавшая как дела, и Артур. И если от первой можно было отделаться дежурной фразой о том, что его выматывает подготовка к экзаменам, то со вторым всё было гораздо сложнее.        — Ты похож на труп, — без предисловий сообщил Артур спустя полторы недели после отъезда Эрин. Он сидел на стуле спинкой вперёд и щёлкал крышкой посеребренной зажигалки. — Ты вообще спишь?       Канда, выходивший на кухню за чаем, мрачно сел на стул рядом.        — Нет, дро… — грубое слово он вовремя придержал, но глаз на однозначно ухмыльнувшегося Артура не поднял. Отхлебнул чай и выдохнул. — Какая разница?        — О, как всё запущено, — протянул Артур, и от его довольного голоса сводило скулы. — На что хоть? На фотки или так, фантазия хорошо работает?        — Да какая тебе нахрен разница, что я по ночам делаю? — вскинулся Канда, но, увидев смеющиеся глаза приятеля, осел и ссутулил плечи. — Придурок.       Издевался. Артур откровенно над ним издевался и не испытывал при этом никакой вины. Канде всё ещё было довольно непросто общаться с ним, он помнил, что подозревал его в связи с Эрин. Да и привычка называть её малышкой Канду бесила изрядно. Артур, конечно, сразу это понял и намеренно выводил его из себя… а Канда ничего с этим не делал. Бурчал что-то недовольное, но не больше. А будь на месте Артура кто-то другой, он наверняка разбил бы ему лицо.       Канда знал, в чём дело. Он был благодарен Артуру. Не только за то, что тот возился с ним, как с несмышлёнышем, помогая и с экзаменами, и с бытовыми вопросами, и с тягой к курению, но и за то, что защищал Эрин. Заботился о ней так, как не получалось у самого Канды. Признаться, это было даже немного обидно. Хотелось быть для Эрин тем, кто навсегда займёт первое место в её сердце и жизни. Вместе с тем Канда понимал, что у него слишком мало опыта. Он мог убивать, мог заниматься с женщиной сексом — но любить так сильно и заботиться у него вне войны не представилось шанса.       Ещё и поэтому Канда старался не ссориться с Артуром. Он знал, что тот, если попросить, поможет с заботой об Эрин, научит, подскажет. Другая проблема была в том, что просить Канда не слишком-то умел. Впрочем…        — Дразнить тебя одно удовольствие, — Артур прищурился и отложил зажигалку. Посмотрел серьёзнее. — А если без шуток. Что с тобой происходит? Тебе плохо? Нужно в больницу?       Канда выдохнул сквозь стиснутые зубы. Он, конечно, знал, что эта тревога искренна, но она была ему не очень нужна. Вот будь на его месте Эрин, другой разговор. А так… уж что-что, а жаловаться Канда точно не был намерен.        — Я в порядке, — он покачал головой и ткнул страницу раскрытого учебника, лежавшего на столе. — Надо закончить задание.       Занятия в группе Канды закончились, сменившись плотной подготовкой к экзаменам. Как-то незаметно Артур, начав с математики, переключился и на другие предметы, помогая Канде разобраться в дебрях истории и хитросплетениях биологии. И только математика, как и прежде, давалась ему с огромным трудом. Канда часто психовал, срывался и готов был бросить. Иногда чертовски хотелось выйти покурить, чтобы успокоить злость на самого себя, но он держался. И возвращался к занятиям — снова и снова.       Артур говорил, что его упрямству можно только позавидовать. Канда же считал, что это меньшее, что он может сделать. Не сидеть в четырёх стенах, жалея себя, а упорно продвигаться к цели, которая ему нужна. Раньше он это умел — получится и теперь.       Он снова взял в руки карандаш, собираясь решить неприступное задание, однако Артур не дал ему этого сделать. Легко выдернув карандаш, он крутанул его между пальцев, задумчиво глядя на остро отточенный кончик.        — Может, Эрин тебе и удаётся обмануть, — проговорил он и поднял на Канду глаза, — но меня нет. Я вижу, что тебя что-то тревожит. И подозреваю, что это связано с её отъездом. Я прав?       Канда несколько секунд молча и, он надеялся, нечитаемо смотрел на Артура, но ответ ему, скорее всего, не требовался. Поведя плечами, чтобы снять странное напряжение, поселившееся между лопатками, он взял в руки чашку и отпил чай. Сказать правду? И… и что? Чем Артур мог ему помочь в этом? Купить билет на Острова? Канда был в состоянии сам это сделать, но не мог уехать из-за экзаменов. Посоветовать позвонить? Канда и без советов знал, что можно это сделать, и сам не желал её беспокоить.       По всему выходило, что говорить об этом не имело смысла. Канда знал, что пустота даже после откровенности никуда не исчезнет. Единственным вариантом избавиться от неё было дождаться Эрин. Всё остальное не имело смысла.        — Дело не в ней.       Артур вопросительно изогнул бровь, явно намереваясь возразить. Канда этот жест проигнорировал, решив отвлечь его другой темой. Она тоже была тем, что не давало покоя.        — Слышал про парад? — спросил он у Артура, заранее зная ответ.       Он на мгновение опешил, не ожидая такой резкой смены разговора, и кивнул, снова крутя в пальцах карандаш.        — Да. Я уже получил приглашение. Эрин, скорее всего, тоже. Не знаю, правда, успеет ли она. А ты?       Кривая улыбка тронула губы Канды и почти сразу исчезла. Он был не тем, кто мог с гордостью стоять в рядах защитников этой земли. Он проливал кровь и едва не потерял жизнь, вернувшись сломленным и потерявшим веру — и оказался на обочине. Ненужным стране, которая не спросила его мнения, когда отправила воевать. Впрочем, она оставалась верной себе — и сейчас не интересовалась, чего хотел один из ветеранов, отметивший себя грязью штрафбата.       Таких, как он, не хотели видеть. Их стыдились. И чем больше Канда об этом думал, тем обиднее ему становилось. Он не желал быть потехой толпы и, скорее всего, всё равно бы не принял участие, но… неужели он не заслужил чёртово приглашение? После того, как отдал этой проклятой войне одиннадцать лет?        — Я потерял звание и право участвовать в параде после штрафбата, — пожал он плечами, но вышло это неестественно и натянуто.       Артур зажал в руке карандаш и спокойно предложил:        — Подай прошение о пересмотре. Во время войны принималось много неверных решений. Я думаю, тебе вернут звание.       Канда покачал головой.        — В этом нет смысла. Никто не будет разбирать дело такой давности.        — А что ты теряешь? — справедливо поинтересовался Артур. — Если откажут, останешься при своём, а если одобрят, пройдёшь с нами по улицам города. Эрин наверняка понравился твой вид в мундире.       Канда ничего не ответил, и после пары минут напряжённого молчания они всё-таки вернулись к занятиям. Правда, успеха почти не было: мысли Канды были где угодно, только не в трижды проклятой математике. Он снова и снова вертел в голове слова приятеля и задавал себе тот же вопрос, на который не выходило просто отмахнуться, испугавшись провала.       А что он терял?       Ничего, кроме маленькой, едва-едва пробившейся надежды. Канда понимал, что в принципе глупо было тратить время на подобное, но тот разговор с Эрин о наградах будто что-то разбередил. Заставил вспомнить, как гордился он собой, когда попал в отряд Воронов. Вернувшись с войны, Канда был уверен, что ни на что не способен и его удел — доживать эту жизнь слабой тенью самого себя. Только вот раньше он мог куда больше.       Что мешает ему снова сделать то же самое? С учёбой. Со званием. С… Эрин.       Артур, понимая, что многого добиться от ученика всё равно не выйдет, ушёл, пообещав прийти завтра и содрать три шкуры, если эти задания они так и не решат. Канда хмуро кивнул и закрыл за ним дверь, оставаясь один на один со всеми своими сомнениями. Их, правда, пришлось отложить — собак нужно было выгулять. Вздохнув, Канда собрал питомцев и вышел, решив, что подумать о прошении лучше всего завтра.       Чёрт, если бы только Эрин была рядом! Он так хотел посоветоваться с ней! Да что там — Канда просто хотел услышать её голос и убедиться, что всё в порядке. Только и всего.       Пока собаки весело носились по поляне, Канда, следя за ними одним глазом, достал телефон. Открыв мессенджер, набрал стандартное «привет», хотел отправить… и стёр. Прислонившись спиной к шершавой коре старого дуба, под которым любил сидеть, пока животные гуляли, он прижался к стволу затылком и зажмурился. Чёрт, и почему он такой идиот? Канда и сам до конца не понимал, что его сдерживало. Когда они расставались, Эрин тепло, хоть и грустно улыбалась ему, а то свидание…       О, Канда готов был поклясться — он ещё ни разу не был так счастлив с момента возвращения. Просто потому, что Эрин была рядом, Эрин не отказалась от предложения руки и весь вечер после оперы касалась его. Эрин говорила с ним, а когда Канда смотрел в её глаза, чувствовал, как земля уходит из-под ног. Хотелось прижать её к сердцу, и целовать-целовать до припухших губ, до жадных хриплых вдохов и его имени, которое умела произносить так томительно-сладко только она одна.       «Юу. Юу-у-у…»       Канда и подумать не мог, что кроме матери, кто-то ещё так сможет. Даже Айша звала его Канда. Ласково, нежно, но всё это было не то. А Эрин удалось пробраться гораздо глубже. И сейчас, глядя на жёлтые фонари над всё ещё шумной улицей поодаль, Канда признавал сам себе: ему её безумно не хватало. Сердце тоскливо сжималось, и находить в каждом дне что-то хорошее без её присутствия становилось всё сложнее и сложнее. Канда понимал, что жизнь не остановилась, да и Эрин уехала не навсегда, но поделать ничего не мог.       Её отсутствие оказалось почти сродни смерти — такое же болезненное и опустошающее.       С этим нужно было что-то делать, но что именно, Канда не знал. Попытка отвлечься на занятия, на быт и даже на парад не приносили результата — каждой ночью он возвращался мыслями к Эрин. Спать получалось с трудом, и когда бессонница совсем загрызала рассудок, он рисовал. Канда заполнил уже почти весь альбом из тех двух, что подарила ему Эрин, и на большей части страниц была изображена она. В разных позах, с разными эмоциями и… разной степени обнажённости. Канда так и не смог выбросить из головы тот момент, когда видел её в магазине нижнего белья, и фантазировал на эту тему, изображая Эрин то в красивых кружевных комплектах, то совсем без них. Он носил её на руках и примерно представлял, как она выглядела без одежды. Ну и, конечно, он не собирался показывать ей эти рисунки.       Они нравились ему. От них и мыслей о том, как прекрасно было бы коснуться мягкой кожи пальцами, а потом губами, бросало в жар и рождало возбуждение. Но об этом знал только он, и так должно было остаться и дальше.       Кивнув сам себе и поднявшись, Канда собрал животных и вернулся домой. У него был единственный способ хоть как-то сбросить эмоции, и он собирался им воспользоваться. Поэтому, приняв душ и натянув лишь штаны, он взял в руки альбом. Открыв на чистой странице, Канда хотел провести линию… и замер. В голове вместо красивого образа внезапно всплыло воспоминание о том, какой слабой была Эрин, когда держала в руках конверт из клиники. Была бы она счастливее, если бы в нём лежало совсем другое письмо? С положительным результатом. Или совершенно иное — с тёплыми словами и пожеланиями? Канда потёр переносицу, чувствуя, как мысли хаотично разбредались, не сдерживаемые рамками.       Он никогда не умел обращаться со словом. Все его признания Эрин, все их разговоры часто выходили сумбурными, и столько важного, того, что горело в груди, оставалось невысказанным. Канда покачал головой. Он не находил в себе смелости написать ей сообщение, и даже сейчас, сам перед собой, не мог подобрать хоть одно слово. Что бы он сказал ей, случись это сейчас? Что он должен был ей сказать тогда?..       Несколько минут Канда молча сидел, глядя в одну точку, а потом резко перехватил карандаш и начал писать прямо в альбоме. Быстро, пока мысль, такая неясная, хрупкая, не растворилась и не исчезла.       «Я знаю, что никогда не скажу тебе этого. Это письмо сгорит в огне через десять минут. Я знаю, что не имею права просить о подобном, но…       Стань, пожалуйста, послабее.       Силы в тебе больше, чем в десятке таких, как я. Ты как хрупкий цветок. Чуть сожми — и рассыплется серебристым пеплом. Но только на вид, на деле же в костях твоих — сталь, а во взгляде лёд всего севера. Ты хранишь нас от печалей и бед, протягиваешь руку помощи и становишься светом в самую сильную из бурь.       Ты нас всех бережёшь, но тебя бы, милая, кто сберёг?..»       Канда выдохнул, остановившись и мельком перечитав. Писал он — и одновременно будто нет. Словно те книги, что он читал раньше и старался читать сейчас, решили разом помочь ему высказать всё, что так болело в груди и не давало покоя.       «Я прошу тебя об одном — рядом со мной ослабь защиту. Сними доспехи, повесь на стену щит свой и меч. Ты сражаешься так яростно, так отчаянно, но я вижу, как в глазах твоих, полных жизни, плещется боль и усталость. Помоги мне, Эрин, позволь забрать их. Позволь разделить с тобой каждую минуту твоей борьбы. Позволь прикрыть твою спину.       ᅠТы можешь быть разной, но слабость — то, что давно под запретом. Ты ничего не говоришь, а я помню твои слёзы и тот страшный танец, камнем лёгший на моё сердце. Никогда, никогда, слышишь, я не хочу больше, чтобы ты это переживала. Разреши мне забрать твою боль. Мне не станет хуже, наоборот — я буду счастлив, если тебе станет легче.       ᅠЯ хочу видеть твою улыбку, я хочу слышать твой смех. Я никогда этого не слышал, представляешь? У тебя будто нет права на это, а я хочу тебе его дать. Ты прошла войну, ты потеряла столько, что страшно представить. И всё равно высоко поднимаешь голову и говоришь, что всё в порядке.       ᅠВ порядке ли, Эрин, если ты не смеёшься? В порядке ли, если только молитва твоим богам помогает тебе забыть? В порядке ли?..       ᅠЯ знаю — я не имею права. Твоя сила — то, что ты есть, она связалась с твоей кожей, проросла в кости. И всё-таки, если я могу позволить себе хотя бы одно желание, одну единственную мечту... я прошу...       ᅠ...стань, пожалуйста, послабее. Подари мне своё доверие.       ᅠЯ стану твоей силой».       Нестерпимо, до зуда в горле и кончиках пальцев хотелось курить. Только поставив точку, Канда понял, что почти не дышал, и судорожно глотнул уже прохладный воздух, которым тянуло из окна. Порыв, нашедший так странно, столь же быстро отпустил, и он на несколько минут закрыл глаза.       Увидь его сейчас Тики, наверняка засмеял бы. Аллен, скорее всего, серьёзно посоветовал бы отдать письмо адресату, потому что «это же важно, как ты не понимаешь?» Алма — Канда был уверен — ничего не сказал бы, лишь улыбнувшись. А сам Канда…       Сам Канда понимал, что даже под дулом пистолета не осмелится показать Эрин этот выплеск эмоций. Он медленно открыл глаза и перечитал строки. В них было всё, что он долго и тщательно прятал, подбирая слова, которые можно и нужно говорить. Под ними крылось так много, что ему самому на секунду стало страшно. Эрин могла не принять всего этого. Почему она вообще ради него должна становиться слабой?       Стиснув зубы, Канда вырвал лист из альбома и потянулся за зажигалкой, которую по привычке хранил с сигаретами в ящике тумбочки. Её там не оказалось, и Канда хотел сходить на кухню, передумав в последнюю секунду. Почти поднявшись, сел обратно, сжав лист бумаги в руке. Очень хотелось сжечь его, как обещал, и выбросить из головы, но что-то внутри не дало поддаться порыву. Ведь, если подумать, едва ли не впервые Канда был настолько откровенным… сам с собой.       Посидев так ещё немного, он сложил лист пополам и спрятал между страниц альбома. Всё равно его никто не видел, кроме него. Безопаснее было разве что предать огню, и Канда пообещал, что однажды так и сделает.       А пока… пусть это будет его маленьким капризом.       Дни тянулись невыносимо медленно. До конца августа оставалось меньше недели, и вместе с наступающей осенью в город пришла непогода. Она не обещала остаться надолго — здешние осени были малодождливы и теплы. Однако дождь, почти не прекращавшийся, изрядно подпортил настроение многим — и Канде в том числе. Чувствуя себя и без того не в лучшей форме, он нашёл единственный способ отвлекаться от мыслей — учёба. Артур был рад проснувшемуся рвению ученика и старался не обращать внимания на то, что тот частенько уходил в себя, стоило только упомянуть Эрин и парад. Канда же, откровенно говоря, и сам не знал, что действовало на него больше.       С парадом он так ничего и не решил.       На сеансе с Неттой, которая не переставала удивляться его быстрому прогрессу, он был молчалив и рассеян. Они немного поговорили об учёбе и дальнейших планах. Нетта, поколебавшись, сообщила ему, что посещать центр ему осталось не так уж долго. Социализировавшихся пациентов отпускали на вольное плавание не сразу: как только понимали, что жизнь ветерана налаживалась, за ним наблюдали ещё пару месяцев, а потом выносили своё заключение. Иногда, конечно, оно оказывалось ошибочным, но чаще всего бывшие пациенты центра продолжали жить той жизнью, что выстроили с помощью чутких специалистов.       Канда на эту новость почти никак не отреагировал. Оставалось ещё четыре месяца до признания его «нормальным членом общества». Он знал, что могло случиться всё, что угодно, и предпочитал не торопить события. Тем более, что сейчас было то, что занимало его внимание куда больше. Он долго смотрел на Нетту, решая, стоит ли поговорить с ней о прошении, но так и не произнёс ни слова. Та, уловив его внимание, подождала с пару минут, и устало вздохнула.        — Пожалуй, нам стоит закончить сеанс на сегодня, — она закрыла ежедневник, в котором делала пометки, и Канда едва заметно вздрогнул. — Разговорить мне вас сегодня не удаётся, поэтому не будем терять время. До встречи на следующем сеансе, Канда.       Он кивнул и поднялся, замерев, когда Нетта жестом попросила его остановиться.        — Звонила Эрин, — неожиданно проговорила она, и Канде показалось, что в её зелёных глазах мелькнула тень улыбки. — Она вернётся через три недели. Давайте покажем ей, что многого добились.       Канда ничего не сказал. Просто не смог: горло сдавило, а сердце вдруг забилось быстрее и сильнее. Три недели. Три недели! Это же так мало! Шумно выдохнув, он снова кивнул и, хрипло попрощавшись, вышел, тихо притворив за собой дверь. Чёрт, Нетте нужно было начинать с этой новости! Хотя, наверное, так он не смог бы её слушать совсем, занятый искрящейся радостью и детским предвкушением. Всего три недели, и она вернётся!..       Канда криво усмехнулся и покачал головой. То, как он себя вёл, совсем было на него не похоже. Но он понимал, что эти эмоции, такие странные, такие тёплые — часть его самого. Та часть, которую он уже очень давно не испытывал, а в последние годы и вовсе отрицал, забыв, что радость существует. Эрин вернула ему краски жизни, выкрутив их до максимума, и сопротивляться Канда совершенно не хотел.       Пусть всё остаётся так, как есть. Ему… нравится.       Выходя из здания, он столкнулся с Исайей. Они обменялись приветствиями и разошлись каждый в свою сторону — Канда к саду, Исайя в центр. Мимоходом Канда подумал, что его психологу шла эта должность, хоть в глазах и прочиталась лёгкая усталость. Наверняка приходилось решать много дел, да и в параде центр принимал самое деятельное участие…       Парад.       Канда остановился как вкопанный. Исайя уже давно ушёл, а он, оглянувшись, всё смотрел на дверь. Прошение на пересмотр нужно было подавать только через руководство, и Исайя наверняка поддержал бы эту идею. Канда шагнул обратно к зданию, почти тут же остановившись.       Был ли в этом смысл? Не станет ли ему ещё больнее, если ничего не получится? Не лучше ли забыть и успокоиться? Что бы сделала на его месте Эрин?..       Канда не знал, что сделала бы она. А вот решение, пришедшее ему после вороха разрозненных мыслей, вдруг оформилось ясно и чётко. Неважно, что случится после. Он должен попробовать, чтобы потом не жалеть себя. В последнее время Канда вообще начинал ненавидеть жалость. Он только недавно начал всплывать, а она тянула его обратно, в тёмные воды, пропитанные кровью и болью.       Вдохнув, он решительно вернулся обратно и, не обратив внимания на удивлённую Мэри, поднялся по лестнице на нужный этаж. Стоя у кабинета Исайи, Канда нервничал, но стук в дверь получился уверенным и чётким. Услышав приглашение войти, он приказал себе успокоиться и взялся за ручку.        — Канда? — Исайя, работавший за компьютером, повернул голову и удивлённо вскинул бровь. Ветер, ворвавшийся в кабинет через распахнутое окно, попытался украсть документы со стола, и Исайя в спешке прижал их и снова глянул на гостя. — Проходи, я сейчас.       Канда приблизился, наблюдая за тем, как хозяин кабинета прикрыл створку и вернулся на место. Без белого халата тот выглядел непривычно и как-то… более отстранённо, что ли. Канда повёл плечами, почти пожалев о том, что пришёл. Там, на терапии, рядом с ним был врач. Теперь это управленец, и никто не давал гарантии, что он не изменился.        — Не ожидал тебя здесь увидеть, — Исайя взял со стола пачку сигарет и, вытащив одну, закурил. Подумав, протянул остальные Канде. — Будешь?       Тот отрицательно покачал головой, хоть запах сигарет и показался чертовски соблазнительным. Вдохнув поглубже, он подался чуть вперёд и проговорил:        — Мне сказали, что через тебя можно подать прошение на пересмотр дела.       На несколько секунд Исайя задумчиво нахмурился, явно пытаясь понять, о чём речь.        — Пересмотре… — пробормотал он и щёлкнул пальцами. — А! Ты о своём звании? Конечно, можно. Только тебе придётся подождать. Мне надо найти образец.       Затянувшись, Исайя снова придвинулся к компьютеру, вглядываясь в монитор, а Канда замер, боясь даже лишний раз пошевелиться. В груди гулко билось сердце, а в голове всё никак не укладывалась одна мысль — неужели вот так просто? Просто прийти, написать и… он крепче стиснул пальцы, которые переплёл в замок. Мешать Исайе вопросами не хотелось, и Канда лишь изредка бросал на него взгляд. Они не виделись несколько месяцев, и за это время Исайя как будто стал старше и выглядел более уставшим, чем показалось там, на улице. Залёгшие под глазами тени и ставшие чётче морщинки в уголках рта говорили сами за себя.       Эта работа давалась ему явно тяжелее, чем предыдущая. Однако он не уходил и, насколько знал Канда, даже не планировал. Наоборот, собирался проводить расширение штата и открывать второй корпус, потому что в соседних регионах подобных центров не было. Канда едва заметно усмехнулся. Все, кто работал в этом центре, были психами, помешанными на своей работе. Но если бы не они, у таких, как он, точно не было бы ни единого шанса.        — Нашёл, — удовлетворённо проговорил Исайя и, распечатав документ, протянул его Канде. — Вот, заполни пустые строки. Если что-то будет непонятно, спрашивай.       На удивление, Канда справился довольно быстро, хоть местами почерк на странице становился гораздо менее понятным. Волнение никак не удавалось унять, и он лишь надеялся, что Исайя не заметил, как подрагивали его руки, когда Канда вернул бумагу.       Исайя пробежал по ней глазами и, кивнув, отложил. Затушив сигарету, он каким-то механическим, машинальным жестом снова взял в руки пачку и вытащил ещё одну. Канда проводил глазами сигарету, ощутив вдруг нечто вроде неодобрения, но вслух ничего не сказал. Кто он такой, чтобы лезть к чужому человеку?        — Я передам его в министерство, но по срокам ничего не могу обещать, — Исайя снова затянулся и откинулся в кресле. — Сам понимаешь, подготовка к параду, они все заняты по горло.       Канда пожал плечами, скрыв некоторое разочарование. Конечно, в глубине души он надеялся, что к параду этот вопрос удастся решить, но в любом случае то, что он подал прошение, уже было для него огромным прогрессом. Всё, что мог, он сделал, поэтому поднялся и коротко кивнул.        — Тогда я пойду, — помедлив, добавил негромко: — Спасибо.       Исайя вдруг широко усмехнулся, разом напомнив Канде того врача, который привёл ему собаку и смог достучаться до чего-то важного внутри.        — А ты действительно делаешь успехи, Канда, — он покачал головой. — Эрин явно есть чем гордиться.       Канда хотел ответить, что в этом заслуга не только одной Эрин, но и Нетты, и самого Исайи, но тот вдруг резко затушил сигарету и подался вперёд. Взгляд его стал жёстким и очень внимательным, и смотрел Исайя прямо Канде в глаза.        — Береги то, что тебе дорого, Канда. Всегда есть те, кто готов у тебя это забрать.       Канда прищурился. Он не до конца понял, о чём говорил Исайя, но по всему выходило, что это как-то связано с Эрин — не зря тот сделал на этом такой акцент. Спрашивать напрямую он смысла не видел, понимая, что это могло вызвать ненужный интерес, потому лишь снова кивнул, а потом неожиданно даже для самого себя произнёс:        — И ты береги себя. И кури меньше. Не повторяй моих ошибок.       Исайя напрягся, собираясь ответить что-то резкое, но передумал. Расслабившись, он откинулся на спинку и улыбнулся, тепло и искренне, заставляя и Канду отпустить напряжение, которое засело где-то в позвоночнике.        — Я учту твои слова, Канда. Удачи. Надеюсь скоро подписать документы о завершении твоей терапии.       Канда не нашёлся с ответом и, попрощавшись, вышел. Слова Исайи горечью осели внутри, вызывая тревогу, но думать о том, что крылось за ними, не было никакого смысла. Решив, что спросит об этом у Эрин, когда та вернётся, он направился к парковке.       Теперь оставалось только ждать. Ждать решения по прошению… и Эрин.       С этим справиться становилось всё сложнее. В телефоне у Канды скопились десятки неотправленных сообщений, которые он набирал и оставлял, ещё больше удаляя. Отвлекала лишь подготовка к экзаменам, которые подбирались всё ближе и ближе. Канда часами сидел над учебниками, заучивая параграфы истории, изучая правила языка и чёртову, проклятую всеми богами математику. Артур проводил у него почти все вечера, помогая разбираться и просто поддерживая. В один из вечеров он даже пришёл с Даной, чем очень удивил Канду.        — Ты что, ему ничего не сказал? — громким шёпотом спросила та, когда Канда озадаченно переводил взгляд с неё на Артура и обратно. Она явно нервничала, неловко одёргивая тонкий серый кардиган        — Он не против, — беззаботно пожал плечами, обтянутыми в ткань клетчатой в тон кардигана рубашке Артур. — Ты ведь не против, Канда?       Выгонять их он не стал. Конечно, Артуру он высказал своё недовольство свистящим от раздражения шёпотом, когда Дана скрылась на кухне, пообещав приготовить им ужин. Однако Артура это нисколько не тронуло. Приобняв Канду за плечи, он наклонился к нему и заговорщицки шепнул:        — Пора тебе привыкать к людям, приятель. А ещё Дана отлично разбирается в языке. Или не у тебя завтра экзамен?       Правоту Артура сложно было не признать. У Канды завтра действительно намечался первый экзамен, и он жутко нервничал. Впрочем, в компании Артура и его невесты нервоз довольно быстро сошёл на нет. Дана оказалась куда более дружелюбной и менее язвительной, терпеливо объясняя всё, что Канда у неё спрашивал, иногда и по два-три раза. А когда Артур вышел на кухню покурить, задумчиво посмотрела на Канду, склонив голову набок.        — Я пришла сказать спасибо, — внезапно проговорила она, и Канда, писавший предложение в тетради, замер и поднял голову, непонимающе на неё глядя. Заметив взгляд, она кивнула в сторону кухни. — За него.       Канда почесал кончик носа ручкой и медленно покачал головой.        — Боюсь, я не совсем понимаю, о чём речь, — осторожно отозвался он. Слышать такое было как минимум странно.       Дана мягко улыбнулась и закинула в рот виноградину, две больших грозди которого они принесли с Артуром к ужину.        — На войне он потерял свой отряд и очень долго не мог с этим смириться. Считал себя виноватым в их смерти. Боялся брать ответственность. И как будто… — она неопределённо махнула рукой, — не жил здесь. В настоящем. А сейчас…       Она немного помолчала, и Канда не торопил её. Он знал Дану совсем недолго, всего один вечер, но чувствовал: то, что она говорила, было для неё очень важно. Поэтому не хотел испортить момент, лишь крепче сжав ручку.        — Я знаю, что во многом благодаря терапии он снова стал хотеть жить сейчас. Но всякий раз, как он говорит о тебе, — Дана со смешком ткнула в него пальцем, — его глаза горят. Артуру нужно заботиться, для него это важно. Ты даёшь ему эту возможность.       Канда выдохнул. Не то чтобы он был против, но…        — Но у него есть ты. И вы собираетесь пожениться.        — О, нет, это другое, — Дана улыбнулась снова, и на сей раз в её улыбке было что-то мечтательно-загадочное. — Я его женщина, а там остались его друзья. И ему нужно было заботиться именно о друге. Теперь я вижу, что он его нашёл. В тебе. Спасибо, Канда.       Канда усмехнулся уголком губ, но ничего не ответил. Они редко говорили с Артуром о войне, только когда эта тема всплывала внезапно, и всякий раз её старались быстрее закрыть. Для них обоих там осталось много того, что до сих пор причиняло боль. Теперь выходило, что общего у них ещё больше — Артур точно так же страдал от потерь и пытался справиться с этим. И с одной стороны могло показаться, что он просто ищет в Канде замену тем, ушедшим людям. Но Канда точно знал — это не так. Артур был тем человеком, что делал всё от души и так искренне, что сомневаться в этом было просто невозможно.       И если он решил быть Канде другом, что ж… пусть будет так.       О разговоре Канда ничего не рассказал, проводив их и до утра проведя время за учебниками. Экзамен он сдал, хоть это и было так напряжённо, словно там не знания его оценивали, а на расстрел собирались вести. За экзаменом по языку были сданы и остальные, и через неделю Канда, держа в руках своё первое аттестационное удостоверение, уже подавал документы в университет. Ему всё ещё трудно было находиться среди большого скопления людей, и он постарался расправиться с этим как можно быстрее и, оказавшись на улице, облегчённо выдохнул, чувствуя, как сердце подкатывает к горлу и стучит точно сумасшедшее.       Приступ миновал, но никто не давал гарантии, что он не повторится снова. Чёрт, так не пойдёт. Нужно будет попросить у Эрин…       От мыслей его отвлёк сигнал телефона, оповестивший о входящем сообщении. Выдохнув, Канда вытащил его и, открыв, так и застыл, сжимая бедный аппарат во вспотевшей ладони.       Нет. Нет-нет-нет, не может быть. Он ждал этого так долго, а сейчас, вглядываясь в строки, не мог поверить. Сердце снова застучало быстро-быстро, и Канде пришлось сглотнуть и сделать несколько шумных вдохов, чтобы хоть немного прийти в себя.       «Я прилетаю завтра. Встретишь меня?»       Она ещё спрашивала! Канда фыркнул и потёр ладонью лицо, чувствуя, как дрожат пальцы. Это было всего лишь сообщение, а он разволновался так, словно она вот-вот должна была появиться. Выровняв дыхание, он набрал ответное сообщение и выпрямился. Откровенно говоря, он готов был сорваться в аэропорт уже сейчас и ждать там, но в этом не было смысла.       «Конечно. Только скажи время».       Эрин отозвалась быстро, сообщив, что прилетает в девять утра. Канда прикусил губу, подсчитывая, сколько у него времени. Чуть больше половины дня и ночь. Не так уж и много, если подумать, но… это же почти сутки, чёрт возьми! Канда потряс головой, чувствуя себя совершенно по-идиотски. Он одновременно радовался приезду Эрин и страдал от того, что не мог увидеть её прямо сейчас. Сжав телефон в руках, он выдохнул сквозь стиснутые зубы и решительно направился к лестнице, ловко лавируя среди людей.       Следовало заняться делом и как следует подготовиться к встрече.       Однако, хоть Канда и пылал энтузиазмом, очень скоро ему пришлось осознать, что как именно готовиться, он не знал совершенно. Пришлось, скрепя сердце, набрать Лави и просить совета, одновременно мысленно уговаривая себя его не убить. Тот, словно только и ожидая звонка, потащил Канду в магазин, где подобрал ему тонкий бежевый пуловер, чёрные джинсы и какие-то безумно модные и очень дорогие кроссовки. Следующей остановкой в их путешествии стал цветочный магазин, где Лави долго пытался выяснить у Канды, какие цветы любит Эрин. Канда вяло отбивался, про себя клянясь узнать это, как только представится возможность. В итоге остановились на скромном букете из хризантем и роз. Вручая его Канде, Лави со смешком проговорил:        — Ну, по крайней мере, роз здесь меньше, чем хризантем. Если будут бить, не так больно.       Канда смерил Лави осуждающим взглядом. Никто не спорил, что у его друга весьма… богатый опыт на любовном поприще, но повторять его у Канды не было никакого желания. Поэтому, вернувшись домой, он выгулял собак, полистал список экзаменационных вопросов по пяти экзаменам в университет и, приняв душ, лёг спать.       А уснуть так и не смог.       Всякий раз, как Канда закрывал глаза, перед внутренним взором вставал образ Эрин. Он всё ещё помнил, как звучит её голос, помнил, как теплы её осторожные ласковые прикосновения. И от мысли о том, что завтра он снова ощутит всё это наяву, а не в своих снах и воспоминаниях, внутри всё скручивалось от волнения, нетерпения и… желания обнять. Всё это время Канда так сильно хотел обнять Эрин, что это стало уже почти навязчивой идеей. Во снах он часто тянулся к ней, касался лица, проводя подушечками пальцев по щекам и линии подбородка, но всякий раз, когда он делал шаг ближе, Эрин растворялась светлым миражом, а Канда просыпался.       Словно она говорила ему — не спеши. Знала бы она, как сложно сдержаться!..       До утра Канда так и не смог заснуть. Смирившись с тем, что сон ускользнул, он до самого утра снова рисовал Эрин на кухне, краем глаза наблюдая в окне, как солнце лениво взбиралось из-за горизонта. До прилёта оставалось чуть больше трёх часов и, Канда, всё-таки отложив карандаш, начал собираться. Всё равно рисунки не выходили такими, какими хотел он.       Собак после недолгого размышления Канда решил взять с собой. Сэт и Сан с готовностью вертелись у входа, а вот Хана с неохотой подняла голову и тихо заскулила, когда Канда попытался пристегнуть к её ошейнику поводок. Он погладил её между ушей и внимательно посмотрел в глаза. В последнее время Хана мало двигалась и с неохотой ела. Временами активность к ней возвращалась, но чаще она просто лежала, наблюдая за всем со своего места. Канда понимал, что его любимице уже много лет, и часто возил её к ветеринарам, но и там разводили руками.       Против возраста ещё не придумали лекарства.        — Хорошо, малышка, — Канда снова погладил Хану, чувствуя, как сжимается сердце при виде прижавшей к голове уши любимицы. — Побудь дома, отдохни. Мы скоро вернёмся.       Оставлять Хану было тяжело, но они оба понимали, что так было лучше. Долгожданной встрече ничто не должно было помешать. Собрав животных и едва не забыв цветы, Канда всё-таки вышел, с трудом запихав собак на заднее сиденье такси. Оставалось совсем недолго.       Сэт, словно чуя его настроение, поставил лапы на колени и лизнул Канду в нос, когда он, в очередной раз покрутив в руках букет, тяжело вздохнул. Замерев, Канда фыркнул и потрепал Сэта по шее, чуть расслабившись. Он переживал, что Эрин изменилась за это время, но если бы она не хотела его видеть, не написала бы, ведь так? Только теперь Канда понимал, сколь глупо было молчать всё это время. Он не знал, что происходило с ней там, не догадывался о чувствах и мог лишь предполагать, с какими мыслями она возвращалась домой.       Эрин обещала дать ему ответ после поездки. Стоит ли ему хоть на что-то надеяться или лучше оставить всё как есть?       Канда не знал. Не знал, что лучше. И не знал, как смириться, если ответ будет отрицательным. Просто не представлял. Да, они провели чудесный вечер тогда, и Эрин была к нему так близко, такой податливо-мягкой и нежной, казалось, протяни руку и вот она, ласковая мерцающая звезда его жизни!.. Но то, что случилось там, на Островах, могло всё изменить. И Канде страшно было об этом думать. Страшно думать, что он упустил единственный шанс на счастье.       Аэропорт встретил его привычным шумом. Люди спешили, рейсы объявлялись, самолёты взлетали и садились. Это место жило своей жизнью, и Канда казался тут лишь мелкой песчинкой. Частью огромного механизма, который не замечал, когда его винтики ломались. Облизав пересохшие губы, Канда нашёл нужный терминал и сел на скамье ожидания, не сводя взгляда с дверей. Но до прилёта оставалось ещё больше часа, и спустя пять минут он, не выдержав, встал и начал ходить туда-обратно. Собаки, привязанные к сиденью, в намордниках, цепко следили за ним. Но если Сан, более флегматичный, улёгся на пол, то Сэт несколько раз пытался привлечь внимание Канды скулением. Канда машинально гладил его, а после снова начинал ходить.       Ожидание давило на плечи. Временами Канде хотелось вырваться туда, на взлётную полосу, чтобы не ждать, пока автобус довезёт пассажиров до терминала и они наконец не выйдут. Чем ближе подбиралось назначенное время, тем сильнее Канде казалось, что что-то пойдёт не так. В очередной раз пройдя мимо своего сиденья, он повернулся, чтобы вернуться, и заметил, как оставленный букет поплыл. Зрение на несколько секунд помутнело, в ушах нарастал гул, а сам Канда судорожно коротко вдохнул, точно тонул.       Приступ, которого никто не ждал, и который начался, потому что он слишком сильно нервничал.       Осознание приступа — уже половина пути к его облегчению. Считая до четырёх и делая короткие вдохи, Канда кое-как добрался до места и рухнул рядом с букетом. Потянул ткань пуловера, жалея, что это не рубашка и нельзя расстегнуть пуговицы. Дышать, только дышать, ничего больше. Канда цеплялся за эту мысль, продолжая считать, и давящий гул понемногу, будто бы противясь, сошёл на нет. Когда зрение пришло в норму, Канда откинулся на спинку скамьи и закрыл глаза. Он чувствовал себя ужасно, так, словно его избили, и не отказался бы сейчас принять душ и лечь спать. Но ему нужно было встретить Эрин, и это было важнее всего, что…        — Юу!       Его имя прозвучало совершенно неожиданно. Вздрогнув, Канда резко поднял голову и повернулся с бешеной надеждой и одновременно жутким страхом. Что, если это не она? Что, если ему всего лишь послышалось, отголоски приступа? Что, если…       Эрин стояла чуть поодаль, сжимая в руке ручку чемодана. Настоящая. Она улыбалась ему, глядя с нежностью и чуть уловимой тревогой, и светло-голубое платье с высоким воротником так удивительно шло ей! Канде казалось, будто время замерло, он с жадностью разглядывал её, подмечая каждую деталь: и подведённые тёмным карандашом глаза, и тёмные очки, которых он на ней раньше не видел, и серебряную подвеску в виде ключика, что висела на её шее. Канда видел каждую деталь, но снова и снова возвращался к лицу и смотрел в глаза. В серебряную бездну, по которой так сильно скучал.        — Юу.       Она позвала его снова, и Канда сорвался с места. Несколькими большими шагами преодолев расстояние, он порывисто перехватил Эрин за руку и притянул к себе, крепко обняв. Именно так, как мечтал всё это время. Уткнувшись носом в её волосы, Канда не расслышал, как сдавленно и удивлённо ойкнула Эрин, лишь почувствовал, как тонкие руки обняли его в ответ — и облегчённо выдохнул.       Живая. Настоящая. Рядом с ним.        — Я скучал, — глухо пробормотал он спустя несколько секунд и, помедлив, всё-таки отстранился. Он боялся смотреть Эрин в глаза, но в её взгляде сияла радость. — Тебя не было так долго…        — Я тоже скучала, Юу, — Эрин улыбнулась и коснулась его лица. — И я рада, что ты приехал меня встретить.       Прикосновение, нежное и ласковое, будто продрало насквозь. Канда сглотнул и поднял руку, чтобы перехватить её ладонь и прижать к щеке, но не успел. Эрин кивнула куда-то за его спину и спросила со смешком:        — Эти цветы — для меня?       Только в эту секунд Канда вспомнил, что, вообще-то, планировал встретить Эрин совсем иначе. Смущённо потерев шею, он кивнул.        — Да, я хотел…        — Ну так чего ты ждёшь? — Эрин смотрела с каким-то незнакомым ему доселе задором. — Дари, раз собирался.       Канда фыркнул. И впрямь, ждать не было особого смысла. Забрав букет с сиденья, он протянул его Эрин, взамен взяв чемодан и наблюдая, как осторожно она вдыхала аромат. Улыбнувшись чему-то, она подняла на него глаза, и в который раз за последние несколько минут Канда поймал себя на ощущении — что-то переменилось. В Эрин. В том, как она держалась, в том, как говорила с ним и как смотрела. Словно та стена, которая всё ещё ощущалась между ними до отъезда, исчезла. Канда не хотел тешить себя ложными надеждами, но и спрашивать ничего не стал. Эрин только приехала, да и потом, если она захочет — расскажет сама. Если молчит, значит, так надо.       Он не будет спешить. Хотя, признаться, ответ ему нужен был уже сейчас. Но Канда помнил об обещании и нарушать его не собирался. Чего бы ему это не стоило.       Домой они вернулись не так быстро, как хотелось. Сэт, обрадованный приездом Эрин, всю обратную дорогу не давал ей покоя: пытался залезть на колени и лизнуть в лицо, а когда не получалось, лизал то, до чего доставал. Таксист, явно раздражённый вознёй, которая его отвлекала, дважды останавливал машину, и Канде приходилось договариваться, хотя гораздо проще было запугать его силой. Канда знал, что справился бы с этим, но в глазах Эрин выглядеть уродом не хотелось. Поэтому он успокаивал немолодого загорелого мужчину с запавшими глазами, дважды добавив ему половину от изначальной стоимости заказа. К концу пути они даже разговорились, и мужчина рассказал, что работает почти без выходных, чтобы выходить жену, и извинился за то, что сорвался. Когда Канда выводил из машины зверей, таксист протянул ему лишние деньги.        — Извините, я не должен был так поступать. Возьмите, это ваше.       Канда, чувствуя на себе взгляд Эрин, только покачал головой, а после, достав из кармана ещё две крупные купюры, вложил их в ладонь мужчины.        — Пусть это поможет вашей жене встать на ноги.       Канда знал, что поступал правильно. Этот мужчина ни в чём не был виноват, он старался, как мог, ради той, кого любил и кем дорожил. Канда понимал его, а потому лишь махнул рукой, когда таксист начал его благодарить, и потянул за поводки животных. Эрин, обогнув автомобиль, какое-то время шла рядом молча, но когда они вошли в дом и остановились у лифта, посмотрела на него прямо.        — Это было благородно.       Канда пожал плечами.        — Ничего особенного.       Двери лифта раскрылись, он запустил собак вперёд, зашёл сам и повернулся к Эрин. Та заняла место рядом с ним и нажала на кнопку их этажа, а после задумчиво проговорила:        — Ты не был обязан, но ты помог ему. Ты действительно изменился, Юу. Я рада это видеть.       Канда не нашёлся с ответом. Наверное, Эрин и впрямь видела больше со стороны, сам Канда думал, что так поступают все нормальные люди. А он хотел быть нормальным. Быть тем, кто не видит призраков прошлого, не тонет в их крови и не хочет умереть, просыпаясь каждое утро. У него только недавно начало получаться, и он совсем не желал отступать.       Они расстались у дверей. Канда меньше всего хотел отпускать Эрин, но она сказала, что ей нужно заехать на работу и повидаться с Исайей и Неттой. Напоследок обняв её, он с трудом отпустил Эрин, взяв с неё обещание, что она заглянет к нему, как освободится. Услышав заветное «да», он зашёл домой не таким опечаленным, как мог бы, и решил в оставшееся время заняться чем-то полезным.       Вступительные экзамены должны были начаться уже через пару дней, и Канде нужно было готовиться, но спустя час бесплодных попыток усвоить информацию он понял, что сегодня ничего не выйдет. Каждый раз, когда Канда отвлекался или закрывал глаза, он чувствовал её ладонь на своей щеке и тепло её тела. Стоило ему отойти, чтобы попить воды и успокоить собак, и он слышал, как Эрин звала его. Это походило на чёртово наваждение, впрочем, Канда не собирался с ним сражаться. Наоборот, решил использовать это состояние и, отложив учебники, снова взялся за карандаши, намереваясь рисовать.       Это было лучшее, что он мог сейчас сделать. Хоть и понимал, что, скорее всего, уже завтра об этом придётся пожалеть. Ну и пусть. Экзамены он сдаст, чего бы ему это ни стоило. А вот идеальный портрет Эрин сам себя не нарисует.       За рисованием Канда не замечал, как летело время, лишь дважды поднявшись, чтобы покормить собак и самому налить себе чай с солёным печеньем. Сан, это печенье обожавший, крутился рядом, надеясь на угощение, но, поняв, что хозяин даже не обращал на него внимание, ретировался в комнату. Канда заметил его уход краем глаза и усмехнулся. Из двоих псов более активным считался Сэт, а Сан казался дружелюбным и флегматичным, но хитрости и упрямства ему было не занимать. Даже странно, что он сдался так быстро и ушёл, не получив желаемого. Впрочем, думать об этом долго Канда не хотел, увлечённый процессом. На страницах один за другим появлялись рисунки, и, что удивительно, не только Эрин там была. Канда с огромным удовольствием нарисовал взъерошенного, но совершенно счастливого Артура с Даной, Лави в окружении собак, смотревших на него влюблёнными глазами, Линали, улыбавшуюся ласково и нежно. Канде хотелось заполнять страницы чем-то светлым и тёплым.       Конечно, нашлось там место и для Эрин. Откровенно говоря, ей отводились почти все страницы. Рисуя её, Канда чувствовал себя умиротворённым. А ещё очень-очень неприличным, когда вырисовывал контуры её обнажённого тела. Шрамик на шее, тонкое запястье, открытое плечо, округлость груди… каждая деталь казалась ему важной. Он касался их в своих снах, выцеловывал, оставляя горячие следы, и, перенося на бумагу, хотел запечатлеть это ощущение безграничного счастья.       Думать о том, что это в итоге будет невзаимно, было почти физически больно.       Два последних штриха оставались до завершения нового наброска, когда в дверь позвонили. Канда дрогнул, а потом быстро встал и поспешил к двери, едва не споткнувшись о Сэта, выбежавшего раньше него. Чертыхнувшись, Канда открыл дверь и не смог сдержать улыбки. Он знал, что это Эрин, чувствовал, но видеть её перед дверью квартиры, всё в том же платье, что и утром, всё ещё казалось ему каким-то чудом.        — Не помешала? — спросила она и наклонилась, чтобы погладить высунувшегося и подставившего под ласки голову Сэта. — Привет, малыш. Я тоже рада тебя видеть.       Канда шумно вдохнул, прежде чем ответить. Почему-то то, как Эрин общалась с его псом, и как тот тянулся к ней, радостно виляя хвостом, ожгло его невыносимой нежностью. Для него они оба значили невероятно много, и то, что между ними не было вражды…       Шум, раздавшийся из глубины квартиры со стороны кухни, не дал Канде собраться с мыслями. Выругавшись, он порывисто бросился на звук, ровно чтобы застать Сана за преступлением. В охоте за печеньями, оставленными без присмотра, тот свалил со стола всё, что там было: альбом, учебники, документы и даже чудом не разбившуюся тарелку. Заметив хозяина, он виновато завилял хвостом и прижал к голове уши. Злиться на него, особенно когда Сан смотрел на него вот так — жалобно и просяще — у Канды не выходило. Он тяжело выдохнул и, подняв с пола два оставшихся печенья, скормил псу.        — Пушистый засранец, — проворчал он и легонько потрепал его за ухо. — Разбаловал я тебя.        — Ты просто их очень любишь.       Канда резко обернулся, не ожидая, что Эрин войдёт следом. Сэт, привлечённый происходящим, тоже пришёл, и в небольшой кухне моментально стало тесно. Канда неловко развёл руками.        — Они этим бессовестно пользуются. Давай я уведу их, уберу всё и угощу тебя кофе.       Эрин кивнула, и Канда быстро вывел собак в гостиную. Настрого приказав им не мешать, он вернулся, на ходу прикидывая, какими лучше сладостями угостить Эрин — шоколадными пирожными или фруктами в сахаре… и замер в проходе. Сердце предательски сжалось, а потом застучало так, словно в него вкололи адреналин напрямую. Пока его не было, Эрин успела убрать беспорядок, но то, что она держала в руках, Канда предпочёл бы никогда ей не показывать. Его глупые эмоции, до которых никому не должно быть дела. Даже ей.        — Эрин, это… — он запнулся, видя, как она развернула лист, и зажмурился. — Не читай. Пожалуйста.       Ответом ему была тишина. Ощущая, как буквально натянулся каждый нерв в ожидании осуждения или насмешки, Канда медленно открыл глаза, очень боясь смотреть на Эрин. Она читала письмо, и по её лицу сложно было понять что-то. Точнее, Канда не пытался, почти сразу метнувшись взглядом прочь, не поднимая его от пола. Идиот, какой же идиот! Надо было сжечь! А он, сентиментальный придурок, оставил, вложил в альбом, решив, что уж там-то его никто не найдёт!.. Конечно. Конечно.       Когда тишина стала невыносимой, Канда всё-таки собрал всю волю в кулак и посмотрел на Эрин. Он ожидал увидеть всё, что угодно… кроме того, что она, крепко сжимая в пальцах лист бумаги, плакала. Не навзрыд, но он отчётливо увидел несколько слезинок, катившихся по её щекам.        — Эй! Эрин, ты чего? — он порывисто шагнул к ней и осторожно утёр слёзы, с тревогой вглядываясь в её лицо. — Что такое? У тебя что-то болит?       Эрин сглотнула и помотала головой. Улыбнулась, хоть это и вышло дрожаще и немного изломанно.        — Нет… нет, — она облизнула губы и подняла листок так, чтобы Канда его видел. — Ты хоть представляешь, что это?       Канда, не зная, что ответить, лишь пожал плечами, ощущая внутри смесь из горчащих эмоций. Стыда, неловкости, разочарования в себе. Он никогда не был таким эмоциональным, и теперь это казалось настолько глупо, что хотелось провалиться сквозь землю.        — Просто глупое письмо, — чуть глуховато отозвался он. — Это не повод плакать…        — Ты не понимаешь, Юу, — Эрин приложила ему пальцы к губам, как делала это уже однажды, и он замер, ошарашенный. В её взгляде плескалась и жила серебряная бесконечность, яркая, ослепляющая. — Это письмо — важная часть тебя. Твои эмоции, о которых мне хотелось знать. И я благодарна тебе, что ты написал его и позволил мне увидеть.       Она коротко, судорожно вдохнула и переместила ладонь на его щёку. Погладила осторожно, едва касаясь:        — Ты позволишь мне сохранить его?       У Канды не было вообще никаких вариантов, кроме «да». Да и стоило ли вообще спрашивать? Когда она касалась его, когда смотрела так, как сейчас, Канда был готов на всё ради неё. Если бы Эрин попросила шагнуть в бездну, он сделал бы это, не задумываясь, и ощущал бы себя по-идиотски счастливым. Наверное, это было неправильно. Но то, что казалось Канде глупым, вдруг оказалось важным для Эрин. И отказывать ей в такой малости он ни за что бы не стал.        — Бери, — голос всё ещё казался немного севшим. — Если это так важно.       Она помедлила, будто сомневалась в том, что расслышала правильно, и кивнула. Осторожно сложила письмо и спрятала его в карман платья.        — Спасибо, Юу, — улыбнулась Эрин. — Это много для меня значит.       Это негромкое «спасибо» будто бы пробралось в самое сердце и осело там светлой искрой, которая не собиралась гаснуть. По крайней мере, так казалось Канде на следующее утро, когда он проснулся и несколько минут лежал, вспоминая вчерашний вечер. Эрин рассказывала о поездке, показывала фотографии брата и обещала их познакомить, а он смотрел на её улыбку, руки, которые то и дело невзначай касались его, ловил взгляд — и понимал, что большего ему не нужно. Её радость и её благодарность наполнили его чем-то, что Канда до этого момента не испытывал. Хрупкое, нежное, невесомое. Он не знал этому названия и очень боялся разрушить, как чуть было не разрушил тёплую атмосферу вечера, когда задал неосторожный вопрос.        — Тебе помогли врачи на Островах?       Эрин много рассказывала о поездке, но самого главного упорно избегала. И когда Канда спросил, она замерла, точно застигнутая врасплох, а потом опустила плечи. Он не видел её лица полностью, но Канде показалось, что она невесело — горько даже — усмехнулась.        — Амиция сказала, что всё прошло хорошо. Но так ли это, покажет время, — Эрин тряхнула головой и подняла взгляд на Канду. Такой, что у того на миг сжалось сердце от невысказанной тоски и грусти. — Я сделала всё, что могла. Больше не хочу об этом думать.       Он принял её слова и больше не спрашивал ни о чём. Однако разговор уже не вернулся к прежнему руслу, и вскоре Эрин ушла, пообещав заглянуть завтра вечером, а Канда остался один, чувствуя себя идиотом — но идиотом чертовски счастливым. Он допустил ошибку, но он сможет её исправить, главное, что она теперь рядом, а не где-то там, на далёких Островах.       Хотя, если бы возникла такая необходимость и у Канды кончилось терпение — он бы поехал за ней туда. К счастью, не пришлось. А терпение ему требовалось теперь несколько для иной задачи.       Предстояли вступительные экзамены.       Времени на подготовку почти не было, но, насколько Канда успел понять, многое из того, что он учил перед выпускными экзаменами, использовалось и при поступлении. По крайней мере, ему очень хотелось в это верить, когда он садился за списки экзаменационных вопросов. На деле же всё оказалось немного… много сложнее. Информации, которую предстояло запомнить за пару дней, было куда больше, чем Канда предполагал. Радовало только одно — задачи, которые были в экзаменационном листе, были похожи на те, что он в последнее время усиленно решал с Артуром. Хоть с чем-то проблем не должно возникнуть.       Поначалу сосредоточиться было трудно: мысли постоянно соскальзывали на Эрин и на то, что вечером она должна была прийти. Но после полутора часов почти бесплодных попыток заучить материал Канда всё-таки смог взять себя в руки. Выпив две чашки зелёного чая, он волевым усилием выбросил из головы всё, что не касалось экзаменов. С гораздо большим удовольствием он бы, конечно, вышвырнул все учебники в окно, но как после этого смотреть в глаза Эрин? А Артуру? Тот столько сил положил, чтобы Канда смог сдать эту чёртову математику и остальное. Видеть в глазах этих людей разочарование Канда хотел меньше всего. Поэтому выбора не было — оставалось только учиться.       Иногда упрямство Канды, доводившее его до проблем, действительно помогало.       Он так увлёкся подготовкой, что Эрин, заглянувшая ближе к девяти вечера, ушла очень быстро, пожелав удачи. Конечно, Канда не хотел её отпускать. Но впереди маячила цель, которой он мог достичь. По-настоящему, без всяких «если бы» и условностей, которые могут зависеть от чужих эмоций. Здесь значение имели только знания Канды и его умения, и он собирался выжать из себя максимум. Один раз ведь он уже прошёл через экзамены! И всё сдал. Не так хорошо, как хотелось, но результатом он остался доволен.       Нужно только ещё немного постараться…       Меры в старании Канда временами не знал. Поэтому ночью перед экзаменами поспал максимум пару часов, просидев над учебниками. Кляня себя за глупое решение, он быстро собрался и, закинув ключи подъехавшему погулять с собаками Лави, умчался на экзамены. Внутри всё переворачивалось от волнения, но чем ближе Канда подходил к университету, тем спокойнее становился. Так бывало каждый раз перед сражениями. Канда старался просчитать возможный исход, а когда подходило время действовать — выбрасывал из головы все расчёты, потому что они не имели смысла.       Да, он уже не на войне. Но кто сказал, что это не его маленькая схватка? Схватка за нормальную жизнь. За шанс стать полноценным человеком.       Сами экзамены Канда запомнил плохо. Коридоры и аудитории были переполнены сдающими, и ему периодически приходилось прижиматься к стене и делать дыхательную гимнастику. Справляться с паническими атаками — хотя Канда сомневался, что это они — становилось привычным делом. Да и давали они о себе знать всё реже, и Канда надеялся, что со временем они совсем отступят. Благо, во время самой сдачи предметов всё было в порядке. Кроме нервной системы Канды, конечно. Он очень старался оставаться спокойным, и только выйдя за дверь университета на улицу спустя почти пять часов, понял, как сковало напряжением всё тело. Проведя ладонями по лицу, он медленно побрёл в сторону парковки — там располагалась автобусная остановка. Стоило вернуться домой, поесть и хоть немного поспать, иначе он просто рухнет где-нибудь и не встанет.       Едва Канда приблизился к асфальтному пятачку, забитому машинами, как оттуда раздался громкий гудок. Вскинув голову, он без труда обнаружил приметную машину Лави, который махнул ему рукой. Он сделал шаг к нему и моргнул, подумав, что ему показалось — на пассажирском сиденьи сидела Эрин. Канда потряс головой, но видение не исчезло. Напротив, заметив его замешательство, она вышла и сама приблизилась, улыбнувшись ему.        — Привет, — она смотрела на Канду так, что, казалось, земля уходила из-под ног. — Ну что, тебя можно поздравить?       Канда не сразу понял, что у него что-то спросили — смотрел на белую рубашку Эрин. Точнее, на три верхние расстёгнутые пуговицы, которые так и манили взгляд. Зажмурившись, он поднял глаза выше, искренне надеясь, что Эрин не заметила секундной заминки.        — Нет, — он качнул головой и зевнул. — Пока нет. Результаты будут только через сутки.        — В любом случае — ты сделал это. Ты здесь, ты сдал экзамен самому себе.       Эрин шагнула ещё ближе и, положив ладонь на его плечо, осторожно сжала.        — Ещё весной ты бы не поверил мне, скажи я, что ты будешь поступать учиться. А теперь ты у финиша. И я горжусь тобой. Ты справился, Юу.       Слова, которые Канда вообще не ожидал услышать, смутили его. Он не думал об этом вот так, наоборот, в последние дни стало казаться, что он делал слишком мало, мало старался. Но… Эрин ведь видела со стороны. Ей проще было составить реальную картину того, как он жил, и если она говорила, что он справляется — значит, так оно и было. Время и собственные ошибки, исправленные с её помощью, научили его доверять Эрин.       Вот только что отвечать на подобную похвалу, Канда так и не знал, поэтому промолчал, только усмехнувшись краешком губ. Эрин, всё понимая, потянула его за собой.        — Поехали. Лави отвезёт нас. Тебе нужно отдохнуть, а вечером я приглашаю тебя на ужин. У нас будет гость.        — Гость? — переспросил Канда, понятия не имея, кого она могла пригласить на совместную трапезу. — Артур?        — Нет, — отозвалась Эрин. — Дед.       Они подошли к машине и в беседу вмешался Лави, поздравляя Канду и рассказывая, что делали собаки утром. Он что-то говорил про Сэта и Хану, но Канда почти не слушал. Усевшись на заднее сиденье, он смотрел на Эрин и всё никак не мог уложить в голове её слова. Дед? Дилон Сартес? Тот самый, который вытащил его сначала из лап смерти, а потом из тюрьмы? О дьявол. Это была одна из самых худших вещей, которая только могла случиться! Канда был уверен, что Дилон его не любил, и это ещё мягко сказано. И о чём они могли говорить за ужином, не рискуя скатиться в перебранку или, того хуже, мордобой, Канда совершенно не знал.       На секунду представив, как они дерутся на глазах у Эрин, Канда потряс головой. Нет-нет-нет, этого нельзя допустить! Канда никогда себе этого не простит, но и молчать на какую-нибудь колкость язвительного прокурора вряд ли сможет. Охваченный этими мыслями, он остановил Эрин, когда они стояли у дверей квартиры, и она собиралась уйти к себе.        — Эрин, послушай, — он развернул её за плечо, стараясь не думать о том, каким хрупким оно казалось под его пальцами. — Я не думаю, что это хорошая идея.       Видя, что она не понимала, он добавил, уже очевидно стушевавшись:        — Ну… ужин с твоим дедом. Я знаю, что он не очень хорошо ко мне относится. И не хочу испортить вам вечер.       Эрин молчала несколько секунд, внимательно разглядывая его лицо. От этого взгляда Канде стало не по себе, и он уже готов был извиниться за то, что не придёт, как вдруг Эрин коротко рассмеялась. Этот звук оказался настолько неожиданным, что Канда ошеломлённо замер, глядя на неё, как на чудо.        — О да, — она перехватила его ладонь и сняла с плеча, но не отпустила, сжав пальцы. — Дед довольно скуп на эмоции и редко кому показывает своё расположение. Но я тебя уверяю, к тебе он относится куда лучше, чем ты думаешь. Так что на ужин приходи обязательно. Тем более, тебя ждёт сюрприз.       Она как бы невзначай провела большим пальцем по тыльной стороне ладони Канды и отпустила его руку.        — Всё. Отдыхай. Я позвоню.       Она ушла, а Канда ещё с минуту стоял, точно оглушённый. Нет, что-то определённо было не так. Эрин вернулась с Островов совершенно другой, и он пока не знал, как к этому относиться — радоваться или опасаться. Канда очень старался, но всё ещё плохо разбирался в эмоциях, они сбивали с толку, заставляли подолгу раздумывать и бесконечно сомневаться. Иногда ему казалось, что в нём не остаётся ничего, кроме проклятых сомнений, и от них некуда было деться.       Вот как сейчас. Почему она смеялась? И почему так уверена, что прокурор не презирает его? Почему?       Понимая, что ответа на вопрос до встречи с Дилоном не найдёт, он зашёл в квартиру и, едва дойдя до кровати, провалился в сон, даже не раздевшись и не поев. Остатки сил ушли на душевную борьбу, поэтому Канда спал настолько крепко, что с трудом разлепил тяжёлые веки, когда зазвонил телефон. Почти не глядя, он нашарил трубку на тумбочке и нажал на кнопку приёма звонка.        — Да, — голос после сна звучал очень хрипло.        — Ты в порядке? — взволнованно спросила Эрин. — Я звонила в звонок, но ты не открыл. И ключом не получается. У тебя всё нормально?       Шумно выдохнув, Канда сел на кровати и посмотрел на часы. Почти восемь. Он проспал около пяти часов, а собирался всего два-три! Чертыхнувшись, он поднялся на ноги и, не отвечая Эрин, прошёл к двери, чтобы открыть её. Та на удивление легко поддалась, и Канда понял, что даже не запер её, когда пришёл.       Удивительная… беспечность.       Эрин, стоявшая на пороге, переминалась с ноги на ноги в тонких колготках, которые виднелись из-под ткани чёрных брюк. Увидев его, она облегчённо выдохнула и убрала телефон, но, окинув Канду скептическим взглядом, тяжело вздохнула.        — Нет, так не годится. Давай, прими душ, переоденься и приходи к нам, мы ждём.        — Эрин, может… — начал было Канда, продолжая смотреть на её ноги, но договорить ему не дали.       Эрин, шагнув ближе, толкнула его в плечо, заставляя отступить. Она оказалась так близко, что Канда уловил её аромат — сирень и вереск. За время их знакомства этот запах стал для Канды любимым, и потому сейчас он сглотнул, с трудом удержавшись от того, чтобы не притянуть Эрин к себе и не уткнуться носом в её шею. Хотелось вдыхать его бесконечно, наслаждаясь им, наслаждаться близостью Эрин.       Она, казалось, ничего не заметила, но Канда увидел беспокойно-смущённо метнувшийся взгляд и чуть заметно напрягшиеся плечи. Эрин стояла слишком близко, чтобы не чувствовать его дыхание и не ощущать тепло тела. Однако владела она собой ничуть не хуже, чем он, поэтому, тряхнув головой, отстранилась первой.        — Дед очень хочет с тобой поговорить. Клянусь, ничего смертельного. Но не заставляй его ждать, хорошо?       Меньше всего Канда хотел думать о Дилоне. Меньше всего, чёрт возьми! Но ничего не оставалось, кроме как принять правила и тоже отступить. С чувством острого сожаления.        — Хорошо. Я скоро буду.       С мысленной усмешкой Канда отметил, что прозвучало это, как приговор. Впрочем, ничего удивительного. Встреча с прокурором, наводившим ужас на всю армию, а по совместительству являвшимся дедом его любимой женщины — то ещё испытание. Но если он не выстоит сейчас, о чём вообще можно мечтать и надеяться?       Он должен был это сделать. Ради Эрин. И ради себя. Ради… них.       Канда постарался принять душ максимально быстро и, покормив собак, вышел на лестничную площадку. Подняв руку, чтобы постучать, он замер, чувствуя, как скручивается напряжением всё внутри. Он давно не видел Дилона, но хорошо помнил его последний взгляд, и потому сейчас встреча вряд ли могла начаться с хорошей ноты. И вместе с тем Канда понимал, что от него зависит слишком много, и если сейчас струсить и уйти, исправить никогда ничего не получится. Выдохнув, он постучал.       Делай, что должно, и будь, что будет. Кажется, так говорил отец?..       Дверь отворилась практически сразу, и Эрин, всё в той же одежде, довольно кивнула и отступила.        — Ты вовремя. Дед как раз спрашивал, не передумал ли ты.       Как иронично, подумал Канда, проходя внутрь и чувствуя умопомрачительный запах мяса. Он бы не удивился тому, что Дилон Сартес умел читать мысли, вот только уже спустя пару секунд эта мысль перестала иметь значение. Канда вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего вечера, и живот его предательски заурчал. Да так громко, что, казалось, этот звук слышали во всей квартире. Он тяжело вздохнул. Ну почему всегда всё идёт так по-идиотски?..        — Я знала, что ты голодный, — усмехнулась Эрин и, взяв его за руку, потянула на кухню. — Идём. Дед прекрасно готовит.       Канде ничего не оставалось, кроме как послушно последовать за ней. О том, что это была плохая идея, он подумал запоздало, когда они зашли внутрь, и Дилон, сидевший за столом, внимательно посмотрел на их ладони. В первую секунду Канде нестерпимо захотелось оборвать хватку, но он безжалостно задавил это желание и крепче сжал ладонь Эрин, а после посмотрел Дилону прямо в глаза.        — Добрый вечер, — голос почти не выдавал напряжения, и Канда мысленно этому порадовался. — Рад видеть вас в добром здравии, прокурор Сартес.       Дилон чуть склонил голову набок, глядя на него очень цепко, так, словно хотел увидеть душу. Канда понимал, что его проверяют, и потому не отворачивался, не дёргался и не отводил глаз. Он хотел показать Дилону, что в своих намерениях твёрд, что бы тот там себе ни надумал. Напряжение, повисшее в комнате, стало почти осязаемым, и вдруг Дилон чуть заметно поморщился и откинулся на спинку стула. Скрестил руки на груди и кивнул на свободные стулья напротив.        — Просто Дилон. Мы уже давно не на войне, парень. А в ногах правды нет. Садись. Я слышал даже отсюда, насколько ты голоден.       Канда растерянно моргнул, а Эрин, хмыкнув, подтолкнула его к столу. Он повиновался, искоса наблюдая за тем, как она устроилась рядом и совершенно свободно принялась за кусок хорошо прожаренного мяса с какой-то остро пахнущей специей и томатами. Во рту набралась слюна, и он с трудом сглотнул её, прежде чем осознал, что перед ним стоит точно такая же тарелка, наполненная едой. Аппетитной едой. Вкусно пахнущей едой.        — Ешь, — негромко, но веско уронил Дилон, и Канде совершенно не хотелось спорить.       За всё время, пока он был занят мясом — и вправду невероятно сочным и вкусным — Дилон не мешал ему. Они о чём-то общались с Эрин, упоминая Юнону и Эрита. Канда, невольно прислушиваясь, понял, что Эрит — это брат Эрин, а Юнона, должно быть, была ещё одной родственницей. Искренне порадовавшись, что они сегодня не собрались все в одном месте, он отодвинул от себя пустую тарелку и поднял взгляд.        — Спасибо, — негромко проговорил Канда, глядя на Дилона. — Это было вкусно.        — А ты думал, я только психов наказывать умею? — хмыкнул тот. — Мужчина должен уметь вкусно готовить, особенно мясо. Иначе его женщина умрёт от голода. Ты же этого не хочешь?       Канда только кивнул, ощутив себя крайне неловко. Он решил не упоминать, что повар из него и вполовину не такой хороший, как из Дилона. Эрин покосилась на него, и Канде показалось, что она улыбнулась. Насмешливо или нет, проверить не было возможности. Впрочем, об этом быстро забылось, потому что Эрин, выпрямившись, вдруг снова взяла его за руку, крепко сжала, а потом посмотрела на него.        — Я попросила деда приехать, потому что хотела поговорить с тобой о твоём звании, — проговорила она, и пальцы её сжались сильнее, словно она опасалась, что Канда сбежит. — Скоро парад. Не знаю, успеешь ли ты, но если подашь прошение сейчас, то есть вероятность, что тебя восстановят. Дед обещал помочь.       Канда несколько минут молчал, не зная, что сказать. Перед глазами всплыла короткая и странная сцена, когда он разглядывал мундир Эрин и чувствовал странную тупую боль. У него ведь был такой же мундир. И ордена, медали, которые ему вручали… за ними пряталось много крови и страданий, но ещё и упрямства Канды. Желания победить. А потом и умереть. Много того, что было важно, но что стало невозможным считать своим. Канда был с этим не согласен — с самого начала, когда только его отправили в штрафбат и лишили звания. Потом это перестало иметь значение… и вдруг снова обрело его сейчас. Правильно ли он поступал?       Канда не знал. Но не попытаться не мог.        — Я уже подал прошение, — признался он на выдохе, сам не замечая, как стиснул ладонь Эрин. Дилон наверняка это видел, но Канде было плевать. — Ещё до экзаменов. Не знаю, отправил ли его Исайя, но… не думаю, что они успеют.        — Посмотрим, — отозвался Дилон. — Да и насчёт сроков — парад перенесут. Он состоится не раньше начала октября. Главы Федерации хотят приурочить его к подписанию соглашения с Архипелагом.       Канда вскинул голову и удивлённо посмотрел на Дилона. Откуда он…        — Не смотри на меня так, парень, — Дилон прищурился, и в этом остром взгляде Канде почудилась лёгкая насмешка. — Я знаю это, потому что я буду рядом со своей сестрой в этот день, а она подпишет это соглашение. И я точно уверен, что парад перенесут, поэтому твоё прошение могут рассмотреть до него. И рассмотрят. Я позабочусь.       Канда моргнул, не понимая, ослышался он или нет. И Дилон, и Эрин оставались совершенно серьёзны, без намёка на шутку или улыбки, и он медленно перевёл взгляд с неё на Сартеса-старшего и обратно. Дилон… кто?.. И его сестра?.. Информация никак не желала укладываться в голове. Как такое вообще могло случиться?        — Кажется, ты его шокировал, — заметила Эрин, осторожно поглаживая большим пальцем ладонь Канды. Он даже не сразу это осознал.        — Переживёт, — отмахнулся Дилон, хмыкнув.       Переживёт. Иронично, отметил про себя Канда. Как, чёрт возьми, иронично. Он влюбился в женщину, ближайший родственник которой — глава Серого Архипелага. Не то чтобы это что-то меняло в его отношении к ней, но, дьявол, такие совпадения вообще бывают? На войне о главах Архипелага ходило много слухов. Часть из них гласила, что они законченные ублюдки и психи, другая — что они чуть ли не в ранге святых и сражаются бок о бок со своими солдатами. Канда не верил ни во что, предпочитая не думать о незнакомых людях, но теперь понимал, кто именно спас его шкуру, и кому он обязан был всем, что имел сейчас.       А ещё в кого Эрин такая… восхитительно-невероятная.       Из глубины квартиры донёсся звонок мобильного и Эрин, извинившись, поспешно встала и вышла, оставив Канду наедине со своим дедом. Канда понимал, что нужно было что-то сказать, но слова не находились. С каждой секундой чувствуя себя идиотом всё сильнее, он выдохнул и наконец нашёлся с вопросом:        — Я хотел узнать насчёт того… — очень хотелось нецензурно выругаться, но он сдержался, — человека. Его звали Коэль. Что с ним стало?       Говорить о статусе Дилона Канда не видел смысла, поэтому нашёл более волнующую тему. И, судя по тому, как внимательно посмотрел на него Дилон, волновала она не только его. Тот помолчал немного, разглядывая Канду и будто бы раздумывая, стоило ли отвечать. Он точно искал в Канде что-то ценное, то, что позволило бы решить — этот человек действительно достоин. И ответов… и чего-то большего.        — Почему ты спрашиваешь?       Отвечать вопросом на вопрос было не очень красиво, но Канда решил не жаловаться, вместо этого выбрав быть честным.        — Он напал на Эрин. Я хотел убить его, но в итоге отпустил. И теперь не знаю, правильно ли поступил.       Дилон снова помолчал, но Канда уловил: что-то в его позе и взгляде неуловимо поменялось. Он словно стал чуть менее напряжённым, не ожидающим броска в любую секунду. Канда хотел верить, что ему не показалось, и что ответ, который он дал, не разочаровал этого человека.        — К тебе вернулась человечность, но ты справедлив, — заключил Дилон и, склонив голову, кивнул. — Ты всё сделал правильно. Тебе не стоило марать руки. Мы позаботились об этом, я и моя сестра. Иногда Юнона… — он сделал неопределённый жест рукой, — она меня пугает. Когда будешь знакомиться с ней, будь вежливым мальчиком. Она таких любит.       Канда недоумённо нахмурился. Ему показалось, что Дилон иронизировал над ним, говоря о знакомстве с сестрой. В этом же не было никакой нужды!.. Ответить он не успел. Дилон вдруг подался вперёд, и смотрел он на этот раз открыто и предельно серьёзно. Канде на секунду даже показалось, что в его светлой, как у Эрин, радужке, сверкают короткими вспышками молнии.        — Я знаю, как ты относишься к моей внучке. Не то чтобы я всецело одобряю это, но… вы взрослые люди. И ты показал, что умеешь заботиться о ней. Она у меня одна, так что… — он сделал паузу, и Канда отчётливо ощутил, как несколько капель пота скатились по вытянутому в струнку позвоночнику, — береги её. И всё будет хорошо.       Эрин зашла в комнату в тот миг, когда Дилон расслабленно откинулся назад и делал вид, что всё это время так и просидел. Она подозрительно глянула на деда, потом на Канду, и вздохнула.        — Ты запугивал его?        — Я? — возмущение Дилона было абсолютно искренним. — Да как ты можешь. Мы подружились. Да, Канда?       Канда кивнул. А что ему оставалось? Он был в таком смятении от того, что услышал, что связно говорить не нашлось никаких сил. Ему нужно было время подумать о словах Дилона, о том, что тот имел в виду. И правильно ли Канда всё понял.       Правильно ли то, что ему… позволяли быть рядом с Эрин.       Наверное, об этом стоило поговорить с самой Эрин. Но Канда в тот вечер ушёл, так и не обмолвившись ни о чём. Он долго крутил в голове слова Дилона, а потом решил — пусть всё идёт так, как шло, словно их никогда не было. Канда не собирался хуже относиться к Эрин или отдаляться, наоборот, всей душой желал сблизиться. А кто там что говорил… да чёрт с ним. Всё зависит только от него и от неё, ни от кого больше.       Когда Канда подавал прошение, он думал, что время до парада будет тянуться мучительно бесконечно, но он ошибся, потому что рядом была Эрин. С того дня, как они поужинали с её дедом, они проводили вместе много времени. Гораздо больше, чем раньше. Эрин была первой, кто поздравил его с поступлением, позвонив и пригласив на праздничный ужин в ресторан. Канда не хотел, но в итоге оказался среди тех, кто действительно был рад за него — Эрин, Артур, Дана и Лави. Эрин приходила к нему вечерами, помогая с занятиями и просто поболтать за ужином или чашкой чая. Эрин находила время ответить на его звонки и однажды даже помогла справиться с панической атакой в один из первых дней обучения. Канда слушал её голос, спокойный, мелодичный, ласковый, и понимал, что большего в этой жизни ему не нужно.       Только чтобы она говорила с ним. Всегда.       Канда тоже не хотел быть бесчувственным чурбаном. Помня слова Дилона о готовке, он старался и едва ли не каждый день готовил ужины. Эрин часто наблюдала за ним с улыбкой и неизменно была благодарна, сколь бы плоха ни оказывалась еда. Канда просил её быть честной, но она только улыбалась и ела с таким аппетитом, будто это лучшее, что она пробовала за свою жизнь. И по лицу её совершенно нельзя было понять, что не так. Канда сдавался в попытке разгадать — но не в попытке научиться нормально готовить.       И в один из таких вечеров, когда Канда никого не ждал, раздался звонок в дверь. Убавив огонь под сковородой с мясом, он, нахмурившись, прошёл к двери. Эрин сказала, что у них вечером должно было быть совещание, а потом она собиралась поехать к Артуру обсуждать детали готовящейся свадьбы. Но едва он повернул ручку и распахнул дверь, как удивлённо замер.       Перед ним, прислонившись к стене плечом, стояла Эрин. В строгом чёрном костюме и синей рубашке, которая выбилась из брюк и проглядывала из-под полы пиджака. Рюкзак висел на одном плече, а на лице Эрин отпечаталось выражение такой вселенского отчаяния, что Канда мгновенно перепугался.        — Эрин, с тобой всё в порядке?       Он хотел шагнуть к ней, чтобы подхватить и завести в дом, но она его опередила. Оказавшись рядом, она, ни слова ни сказав, ткнулась лбом в плечо и обняла за талию. В первую секунду Канда, кажется, забыл, как дышать. Нет, они, конечно, общались и касались друг друга, но вот так близко Эрин уже давно не оказывалась. И тем более, не обнимала его первой. А это могло значить только одно — что-то действительно случилось.        — Эрин, — тихонько позвал он. — Что случилось?       Пауза, возникшая после его вопроса, показалась Канде колючей, полной напряжённости, готовой вот-вот ужалить неприятной правдой. Эрин, словно не желая отвечать, только прижалась крепче, по-прежнему не поднимая головы.        — Ничего, — голос её звучал глуховато, а дыхание обжигало кожу сквозь ткань футболки. — Я просто очень устала.       Оцепенение схлынуло и Канда, выдохнув, сам привлёк её к себе, умудрившись затворить дверь. Одной рукой продолжая обнимать её, он мягко коснулся волос, осторожно поглаживая по голове и плечам, и чувствуя, как они напряжены. Канда знал, что Эрин много работала, но после отпуска, казалось, стало полегче. Она говорила, что Керо, новый куратор центра, выбил хорошее финансирование, и у них появились новые психологи, так что часть пациентов с неё сняли. Но знал Канда и то, что Эрин часто пряталась в работе и брала на себя больше, чтобы не думать о чём-то ином. Неужели снова?..        — Почему ты не позвонила? Я бы встретил тебя.        — У тебя нет машины, — отозвалась она с едва заметным смешком. — И прав тоже нет. Да и я уже здесь, так что какая разница.       Канда хотел отстраниться, но Эрин, едва почувствовав это, вцепилась в него сильнее. Он вздохнул. Было бы здорово обнимать её вот так, но ужин грозил сгореть, да и долго стоять всё равно не вышло бы. Немного подумав, Канда всё-таки выпутался из кольца её рук — ровно для того, чтобы подхватить её и отнести в гостиную. Она удивлённо ойкнула, когда он усадил её на диван, и посмотрела снизу вверх.        — Посиди здесь немного, ладно? Я проверю мясо и вернусь.       Слово Канда сдержал. Перевернув стейк и добавив специй, он вернулся и, опустившись на одно колено, снял с Эрин туфли. Это стоило сделать сразу… или не делать вообще, потому что Эрин, едва избавившись от обуви, блаженно вытянула ступни, и от этого движения Канду почему-то бросило в жар. Ноги у Эрин были красивые: хрупкие, будто выточенные из мрамора, но в то же время сильные — он видел крепкие мышцы под нежной кожей. По этим линиям хотелось провести пальцами и узнать, каковы они на ощупь. Спустить линию ниже, к пятке, прочертить по стопе к изящным пальчикам… Канда моргнул и, тряхнув головой, отстранился. Подняв голову, поймал внимательный взгляд Эрин и порадовался, что краснеть не умел с детства.        — Что? — спросил он на всякий случай.        — Ничего, — отозвалась она и с ногами забралась на диван. — Посидишь со мной?       Вместо Канды на вопрос решил ответить Сэт, который с размаха запрыгнул рядом и начал активно пытаться облизать Эрин лицо и всё, до чего мог дотянуться. Канда, фыркнув, поднялся, слушая, как она смеялась в попытках увернуться от собаки. Чёрт, за этот звук он готов был продать душу, потому что в этот миг очень чётко осознал: если счастлива она — счастлив он.       Всё до безобразия просто.        — Вот он тебя пока и займёт. А я пойду готовить нам ужин.       Довести стейк до ума и подать максимально красиво, почти как в ресторане, не заняло много времени. Наградой стал восхищённо-удивлённый взгляд Эрин, когда она, с трудом согнав Сэта обратно, увидела ужин. Канда, мысленно пожелав себе удачи, поставил поднос на низкий столик, который до того придвинул к дивану.        — Может, вина? — неуверенно предложил он. Сам Канда не пил очень давно, да и предпочитал виски, но держал в запасе бутылку красного и белого вина для гостей. Помнится, Лави очень удивился его предусмотрительности, но Канда всё же был онийцем и старался придерживаться родных обычаев гостеприимства.       Эрин качнула головой, а потом, подумав, стянула с волос резинку, державшую косу.        — Нет, я хочу попробовать эту красоту. У тебя получается всё лучше и лучше!       Комплименты Канда принимать не умел, поэтому максимально слился с мебелью и не отреагировал. Вместо ответа он взял свою тарелку с уже аккуратно нарезанным мясом — за таким столом орудовать ножом и вилкой было бы неудобно. Для него еда показалась обычной, ничуть не лучше предыдущих попыток, а вот Эрин, ещё не прожевав кусочек, одобрительно замычала.        — Чертовски вкусно, Юу! Признайся честно, — проглотив мясо, она ткнула в его сторону вилкой и прищурилась, — ты из-за слов деда так стараешься?       Канда пожал плечами.        — Мне приятно, когда я знаю, что ты не голодаешь.       Эрин склонила голову набок, разглядывая Канду, и ему захотелось отвернуться. Ну что в этом такого? Он и раньше готовил, просто желая сделать ей приятное. А теперь хотелось, чтобы это было ещё и вкусно. Канда не видел ничего плохого в желании накормить её. Эрин много работала, ей нужна была энергия и вкусная еда, а времени на её готовку у неё зачастую не находилось. Канде же было не так трудно, да и в целом любопытно — справится ли он. Отец в своё время готовил просто изумительно, а ещё умел печь торты. Жаль, нельзя было взять у него пару уроков.       Эрин ничего не сказала, снова занявшись ужином, и Канда медленно выдохнул. В душу ему лезть она не собиралась, и это к лучшему. Всё равно он бы не смог сказать ничего более толкового, чем то, что она услышала. А так хоть нет неловкого молчания.       Понемногу они снова разговорились, в основном о работе Эрин. Она жаловалась на новеньких, которые порой как будто совершенно не понимали, что делали. Все знали, что им нужно время на адаптацию, но Эрин, активно жестикулируя, явно ничего не могла с собой поделать. Канда едва удержался от смеха, когда она с набитым ртом рассказывала про женщину, которая перепутала адреса пациентов в первый же день и уехала на другой конец страны.        — Нет, ну ты представляешь? Что у неё в голове было вообще?        — Она просто переволновалась, — отозвался Канда. — Дай им время.        Эрин вздохнула и поставила на стол пустую тарелку, вместо неё взяв чашку с кофе.        — Да знаю я. Просто… сложно после того, как я всё сама контролировала, полагаться на кого-то. Так и кажется, что они ошибутся, и мне придётся за ними переделывать. Проще же всё самой.       Канда покачал головой. В этом была вся Эрин. Она всей душой переживала за своё дело, а ещё была настолько ответственной, что готова была взваливать на свои плечи ношу до тех пор, пока её не прибьёт к земле. Канда видел, до чего она себя доводила, и не собирался снова повторять тех же ошибок.        — Нет, не проще, — он встал, собирая посуду. — Ты не железная, Эрин. Позволь людям научиться. Дай им шанс.       Не дождавшись ответа, он ушёл на кухню и вернулся лишь спустя некоторое время, разобравшись с делами. Сэт лежал на полу у ног Эрин и смотрел на неё полными любви глазами. Канда, устроившись на другом краю дивана, тоже посмотрел на неё, мысленно усмехнувшись. О, он как никто понимал своего пса. После сытного ужина Эрин стало легче: на щеках появился бледный румянец, в глазах зажёгся прежний блеск, который ещё пару часов назад угас почти полностью. Канда медленно скользнул взглядом дальше, по полураспущенной косе, что Эрин перекинула на грудь, зацепился за расстёгнутые пуговицы, заметив, что ткань в этом месте вдруг натянулась от резкого вдоха. Моргнув, он поднял голову, наткнувшись на странно горящий взгляд Эрин.       Она смотрела на него, намертво сцепив пальцы на кружке, и весь её вид, беспокойно-смущённый, будто бы кричал, что она хотела что-то сказать. Но Эрин молчала, лишь дыша чаще, чем обычно, и это отозвалось в груди Канды теплом. Неуместным, наверное, неправильным, но он готов был поклясться всеми богами — такая Эрин была живой, настоящей. И она нравилась ему настолько сильно, что не хватало ни дыхания, что стискивало горло, ни слов, которые могли это выразить. Если бы он только мог, он бы сгрёб её в объятия, целуя мягкие губы, нежную шею, каждую клеточку изящного тела — и никогда бы не отпускал. Да и Эрин… если бы она не желала быть с ним, не приходила бы так часто и не смотрела вот… так, что сердце заходится как безумное от одного взгляда и во рту пересыхает в желании коснуться.       Обещание ждать сдавливало, точно стальной ошейник. Канда помнил свои слова и не собирался их нарушать. Поэтому взгляд отвёл первым, выдохнув шумно и уловив, как разочарованно-судорожно глотнула воздух Эрин. Понимая, что, возможно, упустил момент для поцелуя, он неловко потёр шею, а потом вдруг поднялся.        — Подожди минуту, — бросил он.       Надо было зарисовать её. Именно такой, растерянно-нежной, хрупкой и невыносимо красивой. Канда запомнил этот миг, но боялся, что память сотрёт важные детали, поэтому хотел сделать это сейчас. Вернувшись, он открыл последнюю страницу альбома. Что ж, это будет неплохое завершение.        — Не против побыть моей натурщицей? — он покосился на неё, зажав в руке карандаш.        — Нет. Но сначала я хочу посмотреть альбом, — неожиданно попросила Эрин.       Канда замер, не зная, что сказать. Он был не против, но на некоторых страницах были настолько откровенные рисунки, что он боялся реакции Эрин. А вдруг ей не понравится? Или она посчитает это отвратительным и пошлым? Пасть настолько низко в её глазах Канда не хотел. И всё же… всё же отказать ей не мог. Это было выше его сил. Поколебавшись, он протянул альбом, заранее предупредив:        — Там есть несколько откровенных рисунков. Просто пролистай их, ничего серьёзного.       Эрин удивлённо приподняла бровь, и тут Канда понял, что это конец. Он сам вложил ей в руки бомбу замедленного действия, и теперь оставалось только ждать. Пожалев, что не верит в богов, он замер, ожидая сам не зная чего.       Вопреки ожиданиям, наткнувшись на первый такой рисунок, Эрин не отшвырнула альбом с презрением. Напротив, она внимательно разглядывала его с нечитаемой улыбкой, которую Канда не мог понять. Эрин ничего не говорила, неторопливо листая страницы, не останавливаясь подолгу нигде, кроме одного рисунка. На нём Канда изобразил их обоих — то, как он сам держал её за талию и целовал живот. Канда считал этот рисунок не очень удачным: неровные линии, как будто рваные, немного грязно после нескольких попыток исправить. А Эрин почему-то смотрела на него очень долго, а потом осторожно коснулась пальцами.        — У меня здесь шрам, — провела она по левой стороне и грустно улыбнулась. — После потери ребёнка.       Канде понадобилось всего несколько секунд, чтобы осторожно забрать у неё из рук альбом, а её саму привлечь к себе и крепко обнять. Он почувствовал, как она порывисто вздохнула, но не отпустил, мягко гладя по плечам. От желания близости не осталось и следа, хотелось защитить её — даже от боли воспоминаний.       Слова были не нужны. Они просидели так больше часа, пока Канда не понял, что она уснула, уткнувшись носом ему в шею. Боясь разбудить, он аккуратно поднял её на руки и отнёс в спальню, где уложил на кровать и укрыл одеялом. Раздевать её Канда не рискнул, лишь пару минут смотрел на её безмятежное лицо, а после выключил свет и вернулся в гостиную — к альбому.       Важный момент жизни стоило оставить на бумаге.       С того вечера Эрин оставалась у него всё чаще. Он готовил ей завтраки на работу, иногда совсем не ложась из-за сложных заданий, которые не понимал. Она ворчала на него за это, обещала помочь и уходила, превращаясь из милой, близкой Эрин в тьютора Эльерин Сартес. Канда не боялся её отпускать — он знал, что вечером снова увидит её. И это, пожалуй, было лучшее чувство за последние… одиннадцать лет.       Ни он, ни она не заметили, как пролетел сентябрь и подкрались первые дни октября. Погода всё ещё стояла сухой и солнечной, но всё больше дул холодный ветер — предвестник близкой зимы. Она всегда приходила неожиданно, совсем не по расписанию, и потому с парадом торопились как могли. Его переносили ещё дважды, окончательно утвердив девятнадцатое число, и чем ближе оно подбиралось, тем яснее Канда понимал — он на парад не попадёт. Ни от Исайи, ни от Дилона не было вестей, и вечером первого Канда возвращался с прогулки с собаками с твёрдым намерением оставить глупую надежду. В конце концов, он ведь знал, что это пустое. Поэтому, усилием задавив царапавшее разочарование, он поднялся в квартиру, где у порога его встретила Эрин. Она будто бы вся горела нетерпением, и, едва увидев его, схватила за руку.        — Звонил дед. Тебя восстановили в звании. С завтрашнего дня ты участвуешь в репетиции парада. Все официальные уведомления придут завтра, остальное решится в течении пары недель. Надо будет явиться в министерство, только дождись их звонка.       Первые секунды Канда молчал, не зная, что сказать. Это могло бы показаться насмешкой судьбы, но Эрин смотрела на него совершенно серьёзно, стискивая ладонь прохладными пальцами. Сглотнув, он медленно кивнул, на всякий случай уточнив:        — Ты… уверена? Просто до парада осталось меньше трёх недель…        — Уверена, — кивнула Эрин. — Репетиции идут уже больше месяца, но там сначала шла техника и Тигры. Вороны в графике стоят почти последние. Мы успеем.       Она не сказала «ты», произнеся заветное «мы» так легко, что у Канды замерло сердце. Только сейчас до него начало доходить, что участие он всё-таки примет. А ещё он видел состояние Эрин. Она словно ждала этого куда сильнее, чем он, и взгляд её полнился странной смесью эмоций, которые Канда не мог прочитать. Он усмехнулся. Понимать Эрин для него всё ещё было сложно, если она не говорила открыто и в лоб. Он знал свою способность воспринимать неправильно буквально любую вещь, поэтому с выводами не торопился, решив ждать.       Буквально на следующее же утро у него не осталось никаких мыслей ни о чём, кроме парада. Уведомления, как Эрин и сказала, пришли, два официальных письма с печатями министерства обороны обнаружились в почтовом ящике, и Канда не сразу нашёл в себе силы открыть их. Письма лежали перед ним, а он то тянулся к ним, то снова отворачивался, не понимая, откуда это чувство страха. Ведь всё решилось. Эрин не ошибалась в таких вещах, не стала бы сообщать, если бы была хоть малая вероятность того, что ничего не вышло. Всё же пересилив себя, Канда взялся за объёмный конверт и осторожно вскрыл его, боясь навредить содержимому. Внутри было не просто письмо, а целый пакет писем с результатами разбирательства. Канда сглотнул и стал читать, запрещая себе перескакивать через слово.       «...сообщаем Вам, что по результатам расследования, принято решение восстановить Вас в звании первого лейтенанта...»       Канде пришлось отложить письмо и несколько минут просто молча дышать, не понимая, откуда в нём столько эмоций и как не дать им себя утопить. Он продолжил читать дальше и в конце, после списка наград, которые были перечислены к возврату ему, законному владельцу, осторожно сложил письмо и убрал в сторону. Пальцы у Канды дрожали. Он ощущал себя странно опустошённым. Вот и всё. Получилось. Всё-таки там решили, что он достоин того, чтобы снова зваться Вороном, а не просто доживать дни где-то в стороне и тени. А если даже суровые кадры министерства, у которых свод законов вместо сердца, так решили, то кто Канда такой, чтобы в этом с ними спорить.        Чуть позже с подсказки Эрин Канда позвонил в университет, и ему разрешили не присутствовать на занятиях в дни репетиций, а потом они поехали на полигон, где проходил первый день. И с первой же минуты, когда Канда увидел толпу народа и сурового полковника, который должен был командовать их подразделением, он невыносимо захотел сбежать. Его накрыло чувством паники, того, что вот-вот прозвучит тревога, им всучат в руки оружие и отправят на убой. Выживешь — отлично, нет… не обессудь, парень, это война.       Так говорил один из его первых командиров. Канда запомнил его слова навсегда, и сейчас они бились внутри, стискивая горло спазмом и заставляя все инстинкты вздыбиться. Он не должен здесь быть. Это плохая идея!        — Юу.       Лица коснулись прохладные ладони, и Канда, резко вдохнув, замер, глядя на Эрин. Она осторожно погладила большими пальцами его скулы. Канда знал: она всё понимала, видела по глазам то, что у него внутри. И если бы не она, его бы здесь уже не было.       Его бы в принципе не было, если бы не Эрин.        — Я рядом. Всё будет хорошо.       Канда верил. Потому что иначе казалось, что мир рушится, а он не хотел быть погребённым под обломками. Канда хотел жить.       Эрин действительно была рядом — и первый день, и второй. Потом её сменил Артур, с которым репетиция превратилась в комедию, потому что отделение взрывалось хохотом, стоило тому рассказать очередную байку. Канде поначалу было неловко, но после он расслабился, понимая, что одному было бы гораздо тяжелее.       Их муштровали безжалостно, пытаясь за короткое время добиться практически идеала. Парад был важным событием, Федерация хотела показать лучших из лучших, покрасоваться своей армией, не только выжившей, но и победившей. В этом было что-то сугубо политическое, но если быть совсем откровенным, то Канду это не волновало. Как, наверное, и многих. Политики пользовались поводом, а простые люди просто... жили. От Воронов, пусть даже и бывших, всё равно ожидали многого, и Канда хотел бы верить, что они не обманут ожиданий командиров.        Оставшиеся дни пролетели практически незаметно и практически одинаково, лишь раз Канде и ещё нескольким участникам пришлось покинуть плац и забрать новые мундиры. Почти как прежние, всё та же чернота, тот же крой, окантовка по рукаву, те же линии и ткань, ласкающая-царапающая руку. Но в чистеньком новом с иголочки мундире было что-то... как будто инаковое. Канда не мог понять, откуда такое чувство, но оно ему даже нравилось. Будто он снова тот самый молодой и глупый, полный пыла, впервые получает чёрный мундир. И сердце заходится в восторженном стуке как и тогда, годы назад.       В остальном же всё было одинаково. Несмотря на возобновлённые тренировки, Канда зверски уставал, поэтому, приходя домой, едва находил силы выгулять собак и падал спать, чтобы утром снова отправиться туда, где он был в окружении своих.       Был ли он на своём месте? Канда не знал. И, откровенно говоря, не совсем понимал, что чувствовал. Он вроде был рад, что вокруг люди, которые его понимают, разделяя то, через что он прошёл. Но вместе с тем несколько месяцев он отчаянно боролся с собой, чтобы воспоминания о войне не причиняли боль. А теперь добровольно шагал туда, где всё пестрело ими.       Стоило ли оно того?..       Канда решил об этом не думать, выбрав вместо этого выспаться перед днём парада. Перед этим он успел почистить мундир и сапоги, и долго время стоял перед висевшим на вешалке кителем, глядя на плашки орденов и медалей. Он так давно не брал их в руки, что, казалось, они чужие. Но Канда помнил каждую битву, стоявшую за ними, и не собирался от этого отказываться. Да, он хотел умереть когда-то, и выжил. Значит, у него есть право на эти награды, право считать себя победившим врага и саму смерть.       Вопреки надеждам поспать почти не удалось, но Канда чувствовал себя на удивление бодрым, хоть и напряжённым. Он ощущал, как стягивает мышцы неверием, когда надевал тяжёлый парадный мундир и скрипучие лакированные сапоги. Откровенно говоря, Канда ненавидел их и завидовал Тиграм и Филинам — у них были гораздо более удобные ботфорты. Однако выбирать не приходилось. В последний раз проверив, не забыл ли чего, Канда попросил собак вести себя хорошо и вышел за дверь.       Эрин уже ждала его. В мундире она казалась строже и старше, и гладко зачёсанные волосы, затянутые в тугой пучок, делали её совсем незнакомой. Канда окинул её медленным взглядом, отмечая, что спину она держала так же напряжённо-ровно, как и он. Внешне Эрин оставалась совершенно спокойной, но внутри — он чувствовал — волновалось. Это отражалось и в глазах, но больше там было восхищения. Она-то, в отличие от Канды, видела его в мундире впервые.        — Ты очень… — Эрин хотела что-то сказать, но осеклась в последний момент и откашлялась, пытаясь спрятать смущение. — Тебе идёт. Я рада, что всё получилось.       Вместо ответа Канда протянул ей ладонь. В последнее время держать её за руку стало естественной потребностью. И он был рад, что она ему не отказывала.        — Идём?       Эрин не ответила, молча вложив свою ладонь в его и крепко обхватив пальцами. И жест этот был гораздо красноречивее слов. Канда знал, что она говорила этим.       «Я доверяю тебе». «Я хочу быть рядом с тобой сегодня». «Я хочу чувствовать твоё тепло».       Он сам чувствовал всё это, эмоции бились внутри, вырываясь, точно язычки пламени, над тревогой и напряжением. Канда не пытался их угомонить, лишь сильнее сжал тонкую ладонь и решительно повёл Эрин за собой. Сегодня для них обоих особенный день, и он хотел запомнить его во всей красоте со света раннего утра до теней поздней ночи.       Площадь, залитая не по-октябрьски тёплым солнечным светом, пахла асфальтом и была до отказа забита людьми. Канда видел их, когда они подъезжали к точке сбора, и оказался среди них, пробираясь к нужному месту. Людское море волновалось, шумело многоголосицей, и он выхватывал отдельные возгласы и восхищённые выкрики, стоило им пройти мимо. Люди были настолько взбудоражены, что некоторые пытались схватить их за руки через ограждение. Одного слишком ретивого парня, который потянулся к Эрин, Канда ожёг столь свирепым взглядом, что тот растерянно замер. Канда лишь выдохнул сквозь сцепленные зубы. С большим удовольствием он бы эту руку сломал.       Но сегодня он — герой. Герои так не поступают.       Канда криво усмехнулся. Он почему-то ожидал, что к дню парада у него появится чувство гордости за то, что он выстоял, за то, что был одним из тех, кто проливал кровь за спасение мирных. Не появилось, и само слово «герой» отдавало горечью пепла сгоревших надежд, мечтаний и лет, которые он безвозвратно отдал войне. Здесь нечем было гордиться. Скорее, Канда ощущал… некую справедливость. И, если быть совсем уж откровенным, сопричастность к чему-то большему.       Там, на фронте, казалось, что он один против целого мира. Или их слишком мало, чтобы справиться с врагом. А сегодня он знал: за ним и с ним — сотни сильных и смелых людей. Таких же, как он, прошедших через ад, но не сдавшихся.       Одного из таких людей он продолжал держать за руку, ожидая команду к построению. Эрин спокойно стояла рядом, а когда подняла голову и улыбнулась ему, поймав взгляд, Канда понял как никогда ясно — если бы не Эрин, его бы здесь не было.       Его бы вообще не было.       Когда над площадью разнеслись первые аккорды военного марша, им пришлось разойтись. Они стояли в разных шеренгах отделения ветеранов Воронов, и Канда остро об этом сожалел. Впрочем, за время тренировок он успел немного узнать тех, с кем предстояло пройти по улицам, и не чувствовал себя слишком уж одиноко. Тем более, всего через шеренгу от него, почти за спиной, оказался Артур, и скучать Канде не приходилось. Он тихо радовался тому, что друг занят другими, но, слыша его голос, не думал о том, как много вокруг людей. Не слышал рокота самолётов, которые снижались над площадью, чтобы скинуть на неё бомбы и сровнять с землёй. Не чувствовал чужую горячую кровь на лице. Канда был здесь, в настоящем, и как никогда был рад тому, что у него появились прочные якоря.       Цель в жизни, друзья и любимая женщина. Большего было не нужно.       Прозвучал резкий сигнал, и площадь на миг содрогнулась от того, как ровно и чётко двинулся строй военных. Канда не видел его — в начале шла часть действующей армии, переброшенной сюда из соседнего региона специально для парада, но чувствовал. Знал, как волнуются мальчишки, считая право пройти в параде за огромную честь. Следом за ними неспешно покатилась боевая техника, демонстрируя обманчиво ленивую, хищную силу, и только за ней должны были выступить ветеранские корпуса. Филины, Тигры и они — Вороны.       С самого начала парада Канда был напряжён, как струна, и когда прозвучал зычный голос их командира, прокатившийся по рядам и перекрывший музыку и людской гомон, он едва не сбился с шага. В последний момент выровняв его, Канда стиснул зубы и начал считать про себя, глядя только вперёд и чеканя шаг. Так, как учили. Так, чтобы смотревшие на них люди видели сильных и красивых воинов. Так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что он имел право тут находиться.       Сердце колотилось как бешеное, и от накрепко сцепленных челюстей через несколько минут начало сводить скулы. Буквально силой заставив себя расслабиться, Канда задышал медленнее и ровнее, глядя ровно в спину идущего впереди него Ворона. Вдох — шаг, выдох — снова шаг. На тренировках Канда боялся, что ему будет тяжело из-за слишком большого количества людей, на деле же оказалось, что думать об этом и даже чувствовать их не хватало внимания. Всё, о чём мог думать Канда — это дыхание и ровный шаг.       Как всё сложно и одновременно чертовски просто.       Их проход казался бесконечным и вдруг оборвался резкой командой. Свернув на обозначенное место, они заняли очерченный белым обширный квадрат, ожидая окончания парада. Появилось время расслабиться, и Канде очень хотелось обернуться, посмотреть, как там Эрин, но это было запрещено. Они должны были стоять ровно, точно чёртовы изваяния, и всё, что ему оставалось — смотреть на оставшихся военных. Своих и тех, кого называли своими.       Кхалаитов.       Когда софийцы закончили маршировать, музыка резко смолкла. По толпе прокатился недоумённый ропот, но и он стих, как стихает ветер перед грозой. Канда уже знал, что должно быть, и ожидал этого со странной смесью любопытства и восхищения. Он несколько раз видел Смотрящих кхалаитов в бою, пару раз сражался с ними бок о бок. Но одно дело там, в крови, копоти и грязи, когда не важно, какой ты национальности и веры, главное, что ты свой. А другое — здесь, когда каждый мог показать свою красоту и силу.       А в том, что войско кхалаитов сильно и красиво, Канда даже не сомневался. Никто не сомневался.       Они стояли довольно далеко от начала марша, и поначалу голоса Смотрящих, которые вели остальных, доносились слабо. Но с каждым шагом они приближались. Даже не видя их, Канда чувствовал, как мурашками покрывается тело от вибрации глубоких голосов, от резкой смены тональности, которая то падала куда-то в бездну, то вдруг взлетала, заставляя выше вскинуть голову. Он не был кровным кхалаитом, но готов был поклясться — сейчас вся площадь, каждый, кто слышал эти голоса, готов был встать с ними в один ряд. Воевать и, если придётся, умереть.       Чем громче становились голоса Смотрящих, чем чётче становились шаги их подразделения, тем сильнее Канда испытывал восторг и восхищение. Будто те, кого он ждал давным-давно, его семья и близкие друзья, снова пришли к нему, и жизнь его полна силы и чести, который совсем не жаль отдать во имя общей цели. Цель эта — Канда знал — объединяла их. И ему очень хотелось увидеть лица тех, с кем его роднило это ощущение. Он чуть вытянулся, пытаясь разглядеть их за спинами, и когда увидел, сглотнул и едва не отшатнулся, будто ему в лицо бросили горсть холодного ветра вперемешку с солёной влагой.       Кхалаиты шли мимо ровным строем, будто море, катившее свои воды к одному ему ведомой цели. Оно было чёрным из-за их плащей, вместо лиц белели маски. Одинаковые для всех, они казались черепами мертвецов, и на секунду Канда уверился в том, что Шел подняли погибших, чтобы показать остальным всю свою мощь. Наваждение быстро пропало — люди всё-таки были живыми. Да и голоса Смотрящих, будто чувствуя его состояние, мягко вытравили тьму, снова заменив её тёплым светом. Канда был благодарен им за это, но смотреть на воинов больше не пытался. Для себя он решил, что так ему показали — он для них чужак. Впрочем, Канда не особо стремился занять среди них законное место. Ему и здесь, в окружении ветеранов Воронов, было хорошо.        — Впечатляет, да? — раздался сзади насмешливый голос Артура, и Канда кивнул. Он понимал, что тот, скорее всего, видел, что с ним творилось. Вот и ещё один повод для шуточек. — А малышка могла быть с ними.       Да, Канда помнил об этом. Место Эрин было там, среди тех, с кем она выросла и училась быть воином Божьим. И всё же судьба иронична, и пусть на Эрин всё ещё чёрный мундир, перчатки — белоснежнее ландышей, а лицо живое, полное яркими эмоциями. Канда не выдержал и чуть повернул голову влево, тут же поймав знакомый взгляд серебристых глаз. Выдохнув, он усмехнулся.       Если она здесь, значит, так нужно. И он этим фактом совершенно доволен.       Официальная часть парада вскоре закончилась, их увели с площади под гром чужих голосов и звуки военного марша и вскоре разрешили разойтись. Будь его воля, Канда бы с большим удовольствием поехал домой, но Артур не дал им и шанса. Собрав ещё несколько ветеранов, он потащил их всех в ресторан, заявив, что этот день может стать началом новой дружбы. Канда к этому особо не стремился, но Эрин была рядом с шумным другом, и оставлять её одну сегодня он не собирался. Кое в чём Артур ведь всё же был прав.       Это был особенный день. Для них всех.       Вырвавшись из ресторана спустя два с лишним часа, Канда и Эрин долго бродили по праздничному городу, фотографировались с людьми, которые останавливали их, ели мороженое и говорили. О войне. О тех, кто остался там и не увидел этот праздник. Да, он отдавал терпкостью поражений и потерь, но в нём была и надежда. На то, что такой огромной трагедии больше никогда не случится, и что никому никогда больше не придётся страдать так, как им. Канда хотел в это верить. Хотел, чтобы дети в смешных костюмах без страха запускали в чистое небо воздушные шарики, ели сладкую вату и смеялись, не чувствуя за спиной смерти. Хотел, чтобы люди без боязни смотрели в завтрашний день. Хотел мира даже для тех, кого не считал близкими.       Он воевал за это. За тихую жизнь, в которой есть место любви и надежде. Всему, что казалось для него таким нереальным, но стало столь необходимым. Теперь Канда понимал — ничего не случилось зря.       Особенно то, что он выжил.       Ощутив лёгкое прикосновение на щеке, Канда вздрогнул и посмотрел на Эрин. Она глядела на него с лёгкой тревогой, заметив, что он ушёл в себя.        — Ты в порядке? — спросила она.       Канда, поняв, о чём именно она, качнул головой и покрепче прижал её ладонь к лицу. Она удивлённо вскинула брови, но ничего не сказала, лишь взгляд сверкнул незнакомыми Канде искрами. Он облизал губы и, выдохнув, проговорил:        — День был долгим. Давай вернёмся домой.       Эрин не стала спорить. Улыбнувшись, она кивнула, и они, решив не брать такси, пешком добрались до дома. Хотелось стянуть мундир и сапоги и принять душ, но собаки, которые провели целый день дома, рвались на улицу, и Эрин предложила выгулять их вместе. Канда даже не думал отказываться, втайне беспокоясь, что придётся расстаться с Эрин — уж слишком уставшей она выглядела. Пообещав себе отправить её домой сразу после прогулки, он собрал животных и вместе они вышли в парк, где пробыли до темноты. Пока собаки резвились, они с Эрин сидели на упавшей ветке возле любимого дерева Канды и снова говорили. На этот раз об искусстве — о любимых фильмах, книгах и музыке. Канда рассказал ей, что перечитал все её книги и по памяти повторил одно из стихотворений, особенно запавших ему в душу. Он говорил негромко, иногда боясь забыть следующую строчку, и в этот момент буквально каждой клеточкой тела чувствовал, как Эрин на него смотрела. Он боялся ошибиться, глядя перед собой, но когда медленно повернул голову, не смог произнести ни слова — ведь все его чувства были чертовски правы.       Эрин сидела близко, и Канда видел её взгляд. Он полнился восхищением, нежностью и чем-то, что он раньше не встречал и не мог однозначно понять. Она не сводила с него глаз, кажется, даже затаив дыхание, и от этого у Канды сбилось с ритма сердце. Чёрт, ни одна женщина ещё не смотрела на него так… словно он был кем-то очень дорогим.        — Тебе идёт читать стихи, — произнесла она, даже не заметив, каким низким стал её голос. — Ты чувствуешь красоту строк.       А ещё я вижу, как красива ты, хотел ответить Канда, но ему помешал Сэт, едва ли не с разбегу запрыгнув на него и начав вылизывать лицо в приступе нежности. Момент был безнадёжно испорчен, и Канда этому вообще не обрадовался. Чёрт, да он, может, ещё долго не соберётся сказать Эрин о том, какая она восхитительная! Недовольно бурча под смешки Эрин, он собрал животных и отвёл домой, пообещав что зайдёт на чашку чая. Может, соглашаться и не стоило, но Канда хотел. Ему очень нужно было провести с ней ещё хоть немного времени, даже для того, чтобы молча любоваться ею. Это наполняло его трепетом и радостью, и Канда верил, что, когда придёт время, он расскажет ей. Сможет.       В квартире Эрин было темно, лишь в гостиной горел свет ночника. Всё ещё не сняв мундира, но оставив сапоги у входа, Канда осторожно прошёл в комнату, найдя Эрин стоявшей у окна. Она держала чашку с кофе в руках и медленно пила, глядя на желтый свет фонарей. Во всём её облике, в острых чёрных линиях виделась усталость, и Канда в нерешительности остановился за её спиной. Он должен позаботиться о ней.        — Тебе лучше лечь спать, — проговорил он, даже не притронувшись к чаю, который стоял позади на столике. Поймав в отражении стекла взгляд, кивнул решительнее. — Сегодня был трудный день.       Эрин ответила не сразу. Медленно глотнув кофе, она отставила чашку на подоконник и потёрла шею. Канда едва удержался от желания отвести её руку и сделать массаж самому. Он даже почти представил, как касается нежной кожи, но тут Эрин повернулась и посмотрела ему в глаза. И взгляд этот, горящий яркими серебряными искрами, буквально его обезоружил. Она была так близко, что он чувствовал её дыхание, и эта серебряная бездна, живая, полная огня, манила его и обещала наслаждение и всё, что бы он захотел. Канда готов был выполнить любой её каприз, лишь бы Эрин не переставала на него смотреть.        — Помоги мне снять шпильки с волос, — попросила она с ощутимо проскользнувшим смущением. — Я сама только всё запутаю.       Канде пришлось шумно и резко втянуть воздух, чтобы хоть как-то отреагировать. Он медленно кивнул и, когда Эрин повернула и склонила голову, бесконечно сомневаясь, коснулся её волос и вытащил первую шпильку.       Это было несложно. Одна за другой они выскальзывали, выпуская на волю шелковистые пряди. Но чем больше их свободно падало на плечи Эрин, тем суше становилось во рту Канды. Он и подумать не мог, что трогать её волосы, будто бы ласкавшие огрубевшую кожу его пальцев, будет так… невероятно. Это было похоже на ласку, и Канда облизнул сухие губы, мысленно коря себя за несдержанность. Простая просьба, просто шпильки в его руке, а у него внутри заворочался горячий ком. Должно быть, с распущенными волосами в мундире Эрин выглядела совсем иначе. Нежнее… и беззащитнее.       Последняя заколка оказалась в его руках, и Канда на миг прикрыл глаза, призывая всю свою сдержанность. Он видел в стекле, что Эрин закрыла глаза и не спешила их открывать. Она казалась ему напряжённой, так, словно он делал что-то неправильно, а она боялась ему сказать. Помедлив, Канда отложил шпильки и, сглотнув, осторожно коснулся её плеча и развернул к себе.        — Эрин, — тихо позвал он, стараясь, чтобы голос звучал нормально. — Пойдём, я помогу тебе лечь спать.       Видят боги, Канда думал об этом, но не мог не глядеть на неё. На то, какой невероятно хрупкой она показалась в миг, когда открыла глаза и посмотрела на него прямо. В глубине зрачков вспыхнула яркой звездой отчаянная мольба, что в следующую секунду облеклась в слова.        — Не уходи, Юу.       Канде показалось, что он ослышался. Дрогнувший голос Эрин прозвучал будто мираж, и он крепче сжал её плечо.        — Я не уйду, пока ты…        — Останься со мной этой ночью.       Эрин, ещё секунду назад казавшаяся нерешительной, вскинула голову. Канда замер, боясь позволить себе подумать, что понял её правильно. Пальцы дрогнули, и он мучительно тянул время, подбирая нужные слова. Это казалось одновременно неправильным и… единственно верным. Тем, что они должны были сделать уже очень давно. И всё же…        — Клянусь Бездной, я думала, что ты поймёшь, — Эрин заговорила торопливо, словно боясь, что он не даст ей и шанса. — Но теперь понимаю, что должна сказать это, чтобы ты не сомневался.       Она обхватила его лицо ладонями и чётко проговорила, глядя прямо в глаза, а сквозь них, казалось — в самую душу.        — Я люблю тебя, Юу Канда. И хочу, чтобы ты остался со мной этой ночью.       Секунды превратились в дикую, невыносимую вечность, а сердце Канды, казалось, и вовсе перестало биться. Он всё ещё думал остатками разума о том, что Эрин просто устала, или что ему послышалось, а сказала она совсем иное… а тело ответило на её призыв. Не тратя время на ответ, словно он мог что-то разрушить, одной рукой Канда обхватил Эрин за талию и притянул к себе, прижав куда крепче, чем делал до этого, а вторую положил на затылок, привлекая её ближе. Секунда, другая… он ещё успел ощутить чужое горячее дыхание прежде, чем коснулся её губ своими. Подумать о том, что он творил, Канда решил потом. Не сейчас, когда она прильнула к нему так доверчиво; не сейчас, когда Эрин сама приоткрыла рот и ответила на поцелуй с жадностью путника, много дней не ведавшего воды в пустыне.       Она хотела этого. Целовала его, обнимая за шею, и от прикосновений её тонких пальцев на коже вспыхивали искры. Канда много раз представлял себе, как это будет, их близость снилась ему, но всё это не шло ни в какое сравнение с реальностью. Только здесь он чувствовал сладость её мягких губ, только здесь терял голову и вместе с нежностью отпускал страсть, которая дремала так долго, что, казалось, давно уже умерла. Но она разгоралась, и так стремительно, что Канде пришлось сделать над собой усилие и усмирить жадность поцелуя, снова сделав его мягче, нежнее, медлительнее.       Им некуда спешить. Ведь так?..       С трудом отстранившись первым, Канда шумно выдохнул и посмотрел на Эрин. Её взгляд горел, на щеках проступил румянец, и вся она будто полнилась незнакомым Канде огнём. Он, словно подталкиваемый кем-то, коснулся губами одной щеки, затем второй, кончика носа, лба. Эрин зажмурилась, не понимая, что он делал, и Канда усмехнулся и переместил ладонь на щёку, погладив её большим пальцем.        — Ты невероятно красивая, — проговорил он тихо, и Эрин распахнула веки, глядя на него растерянно. Он что, так внезапен в комплиментах? — Давно хотел тебе это сказать.       Эрин помедлила несколько секунд, после улыбнулась и, чуть потянувшись, стащила шнурок с его волос. Канда послушно склонил голову, позволяя ей коснуться, погрузив пальцы в синие пряди, рассыпавшиеся по плечам. Эта ласка приносила странное удовольствие, и он, прижавшись лбом к её лбу, порывисто выдохнул.        — Ты тоже красивый, — ощутил он на своих губах её дыхание, от которого пересохло во рту. — Мне нравится на тебя смотреть. И нравится… когда ты меня целуешь.       Он не видел её глаз, но понял, что это просьба, в которой Канда не собирался отказывать. К чему, если его самого тянуло к ней? Сердце бухало громкими жаркими ударами, словно толкая вперёд и нашёптывая: поцелуй её, прижми крепче, будь с ней!.. Канда не собирался сопротивляться, лишь опасаясь сделать что-то неправильно. Слишком поспешно, слишком грубо, слишком…       Пол на миг покачнулся под ногами, когда Эрин осторожно провела ноготками по тыльной стороне шеи. Канда сдавленно выдохнул прямо Эрин в рот и чуть прикусил её нижнюю губу в ответ на шалость. Она вздрогнула, и Канда прижал её ещё ближе, хотя, казалось бы, уже некуда. Между ними была только ткань мундиров, которая сейчас мешала. Но избавляться от неё Канда не спешил. Он хотел насладиться каждым моментом близости. От неё кружилась голова, сознание мутилось, и в животе разгоралось жадное жаркое пламя, сворачиваясь тугими хлёсткими нитями. И яркие искры этого пламени расползались под кожей, заставляя дышать чаще и целовать Эрин глубже. Сильнее. Горячее. Так, чтобы она не думала ни о чём, кроме этого.       Ни о чём.       Канда не запомнил, кто первый потянулся к пуговицам мундира. То ли он, оторвавшись от губ Эрин и спустившись к доверчиво подставленной шее, то ли Эрин, в жестах которой чувствовалось плохо скрываемое нетерпение. А может, они сделали это одновременно — когда Канда провёл горячую влажную дорожку по бархатистой коже или когда Эрин, судорожно выдохнув, почти привалилась к нему, не в силах устоять на ногах. Канде было плевать, куда важнее для него было стащить чёртов мундир с плеч Эрин, обнажая затянутый в белизну рубашки стан, а потом самому повести плечами, чтобы помочь Эрин снять с него тяжёлую ткань. Дышать стало легче — и одновременно труднее. Рубашка почти ничего не скрывала, и когда Канда провёл ладонью по спине Эрин, она вытянулась в струнку и запрокинула голову, приоткрыв губы. Хриплый выдох сорвался с её губ, и Канда тут же поймал следующий своими, снова увлекая Эрин в поцелуй. В висках шумело, и он с трудом понимал, что Эрин в его руках точно драгоценный инструмент. И если на простое прикосновение она реагировала так, то что, чёрт возьми…       Думать не хотелось. Хотелось касаться и чувствовать её руки на своей коже. Когда дыхания перестало хватать, Канда прижался губами к чувствительному местечку за ухом, прихватил зубами мочку и потянул, с ухмылкой слушая, как всхлипнула Эрин от неожиданности. Ему нравилось слышать её, нравилось то, что она отвечала и тянулась к нему сама. Он позволил ей расстегнуть пуговицы своей рубашки и стянуть с него первой, но коснуться не позволил. Перехватив тонкую ладонь, он закинул её руки на свою шею, а сам снова увлёк в поцелуй, одновременно раздевая её.       Канда знал, он чувствовал, что Эрин хотела отдавать больше, но сегодня — её ночь. Для неё он хотел сделать её незабываемой. Чтобы все призраки прошлого сгорели в огне и никогда больше не возвращались, заставляя её страдать.       Едва не запутавшись в пуговицах, он всё-таки снял рубашку и потянул её прочь, сбросив к ногам Эрин сиротливым белым облачком. Помедлил, чувствуя, как колет пальцы нетерпением. Канда ещё ни разу не касался обнажённой кожи Эрин, и сейчас, когда она ждала, взглядом и дыханием едва ли не умоляя его быть ближе, это казалось… едва ли не кощунством. С трудом глотая воздух, Канда отстранился, заставляя себя на мгновение успокоиться. Попытка провалилась, потому что Эрин, не выдержав, коснулась его груди там, где был рисунок. Татуировка, под которой пряталось гулко бившееся сердце. В нём он пытался утаить собственные чувства, но они вырывались — рваным выдохом в миг, когда Эрин, подавшись вперёд, прижалась губами к одной из ломаных линий, спрятавших шрам. Канда шумно втянул воздух, чувствуя, что в месте поцелуя кожа буквально горит. А Эрин, словно того было мало, провела по линии языком и снова прижалась губами. Канда крепче сжал её плечи, мучительно борясь с собой в том, чтобы остановить её или дать продолжить. Никто… никто не касался его так, что одним поцелуем в нём вихрем взметались все эмоции. Никто до неё.       Никто после.        — Я люблю тебя, — хрипло прошептала она, подняв голову. Взгляд Эрин полнился живой серебристой Бездной, и Канда без страха падал в её бездонную пропасть. — Я люблю тебя, Юу.        — Я люблю тебя, Эрин.       Слова, звучавшие будто эхом, на деле шли от самого сердца, и Канда хотел доказать это делом. Сглотнув, он отстранил Эрин от себя — впрочем, ненадолго. Он чувствовал бархат её кожи под подушечками пальцев, и снова провёл по спине, как делал это раньше. Эрин замерла, рвано выдохнув, и этого хватило, чтобы Канда стащил бретельку бюстгальтера с плеча и, прижавшись к нему губами, сжал ладонью грудь. Первый чуть удивлённый стон, сорвавшийся с губ Эрин, был практически сродни музыке, а упиравшийся сквозь ткань в ладонь сосок снова заставил рассудок помутиться. Канда сжал пальцы сильнее, чувствуя, как скручивалось сильнее пламя в низу его живота. Голодный, жадный до ласки и страсти зверь просыпался, требуя большего, и Канда не собирался ему отказывать.       Не сейчас, когда Эрин судорожно цеплялась за его плечи и дышала рвано и порывисто, то и дело срываясь на короткие стоны. Не сейчас, когда так легко было снять с неё кусочек кружевной ткани и, чуть склонившись, обхватить тёмную горошину соска губами. Стало ещё жарче, и комната будто стала уже, но Канда лишь продолжил ласкать Эрин, чувствуя, что иначе — никак. Если он отпустит её сейчас, дороги назад уже не будет. Она не простит его за то, что он её оставил. И Канда не собирался этого допустить.       Когда Канда, сжав второй холмик ладонью, одновременно прихватил зубами и чуть потянул сосок, Эрин застонала громче, и на миг это будто лишило его воли. Её голос с низкой бархатной хрипотцой проникал в него, оседал под кожей, в костях, и Канда хотел слушать его ещё и ещё. Он переключился на вторую грудь, играя с сосками, так и манившими к поцелуям и ласкам. Его самого точно обжигало огнём, когда Эрин то касалась его спины, то путалась пальцами в волосах, тяня его ближе, едва он чуть отстранялся. Она не говорила о своих желаниях, но они читались в каждом движении, в каждом поцелуе, который она с жадностью срывала, стоило ему поднять голову, и Канда подчинялся ей. Он хотел её жара, её страсти, он хотел её саму — взять и спрятать у самого сердца, там, где она и так уже оставила свой след.       Канда понимал, что им нужно переместиться ближе к кровати, и уже собирался подхватить Эрин на руки, но, скользнув ладонью по её животу, замер, ощутив тот самый шрам, о котором она говорила. Горло сдавило спазмом, на миг отгоняя морок страсти, и он отстранился, молча глядя на Эрин. Сколько боли она пережила? Сколько страданий? Сколько отчаяния жило в её маленьком храбром сердце?       Взгляд Эрин из непонимающего стал растерянным, и она открыла рот, чтобы спросить, что не так, но Канда опередил её. Опустившись на колени перед Эрин, он, сжав ладонями её талию, прижался губами к шраму. Точно так же, как делала она для него. Кожа под его губами казалась прохладной, и он сделал это снова, а потом снова в попытке согреть и забрать хоть немного той боли, что было в этом шраме.       Ладони Эрин, что лежали на плечах Канды, дрогнули, и когда Канда посмотрел наверх, сердце его тоскливо сжалось. Эрин смотрела на него огромными глазами, в которых сверкали непролитые слёзы.        — Юу… — тихо выдохнула она сорвавшимся голосом, не найдя в себе сил добавить хоть что-то ещё.        — Я люблю тебя, Эрин, — ответил он, в последний раз коснувшись губами шрама, а после поднялся и прижал её к себе. — И больше не позволю никому причинить тебе боль.       Канда поцеловал Эрин, отвлекая, не позволяя плакать — сначала медленно, нежно, а после горячее, с неприкрытой страстью, напоминая об их взаимном желании. И когда Эрин с полустоном прижалась к его груди, вжавшись в неё своей и заставляя сходить с ума от этого ощущения, он подхватил её на руки и без слов отнёс в спальню. Конечно, они взрослые люди, и могли бы заняться любовью на любой подходящей для этого поверхности. Но Канда не был юнцом, позволявшим страсти брать верх и править им. Он не животное и хотел, чтобы Эрин в первую очередь было комфортно. А постель была для этого самым подходящим местом.       Уложив её, Канда впервые окинул Эрин взглядом целиком, и в паху заныло от соблазнительности зрелища. На ней всё ещё оставались брюки, но тем сильнее в Канде было желание. Снимая с Эрин одежду, он испытывал особенное удовольствие, и не мог отказать себе в нём, даже несмотря на то, что в своих брюках ему становилось тесно. И Эрин наверняка это видела и чувствовала… не могла не чувствовать. Когда он прижимал её к себе, целуя, бёдра её вжимались в его, и эрекцию не заметить было нельзя. Но она не отстранялась, наоборот, стараясь быть ближе, и от этой мысли Канде хотелось поскорее стащить с неё чёртовы штаны и посмотреть, как она отреагирует, когда её кожи коснётся обнажённый член. Усмехнувшись этой мысли, Канда склонился над Эрин, мучительно медленно целуя её, продлевая тем самым пытку для них обоих.       Тем жарче будет после, разве нет?       У Эрин на этот счёт было иное мнение. Она, обхватив его ногами, притянула ближе, заставляя буквально вжаться в себя, и когда он судорожно выдохнул и отстранился, провела лёгкую линию по скуле.        — Не играй со мной, Юу, — Эрин коснулась губами уголка его рта, линии подбородка, шеи. — Я не хочу ждать.       От её поцелуев и слов хотелось с хриплым стоном навалиться на неё и вторгнуться в мягкое податливое тело, но Канда не был эгоистом. Вместо ответа снова завладев её губами, он скользнул ладонью по телу Эрин. Медленно, неторопливо, немного поиграв с грудью и тёмным соском, после ниже, к плоскому животу и пуговице брюк. Ремня Эрин не носила, и это сейчас было только плюсом. Канда не спешил так быстро её раздевать, но и совсем отказывать в удовольствии не собирался. Пройдясь пальцами по животу у линии одежды, он спустил ладонь ниже, накрыл промежность и надавил, одновременно целуя — и почти задыхаясь от того, как застонала ему прямо в рот Эрин. Она приподняла бёдра за его рукой, и он повторил ласку, понимая, что вся его выдержка рушится стремительно, как карточный домик под порывом ветра. Эрин была страстной, горячей, несдержанной, и он только поражался тому, сколько в ней пряталось всего. Эрин и была огнём, и Канда хотел сгореть в нём. Раствориться, перестать быть и в то же время — стать единым с ней.       Только с ней, ни с кем больше.       Эрин явно не собиралась оставаться в стороне и, опустив ладонь на его поясницу, недвусмысленно надавила. Канда сглотнул и, усмехнувшись, покачал головой, продолжая касаться её сквозь ткань. Пальцы жгло от желания коснуться её обнажённой кожи — Эрин наверняка ведь уже влажная и…       …все мысли об этом споткнулись и превратились в короткий хриплый стон, когда Эрин, не дожидаясь его разрешения, положила ладонь на его пах и сжала член Канды сквозь ткань. Подумав, осторожно провела ладонью вверх, а потом вниз. Канда старался для Эрин, но она отнюдь не была юной девочкой и точно знала, чего хотела. Рвано выдохнув, он поднял на неё взгляд, отметив, как заволокло серебристую Бездну дымкой вожделения. Эрин не шутила, когда говорила, что не хотела ждать, и больше у Канды не было сил на игры.       Сейчас он должен был сделать только одно — быть с ней. Здесь. В эту секунду.       Избавиться от одежды было несложно, но Канде показалось это вечностью. И он бы хотел медленно и нежно ласкать полностью обнажённую, открытую перед ним Эрин — такую манящую и сексуальную, что всё внутри сжималось до болезненного горячо, но он не мог пойти против неё. Не мог, когда, склонившись над ней, поцеловал, а она обняла его и сама развела бёдра. Не мог, когда она ласково, но настойчиво касалась его спины, дышала хрипло, с полустонами и тянулась к нему. К нему.       К нему. Пожалуй, только в этот миг Канда до конца осознал, что лежавшая под ним женщина — его. С ним она хотела быть, с ним делить постель, и он с ужасающей ясностью для возбуждённого состояния понял для себя: она его.       Ничья больше. И он никому её не отдаст.       Очень хотелось войти в неё, но Канда, почти не отдавая себе отчёта в том, что делал, теряясь в горячих влажным поцелуях, всё-таки сначала коснулся её пальцами. Эрин и впрямь была горячей и влажной, готовой принять его, и от этого, а ещё от её стона, в голове помутилось её сильнее. Он отстранился — ровно на столько, чтобы чувствовать её дыхание на своих губах, и, помогая себе рукой, медленно вошёл, давая ей время привыкнуть и крадя гортанный низкий стон жадным поцелуем. Внутри Эрин было жарко и тесно, и Канда молил только об одном — не дать себе сорваться. Быть с Эрин настолько нежным, насколько она этого заслуживала.       Канда хотел подарить ей всю свою ласку, любовь и нежность, на какую был только способен. Если вообще был на это способен.       Секунды тянулись вечность, и стоило Канде сделать первый толчок, как с губ сорвался короткий выдох-стон. Эрин ответила стоном гораздо более громким и ярким, и это стало для Канды своеобразным разрешением. Он начал двигаться, неторопливо и осторожно, буквально каждой клеточкой тела чувствуя, как расползается по коже жар от места, где они были едины. Он был в ней, и Эрин принимала его, щедро даря свой огонь, свои поцелуи и стоны, которые он то заглушал поцелуями, то позволял им звучать в темноте комнаты, воздух в которой будто бы стал вязкой патокой. Они дышали почти в унисон, не позволяя друг другу ни на миг оторваться, и горели — тоже вместе.       Так, как Канда никогда бы не смог представить.       Канда не хотел заканчивать всё быстро. Оставляя влажные следы на плечах и шее Эрин — они к утру наверняка расцветут синяками — он то ускорялся, то мучительно для них обоих замедлялся, выходя почти полностью и погружась так глубоко, как мог. Эрин в эти секунды вжималась в него всем телом и стонала так, что по коже у Канды ползли мурашки. Он никак не мог поверить, что голос ледяной леди мог звучать так страстно и глубоко, так будоражаще и возбуждающе. А потому он делал это снова и снова, пока она в какой-то момент не обняла его ногами, заставляя быть максимально близко и глубоко.        — Я… — Эрин выдохнула, мазнув коротким поцелуем по его щеке, а потом коснулась его губ подрагивающими пальцами. — Я…       Канда не ответил, вместо этого толкнувшись — и обхватив указательный палец Эрин губами. Её глаза удивлённо расширились, с губ сорвался новый стон, и в этот миг Канда ускорился, прижавшись к ней жадным, почти исступлённым поцелуем. Найдя её ладонь, он переплёл их пальцы, сжимая её ладонь так, чтобы она не сомневалась — он всё знает. И всё чувствует. Слова не нужны.       Кроме, пожалуй, одного.        — Моя, — выдохнул он вместе с новым стоном, что рождались в груди гортанным отзвуком хриплого рыка. — Моя.       Канда отчаянно хотел продлить миг их соития, ту близость, в которой он утонул и не хотел спасения. Но организм отказал ему в этом желании, и он, чувствуя приближение оргазма, ускорился, сжимая грудь Эрин, желая, чтобы она была первой. Так и случилось. Она сорвалась первой, выгнувшись в спине с протяжным громким стоном, и рухнула обратно на смятые простыни, крупно содрогаясь и всё ещё продолжая обнимать его. Канда кончил почти одновременно с ней, когда мышцы Эрин сжались вокруг его члена и стало невыносимо тесно и жарко. Ещё пару раз толкнувшись, он застонал и, едва понимая, что делает, ткнулся головой в подушку над плечом Эрин, стараясь не наваливаться на неё слишком сильно. Мир раскололся на цветные осколки и оседал внутри тёплыми искрами, и Канда совсем не хотел ему мешать.       Первой в себя пришла Эрин. Чуть повернув голову, она медленно погладила его по волосам и поцеловала в висок. Ладонь сместилась на спину, и от лёгких касаний Канде хотелось урчать, как большому довольному жизнью коту.        — Надеюсь, ты не уйдёшь ночевать к себе? — с лёгким смешком спросила Эрин. — Я не хотела бы остаться одна.       Канда, зажмурившись, заставил себя поднять голову и посмотреть Эрин в глаза. Она шутила, он видел это в отблеске зрачков, но ответить стоило максимально серьёзно. Так, чтобы она никогда в жизни больше не боялась остаться одна, даже в шутку.        — Нет, Эрин, — он поцеловал её в уголок губ и в кончик носа, а потом посмотрел прямо со всей возможной серьёзностью. — Я не уйду. И останусь тут на всю жизнь, если ты не против.       Ладонь Эрин на миг замерла, а сама она резче втянула воздух, но так же быстро расслабилась и улыбнулась.        — Не против, Юу. Оставайся. На всю жизнь.       Канда не хотел думать о том, сколь глубоки были сказанные им слова. Он поразмыслит об этом позже. Пока единственное, что было важным — эта женщина принадлежала ему.       И он никому не позволит её у него отнять.