Ветер Отечества. Эпизод 0: Касим

Хельмаджистан, г. Бдакшон, 16 мая 1998 год, 14.10 - Не обязательно искать себе оправдания, - Маджид откинулся на спинку низкого, почти вровень с полом дивана, пригубил из жестяной кружки ароматный турецкий кофе. Его глубоко посаженные темные глаза, казавшиеся бархатистыми из-за длинных ресниц, глядели на Калинина проницательно и всепонимающе. Со времени их последней встречи он совсем не изменился, лишь резче залегли под глазами тени, да прибавилось седины в окладистой бороде. – В те времена, когда ты воевал на моей стороне, я числился у твоего руководства в списках борцов за независимость. Как только я перешел в разряд террористов, ты из союзника превратился во врага. Нет, тебе не стоит оправдываться, Андрей, на тебе нет никакой вины. Опустив голову, Калинин задумчиво потирает пальцами переносицу. Да, Маджид всегда был таким. У этого человека имелось удивительное свойство превращать врагов в союзников, а убийц в защитников. Странно видеть его здесь, на старом кофейном складе, где воздух до предела насыщен густым ароматом кофе и ванили. Они с Касимом явились в Бдакшон на рассвете, когда припорошенное желтой песчаной дымкой солнце медленно, словно нехотя выползало из-за горизонта, а с ближайшего минарета доносился заунывный голос муэдзина. Для защиты от песчаных бурь, город был обнесен стеной десятиметровой высоты, выщербленной временем и ветрами. У городских ворот, что располагались с северной стороны, собралась толпа – всех входящих обыскивали и проверяли документы. Однако, ворота были не единственным возможным способом проникнуть в город, помимо них имелось множество входов-выходов, не отмеченных ни на одной городской карте. Успевший неплохо изучить столицу еще во времена ее оккупации войсками Маджида, Калинин без труда провел своего юного спутника через одну из таких лазеек, что находилась в полутора километрах восточнее ворот. Узкие улочки, похожие на щели, меж безликих, со слепыми заколоченными окнами домов, были запружены народом. Впрочем, до войны улицы Бдакшона с еще большим трудом вмещали широкий людской поток, особенно в местах, где стихийно и беспорядочно располагались лотки уличных торговцев. В нынешние времена торгующих поубавилось; люди предпочитали пореже выходить из домов, и толпа процентов на сорок состояла из военных в форме регулярной армии, либо правительственных наемников. Стоило беглецам оказаться за городской стеной, как теперь уже Касим взял на себя роль проводника. Он уверенно вел Калинина по лабиринту городских улочек; тот был почти уверен, что мальчишка уже успел оставить где-нибудь по пути условный знак, предупреждая невидимых глазу наблюдателей об их появлении. Проплутав около часа, они, наконец, нашли убежище от стремительно навалившейся жары, кое-как укрывшись в тени навеса из верблюжьих шкур, прямо возле лотка с дешевой бижутерией и сувенирами. Упитанный торговец в засаленном халате неодобрительно покосился на пришельцев, но не сказал ни слова. Спустя три четверти часа, проходивший мимо юноша, что вел на поводу нагруженного тяжелыми корзинами ослика, вдруг остановился и произнес так тихо, что слышать его могли только они: - Идите за мной, и не делайте резких движений, если хотите жить! Зорко глянув по сторонам, Калинин заметил, как на крыше соседнего дома блеснуло что-то до боли похожее на прицел оптической винтовки. А спустя еще час, они с Маджидом уже неторопливо беседовали за чашкой кофе. - Я говорил тебе это раньше, говорю и сейчас, - медленно произносит Калинин, - Ты можешь сам все изменить. Пойми, в этом нет ничего унизительного! - Да, ты говорил это мне, - усмешка Маджида носит явственный оттенок горечи, - Ты предлагал прекратить боевые действия и согласиться на условия, что предложило мне твое руководство. И тогда моя страна будет поделена на сферы влияния между Советским Союзом и Штатами. И наступит мир. - Да, именно так. А добиваться независимости можно будет постепенно, политическими методами, а не силовыми. - Политическими? Опомнись, ты ведь не принимаешь меня за несмышленыша?! Политики слушают только сильных, и считаются только с сильными! Кто будет слушать меня, если я сложу оружие?! Нет – нет, поступить так, это означает обречь мой народ на рабство, рабство, из которого он не вырвется, возможно, никогда. Нет, Андрей, - Маджид предостерегающе поднимает руку, - я уже знаю все, что ты можешь мне возразить. Давай оставим эту тему. Ты пришел за помощью – я помогу тебе. А пока – будь моим гостем. Тебе нужно отдохнуть, Рустам тебя проводит, - давешний юноша с осликом неслышной тенью появляется у Калинина за спиной, почтительно склонив голову, - а разговор о делах продолжим завтра утром. Уже в дверях Калинин останавливается, услышав оклик Маджида. - Андрей, погоди минутку! Как, ты говоришь, звали перебежчика? - Маджид озабоченно хмурится, оглаживая бороду. - Саид… Да, Саид. - Касиму пока не стоит об этом знать. Они, кажется, были друзьями. Калинин молча кивает и выходит из комнаты. В крошечной, но уютной каморке, куда провел его молчаливый Рустам, запах кофе ощущается не так сильно. Умытый и переодетый в чистую рубаху Касим уже спит. Поправив на мальчишке сползшее одеяло, Калинин ложится рядом и мгновенно засыпает. Ему показалось, что он спал не более получаса. Выстрелы и крики врываются в его сон, заставив на пару секунд потерять ощущение реальности. Еще не успев проснуться, он уже на ногах; натренированное до автоматизма тело переходит в полную боевую готовность, опережая наполовину спящий мозг. Он видит, как Касим, стремительно кинувшийся к двери, отлетает назад сбитый с ног сильным ударом. Ворвавшиеся в каморку вооруженные люди валят их на пол; Калинин пытается повернуть голову, но, получив увесистый удар по затылку, замирает неподвижно. - Лежите смирно, - слышит он холодный голос Рустама, - и отвечайте на мои вопросы только «да» и «нет», вам ясно? - Да что слу…, - получив еще один болезненный тычок, Калинин замолкает. - Так вам ясно? – переспрашивает Рустам как ни в чем не бывало. - Да. - Хорошо. Это Гаул послала вас сюда? Вам поручили найти Маджида и убить его? - Маджид… Его пытались убить? Что с ним…? Калинина рывком переворачивают на спину, револьверное дуло с силой впечатывается ему в рот, разбивая губы; он тут же ощущает солоноватый привкус на языке. В глазах склонившегося над ним Рустама ярая, слепая ненависть и готовность убивать. - Кто. Вас. Подослал? – цедит Рустам сквозь зубы. Понимая, что парень невменяем, Калинин старается продолжить разговор в более спокойном тоне. - Зря ты обвиняешь нас. Если бы мы покушались на Маджида, мы бы были уже далеко отсюда, а ты застал нас спящими. Подумай над этим. Ты совершаешь большую ошибку. Секунду Рустам продолжает сверлить его ненавидящим взглядом, затем лицо его постепенно приобретает осмысленное выражение. Он отпускает Калинина и делает знак своим людям убрать оружие. - Идемте, - произносит он тихо, - Я отведу вас к нему. Короткий путь по узким коридорам и переходам кажется нестерпимо долгим. - Их было двое, - не оборачиваясь говорит Рустам, - одного мы взяли, другой ушел. Это позор для нас. В просторном помещении со сваленными в углу мешками кофейных зерен толпятся люди. Опередив Рустама, Касим проталкивается сквозь толпу, яростно работая локтями, отталкивает одного из мужчин, что склонились над распростертым на глиняном полу Маджидом. Грудная клетка Маджида судорожно поднимается и опадает; его глаза полузакрыты, а лицо землисто-серого цвета. Касим осторожно отводит ладонь Маджида, прижатую к правому боку; кровь, что струйками сочилась меж пальцев, выплескивается потоком. Рана размером с кулак; наверняка там разрыв печение и еще Бог знает чего, как-то отстраненно думает Калинин. С полувсхлипом – полувздохом, Касим зажимает рану, прижав обе ладони поверх руки Маджида. Тот открывает глаза, глядит на мальчишку осмысленно и ясно. У Калинина возникает ощущение, как тогда, при первой их встрече, что сейчас между этими двумя происходит нечто очень важное и сокровенное. Маджид поочередно обводит взглядом всех, кто стоит поблизости. Когда очередь доходит до Рустама, его губы начинают шевелиться, и юноша склоняется ниже, ловя каждое слово умирающего. - Ты…теперь вместо меня, - судорожно сглотнув, Маджид продолжает, - наша война не должна закончится моей смертью. Словно ловя эстафету, Калинин встречается глазами с человеком, сделавшим для него так много; с человеком, которого он с гордостью называл другом, и с не меньшей гордостью – противником.