Подружка дьявола

      У Соён опять случился приступ человеколюбия, и она с распростертыми объятьями кинулась меня обнимать, как только я сделала шаг за порог квартиры с Тэяном. Мне было всё равно, меня не трогало ее поведение, поэтому устало выдохнула, позволив делать всё, что ей вздумается. Она чуть не бегом потащила меня за собой в свою комнату, и я только заметила, что одета она совсем на себя не похоже — в длинную мешковатую худи и спортивные брюки. Квон Джиён не приехал с нами в квартиру, так что было странно видеть ее, ведь по моему мнению всё, что произошло, было сделано ради нее. А теперь он уехал куда-то вместо того, чтобы на всех порах нестись к своей любимой… Всё-таки не понятно было его отношение к ней: ради чего он устроил весь этот цирк?       Когда мы оказались одни в ее комнате, она то ли запнулась, то ли еще что-то произошло, но вдруг Соён упала. Я непонимающе смотрела на валявшееся на полу тело и долго раздумывала, что бы мог означать этот спектакль. Прошло несколько минут, а она не сдвинулась с места, что заставило меня нервничать, поэтому, обругав себя сотню раз за свою наивность и доверчивость, опустилась к ней, мягко перевернув на спину и чуть не упав назад. У нее были закрыты глаза, а лицо стало мертвенно-бледного цвета.       — Соён, что с тобой? — руки тряслись от ужаса, и я пальчиками щупала ее лицо и худые, почти костлявые руки. — Соён! — рванув к двери, тут же столкнулась с входившим в комнату Ханбином, потеряв дар речи на несколько секунд и жутко раскрасневшись. — Ха… Ким, ей плохо или что? Надо скорую, — несвязный набор слов еле был мною произнесен, а парень, насупив брови, шагнул к девушке и перехватил меня за запястье, заставив последовать его примеру.       — Не надо скорую, — как-то холодно и отрешенно. — И вообще не устраивай панику.       — Как это? — неуверенно посмотрев на девушку, взглянула на парня, по которому было понятно, что не стоило ничего делать, раз он так говорит. — Ей же…       — Никто не должен знать. Она этого не хочет, — он посмотрел как-то мимо меня, хотя и смотрел в мою сторону, отчего мне стало еще неудобнее.       — Я так не могу…       Мою попытку подняться резко оборвали: Ханбин схватил за руку, притянув к себе и бесцеремонно поцеловав. У меня ноги подкосились, и всё тело словно обмякло, отчего я, казалось, превратилась в безропотный овощ. Сердце забилось в бешеном ритме, готовое вот-вот выскочить из груди, а воздух улетучился куда-то, но парень не давал возможности вздохнуть, продолжая мягко сминать губы, играя с моим языком, заставляя отключаться мозг и отдаваться нахлынувшему чувству.       Спустя пару минут эта приятная пытка закончилась, и он вернулся к нащупыванию пульса Соён, пока я, раскрасневшаяся, смущенная, восстанавливала дыхание, прикусывая нижнюю губу и совсем не сдержанно разглядывая шею и ключицы Ханбина, выглядывавшие из-под его черной шелковой рубашки с незастегнутыми верхними пуговицами. Он взял на руки девушку и положил ее на кровать, пока я сидела в углу в ожидании… Наверное, в ожидании продолжения, ведь не мог же он…       — Она хотела с тобой поговорить, — он вытащил из прикроватной тумбочки какой-то шприц с жидкостью непонятного происхождения и содержания и ввел его Соён. — Я скоро вернусь, присмотри за ней и…       Меня словно обдали ледяной водой, когда только вышла из сауны. Его слов хватило, чтобы пробудиться от нахлынувшей эйфории, и вновь стать здравомыслящим человеком. Стало так стыдно за свое поведение. О чем я думала? На что надеялась? Идиотка.       — Зачем? — прошептала, чувствуя себя такой неимоверной дурой, что хотелось волосы рвать на голове. — Зачем ты так? — стало противно от того, что поддалась чувствам, что сама позволила собой воспользоваться.       — Я сделал что-то не так? — он удивленно повёл бровью, словно всё его поведение и действия были приемлемыми и нормальными, отчего мне становилось еще отвратительнее.       — Так, — сжалась в комочек у двери, обняв себя руками. — Ладно, прости…       Он выдохнул, взглянул на меня еще раз у двери и вышел. Чего ожидала? Это было глупо и неуместно. Тут Соён лежала без сознания, а мною похоть овладела, хотя и на короткий отрезок времени. Столько времени презирала их всех за аморальность, а сама повела себя не лучше, стоило Ханбину засунуть язык мне в рот. Отвратительно.       Прикусив губу, посмотрела на девушку, которая начинала приходить в себя и еле приподнялась, сразу же схватившись ладонью за локти и глухо простонав. Я подлетела к ней, присев на край кровати, подложив ей под спину подушку, чтобы она снова не упала.       — Ты как? — конечно, прекрасно видела, что она не в лучшем состоянии, но нужно было задать дежурный вопрос, чтобы убедиться хотя бы в ее способности говорить.       — Не хотела конечно… чтобы вот так, — она схватила мою руку худющими пальцами, в которых, казалось, совсем не было сил. — Ты нужна ему… Прошу, не бросай… Не уходи, — ее глаза с темными кругами были полны слез и какого-то непонятного отчаяния, что мое сердце невольно сжалось при таком виде девушки. — Я хотела быть рядом… всегда… вечно, — наверное, это был уже какой-то несвязный бред, но я очень сильно пыталась понять, сжимая ее руку в ответ, надеясь, что она поймет, что не одинока. — Глупо… Не нужны признания, ничего… Только быть рядом… Помоги мне… Прошу тебя, не бросай… Это моя последняя просьба.       Я заметила, что ее губы словно приобрели какой-то синеватый оттенок и кожа под ногтями рук тоже. Она была больна, без сомнений. Ее лихорадочное поведение не могло быть игрой, это было за гранью возможностей. Она начала плакать, но молча, почти без всхлипов, а я не знала, чем ей помочь.       Ханбин вернулся вовремя, сразу же кинувшись к девушке и крепко к себе прижав.       — Всё хорошо, Соён. Всё будет хорошо. Вот, — он достал из кармана брюк какие-то таблетки и протянул девушке. — Выпей, тебе станет легче, — она послушно кивнула головой, выполнив его указания.       — Что с ней? — прождав несколько минут, чтобы Соён немного успокоилась и легла обратно, спросила несмело, не глядя на парня.       — Бредила, да? — он сказал это с ноткой грусти в голосе, накрыв девушку пледом. — Ясно…       — Так что? Я ведь должна понимать, о какой помощи она меня просит.       — Рак крови… Последней стадии.       — О Господи! Она что… Она, — о смерти мне не хотелось говорить, но Ким посмотрел так, что мои сомнения мигом развеялись.       — Поздно выявили. Ни переливания крови, ни пересадка костного мозга не помогли… Была небольшая ремиссия*, в этот период она познакомилась с тобой, посчитав, что ты — ее спасательный круг.       — Я? Но почему?       — Идея фикс. Вы не абсолютно похожи, но она уверена, что вы — близнецы… Это всё последствия болезни… У нее периодически появляются разные психические отклонения, — он сжал волосы, спадающие на лоб, и зажмурил глаза, словно ему самому было так же больно, как и ей, словно он вместе с ней переживал все ее тяготы, но совсем ничем не мог помочь, отчего это бессилие так сильно отражалось на нем теперь.       — Ты не должен умирать вместе с ней, — голос стал таким сухим и безжизненным, и я коснулась ладонью плеча Ханбина. — Это не твоя вина.       — Я оставил ее… Оставил ее этому безжалостному ублюдку, которому плевать на всех, — он сжал руки в кулак. — А он даже не заметил, что ей плохо. Ты не должна ему говорить о ее болезни, слышишь? Он не имеет права… Не имеет…       Ханбин, похоже, и сам стал действительно болен вместе с Соён. Только его болезнь была другого характера. Его странный способ мести Квон Джиёну отдавал нотками извращенного садизма, ведь если этому мужчине не была дорога Соён, то для него ничего не будет значить ее смерть. И всё-таки смерть не обратима… Всё можно исправить, вылечить, залатать раны, пока ты живешь. Но после смерти ничего не изменить… И мне казалось, что даже такой мерзавец заслуживает шанса. Шанса сделать хоть что-то для умирающей.       Стоя на кухне и дожидаясь закипания воды в кастрюле, не переставала думать о Соён, ее просьбе и просьбе Ханбина. Квон Джиён за всю неделю даже ни разу не приехал и не навестил ее, что совсем сбило меня с мыслей о том, какое же она всё-таки имеет значение в его жизни. Мне ведь какое-то время казалось, что она значит для него гораздо больше, чем шлюха из борделя, которую он вытащил по прихоти. Быть может, для него всё в жизни было набором сиюминутных желаний и прихоти? Но ведь у любого человека должно быть хоть что-то действительно ценное, иначе ради чего ему жить? Какая-то цель в жизни должна была быть…       — Принцесса, ты мне всю кухню спалишь, — негромкий голос Тэяна, прозвучавшего у меня за спиной, вытащил меня в реальность.       — А, простите, я не специально… я…       — В облаках витаешь, понял, — он выключил плиту и мягко улыбнулся, а я бесцельно посмотрела на потемневшую от гари кастрюлю.       — Простите, я… давайте я хоть что-нибудь сделаю, денег у меня нет, но могу…       — Всё в порядке. Если тебе нечем заняться, вон тряпка, пыль вытри везде, давно здесь никто уборкой не занимался.       Согласно кивнув головой, стремглав кинулась к указанной коробке с необходимой бытовой химией. Протирать пыль было особо негде: в общей комнате было всего несколько тумбочек и пустая полка на стене. Поэтому решила, что, наверное, моя миссия этим не должна была ограничиваться, и пошла по комнатам, но не смогла войти в комнату Соён. Самой дальней комнатой оказалась комната хозяина квартиры: огромный портрет невероятно красивой девушки в рамке, висевший на стене перед двуспальной кроватью, сразу всё объяснил. Девушка была в подвенечном платье, такая милая, невинная, с непривычным цветом глаз — они были зеленоватого оттенка, хотя внешность не была европейской. Вся комната была в светлых тонах, словно являлась небольшим храмом для этой девушки, словно ее душа покоилась тут: на этих белоснежных простынях и мягких подушках, на лепестках пышных лилий, стоявших в большой вазе, — весь воздух был пропитан ею, и я словно почувствовала аромат ее духов.       — Сюда не нужно было, — в голосе Тэяна смешались несколько эмоций — грусть, тревога, боль и гнев; и он крепко схватил меня за руку, выставив вон из комнаты, заперев ее на ключ.       — Простите, я не хотела… Вы же не сказали, что сюда нельзя.       — Уйди, — он сжал ручку двери, не глядя на меня, словно сдерживая себя.       Я прекрасно понимала его негодование, но, если он так бережно относился к лишь портрету своей жены, то почему позволил нам тут жить? Он ведь должен был понимать, что кто-нибудь по незнанию или ошибке мог также вторгнуться в его личную обитель имитации присутствия любимой. Я не пыталась причинить ему боль или выразить какое-то неуважение к его жене, но он как-то слишком остро воспринял мою неосторожность. Быть может, на самом деле он хотел поделиться своим горем и болью, но было не с кем? Быть может, не нашлось человека, который смог бы его понять, поддержать и утешить? Ведь он не сможет вернуть ее, никогда не сможет исправить своих ошибок, своей вины перед ней…       — Простите, пожалуйста. Я до сих пор не понимала, что вам всё еще больно, — прошептала и быстрым шагом пошла в комнату Соён.       Она сидела на полу перед зеркалом в тонком, почти прозрачном платье и плакала. Она понимала, что смерть неизбежна, что ее конец близок, и это убивало сильнее, чем болезнь. Ханбина не было рядом, и я прокляла его сотню раз за то, что посмел оставить это несчастное существо наедине со своими мыслями.       — Я некрасивая, он не приезжает потому, что я стала некрасивой, — я еле разобрала эти слова в ее стенаниях. — Он не хочет меня видеть…       — Что ты такое говоришь? — мне хотелось хоть как-то ее поддержать, и присела рядом с ней. — Соён, ты — самая невероятная и милая девушка! — утерев ее слезы, посмотрела прямо в покрасневшие глаза, до которых добралась ее лихорадка. — Ты — самая красивая, ты же это знаешь! — неужели эта девушка когда-то казалась мне недостижимо идеальной?       — Я — ужасный человек, и это расплата за все мои грехи…       — Не говори так.       — Это Бог меня наказывает…       И почему только перед необратимостью смерти мы начинаем верить в Бога, хотя до этого верили совсем в других идолов, навязанных обществом и самими собой?       — Твой Бог — Квон Джиён, он не наказывает тебя. Ты же знаешь это. Он никогда, — я запнулась, боясь соврать, но ведь в утешении все средства хороши? — Никогда не сделает тебе больно.       — Тогда почему мой Бог не со мной? Где он? Ты же мой ангел, правда? Ты же приведешь ко мне моего Бога? — у меня всё внутри сжалось, когда она с таким отчаянием и надеждой посмотрела на меня — у нее снова начались бредовые мысли. — Ты — ангел, ты должна мне помочь…       Это было почти невозможно, это был один процент из ста, но я должна была попытаться хоть чем-то ей помочь, ведь она просит, ведь она так верит… В конце концов Квон Джиён не мог был быть настолько бесчеловечным, чтобы не прийти к ней перед ее неизбежной гибелью.       Я дождалась возвращения в комнату Ханбина и молча ушла под его недоумевающий взгляд. Меня слегка трясло, но я была уверена в том, что должна ей помочь. Хотя бы должна была попытаться…       Тэян сидел на кухне и смотрел в маленькое окошко на улицу, попивая горячий кофе.       — Где сейчас находится Квон Джиён? — мужчина не сразу, но обернулся, приподняв одну бровь, словно убеждаясь, точно ли я к нему обращалась. — Мне он нужен. Срочно.       — Скажи мне, я всё передам.       — Нет, я должна лично увидеть его.       Мужчина словно сканировал меня взглядом, пытаясь понять, с чего вдруг у меня возник интерес к Дракону и что бы это всё могло означать. Вероятно, не заметив никаких угроз для жизни своего друга, он натянуто улыбнулся:       — Мой человек отвезет тебя… Только он, наверное, занят делами, так что не знаю, примет ли тебя.       Я не стала углубляться, не стала ничего объяснять и спрашивать. Он не хотел ничего обсуждать со мной о своей жене, а я не могла пока что говорить ему о Соён, хотя мне казалось странным, что он до сих пор не подозревал неладного в ее поведении. Всё-таки целую неделю сидеть безвылазно в комнате — должно же было вызвать это хоть какие-то вопросы? Или они тут все помешаны лишь на своих проблемах?       Охранник Тэяна вез меня очень долго, и мы оказались в порту Инчхона. Было довольно темно, хотя улицы и были освещены фонарями вокруг. Мы проехали несколько постов охраны и оказались у каких-то огромных контейнеров, рядом с которыми была парочка невысоких зданий. Охранник высадил меня у одного из контейнеров, кивнув другому мужчине, стоявшему у контейнера.       — От Тэяна, — кратко прокомментировал охранник и уехал, оставив меня наедине с другим.       — За мной, — мужчина этот был такой же немногословный, что и предыдущий.       Мы шли очень долго мимо огромных и сложенных друг на друга грузовых контейнеров и наконец пришли к одному из них, в котором были приоткрыты двери, рядом с которыми стояло несколько мужчин с автоматами в руках. Мой сопровождающий что-то тихо сказал одному из них, на что тот недовольно фыркнул, поворчал что-то себе под нос, но зашел внутрь. Меня немного поразила эта странная охранная система, ведь Квон Джиён даже спал со мной под одной крышей, а теперь меня к нему не пускают сразу, словно я могла причинить ему какой-то вред. Если бы могла, то, наверное, задушила бы еще во сне, пока тот мирно спал в одной из комнат квартиры Тэяна.       — У тебя есть пять минут, — сообщил мне охранник, и меня пропустили внутрь.       В глаза сразу же ударил яркий свет, отчего пришлось их зажать. Эти двери контейнера скрывали лестницу, ведущую куда-то под землю, откуда несло сыростью и плесенью. Лестница освещалась яркими лампочками, но в самом низу свет был уже терпимый и приглушенный. Я прошла по узкому коридору к единственной двери, за которой оказалось очень просторное помещение, закатанное в бетон с несколькими вентиляционными люками. Дракон восседал на кожаном крутящемся стуле, а вокруг него собрались его приспешники, среди которых оказались Сынри и Коллекционер. Они что-то обсуждали, сидя за одним большим овальной формы столом, на котором стояли выпивка, пепельницы и валялись какие-то бумаги.       Меня заметили все и сразу — еще ведь и явилась в это место, в чем разгуливала по квартире — в белой пижаме. Чувствовать себя белой вороной в самом прямом смысле этого слова стало уже какой-то неотъемлемой частью моего бытия среди всего этого мира. Дракон не выразил никакого удивления, в отличие от всех остальных присутствовавших.       Первым ко мне подошел Сынри, подхватив меня за локоть и попытавшись выпихнуть за дверь, но я оттолкнула его, стараясь проявить как можно больше силы и решительности.       — Я пришла поговорить с вашим Драконом, — голос предательски дрогнул, но внешне старалась держать марку сильной и неподвластной.       — Он не в духе любезничать, — прошептал Сынри, поглядывая краем глаза на мужчину, который скучающе смотрел себе под нос в какую-то бумажку.       — Но мне сказали, что у меня есть пять минут.       — Думали, что ты…       — Именно из-за Соён я тут, — постаралась как можно громче выкрикнуть, чтобы привлечь внимание Квон Джиёна, но тщетно — этот пуленепробиваемый мужчина продолжал игнорировать.       — Что случилось? Она могла лично меня попросить, если ей что-то понадобилось.       — Но она попросила меня. Мне нужно пять минут, не больше, — с надеждой в глазах посмотрела на Сынри, который возвел глаза к небу, и я несмело коснулась его руки, на что мужчина недоверчиво, удивленно повел бровью, но кивнул всем остальным, чтобы вышли.       Оставшись наедине с Драконом, я чуть было не забыла, зачем вообще пришла. Он продолжал смотреть в свои бумажки, не обращая на меня никакого внимания. Кричать было бессмысленно, поэтому осторожно подошла к нему, сохранив дистанцию в один метр.       — Соён хочет увидеть вас, — дрогнувшим голосом начала говорить, но мужчина всё также был увлечен изучением непонятных писем. — Квон Джиён, Дракон, как мне вас лучше называть? Соён нуждается в вас. Вы нужны ей…       — И что? — он наконец-то оторвался от бессмысленного на мой взгляд действия, которым только лишний раз пытался показать свое неудовольствие.       — Как это «что»? Она же любит вас!       — Это ее проблемы.       — Вы вообще нормальный? Ей плохо без вас, она не знает уже, что думать! Вы очень нужны ей сейчас!       — А она мне не нужна, — его слова словно ножом по сердцу ударили, словно это я была в него влюблена и он мне отказал.       — Как вы можете быть… быть таким жестоким?! Она всегда была рядом с вами! Она всегда в вас верила, вас поддерживала, любила вас! Это всё, чем вы ей можете отплатить? Хоть какая-то доля благодарности у вас должна же быть!       — Что ты от нее получишь за это?       — Что?       — В чем твоя выгода? Ради чего ты просишь за нее?       — Нет никакой выгоды, мне ее жаль и…       — Думаешь, что станешь лучше в глаза других? Это твой способ самоутверждения?       — Что? С чего вы взяли…       — Почему ты приехала сюда?       — Я ведь сказала!..       — Нет, почему именно ты приехала сюда?       — Но…       — Соскучилась?       — Чего? — меня даже в дрожь бросило от его наглой ухмылки, которой он меня вознаградил.       — И продолжаешь делать вид, что тебе есть до кого-то дело. Как мило.       — Я не вы! Мне и правда есть дело…       — Почему?       — Да что опять?!       — Почему тебе есть дело до человека, которому на тебя плевать?       — Потому что… потому что…       — Такой цирк устроила. Ты же просто захотела меня увидеть.       — Что вы себе там выдумали? Вам корона не жмет?       — Не жалуюсь.       — Вы просто невыносимы! Неужели так трудно быть человечным?       — Это как ты? Не очень заманчивая перспектива быть половой тряпкой.       — Да почему вы снова на меня все стрелки переводите?!       — А с кем ты меня сравниваешь?       — Я не понимаю вас… Совсем.       — Ты же с кем-то меня сравниваешь. Не нормальный, жестокий, не человечный… Какой еще там? Так ты с собой сравниваешь или с кем-то другим?       — Я ни с кем не сравниваю, а прошу вас…       — Хм, просишь значит. Когда просят, то обычно пытаются польстить человеку, а не идут на таран со своими лозунгами, какими надо быть.       Он издевался, определенно точно издевался и наслаждался моей растерянностью, невозможностью ответить на его вопросы и слова так, как он хотел бы. Но ведь если я стану отвечать то, что он хотел бы услышать, разве это не обман? Пойти на самообман, на предательство всего того, о чем сама и говорила…       — Что вы хотите?       — У тебя нет ничего, что мне было бы интересно.       — Однако вы до сих пор не прогнали меня, так что думаю, чем-то я вас зацепила.       — Ты научилась думать. Это похвально.       — Как вы уходите от темы! Мы ведь говорили о Соён.       — Ты говорила, но теперь мне стало скучно. Проваливай.       — Она же умирает! Ее жизнь вот-вот оборвется, а вы даже не можете просто навестить ее!       — Все мы не вечны, — мужчина холодно пожал плечами в ответ, а у меня слезы в глазах встали от бессилия и осознания, что этого морального урода ничем не взять, что ему действительно наплевать на Соён, которая любила его больше жизни.       — Вы хуже, чем этот ХёнСок! Он сильнее и лучше вас! Да чтобы вы подохли в своем гребаном одиночестве! — громкая пощечина последовала неожиданностью даже для меня самой, но я ни каплю не пожалела: были бы у меня силы, избила бы до полусмерти этого ублюдка.       Я была слишком смелой, чтобы прийти в это место; слишком самонадеянной, что посмела о чем-то просить этого напыщенного, самолюбивого циника; и слишком глупой, что не подумала о последствиях своих действий. Мужчина вскипел и схватил меня за волосы так резко, что я опомниться не успела, как оказалась в лежачем положении на столе перед ним, нависавшем сверху. В его глазах горел огонь презрения и ненависти задетого эго. Страх обволок мое тело, которое оцепенело от его взгляда, который как обычно прожигал насквозь, дотла, не оставляя даже пепла. Слезы текли по щекам, но, как бы мне не было страшно, я была уверена, что не сделала ничего неправильного.       — Кто такой мрази позволил до меня дотронуться? — он сильно сдавил мое горло, отчего воздух перестал попадать в мои легкие, стало трудно дышать и говорить. — Ты забыла о своем месте? Так я напомню!       Горячее дыхание обдало кожу щек и шеи, отчего по телу пробежались неприятные мурашки, а внутри всё ухнуло куда-то вниз, и сердце словно остановилось. Что он мог сделать мне? Что бы он не сделал, это не могло сравниться с той болью, которую ощущает Соён. Боль стала частью ее жизни, и она жила с ней столько времени, а этот урод даже не замечал этого, нагло пользуясь ею. Но почему всё тело каким-то странным образом подчинялось этому ужасному, отвратительному человеку? Я не хотела быть податливой его власти…       — Обломись. Ненавижу девственниц, — жаркий шепот в ухо, после которого меня молча скинули со стола, как будто стряхнули ненужный мусор, и я ударилась больным ребром, застонав и скорчившись от боли.       — Ненавижу тебя, ублюдок… Чтоб ты сдох.