Ветер Отечества. Эпизод 0: Касим

Хельмаджистан, база повстанцев в ущелье Батха, округ Бдакшон, 13 мая 1998 год, 10.00 Черный удушающий смог плотной пеленой висит над ущельем Батха, когда Касиму, наконец, удается добираться до базы повстанцев. Вернее, до того, что осталось от базы. Бой, как видно, закончился, не успев начаться - базу окружили со всех сторон и накрыли шквальным огнем. Нападавшие ничем не рисковали и вряд ли понесли хоть какие-то потери – после обстрела два БР прошлись по ущелью, добивая выживших. Стоило Касиму бегом, потеряв всякую осторожность, приблизиться к месту бойни, как в нос ему ударяет едкий запах пороха и паленой плоти. Несколько хижин чудом уцелели; добежав до той, возле которой они с Саидом провели нынешнюю ночь, он останавливается. Дальше бежать некуда, да и ноги не держат. Касим обессилено опускается на колени. От дыма слезятся глаза, а внутри все ноет и стонет, словно его ранили, и он теряет кровь, каплю за каплей. Надсадно закашлявшись, он валится ничком, колотя кулаками по обожженной земле и выкрикивая самые страшные проклятия, которые он только знает. Теперь он один. Осознание этого факта приходит одновременно с мучительным ощущением того, что плакать он не может. Совсем. Нужно двигаться, что-то делать, да и враги могут вернуться, такая возможность существует. У Касима всего лишь два выхода – либо здесь и сейчас пустить себе пулю в лоб, либо добираться до Бдакшона. Последние месяцы Маджид скрывался именно в столице, там затеряться легче всего. Но сперва нужно похоронить убитых. Проходит час. Кружится голова, губы растрескались от жажды, но Касим все так же яростно вгрызается небольшой саперной лопатой в сухую, каменистую землю. И, пробиваясь сквозь одуряющую усталость и звон в ушах, проплывают перед его глазами лица тех, кто долгое время заменял ему семью. Потом он по очереди взваливает на плечи тела убитых и тащит к вырытой яме. Некоторых приходится собирать по кускам и волочить по земле, обернув в брезент. Все это время его мучит подсознательный страх и одновременно надежда наткнуться на тело Саида. Но его нет. Его нигде нет. Саид тайно покинул лагерь, а после его ухода их непонятно каким образом обнаружил враг. Все попытки связать эти два события воедино приводят к тому, что жжение внутри становится просто нестерпимым, забивая дыхание. «Если во время битвы кто-то ударит в спину, то остается лишь умереть, запомни это» - сказал как-то Саид. Предательство это еще хуже, чем смерть. Это столь же непоправимо, но куда более болезненно. Наконец, возле двух обезображенных до неузнаваемости тел, он обнаруживает флягу Саида. Жжение внутри перестает быть нестерпимым, и слезы, наконец, подступают к горлу. Значит, все-таки предательства не было. Саид… «Прости меня, - шепчет Касим одними губами, - Прости, если сможешь!». Прицепив флягу к поясу, он взваливает на плечи очередного мертвеца, и только в эту секунду слышит приближающийся звук двигателя. Защитного цвета УАЗик, из тех, что Советы с самого начала войны поставляли своим союзникам, подкатывает к нему почти вплотную. В машине сидят двое в камуфляже, с нашивками правительственных наемников – широкоплечий, смуглый парень в очках и мужчина средних лет со шрамом на щеке, что так и впивается глубоко посаженными темными глазами в лицо Касима. Тот стоит, не двигаясь и продолжая держать на плечах мертвое тело – пытаться убежать, или схватиться за оружие в данной ситуации бессмысленно. Так проходит минута, а затем человек со шрамом отворачивается и жмет на газ. Касим глядит некоторое время вслед УАЗику, а затем продолжает свою работу. Когда, в какой момент он понял, что не сможет так просто повернуться спиной к погибшим товарищам и искать спасения? Это уже неважно. Важно лишь то, что насыпая последнюю горсть земли на свежую могилу, он успевает принять решение.