Голод

      — Принцесса, к вам гостья. Путешественница, мисс Лана.       Служанка (особенно приятно, когда моё альтернативное имя говорит прислуга) распахнула дверь в чайную — это была небольшая комната, соединённая со спальней Ша́йри. Я мало бродила по замку — обычно мы или разговаривали в спальне, или сидели тут, — но заметила, что некоторые дизайнерские решения были, так скажем, очень сомнительными. Насколько тёмными и блеклыми были некоторые коридоры, настолько же светлой выглядела эта комната, тут и там украшенная вычурными орнаментами и кружевами.       Шайри сидела за круглым сервированным столом, сложив руки на коленях, как чинная школьница-отличница. В середине стола на подносе с лепниной расположились посеребрённый чайник с изогнутым носиком и чайная пара. Поднос окружали миниатюрные белые блюдца с угощениями: сахарными конфетами с маленькими розовыми сердечками на верхушке, крошечными миндальными пирожными, виноградом и, конечно, шоколадом. Мне нравилось это королевство, но от зацикленности абсолютно всех на шоколаде уже подташнивало.       Шайри даже не встала поздороваться. Она растерянно оглядела меня.       — Лана, — обронила она и вымученно улыбнулась. — Доброе утро. Не думала, что ты придёшь.       Мой взгляд снова упал на стол. Сладостей было много, но чашек — всего две. Два блюдца. Две ложечки. Два кресла.       — Очень интересно, — сказала я. — И кого ты тогда ждёшь?       Шайри замешкалась.       — О, неужели у тебя роман?       Я заметила, как служанка, неспешно разливавшая чай, чуть покраснела и будто бы стала прислушиваться. Шайри сгорбила плечи, поёжившись: наверняка она чувствовала этот вопросительный, любопытный взгляд. Я знала, как она ненавидит внимание, и обожала по-доброму дразнить её: такой она была смешной, когда понимала, что на неё все смотрят из-за какой-то неловкости, и смущалась.       Мне было немного жаль её: подумать только, терпеть насмешки и осуждающие взгляды прислуги в собственном дворце и не говорить ни слова. Будь я на её месте… Будь я на её месте, не позволила бы даже косо посмотреть на себя. Хотя думаю, меня бы все обожали: это же я. Я бы прижилась во дворце гораздо лучше.       — Не совсем, — сказала Шайри наконец.       Я приподняла брови. Значит, немного всё-таки роман?       — Я имею в виду, нет. Вообще нет, — мигом исправилась она. — Но у меня важная встреча. Ты что-то хотела?       — Но встреча сорвалась. Как жаль. И ты уже хочешь меня прогнать — как мило.       Не дождавшись приглашения, я села за стол. Шайри беспомощно взглянула на служанку, но та с равнодушным видом долила чай в чашку и поспешно вышла, не говоря ни слова. Вот это сервис. Как же кстати…       — Я не… Я и не думала об этом.       Она хотела сказать это твёрдо, не оставив мне и шанса, но слова прозвучали беспомощно. Ай-ай, бедняжка. Сейчас расплачется, смотрите!       — Мы договаривались, что я приду сегодня, вот я и пришла. Всё логично. Ты что, забыла?       — Может быть. Прости, что так получилось, у меня столько дел в последнее время…       Шайри то и дело поглядывала на дверь и каждую фразу «опрокидывала» после плотной паузы. Последнее слово звучало приглушённо, как эхо.       — Ты не знаешь, который час? — спросила она.       — Часов десять. А что?       Шайри встала, уперевшись ладонями в стол, постояла, уставившись на сладости и чай, и снова резко села. Она не смотрела на меня и в целом вела себя нервно. Как ни странно, когда я увидела её взволнованность, моя поубавилась.       — Что ж, ладно, — сказала Шайри. — Раз так, то… можешь… остаться.       — Ох, какое гостеприимство, — съехидничала я. — Сама пригласила, а теперь не хочет меня видеть.       — Подожди, я вовсе…       Я многозначительно, выразительно оглядела стол — так, чтобы она поняла, что я недовольна. Шайри явно хотела что-то сказать — она смотрела куда-то сквозь меня, подбирая слова, — но вдруг её взгляд сконцентрировался на мне.       — Что такое? — спросила она.       — Ну и что это? У меня выпускной скоро вообще-то, — напомнила я.       Шайри застыла с пирожным в руке.       — Прости, я не понимаю.       — Я на диете.       Шайри хмыкнула и молча откусила пирожное. Я буравила взглядом чашки: похоже, Шайри не сделала ни глотка. Или я пропустила момент?       — Не думаю, что повара это знали, — сказала она. — Ты мне не говорила. От нескольких конфет ничего не случится. Наверное. Угощайся.       — Тебе это неинтересно, да же? Кто бы сомневался.       Почему-то волнение только подстёгивало меня. Голова будто горела. Было невыносимо. Я поёрзала на кресле: бархат неприятно нагрелся под коленями.       — И почему тут так неудобно сидеть, а? Слишком жарко.       — Конец марта, — пожала плечами Шайри, глуповато улыбаясь.       — А кстати, ты совсем не готовишься к коронации?       — Не понимаю…       — Ну, булочки ешь, — пояснила я, повысив тон. Да уж, соображала она очень плохо. — Пирожные, конфеты… Ещё же конкурс вечером, а там снова торты.       Рот Шайри мученически изогнулся. Она так сгорбилась, что выглядела совсем маленькой и жалкой.       Почему-то меня всегда раздражало, когда она выглядела такой униженной и оскорблённой невинной овечкой. Хотелось прикрикнуть на неё, спросить, потряся за плечи, где же её выправка и уверенность, сделать хоть что-то, что бы оживило её. Но в этот день она была ещё более унылой, чем обычно (хотя казалось, что это невозможно).       И чаепитие тоже было страннее — ещё более тягучим, напряжённым, более неловким, с ещё более чудесатыми (и раздражающими) недоговорками Шайри. Даже удивительно: как это у неё на кресле лежала обычная диванная подушка, а не спящая Соня. Казалось, ещё немного — и Шайри предложит мне вина, которого не было на столе, или задаст вопрос о том, чем похожи ворон и стол. Да и саму меня непривычно потряхивало от невозможности усидеть на месте.       — Тебе не надо похудеть перед церемонией или что там будет? — допытывалась я.       В следующее секунду стало только хуже. Будто бы шторы занавеса неожиданно открепились и закрыли сцену или декорации с грохотом свалились прямо во время драматичной сцены в финале.       Шайри распрямилась и посмотрела на меня с неожиданным презрением.       — Да ничего не будет, — сказала Шайри тихо и злобно. Такая забавная.       Я не восприняла всерьёз её выпад.       — Почему это? Подожди-ка. Ты меня не приглашаешь? Опять? Сначала не зовёшь меня на финал конкурса, теперь…       — Зачем тебе финал конкурса? — перебила меня Шайри. — Флиртовать с чужими парнями?       — Что? — вскипела я.       — Думала, я не знаю? — Она встала, нависнув надо мной. — Все это видят, Света. — Моё настоящее имя — это запрещенный приём. — И я вижу. Мне это очень не нравится. И мне не нравится, как ты ведёшь себя. Кто тебе дал право так говорить со мной, осуждать меня, смеяться надо мной? Как вы все смеете… Знаешь, мне надоело, что нас сравнивают. Мы совсем не похожи.       Я широко распахнула глаза. Шайри потряхивало, лицо у неё раскраснелось. Последнюю фразу она сказала уже дрожащим голосом.       «Слишком часто я стала видеть плачущих людей в последнее время», — с иронией подумала я, но запаниковала всё равно. Истерики только не хватало.       — Шайри, сядь, — прикрикнула я. — Ты что, с ума сошла?       — Мы никогда не будем похожи, — прошептала Шайри через силу и заплакала.       Сначала слезинки покатились по одной, она попыталась их утереть. Но через секунду я поняла, что сдерживаться она уже не может. Шайри зарыдала — в голос, захлёбываясь в слезах и частых вздохах. Я во все глаза смотрела за её внезапным приступом и не знала, что делать. Мне хотелось одновременно и заткнуть её, и успокоить, пожалеть. Она была жалкой. Я была жалкой — я ведь почти что видела плачущую себя. Мне не нравилась плачущая я. Прямо совсем.       — Хватит. Успокойся, — сказала я, но Шайри никак не замолкала.       Она всхлипнула и потянулась к чашке дрожащими руками. Я судорожно стала вспоминать фразы, которые следовало бы сказать.       Но не успела.       Шайри быстро сделала несколько глотков. Отставила чашку.       У меня не было времени что-то сказать. Не было времени даже подумать о чём-то, сообразить.       Через секунду Шайри обмякла. Тяжело облокотилась о спинку кресла. Голова повалилась на грудь.       Шайри.       Она.       Она.       Она!       Она?       Она… она…       Умерла.       …       Умерла?       — Шайри? — неуверенно, чувствуя себя глупо, произнесла я.       Она ожидаемо не ответила.       Мат… Он не для моей тонкой, благородной натуры, я же первая девушка школы, я же интеллигентка, я же актриса. Но это был пиздец. Просто полный.       Я вскочила, будто на меня ведро воды опрокинули, и подлетела к ней. Ни дыхания, ни пульса не чувствовалось.       Я походила по пустой комнате, намотав несколько кругов, и прислонилась к двери, прислушавшись. Вроде никого. Прислуги не будет ещё минут двадцать: нас всегда оставляли на время чаепитий вдвоём. Да и служанки тут были не очень заботливые: смотрели на Шайри волками и сторонились её. Так. И что теперь делать?       Возможно, скоро придёт кто-то, кого она ждёт. Нельзя, чтобы Шайри увидели такой, это ясно. А ведь я с ней ещё не закончила… Неудобно же получится.       И тут я кое-что вспомнила — хотя мало помнила об этом прежде. Точнее, помнила, но совсем не так подробно. День нашего знакомства. И как вовремя — будто мне явился призрак и предупредил об опасности. Будто бы мне дали знак. Перед глазами появились картинки случившегося несколько месяцев назад.              В тот день я была сама не своя. В сочинении на литературе написала какую-то ерунду, математичку вообще не слушала, а Нину игнорировала сильнее привычного. Сыграла на репетиции в драмкружке — перед Новым годом мы ставили «Щелкунчика» — я, конечно, всё равно гениально (что поделать: талант и опыт), но всё-таки не настолько, как обычно. Я очень торопилась и думала только об одном.       Побыстрее бы в Волшебный мир.       Поскорее бы к Арчи.       Арчи работал барменом в «Чёрном лебеде» (несмотря на название, ни к Натали Портман, ни к балету это место не имело никакого отношения). Обаятельный, обходительный, улыбчивый, но скромный ужасно. Мы познакомились несколько недель назад, и он никак не мог сделать первый шаг. От него было не дождаться ни приглашения на свидания, ни нежный объятий, ни поцелуя, ни цветов. Он стыдливо убирал руку, стоило нашим пальцам на секунду соприкоснуться.       Но я чувствовала, что именно в этот день всё должно решиться. Именно сегодня он признается мне в чувствах. А если что, то я буду действовать сама.       Я переместилась, как только освободилась от занятий. Не помню как: в шкаф залезла или в зеркало или открыла портал в книге. Выбрала любой предмет, просто подумала — и вперёд.       С годами я перестала пугаться того, что умею путешествовать в другие миры, хотя никак не могла привыкнуть к головокружению после того, как перемещусь. С момента как я обнаружила в себе силы, я прошла несколько стадий: от «что это было?» и «у меня есть… суперсила? Быть не может…» до «попробую-ка ещё раз» и, наконец, «когда там в следующий раз в путь?». Ещё, как помню, была стадия «я хочу быть обычной девочкой» и стадия, где в другом мире мне выдали брошюру о том, кто я (Путешественница или Путница), что это за дар (Дар Пути, очевидно), как им пользоваться (сосредоточенность, уверенность в собственных силах и вера в магию, энергичность — главный секрет успеха), и прочих деталях.       Волшебный мир (он был волшебным и назывался Волшебным — логично), по которому я путешествовала, был не таким, каким я бы его себе представляла, если бы вообще думала, что параллельные миры существуют. Он был современным и безобидным.       Я ожидала от королевств в этом мире большего. Чего-то просторного, яркого, роскошного. Шоколадное же королевство было… иным. Мне говорили, что самые богатые государства другие, что они отличаются от Шоколадного. Королевство лилий со множеством садов и выходом к морю. Колоритное Тридесятое королевство с теремами и сказочными лесами. Тридевятое сплошь в замках, дворцах и площадях. Роковое королевство в ярких огнях и с бурной ночной жизнью. Но в итоге я всё равно осталась в Шоколадном. Не знаю почему. Из-за Арчи, должно быть. А может, из-за Шайри.       Королевство не слишком большое. Особенных, запоминающихся мест здесь не так уж и много: площадь с большим фонтаном, два-три музея, сеть садов с живым лабиринтом и кустами в виде единорогов и русалок, аллея с главными кондитерскими, королевский замок — вот, наверное, и всё. В остальном жителей королевства окружали сплошь невысокие одно- или двухэтажные домишки с двухскатными крышами в виде шоколадных плиток и желтоватыми стенами.       Заблудиться тут просто. Можно смотреть на номера домов, но это не особо помогает. Я привыкла ориентироваться по знакомым лицам: эта торговка всегда стоит со «свежайшими и вкуснейшими фирменными лимонадами» тут, а этот садовник всегда подстригает кусты и собирает мусор именно в этом парке — и ещё по кое-каким деталям, которые рано или поздно, если бродить тут постоянно, запоминаются. Запах шоколада и хлеба усиливается, значит, ещё поворот — и окажешься на кондитерской аллее; забор, разрисованный орехами, бубликами и конфетами, находится в паре шагов от рынка; травинки тянутся к небу — на них попали крошки волшебной пыльцы, которой посыпают экипажи, и значит, рядом остановка с омнибусами; такая разудалая музыка играет только в одном баре и так далее, и тому подобное. Нужно, чтобы ноги и глаза ориентировались в королевстве быстрее, чем мозг.       В чём-то то, что потеряться легко, даже хорошо: можно быстро спрятаться при случае. Хотя что это я… От кого тут прятаться? Агрессивная нечисть не в почёте, всех сослали как-то очень давно — остались, как мне говорили, только мирные вампиры. Из тёмных сил остались ещё ведьмы, но это совсем другое. Они лечили, поэтому были незаменимы. Они калечили, поэтому были незаменимы. В целом они безобидны. Гадалок с магическими шарами, картами, зоркими глазами и загребущими руками стоило опасаться гораздо больше.       Шоколадное королевство встретило меня теплом. Зимы тут были мягкие, дождливые. Небо прояснилось, выглянуло солнце, и я даже расстегнула пальто. Дома я бы в таком продрогла, а здесь понимала, что надо было одеться полегче. Бар уже открылся, но я тянула время. Мне казалось, стоит увидеть Арчи, как моё сердце взорвётся. Нужно было передохнуть. Нельзя же появляться там в первые минуты открытия.       Тут меня осенило. Точно — середина месяца! Ноги понесли меня к обменнику. Обычно там суетилась толпа, но на этот раз внутри было пусто. Я даже не подумала, что это странно: главное, что очереди не было.       Я быстро залетела в тесноватое помещение с пятью аппаратами: они походили на привычные банкоматы, только были ниже и компактнее. Я зажала палец в специальной выемке, чтобы отпечаток считался. На экране высветились приветствие и последние цифры номера счёта.       Глаза тут же загорелись: денег стало больше. Как я и думала: Орден, организация, которая не только боролась здесь с злом, но и следила за Путешественниками, перевёл мне средства. Причём только потому, что я есть, что я Путница, что я могу принести пользу миру.       Вообще, многие Путешественники, насколько я знала, с удовольствием или помогают при королевском дворе, или работают в Ордене, рассказывая всё о Реальном мире и то и дело путешествуя туда-обратно. Изобрели то-то, надо это изучить, обсуждали такие-то социальные проблемы, неспокойно из-за такого-то, давайте подумаем, как не допустить такого… В своё время и мне предлагали поступить на службу. Шутка в том, что помогать я не особо хотела, и там об этом знали и даже вроде как хорошо меня понимали. Но деньги присылали всё равно — как мотивацию оставаться в Волшебном мире, наслаждаться его благами и, может, однажды всё-таки начать служить ему. Не дождётесь. Но спасибо, очень мило.       Ещё несколько кнопок: нужно было обменять часть националей — общей международной валюты — на сахарцы — валюту Кулинарных королевств, местную. «Денежное превращение» — «Превратить национали в сахарцы» — «Снять наличные» — «Выбрать сумму» — «Подтвердить» — «Пожалуйста, ожидайте» — «Заберите сумму в появившейся ячейке» — «Тратьте деньги с умом и удовольствием! Оцените, пожалуйста, работу обменника по пятибалльной шкале». Я убрала в сумку нежно-бежевые, цвета крем-брюле, купюры. Блаженство.       Я вышла из обменника и медленно зашагала к бару. Хотелось пить. И начать тратить деньги, конечно. Мимо как раз шла молодая женщина, толкая большую тележку с аппаратом для напитков. Иногда бывало такое, что торговки передвигали тележки, но обычно в середине дня они стояли у площади, никуда не уходя. Что могло такого произойти? Она решила закрыться раньше? Уже слишком много заработала? На площади собрались её конкуренты? Да быть не может…       — Подождите, — крикнула я и замахала купюрой. — Мисс…       Она обернулась. И вдруг вздрогнула. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Она оглядывала меня, прищурившись.       — Ваше величество? — неуверенно спросила она.       — Эм-м… нет, — ответила я почему-то тоже неуверенным голосом. Так меня ещё не называли. — Я просто хотела купить коктейль. Или вы не работаете?       Женщина приблизилась ко мне.       — «Ягодный взрыв», пожалуйста. — Я протянула ей деньги.       Она воровато убрала купюру, скомкав её, и принялась готовить коктейль, постоянно озираясь по сторонам. Женщина поместила в большую встроенную в тележку чашу какие-то цветные сиропы, горсть ягод, немного конфет, воду и закрыла чашу крышкой. Аппарат загудел.       — Хранитель, — пробормотала женщина, обратившись к местному аналогу нашего Бога (ох уж все эти здешние фразочки, с которыми иногда ещё разобраться надо). — О, Светлый Хранитель… Ты очень на неё похожа.       Я ошарашенно смотрела на неё. И почему коктейль так долго готовится? Или он всегда так?       — Тебе не стоит сейчас тут быть: принцесса вышла из замка.       Я подавила усмешку. Это было похоже на один из бредовых шифров. Птенец уже в гнезде. Печенье уже раскрошилось. Повторяю, принцесса вышла из замка, приём.       — Что? — только и спросила я. — Послушайте, выше дело — быть дружелюбной и с улыбкой обслуживать любого покупателя. Просто дайте мне коктейль, и я пойду.       Она вручила мне большой плотный стакан. Густой напиток пузырился и блестел: розоватый верхний слой из ягод постепенно, градиентом, переходил в оранжево-красный слой из цитрусов. Верхушку украшала молочная пена и разноцветные конфеты-тянучки.       — Я не шучу, — сказала торговка. — Лучше уходить отсюда.       И она, будто последовав своему же совету, тут же торопливо пошла прочь — даже тележка она толкала вперед с таким напором и так поспешно, словно это было легче некуда. Я с шумом втянула коктейль в трубочку, наблюдая, как женщина удаляется всё дальше и дальше. Да уж. Такого со мной ещё не происходило. Интересно, что на это скажет Арчи?       Я перешла дорогу, чтобы не идти через парк, — именно в этом, Летнем, было особенно много фей. Буквально кишели там. Фу. От их звона болела голова, от блеска пыльцы на тонких крылышках рябило в глазах. Крошечные создания — с человеческими лицами, человеческими телами и мушиной назойливостью. Они любили поиздеваться: тянуть за волосы, стремительно лететь прямо в лицо, роем бросаться под ноги, вырывать вещи из рук. Или наигранно смеяться — звонкими, тонкими голосишками. Чтобы позлить. Показать превосходство. Разве мы не смешные, разве мы не милашки? Мы раздражаем, но вы зависите от нас. Благодаря нам кареты едут, пыльцелёты — летают, а облакопорты — запускают один рейс за другим, растения — зеленеют и цветут, плоды — распускаются… Ничья больше магия не способна так заботиться о природе и всём сущем. Только наша… Ох, невыносимые выскочки.       Чем ближе я была к бару и чем больше отдалялась от центра, тем живее были улицы. Близился вечерний балаган — время, свободное от учебы и работы, время встреч, отдыха, развлечений, романтики, волшебства. Мимо, смеясь и держась под локоть, прошли девушки: обе — с лёгким макияжем, одетые в блузки, заправленные в свободные джинсы, на головах — изящные, совсем небольшие тиары, на руках — звенящие кольца и браслеты. Я оглянулась им вслед. Тиары, конечно, купленные. Это не наследницы. Они просто из хороших обеспеченных семей. Учат этикет, ораторское искусство, немного — магию, занимаются верховой ездой или ещё каким-нибудь этаким спортом, а ещё больше — воображают, что они не такие как все. Тоже те ещё выскочки.       Я прошла мимо цветочного магазина и книжной лавки — я заходила туда несколько раз полистать Мильтона и Гёте. Разнообразных книг в местных книжных было часто даже больше, чем в магазинах у меня дома: жители этого мира обожали читать о самих же себе, о таких же книжных героях. Сначала я удивлялась этому. Я не могла и подумать о том, что увижу тут такое количество книг, такой интерес к чтению.       — Откуда у вас столько изданий? — спросила я, зайдя как-то, ещё до знакомства с Арчи, в книжный по соседству и глазея на шкафы до потолка.       — У нас тоже издают книги, — охотно пояснила молодая энергичная продавщица, поняв, что я Путешественница. — И много. Нужно же знать, какие миры соседствуют с нашим. Это часть истории.       — Хотите сказать, — домыслила я, — что есть мир «Фауста»? И «Хромого беса»? И «Потерянного рая»? И «Монаха»?       — Ну да, — растерянно ответила та же девушка. — Ох, не так давно же сдавала историю… Но разделы с готикой и литературой Средних веков мы прошли так быстро. Думаю, на карте выдуманных вселенных они находятся рядом.       Она не злилась на меня, но на её лице читалось, что это странный вопрос: якобы для меня должно быть естественным, что каждая книга, или же цикл, или же, например, книги одного автора — отдельная вселенная, куда можно попасть. Это обыденность.       Я с придыханием рассматривала томик «Фауста», который держала в руках.       — И что, туда можно путешествовать?       — Теоретически да, — присоединилась к беседе вторая продавщица — она убиралась на полке. — Но честно говоря… Магия, бесы — всего этого и у нас хватает. Скучно же. Хочется что-нибудь необычное вообразить себе. О, я бы в книги Достоевского переместилась — вот это жизнь: мрачная и опасная, непростая, почти беспросветная! Выживешь такую жизнь — настоящим человеком станешь! Красота! Там каждый — главный герой своей судьбы. А тут что? Конечно, все ощущают себя основными поначалу, но я уже понимаю, что явно не главная героиня этой книги. Я на задворках, на третьестепенных ролях…       — Крис! — шикнула на неё первая продавщица, и та и вправду замолчала. — Простите, у неё… как это говорится… экзистенциальный кризис.       Мне понадобилось время, чтобы уложить эту информацию в голове (не про кризис, а про миры). Множество вселенных, рядом, жители мира читают книги друг о друге и о своих предках, изучают их в школах и университетах… И ведь не лень же им. С другой стороны, мои недалекие одноклассники и одноклассницы даже не знают, кто такой Мильтон. Они бы не отличили его «Потерянный рай» от части «Рай» в «Божественной комедии» Данте. Хотя о чём это я: они не могут и двух часов потратить на пьесу Шекспира. Тупицы.       Я подошла к бару. Книжный и цветочный — всё же странное соседство, но предполагается, что бар задумывали заведением для интеллектуалов: в любом случае, думаю, на это и указывают компактные стеллажи с полками внутри, лепнина в виде раскрытых книг, цитаты в меню и на барной стойке. Слишком поздно я здесь не была, не знаю, насколько бар обманчив ранним вечером и перед закатом, но в целом «Лебедь» и вправду спокойный и уютный. Я ещё ни разу не попала ни в какую драку и не застала пьяных ссор.       Вывеска ещё не горела — на улице пока было светло. У входа я никого не увидела, хотя по вечерам тут людно: парочки, которые, казалось, не просто целуются, а пожирают друг друга; студенты, решившие хотя бы на вечер притвориться, что они не учащиеся престижных академий и не будущие достойные граждане своего государства, а обыкновенное отродье — без дома, магических способностей, судьбы и мозгов; одиночки, пафосно курящие сигареты и высокомерно поглядывающие на пары (возможно, позже они встретятся глазами с другими одиночками и тоже станут парочками).       В баре Арчи крутился за стойкой, что-то убирая и переставляя. Он двигался быстро, легко, ловко, оживлённо. Белая рубашка с жилеткой — униформа бармена — прекрасно сидела на нем, волосы блестели, голубые глаза смеялись. Я чувствовала спиной взгляды остальных посетителей — будто бы они тоже ждали, пока Арчи признается мне во всём.       Ясно же, что, раз я в этом мире, где-то должна быть моя вторая половинка. Обычно это один из первых встреченных красавцев, каким Арчи для меня и был, — я ходила в этот бар чуть ли не сразу, как решила исследовать Шоколадное королевство. Наверняка я не ошиблась.       Я села на барный стул. Арчи слегка улыбнулся мне. Снова издевался перед тем, как перейти к решительным действиям. Может, сегодня получится… Должно. Должно получиться.       Он с любопытством посмотрел на меня — остальные немногочисленные посетители уже сидели с заказами за столами, и ему явно было нечем заняться. Барная стойка и так блестела, бутылки стояли смирно, и он принялся размеренно полировать бокалы и стаканы тканевой салфеткой.       — Как дела?       Почему-то сидеть было невыносимо: я никак не могла успокоиться. Да ещё эта странная женщина и сладкий коктейль, который только взбодрил…       Раньше мы с Арчи общались спокойно. Мне очень нравились непринужденные разговоры с ним, в которых каждое слово легко цеплялось за слово, фраза — за фразу, тема — за тему. Но сейчас любой вопрос был очередным глупым издевательством. Я мысленно поторапливала себя, его, мир вокруг.       «Как дела? Мне хочется, чтобы ты сказал, что любишь меня, поцеловал и мы поженились. Быстро. Прямо сейчас. А ты не торопишься. Как у меня могут быть дела, по-твоему?!» Будто бы ну очень сложно понять, что мне нужно от него.       — Отлично, — сказала я и улыбнулась — сногсшибательно улыбнулась, конечно, я по-другому и не умела. — О, что я сейчас расскажу!       — Слушаю тебя.       Я пересказала ему историю с торговкой.       — Она испугалась меня, представляешь? И сказала уходить оттуда. А вы говорите, что Реальный мир странный. Она упомянула, что я похожа на кого-то и что принцесса вышла из замка. Это вообще нормально?       На секунду мне показалось, что в спину мне ударила тишина. Будто бы все навострили уши и уставились мне в затылок. Но через мгновение бокалы снова тихо зазвенели, а вилки застучали о тарелки — всё-таки точно показалось. Хотя… может, это у всех вдруг перехватило дыхание от нашей с Арчи химии?       — О, Хранитель, — насмешливо покачал головой Арчи. — Я понял, наверное. — Он пробежался взглядом по залу и понизил тон, заговорщически продолжив: — Да ты не обращай внимание: у некоторых сейчас — грубо, ну да ладно — крыша едет. В королевстве неспокойно, налоги растут, слухи ещё всякие…       — Какие слухи? — неожиданно заинтересовалась я.       Я всё ещё ждала, когда Арчи уже соизволит поговорить со мной честно, но мысли ненадолго переключились. Волшебный мир… Слишком спокойный, слишком скучный! Со мной мало что происходило. Никаких приключений.       Я не могла бы сказать, что здесь было обыденно — лучше, чем дома, намного. Но мне постоянно чего-то не хватало: и как же это — волшебный мир без приключений, без моей личной истории? Это хотелось исправить. Это нужно было исправить!       Арчи перегнулся через стойку и наклонился ко мне очень близко, продолжая шептать. Я могла дотронуться до его светлых кудряшек, небрежно спадающих на лоб.       — Да так, говорят, что наследница не в себе. Издевается над прислугой, а ночью превращается в монстра и убивает мирных жителей. Какой-то бред, в общем. Не обращай внимания.       Ничего себе не обращать внимания!        — У вас тут такое происходит, а я не в курсе? Ты шутишь?       — Просто слухи, — пожал плечами он.       — Офигеть слухи, — выдохнула я. — А что тогда та женщина так смотрела на меня? Тоже думала, что я её съем?       — Ну наверное, она перепутала тебя с наследницей, — сказал Арчи. — Вы похожи.       — Что?       Я оторопела, но Арчи продолжил смотреть на меня серьёзно и с некой меланхолией. Он не шутил.       — Что значит — «похожи»? Одеваемся одинаково? Походка похожая? Или как? Сильно похожи?       Может, это комплимент? Сомнительный, если учесть, что он только что про убийства говорил. И на что он намекал? Я? Сделать кому-то что-то плохое? Никогда!       — Фигурой, лицом, волосами. Многим.       — И ты мне не сказал? — оживилась я ещё сильнее. — Ты же мне покажешь? Я хочу её увидеть.       Он засмеялся.       — Не думаю, что это хорошая идея. Слушай, всё равно ведь принцесса… совсем другая. Я бы не спутал вас, честно. Ты другой человек. Ты же абсолютно уникальна, Лана, ты такая одна, — просто сказал он, бесхитростно улыбаясь.       Сердце заколотилось чаще. Мне словно вручили престижную премию и пригласили на сцену под оглушительные аплодисменты.       — Ты прав, — согласилась я, чувствуя, что щёки горят. — Мне нужно выпить.       — Тебе сок или газировку? Или сок с газировкой? — поинтересовался Арчи. — А… Или тебе молочный коктейль?       Я закатила глаза: старое доброе ехидство.       — Мне совсем скоро восемнадцать, вообще-то. Разве ты не хочешь налить мне что-то поинтереснее? Я имею на это право — это всего лишь исследование вашего мира. Должна же я знать, что вы пьёте. Орден не будет против, если ты мне откажешь?       — Будет против моё начальство, а они считают себя важнее Ордена, поверь, — посмеялся он и всё-таки поставил передо мной стакан сока.       Налил он напиток мгновенно — сделал всего несколько резких, но слаженных, уверенных движений, похожих на элементы танца. Бокал — на стол. Пачку с соком — взболтать. Лед — насыпать. Сок — налить. Вуаля.       — Ты у меня такой несговорчивый, — сказал я с усмешкой полушепотом.       Арчи улыбался, но я вдруг поняла, что это не простая улыбка. Это была улыбка всего лишь бармена, официанта — вежливая, натянутая. Он помолчал.       — Лана, — подчёркнуто спокойно сказал он. — Слушай, я не люблю недомолвок.       Кажется, момент настал. Я запереживала ещё сильнее.       — А я-то как не люблю, ты себе не представляешь!       — Я серьёзно.       — Ой, конечно, прости. Продолжай.       — Давай сразу всё проясним.       — Да?       — Я не знаю, что ты пытаешься сделать и правильно ли я всё понимаю. Кажется, что ты относишься ко мне не так, как я к тебе. Иногда всё заходит слишком далеко.       Но он сказал совсем не то, что я ожидала.       — Ты думаешь, что я с тобой флиртую и всё в таком роде, но это не так. И — как я уже и говорил много раз, между прочим, — явно намекая на мою невнимательность, вздохнул он, — у меня есть девушка.       Я не понимала, о чём он, и сидела, неотрывно смотря прямо на него и ожидая продолжения. Но Арчи ничего не говорил — только виновато улыбался. Мне не верилось, что это конец.       — Но ты готов расстаться с ней, потому что я твоя судьба? — подсказала я.       — Лана…       До ужаса нравоучительным тоном он принялся объяснять мне, как он любит только эту девушку, что он верен только ей и якобы никогда не мог бы себе позволить даже подумать об отношениях с кем-то другим и что ему неудобно передо мной, но такова реальность…       Я слушала Арчи вполуха, сгорая от стыда и мечтая, чтобы он заткнулся и перестал. Выглядел и звучал он жалко. Он пытается оправдаться? Или научить меня чему-то? Меня? Серьёзно?       — Хватит, — сказала я наконец-то, нахмурившись и поджав губы, и он даже удивленно поднял брови — видимо, из-за того, как изменился мой тон. — И кто она?       — Это важно?       Он вдруг рассмеялся. Я посмотрела на него в недоумении — что тут смешного? — и только через несколько секунд поняла: вопрос показался ему нелепым. Я показалась ему нелепой.       — Она немного младше меня и работает в одной кофейне, — пояснил он. — Мы познакомились этим летом. Она даже осталась в этом королевстве ради меня — иногда она работает в долгих круизах с родителями. А что? Думаешь, я обманываю?       Пока он говорил о ней, его глаза светились от счастья.       — Кто знает, может, ты просто хочешь позлить меня. Вы, мужчины, ужасные провокаторы — обожаете, когда мы ревнуем.       — Что? — удивился он. — Я хочу вызвать у тебя ревность? Я терпеть не могу ревность.       — Ну да, ну да, конечно, — закивала я. — Известно, что люди обладают как раз теми качествами, которые они ненавидят в других. Так что раз ты говоришь, что не любишь ревность, то у меня плохие новости для тебя: наверняка ты страшный ревнивец.       — Слушай, я же не доливал ничего в твой сок? Откуда такой гонор?       — Сам подумай, Арчи, — меня было не остановить, — она — обычная девчонка из твоего мира, а я — Путешественница. У меня дар. Такую встретишь не каждый день. Вдруг это судьба? Ты зря отказываешься. От меня никто ещё не отказывался!       — Хранитель, — проворчал он себе под нос, и чувство собственной нелепости усилилось раз в сто. — Лан, извини, но у нас этих избранных… Ты где-то десятая Путешественница, которую я встречаю.       Он совершенно не воспринимал меня всерьёз. Совершенно.       — Но ты же сам сказал только что!       — Что сказал?       — Что я уникальная, — укоряюще заявила я.       Он посмотрел на меня мягким, снисходительным взглядом.       — Лана…       — Ладно, на сегодня хватит. Учти, если ты потом решишь всё-таки прибежать ко мне, то тебе ничего не светит. Не думаю, что я дам тебе шанс после скандала, который ты мне только что устроил.       Я резко встала — полы пальто яростно колыхнулись — и направилась к выходу, ещё не зная, что толком чувствую — грусть, гнев, обиду, разочарование или всё сразу. Но настроение у меня чуть поднялось, когда я представила, как эта сцена выглядит со стороны: парень ведёт себя грубо и неправильно, а девушка, борясь с непреодолимой тоской от предательства, находит в себе силы уйти от него с гордо поднятой головой. Она закрывает дверь в прошлое и открывает в будущее, а парень остаётся наедине с её последними, сказанными ему в пылу эмоций словами — точными, твёрдыми, правдивыми. Она оправится от потерь, а вот он потом ещё поймёт, кого потерял, и никогда такую больше не найдёт…       — Лана!       Я застыла на месте и медленно обернулась. Неужели…       — Ты забыла заплатить. Для тебя скидка, но заплатить надо. Пожалуйста?       Мне казалось, что все сидящие в зале с трудом сдерживают смех и косо посматривают на меня, пока я возвращалась обратно, кидала на стойку монеты и снова шла к выходу. Вовсе остальные посетители не думали, что я в этой ситуации победила. Всё-таки Арчи унизил меня — нашёл же момент.       Я хлопнула дверью громче, чем нужно было. Сам отказ, такой твёрдый, жёсткий, категоричный, был оскорблением. И ошибкой, огромной ошибкой. Невероятно. Невероятный…       — Дурак, да?       Передо мной вдруг оказалась невысокая темноволосая девушка. Я смерила её взглядом. Я бы вряд ли обратила на неё внимание, если бы она сама не появилась напротив и не заговорила со мной: лицо я бы назвала миловидным из-за больших зеленых глаз и веснушек на чуть курносом носу, но на ней совсем не было макияжа, а взгляд был спокойным и даже равнодушным — всё это мало чем выделяло её среди других.       Одета она была в мешковатую серую толстовку и розовую юбку-пачку, в руках держала большую блестящую сумку, и эти вещи каким-то странным образом умудрялись сочетаться друг с другом, хотя в теории не подходили друг друг совсем. Но думаю, девушка всё равно легко затерялась бы в толпе среди рабочих костюмов торговцев, студенческих и школьных форм, мантий ведьм, ярких платьиц фей и нарядов аристократов. Жители Волшебного мира наивно, слепо восторгались одежде Путешественников и хотели одеваться так же якобы в знак уважения и восхищения (да и им просто это нравилось). Иногда они носили стандартные джинсы с рубашками и блузками, а иногда выдумывали странные сочетания. Поэтому и на эту незнакомку я бы даже не посмотрела.       Я хотела усмехнуться и отойти, как вдруг осеклась, поймав взгляд девушки. Всё-таки было в её внешнем виде нечто цепляющее. Это не была какая-то тихоня-скромница, которые всегда раздражали.       В одну секунду меня будто пригвоздило к полу. Я ещё соображала и могла говорить, но словно выпала из реальности. Мысли затуманились.       Какая она манящая.       — Сигареты не будет? — спросила незнакомка невозмутимо.       Я помотала головой.       Я и правда не курила, хотя одноклассники не раз мне предлагали, приглашая спрятаться на переменке за школой или затаиться у многоэтажек. Я только фыркала в ответ. Курить мне не позволяла порода: не уподобляться же отребью из класса, которое чувствует себя невероятно взрослым и просвещённым, хотя всего-то и делает, что испуганно стреляет сигареты у приятелей и жмётся у гаражей, чтобы, не дай Бог, мать не узнала. Скрытничать, красть сигареты или выпрашивать их купить у прохожих — глупо, унизительно и бессмысленно. И перед кем они выделываются? Что пытаются доказать? Они потому и курят, что у них нет ни таланта и любви к искусству, ни Дара, как у меня.       — Жалко. Да не расстраивайся ты, — махнула рукой она. — Если он отказал, то это не твоё.       — Ты кто?       — Я не представилась, какая жалость. Доротея. Оч-чень приятно. Ох, Тёмный Хранитель, подумать только… Ты такая красивая. И как он посмел отказать? У современных мужчин никакого характера, да?       Она напоминала Нину — одноклассницу, всё набивающуюся ко мне в подруги и неспособную понять, что она мне не слишком и нужна. Я же, добрая душа, никак не могла сказать ей правду и из жалости держала её рядом — что ж, зато видно контраст между нами. Рядом с ней меня, звезду класса и театральной студии, замечали ещё сильнее. Нина тоже выглядела неприметно, тоже могла бы нелепо одеться (и как она не понимала, что некоторые вещи не для неё?), тоже много говорила.       Только вот в тот момент, наоборот, я увязалась за Доротеей. Я зависела от неё, слушала её не отрываясь. Меня тянуло к ней. Если бы она почувствовала себя нехорошо и попросила бы остаться в моём фамильном замке, я бы мигом согласилась, не заподозрив никакого подвоха.       Я не заметила, как мы вдруг сдвинулись с места и как я пошла следом. Мы шли всё быстрее и быстрее, всё дальше и дальше. Улочки растворялись за нашими спинами.       — Я сама, — продолжала Доротея, — часто развлекаюсь с теми, кто психологически совсем мальчишка, но как же хочется — ты понимаешь, подруга, — настоящего мужчину. Сильного, смелого, решительного, страстного. Такого, с которым всё было бы понятно.       — Откуда это ты можешь знать, что мне надо? Может, мне хочется другого: обычного свидания с цветами и романтики? — с трудом размышляла я в бреду, пытаясь идти с ней вровень. — Или…       — Или! — Она подняла указательный палец. — Вот именно: или! Все эти милые, сладкие, невинные мальчики — они сами не знают, что хотят. Они же скучные, пресные. Нужен тот, кто скажет: «Ты моя!» — и с этим невозможно будет спорить, невозможно будет противиться.       — Хоть что-то бы, — проговорила я рассеянно. Голова кружилась.       — Это приходит с опытом. Сначала хочется «хоть что-то», потом «это что-то!».       Я шла, даже не глядя на дорогу: настолько я доверилась Доротее — Доротее, нежной, притягательной, с пронзительными глазами…       — Куда это мы?       — Мы? Как это — куда? — игриво переспросила Доротея и подмигнула. — Ты же хотела увидеть принцессу. Вот я и хочу тебе показать. И нет, я не про себя сейчас.       — Моего двойника?       — Конечно, её, кого же ещё? Самая настоящая наследница. Хотя…       — Что? — с любопытством взглянула я на неё.       — Разве ты не понимаешь? — ахнула Доротея и захлопала ресницами. Я недоумевала, как она может одновременно и следить за дорогой, и отвлекаться на меня, что-то без конца говоря. — Она же проклята! А ещё ненавидит свой народ и мечтает уничтожить его. Поэтому ситуация с троном напряженная.       — Проклята… То есть это не ерунда?       — Если бы! Скажу честно, — она чуть замедлилась и наклонилась ко мне, почти коснувшись своею щекой моей, — все аристократические роды понемногу истощаются, теряют своё влияние и уважение, свою стать. Наследники — уже не те люди, на которых можно положиться. Всё страшнее думать о том, какое отродье займет трон.       Она поджала губы.       — Это ужа-асная несправедливость, но такова жизнь: лучшим — таким, как ты, Лана, — не достаётся ничего.       — Поговори ещё, — сказала я. — Как это — ничего? Я путешествую между мирами, вообще-то. Не у каждого есть такая способность.       — Именно. Возможно, тебя одарили этим свыше. Ты абсолютно уникальная, особенная девушка. Красивая, умная, талантливая. И почему это ты должна терпеть отказы? Всякие неинтересные, пустоголовые замарашки легко очаровывают достойных парней, а хорошие девушки — красивые, образованные, способные — остаются без внимания. Почему это ты должна быть в тени? С другой стороны, а что поделать? Классический сюжет: принцесса и нищенка. Досадно, что, похоже, нищенка тут ты.       — Что? Никакая я не нищенка, — пробормотала я. — Хватит причитать.       — Понимаю: тяжело признать свои несовершенства. Вот она несправедливость — что я говорила? Она ничтожество, отпрыск чёрной магии, запугавший собственный народ. У неё нет твоей силы, твоего уверенного взгляда, твоей стати. Но именно она наверняка выйдет замуж за аристократа, ей передадут престол в следующем году. Достойна ли она этого? Едва ли. Таковы игры судьбы. Судьба всё перемолет. Раз тебе уготовано быть всего лишь Путешественницей, а ей королевой, то так тому и быть.       Я не успела сказать ни слова, как она шикнула на меня.       — Тихо! Мы почти пришли.       Шумные улочки остались позади. Я знала это место, но всегда проходила здесь только мельком, подробности рассматривая только на фото в путеводителе. Мы были не так далеко от центра на аллее, заполненной маленькими кондитерскими. Впереди располагался каменный мост через реку, ещё дальше, как я слышала, раскинулись кущи садов, и только за ними на возвышении обосновалась глыба королевского замка. Его острые башни уже виднелись издалека. Раньше я как-то намекнула Арчи, что хотела бы погулять у замка и зайти в местные кондитерские, но он тогда только замялся и стал усиленно искать себе занятие. (А Доротея в чём-то права. Даже во многом.)       Я быстро поняла, что что-то не так. Несколькими часами ранее меня это не смутило, но теперь было другое дело. Тишина. Вокруг было абсолютно безлюдно и абсолютно бесшумно. Окна жилых домов закрывали решётки, а в витрине сразу нескольких зданий виднелась надпись «Закрыто».       — Так-так-так… — пробормотала Доротея. — Она должна быть здесь. В последнее время она постоянно ходит в одну кондитерскую. Мы почти на месте.       Мы прошли ещё несколько метров вперёд, завернули за угол и остановились ещё перед одной кондитерской — кажется, только она и была открыта. За большим стеклянным окном виднелись миниатюрные круглые столы из светлого дерева и кресла с высокими широкими спинками, в глубине просторного зала располагались прилавок и витрина, наполненная пирожными.       Внутри не было никого, кроме девушки в фартуке, которая протирала один из столов. Она была худой, с озлобленным, жёстким лицом, густыми вьющимися волосами и узловатыми пальцами — то есть очередной дурнушкой. Она явно не стоила ничьего внимания. Доротея по сравнению с нею была внеземной: красивой, стильной и харизматичной.       — Все старые знакомые, — пробормотала Доротея тем временем. — Всё как надо…       Мне вдруг снова стало плохо. Я была взбудоражена и чувствовала себя готовой сыграть в ста спектаклях одновременно, а потом ещё посмотреть несколько фильмов, но это была болезненная энергия: такая, какая появляется, когда не можешь уснуть до пяти утра, хотя очень хочется. Обманчивая бодрость, приходящая вместе с усталостью, головной болью и слабостью.       Доротея положила ладони мне на плечи, заставляя подойти ближе. Чем больше я оглядывала кондитерскую, тем больше меня тошнило. Все сладости в витрине показались мне отвратительными. Эти пирожные… Жирный, тяжелый, липкий крем — много-много крема; бисквиты, липнущие к зубам, — я представила, как ем один за одним, насилу запихивая их внутрь, и сразу толстею; шоколад — приторный, быстро тающий, от его сладости щиплет в горле; торты — ещё больше мерзкого сахара: сахар в тошнотворном креме, пристающем к нёбу, в глазури наверху, в прослойке… Я поморщилась.       Я слышала голоса. Сначала я подумала, что они доносятся с улицы, справа, слева или откуда-то позади, но потом поняла: у меня шумело в голове. И я не могла разобрать ни один из голосов. Я совсем перестала соображать.       Я сделала несколько шагов и оперлась о дверь, тяжело дыша. И тут же поняла, что начинаю падать — дверь кондитерской приоткрылась, вовлекая меня внутрь. Я пошатнулась и…       И тут же стало легче. Слабость, отвращение, усталость — всё ушло. Я снова чувствовала себя так, как и сразу после перемещения — абсолютно нормально. Будто этих часов вообще не было, как и всего другого: ни бара, ни странной торговки, ни этого придурка Арчи, ни Доротеи. Доротея?       Я огляделась: внутри её точно не было. Куда она делась?       — Вы как? Всё нормально?       Девушка перестала вытирать стол и полностью развернулась. Я разглядела мельком только имя на её фартуке — «Робин», но ничего не ответила и продолжила искать. Мне было не до её попыток поздороваться со мной. Может, Доротея ждёт на улице? В окно её не видно. Или она что, уже ушла? Да где же она?       От негодования мне хотелось высказаться, но было некому. Боже, ну я и дура! Она же обманула меня. Обещала показать принцессу, говорила что-то про судьбу, обзывала меня нищенкой. Я поверить не могла, что действительно шла за Доротеей столько времени и даже не подумала, что это странно. Я следовала за незнакомым мне человеком. Тут что-то было не так.       Только вот… В чём обман? Я никак не могла сообразить, зачем нужно было всё это. Ну да, кости Арчи мы перемыли славно, женская солидарность, все дела, но остальное…       — Шайри? — Так я впервые услышала её имя — дикое, как и она сама, инородное в этом мире.       Я наконец-то обратила внимание на официантку. От изумления лицо Робин посерело, на лбу появились некрасивые складки.       — Кто? — переспросила я, вскинув подбородок. — Я вообще-то Лана.       — Фух, — выдохнула Робин, потрепала волосы на затылке и усмехнулась, показав зубы. Вышло похоже не на улыбку, а на оскал. — Простите, я обозналась. Вы так меня напугали. Так у вас всё хорошо? Может, воды?       Я не успела ответить, как она осеклась.       — Ого.       Робин заглядывала за мою спину, на дверь. Лицо её разгладилось, просияло — было чувство, что она хотела бы и дальше удивляться, продолжив таращить глаза, но не могла согнать с губ улыбку. Может, Доротея вернулась? Я смутилась. Я что, так же по-дурацки выглядела, когда шла с ней по улицам?       Через секунду дверь распахнулась, и я обернулась. На пороге стояла девушка. Но это была не Доротея…       Вот так всегда: к некоторым вещам готовишься бесконечно, настраиваешься, внушаешь себе, что они ничего не изменят, знаешь, что тебя ждёт, но всё равно не оказываешься к ним готова. Я точно не была.       Тёмно-русые, почти чёрные волосы до груди, закрученные в кудряшки, густые брови и серьёзный взгляд, чуть вздёрнутый нос, маленькая тиара на голове и совсем не будничное платье с пышной голубой юбкой.       Я, сама от себя не ожидая, похолодела. Наверное, ни разу в жизни я так ничего не оглядывала и ни разу в жизни так не пугалась. Это была я.       «Арчи, я убью тебя! Не сказать мне такое…»       Я заморгала. Попыталась собраться и найти отличия. Недостатки. Вот же: она чуть горбится. И лицо у неё совсем другое. Даже не лицо — глаза. Мягкий и грустный взгляд.       Только вот…       Я не ношу такие платья.       Никто не закрутит мне локоны.       У меня нет короны.       «Соберись. Ты лучшая. Только ты».       — Сама в шоке, — сказала Робин моему двойнику, прерывая мёртвое молчание.       Но та совсем не выглядела шокированной — скорее, немного обеспокоенной.       — Лана, — представилась я тихо и почему-то решила, что будет уместно протянуть руку. — Путница.       — Шайри. — Она сделала шаг и ответила на рукопожатие. Рука была холодной. — Принцесса.              Прошло всего несколько месяцев от момента знакомства до той минуты, когда я увидела её труп, — всего ничего.       Да уж, когда мы с Шайри познакомились, я подумала, что она такая, какой и должна быть наследница: элегантная, властная, решительная и величественная. Она стояла тогда передо мной в роскошном платье, с серьёзными глазами, снисходительно рассматривая. Но позже, когда я приходила к ней в замок, я изучила её — актёрская привычка. Я поняла, что она была неудачницей, и всё чаще замечала признаки её ничтожности: она смотрела в пол, постоянно что-то мямлила себе под нос, будто разговаривала с ковром, а не со мной, говорила односложно, подолгу молчала, перебирала пальцами. И это будущая королева? Как только я её изучила, очарование ушло. Мне стало с ней проще.       Наверное, так чувствовали себя гости Мэндерли, когда приезжали к новой безымянной жене мистера Уинтера: они планировали увидеть блистающую статную красавицу, которая стала бы достойной заменой прежней хозяйке (если сильную личность вообще можно заменить), а встречали в итоге неловкую и наивную тихоню. Вот и здесь была вместо великолепной Ребекки ничем не цепляющая серая мышка.       Однозначно, что во мне величия было больше. И неудивительно. Я часто видела завистливые взгляды: во мне сразу всегда угадывалась актриса, творческая личность. Девушка, которая лучше всех. «Где я, и где она», — вот то, что я думала о ней.       Слова Доротеи вспомнились мне очень точно и обрели смысл. Она была права. У меня дар, красота, достоинство, чувство юмора, талант, а всё внимание — Шайри. Вечно только ей. Просто нечестно, что Шайри лучше — а из-за чего? Только потому что она родилась в правильной семье? Из-за замка? Из-за платьев и макияжа? Даже когда она просто лежала, она вызывала только жалость и раздражение — то, чего она и была достойна на самом деле.       Я посмотрела на тело. По спине снова забегали мурашки. Кто-то хотел ей зла. Кто-то её убил. Отравил? Заколдовал? Замок давил пространством. Бесконечные коридоры, множество комнат, слуги, что-то задумавшие…       У меня в голове была ещё одна мысль, и она мне тоже совсем не нравилась.       Я прислушалась. Шагов за дверью не было слышно. Но это только пока: скоро сюда придут. Может, чтобы убрать со стола. А может, уже за мной…       Я знала, что буду делать. Но сначала нужно спрятать тело. Срочно.