Голод

      В каждом уголке Шоколадного королевства Эрика чувствовала приятную ностальгию. Знакомые улочки, любимый парк у главной площади, лавка с книгами, тележки со сладостями, запахи свежего хлеба и шоколада повсюду, крошечный переулок, где они с Мелани в детстве подкармливали кошек, яркие вывески, громада замка и узкие, невысокие, желтоватые дома с тёмными крышами — всё это согревало душу. Но чем больше Эрика любовалась идиллической картиной, тем больше замечала жутких деталей.              Её беспокоила Мелани. После возвращения они так толком и не поговорили — сестра постоянно будто испарялась. Она много ухмылялась, пристально разглядывала наряды Эрики, сама же одевалась нескромно и вела себя так же — чувство, что она постоянно со всеми кокетничала, впопад и невпопад. А ещё Эрика могла поспорить, что вчера Мелани не вернулась домой ночью: пришла только под утро. Было только слышно, как сестра поднимается по лестнице и хлопает дверью спальни.       Утром пятницы, однако, когда вся семья собралась в столовой, родители и словом об этом не обмолвились. Мама и папа, быстро позабыв про завтрак, болтали — по-другому и не скажешь, — шутили и чуть ли не договаривали фразы друг друга. Будто они были одним человеком — или всё же двумя, но с одной душой. Эрику всегда забавляла эта привычка. Как прекрасно — хоть это не поменялось за несколько лет. А вот Мелани, напротив, почти не говорила и с равнодушным видом разделяла вафлю на крошечные кусочки. Впрочем, это от родителей как раз не укрылось. В один момент папа перевёл взгляд на Мелани. То же сделала и мама. Сразу повисла вызывающая тишина.       — А у тебя как дела, птичка моя? — спросил папа. — И как провела вчерашний день?       Вилка сестры замерла. Мелани подняла скептичные глаза.       — И какая птичка? — прощебетала она сахарным голосом. — Сорокопут?       — Только подумайте, какие глубокие познания! — воскликнул папа. — Надеюсь, ты всего-то переоцениваешь свою кровожадность…       — А я надеюсь, — мигом подхватила мама, — что это не завуалированный ответ на вопрос, чем ты занималась вчера.       Папа хмыкнул.       — В таком случае я тем более хочу узнать подробности. Мы же семья: нам с мамой надо обязательно узнать, где труп, чтобы помочь его спрятать.       — О нет, — изобразила расстройство мама. — У меня совсем новый маникюр.       Эрика улыбнулась, но внутренне напряглась. Смутилась. И поразилась: забавно, в школе она бы не услышала подобной беседы — никакого обмена ироничными репликами на грани дерзости. Понятно, что сокурсники не могли бы общаться так с наставниками, да и наставники с сокурсниками — хотя те и были людьми гибкими, понимающими и часто с чувством юмора. Но и сверстники со временем почти утратили желание вести сложные, многослойные, язвительные разговоры — начнёшь разбираться, что скрыто в таких за иронией, и увязнешь. Все общались открыто и любезно, иногда даже слишком.        Поняв это, Эрика почувствовала, как прошлое в школе вдруг отделилось от нынешней жизни, ощутила, что теперь есть «там» и «здесь». Тот мир — масштабный, эстетичный, верный — сузился до точки, стал призрачным, нереальным.       — Не переживайте, не переживайте, — успокоила Мелани. — Вчера мы просто гуляли, как и всегда. Никаких убийств.       — Ну, — протянула мама. — это радует. А то этот твой Чарльз… Чудится мне, если он и правда прикажет вам убить человека, то вы спросите как.       Судя по всему, речь шла о друзьях Мелани. О них Эрика тоже ничего не слышала за эти дни, хотя и было бы любопытно понять, что это за люди. Если верить специфичной оценке мамы, то непростые.       — Ой, мам, ты всегда как скажешь… И ничего он не мой, — отмахнулась Мелани, снова помрачнев. — И вообще, поспрашивайте лучше мисс Совершенство.       Эрика приподняла брови, ожидая пояснения, но Мелани на неё и не посмотрела.       — Ты сегодня сама любезность, — на секунду нахмурился папа. — Но идея хорошая. Как ты? — обратился он к Эрике. — Уже освоилась?       — Всё замечательно, — Эрика стала вспоминать прошедшие дни. — Вчера тоже прогулялась. Зашла в книжную лавку за следующей частью Пруста — так увлеклась им в школе. Даже ночью зачитывалась.       — А потом зевала на уроках? Что за ужас! — развеселился папа.       — Как говорили у нас, не придётся искать утраченное время, если оно ушло на Пруста, — даже не жалеешь об утрате.       Мелани посмотрела на Эрику долгим недоумевающим взглядом. Что ж, такого в школе тоже случиться не могло. Эрика отвела глаза, не выдержав.       — Тонко, — одобрил папа. — Кажется, ты начинаешь осваиваться, это прекрасно. Мы так рады твоему возвращению.       — У нас есть для тебя новости, — сказала вдогонку мама.       Они многозначительно переглянулись. Эрика сразу всё поняла и невольно затаила дыхание. Она давно уже ждала, когда они расскажут.       Воскресенье неумолимо приближалось, и всё чаще в мыслях Эрики мелькал тот молодой человек в галерее. Адриан. Мистер Фиерсе. Теперь она снова вспомнила его — задумчивого, погружённого в творчество, мило сомневающегося в своих способностях. Смотрящего на неё с интересом — живые, искренние, умные глаза. Внимающего её словам и со сдержанным озорством соглашающегося на шаловливое предложение говорить на «вы». Вспомнила чёрные локоны, ямочку на подбородке, впалые щёки, лёгкую бледность и широкие брови — и покраснела.       Эрика не хотела быть из тех девушек, которые сразу представляют себя рядом с понравившимся парнем, примеряют его фамилию. Робела она и при мысли о том, чтобы стать частью головокружительного романа: страсть непотребна, ее невозможно контролировать. Да и понравился ли ей именно так тот молодой человек? Как разобраться, если в любовных делах совсем нет опыта? Эрика не знала. Рано думать о женихах, да и незачем. Но всё же Адриан её очаровал.       — Ну не томите-е… — скучающе простонала Мелани, и весь флёр развеялся.       Эрика не понимала, почему сестра ведёт себя так, и старалась изо всех сил, чтобы не чувствовать себя неуютно. Родители пока ничего не говорили. Губы папы на мгновение поджались, но он тут же продолжил — Эрика не знала, злится ли он и насколько. Знала только то, что человек он последовательный и не станет совмещать хорошие новости и недовольство. Сначала нужно порадоваться как следует, а уже потом, на десерт, можно и начать сердиться.       — Эрика, — наконец начал папа. — Ты сейчас (или кто-то другой за этим столом) подумаешь, что я стал совсем сентиментальным, но мы очень по тебе скучали. И то, что ты приехала, — особое событие: шесть лет — это слишком долго. Мы хотим сделать тебе подарок, но, конечно, такой же необычный…       Папа сделал паузу, предназначавшуюся, видимо, для изумления и восторгов. И пауза действительно пригодилась: хоть сюрприз и не совсем удался, но Эрика почувствовала, как быстро бьётся сердце и как переполняют радость и предвкушение.       — Как ты смотришь на то, чтобы у тебя появился собственный портрет? — закончила мама.       — На этом моменте ты должна уже прыгать от радости, — заметил папа. Тепла в его голосе было больше, чем иронии, и это растрогало Эрику ещё сильнее.       Оба выглядели невероятно довольными.       — Вы не представляете, как мне это приятно. Я действительно очень рада. — Эрика зарделась и сложила ладони вместе, поднеся их к груди. — Даже знаю, что художник придёт к нам в воскресенье, верно?       — Так, — удивился папа и с подозрением оглядел маму и Мелани. — И кто проговорился?       — Я случайно познакомилась с ним недавно, когда прогуливалась, — пояснила Эрика, не прекращая улыбаться.       — Вот как! — восхитилась мама. — Ну, не настолько большое у нас королевство. И как прошло знакомство?       «Постоянно о нём думаю».       — Мне было интересно с ним пообщаться.       — Ох, слышала я всякие истории про этих творческих парней и их моделей… — приподняла бровь Мелани. Все за столом сразу повернулись к ней. — Такие точно знают, что нравятся девушкам, и пользуются этим, да-да. Неудивительно, что ты сразу попалась.       — О чём ты? — растерялась Эрика.       — Да-да, он не такой. Пруст, портрет… Что сегодня за денёк, невероятно, я в каком-то вымышленном мире… Вы все серьёзно? — Мелани с вызовом посмотрела на родителей. — Так и скажите, что нашли ей жениха. Сыграете свадьбу, а потом напишете об этом в своей газете, как и обычно. Вы же всё делаете ради этого?       Эрику словно облили холодной водой. Она лихорадочно вспоминала встречу с Адрианом. Смотрел ли он на неё со слишком сильным интересом, хотел ли непременно понравиться, соблазнить? Эрика не могла — и не хотела — в это верить.       Родители, впрочем, были спокойны. Или же умело казались такими.       — Я всё же думал, что я редактор газеты, а не сваха, — проговорил папа преувеличенно терпеливо. — Здравствуйте, с вами Марлоу Сорроу, и это программа «Давай жениться» — так ты меня видишь? Не припомню, чтобы мы с мамой хоть раз давили на вас с браком. Вот уж о чём я не переживаю. Но, как говорится, кто как проклят. Старшая дочь тут ты.       — Что за намёки? — усмехнулась Мелани.       — Никаких намёков…       — …но у меня есть несколько кандидатов, если что, — закончила мама.       — Послушайте, — аккуратно вмешалась Эрика. — Только не ссорьтесь. Как бы то ни было, идея замечательная, и я благодарна за подарок. Тот художник был очень учтив, думаю, он справится.       Мелани побеждённо молчала, но Эрика всё равно вновь почувствовала её напряжённый взгляд. Тогда-то она и убедилась: что-то не так.       Мелани изменилась. Это больше не была та непоседливая, но застенчивая девочка с растерянными глазами, которая только-только начала взрослеть. Конечно, Эрика этого ожидала: она сама тоже больше не была весёлым, шаловливым ребёнком, к которому тянулись, как любители чтения — к книжному магазину. Эрика несколько лет не приезжала домой — боялась, а Мелани, в свою очередь, не путешествовала с родителями в Королевство фиалок. Сколько воды утекло с их разлуки…       Конечно, в последние годы учёбы в школе люди всегда кардинально меняются. Мало ли что заставило сестру отстраниться. Но эта угрюмость, внезапно превращавшаяся в весёлое ликование, странные усмешки, дерзкие фразы…       Эрика подумала об отношениях сестры с родителями. Финальный аккорд завтрака, фраза Мелани: резкий выпад, громкое обвинение… или обыкновенная шутка? Вот как быстро нашлись мама с папой… Разлада между ними не было, не больше, чем у всех. Родители, конечно, всегда были с чувством юмора, и общались с Мелани они специфично, в своей манере. Неужели дело в самой Эрике?       Эрика возвращалась к этой мысли снова и снова. Но что она сделала не так? И за этой мыслью тут же приходила другая: нужно в этом разобраться. Нужно, что бы она ни сделала. Узнать и исправить. А за той ещё одна мысль: но как? И поэтому размышления превращались в замкнутый круг и становились в тягость.       — Мама, позволь узнать, — сказала Эрика, тайком отозвав ту в сторону днём. — С Мелани всё в порядке?       — Посмотрим… — задумалась мама. — Она экспериментирует с одеждой и макияжем, мало что рассказывает нам с отцом, шутит к месту и не к месту, её постоянно нет дома, и она возвращается сюда только под утро. Судя по всему, да, всё нормально.       Эрика ожидала не такого вердикта.       — Правда? Нормально? — переспросила она.       — Да. Ей ещё и восемнадцати нет. Это просто этап, нужный каждому, и всё. Пусть дела идут своим чередом.       — Она сторонится меня, — наконец перешла к сути Эрика. — Почему? Точно нет того, что я должна знать?       Лицо мамы на секунду переменилось. Она посмотрела на дочь со спокойной, нежной улыбкой, и Эрика увидела в глазах напротив любовь и гордость.       — Надо же. Ты рассудительна не по годам. Хотя что это я: ты всегда была такой! С Мелани всё ясно: ей нужно время. И чтобы ещё немного повзрослеть, и чтобы привыкнуть, что ты снова дома. Она не сразу подпустит тебя. Ты же видишь: вы разные. Такие огорчения в жизни случаются, и очень часто.       Интуиция (или же проклёвывающийся жизненный опыт?) подсказывала Эрике: мама чего-то не сказала, хотя могла сказать много. Какое это, должно быть, бремя: постоянно пытаться найти грань между тем, чтобы держаться от ребёнка на расстоянии, дав ему свободу, и тем, чтобы не упустить его из виду совсем. И всё равно Эрике показалось, что родители не вмешивались уж слишком сильно. Или это она сама зря решила бить тревогу?       Вывод был один: проблема точно в самой Эрике. И она не знала, как это исправить.              Несколько часов Эрика не могла заснуть, и только она задремала, как на улице раздался шум. Сна снова не осталось ни в одном глазу. Бесполезно.       Маленькие часы на тумбочке показывали час ночи. Эрика завертелась и приподнялась на локтях, прислушавшись. Через распахнутое окно светила луна, воздух наполняла прохлада. Эрика не ошиблась: во дворе действительно остановился экипаж. Хлопнула дверь, раздались шаги и голоса. Ночь стала суетливой, нетерпеливой: кто-то хихикал, с кем-то прощался. Что и следовало ожидать. Удивительно. Опять. Четвёртый раз за четыре ночи, что Эрика здесь.       По лестнице точно поднимались — наверняка на невообразимых каблуках. И Эрика решилась — очень уж хотелось поговорить, всё выяснить. Если не за завтраком, рядом с родителями, то, может, сейчас? Она выскользнула из постели, мельком взглянула в зеркало, лёгким движением руки поправив чуть растрепавшиеся волосы, и выглянула в коридор. Её ослепил фонарик телефона — мягкий, но яркий всполох волшебной пыльцы.       — Сохрани меня кикимора!       Мелани чертыхнулась, отшатнулась и схватилась за сердце. Эрика зажмурилась.       — Это я, — предупредила она.       — Я поняла, поняла. Чего ты не спишь? — Мелани показательно зевнула. Она не выглядела слишком довольной. — Уже поздно.       — Ты пропадаешь каждую ночь.       — Хм, думала, тебе шестнадцать, а не шестьдесят, хотя бессмертные такие оторвы иногда… Ну и что же, расскажешь родителям, какая я плохая девочка?       Эрика смутилась. Она не поняла, прозвучало это раздраженно или лукаво.       — Они всё знают и без меня. Наши родители — люди проницательные.       — Что правда, то правда. Но не переживай, не переживай, — промурлыкала Мелани, хмыкнув. — У нас ними всё полюбовно: они много чего мне разрешают, а я не устраиваю им истерики и веду себя как лапочка-дочка на светских обедах. Ну что, допрос окончен, теперь баиньки?       — Это вовсе не допрос. Я скучала, — призналась Эрика. — И мне хочется знать, чем ты занималась, пока я уезжала. Не более. И что у тебя за друзья, с которыми ты постоянно гуляешь.       Мелани изучающе осмотрела её с ног до головы и улыбнулась.       — Не допрос, значит? Хорошо. Идём-ка ко мне. Поболтаем как в старые добрые. Посекретничаем.       Эрика почувствовала облегчение. Раз Мелани всё же подобрела — возможно, момент подходящий, только и всего, — то Эрика затеяла это не зря. Внутри появилась по-детски наивная надежда, что их отношения ещё будут близкими и тёплыми, как и положено у сестёр.       В комнате Мелани царил беспорядок: широкая кровать была не заправлена, на стуле громоздился ворох одежды, комод сестра уставила флакончиками и тюбиками, а часть зеркала покрывали липкие листочки с заметками.       Мелани скинула туфли, стукнула по выключателю и плюхнулась на кровать, похлопав ладонью по одеялу. Эрика, придержав полы сорочки, села рядом.              — Мне извиниться за беспорядок? — Мелани проследила за её взглядом.       Эрика покачала головой.       — Любопытно видеть твою комнату спустя время.       — Ты рада вернуться сюда?       — Очень. И рада, что ты предложила поговорить, — мне сразу так легко стало. Я-то думала, что ты в обиде на меня.       — Ла-адно, я должна признаться: я переборщила утром. Думала об этом весь день и страдала, честно-честно.       — Да? — обрадовалась Эрика.       — Ну не прямо страдала. Но ты тоже хороша: разговоры о высоком, о том, как тебе было прекрасно в школе, как здорово, что тебе нарисуют портрет… Это явно ради того, чтобы понравиться родителям. А они и рады. И я, со своими прогулками и «сомнительными» друзьями.       Эрике показалось, что она начала понимать, и изумилась. Какой стыд: у неё и мысли такой не возникло. Мелани думает, что ей нужно сделать нечто, чтобы понравиться родителям? Что Эрика рисуется — и делает это специально?       Вновь перед Эрикой разверзлась пропасть между школой и домом. Впервые за долгое время она не нашла верных слов — хотя её учили их силе, погружали в великую тайну нужных, правильных фраз, напоминая, что они, эти фразы, всегда рядом, что подобрать их несложно. И что же теперь? Всё зря? Ничему она не научилась?       — Я сказала что-то лишнее утром? — заволновалась Эрика.       Мелани пожала плечами. Обиженной она, к счастью, не выглядела.              — Было бы лучше, расскажи ты, какой нудной тебе кажется идея с портретом. А с разговорами о женитьбе я переусердствовала. Хотя…       — Ты вправду думаешь, что портрет — это повод познакомиться? — Почему-то эта смущающая мысль показалась теперь Эрике смешной.       — Что? Что за улыбки? Ты мне не веришь?! — Мелани театрально приоткрыла рот и прижала ладонь к груди.       — Я не знаю. Этот молодой человек… Мы с ним мило поговорили, только и всего. Вряд ли он пытался мне понравиться.       — Свята-ая наивность! — протянула Мелани знающим тоном. — Я же говорю: эти творческие парни так и действуют. Сначала они слишком вежливы, слишком галантны и забалтывают девушек рассказами об искусстве. А потом соблазняют и бросают, наигравшись. И так с сотнями жертв. Поэтому не надо быть настолько доверчивой.       Эрика вспомнила Адриана и их разговор ещё раз. Если его поведение было подозрительным, то она ничего не заметила, ни единого тревожного знака. Эрика боялась подумать о том, что учтивость и вежливость Адриана были неискренними и что, раз она этого не увидела, то однажды не поймёт чего-то ещё более важного.       — Не знаю, правда, — сказала Эрика. — Он так трогательно смущался своего таланта.       — Прямо таланта! — провозгласила насмешливо Мелани, воздев руки к небу.       — Мне понравился его набросок, который я увидела. В нём есть рвение творить, которое завораживает. А ещё… — в смятении вспоминала Эрика, игнорируя язвительность. — Я предложила говорить на «вы», и он согласился. Он меня понял.       — Что-что? На «вы»? — Мелани отклонилась в сторону и вытаращила глаза. — Ладно, он ещё страннее, чем я думала. А зачем это?       — Это забавно, только и всего. Будто мы двигаемся к чему-то важному и начинаем издалека.       — Ого, так всё наоборот. — Мелани многозначительно приподняла левую бровь и придвинусь ближе. — Это ты коварная соблазнительница. Поняла-поняла…       — Что, прости? — удивилась Эрика. О таком она не думала точно.       — Вот снова. Давай, признай, ты сама флиртовала с ним! — Глаза Мелани загорелись: «Я тебя раскусила!»       Теперь Эрика смутилась окончательно.       — Нет, я… Думаешь, это было слишком? Мне не показалось, что я делала что-то не так.       — Если он согласился, ты всё делала правильно, не сомневайся, — усмехнулась Мелани. — Да ладно, не смущайся так! Или не делай вид… Может, вы оба странные. И он просто скучный. Тогда это ещё хуже. Не люблю нудных. Парень должен быть лёгким и весёлым.       Эрика и не задумывалась о том, есть ли у неё идеал молодого человека, и тем более о том, есть ли он у Мелани. Она ничего не могла сказать по этому поводу, но загонять Адриана и сцену их знакомства в рамки казалось бессмыслицей. И почему он что-то кому-то должен? Хотелось во что бы то ни стало защитить Адриана, заявить, что совсем он не был скучным, нудным, странным, но она взяла себя в руки. Но раз Мелани говорит…       Спорить тоже глупость: один только Автор знает, сколько Эрика пропустила, сколько всего прожила Мелани без неё.       — Вот как, — пробормотала Эрика. — Я же могу спросить?       Экипаж, голоса, доносящиеся с улицы, — сестры и некого молодого человека. Разговоры о женихах за завтраком.       — Я вся внимание, — согласилась Мелани.       — С таким парнем ты и приехала сегодня? Это и был Чарли, о котором говорила мама?       — Вот ты какая! — развеселилась Мелани. — Очень уж любопытная! Вот видишь!       Вопрос и правда прозвучал чересчур — но нужен он был лишь для того, чтобы получше узнать сестру, быстрее понять, чем она живёт, и стать в этом мире своей.       — Если у тебя с ним свидание, ещё и ночное, то всё серьёзно.       — О-о, я всего лишь была с друзьями. И да, среди них был Чарли. Хм, смешно-смешно, никогда не думала об этом. Но он, конечно, классный, как раз не нудный… А что, всё должно быть серьёзно, чтобы пойти на свидание с парнем? Или даже сбежать на встречу ночью?       — Ночные свидания… С человеком, которого мало знаешь… Безрассудство. Я бы не сумела.       Эрика и не думала, что звучит неуместно. Такова была её реальность: серьёзная, деловитая, учтивая, такая, где даже любят правильно, без излишеств и безрассудств (не значит ли это «без чувств»?). Но Мелани вдруг стала звучать настолько снисходительно и говорить с таким напором, что перед Эрикой вновь разверзлась бездна.       — Днём слишком много посторонних. А как должно быть?       — Сложно сказать. Тайное свидание представляется мне особенным — как и любой момент в отношениях. Когда вы невозможно хотите друг друга увидеть, когда вами овладевают чувства, когда вы знаете, что никакие указания родителей вам не помеха, — тогда вы и сбегаете вместе, потому что без этих нескольких часов никак. Так что я бы не сбегала с тем, в ком не уверена. Только если бы мы уже собирались пожениться. Всё должно быть в рамках приличий. Неторопливо, обоснованно. Пожалуй, так.       — Сейчас засну, — постановила Мелани, притворно зевнув. — Ты слишком, слишком усложняешь. Надо пользоваться моментом. А то можно потратить время зря и не дождаться этой всей обоснованности. В любви надо рисковать. Появилась искра — сразу действуйте. Иначе пока вы познакомитесь, пока подружитесь, пока влюбитесь… Так состариться можно.       — У меня совершенно мало опыта в этом, признаю и не берусь судить. Это больше мои внутренние ощущения. Ты меня наверняка перегнала за эти годы.       Мелани помолчала и засмеялась. Эрика снова не поняла: она шутит? или нет?       — Всё-таки ты тоже странная. Но сравнение с гонкой удачное, похоже на правду. А что, если и так? Если правда перегнала?       — Ничего. Это естественно. — быстро сказала Эрика. — Ты всё же постарше меня.       — Да?! — вскричала Мелани, явно забыв, что стоит глубокая ночь. — Ты вспомнила об этом! Удивительно!       — Я не забывала. Но раньше я всегда чувствовала, будто мы близняшки, сверстницы. У нас много чего было общего.       Мелани замерла.       — Мы всегда были разные, — слишком серьёзно сказала она.       Эрика подумала, что теряет её. И что терять совсем не хочется.       — Может быть. Но знала я тебя хорошо — или мне так казалось. Раньше всё было слишком просто. А теперь мне словно предстоит узнать тебя заново. Но ты можешь рассказывать только то, что захочешь, конечно. Я не буду выпытывать подробности. Спорить с тобой. Менять тебя.       Мелани улыбнулась — не хитро, не наигранно. Тепло и трогательно.       Всё же не потеряла.       Пока что.       — Что за прелесть! Ну спасибо тебе за это. Знаешь что? Так уж и быть: пойдёшь завтра на вечеринку со мной?       — Вечеринку? — Эрику удивила такая резкая смена темы. — Это не будет странно?       — Ох, да перестань! Придут все мои друзья — они невероятные, и мальчики, кстати, тоже! Как раз познакомлю тебя с Чарли, если интересно. Может, перестанешь думать про своего художника.       Эрика ещё раз вернулась мыслями к Адриану, к тому, что сказала Мелани — более взрослая, опытная, наверняка хоть немного, но сведущая в любовных делах, желающая уберечь её. Теперь её почти бросало в жар от невообразимого стыда.       Вёл ли себя подозрительно Адриан? Сложно сказать… Но вот она сама… Она позволила себе слишком много — как это случилось? В голове уже звучали строгие голоса преподавателей, отчитывавших её, она уже видела осуждающие глаза родителей. Приличная девушка… Обратила на себя внимание и заговорила первой? Обращение на «вы»? Как миг перед первым поцелуем? Какая глупая! Она переступила черту — это он должен был сделать первый шаг. Он должен был завести знакомство. А она… Не расценил ли он это как флирт? Не посчитал ли её вульгарной?       Эрика знала истории, в которых страсть между людьми вспыхивает мгновенно. Стоит зажечься спичке, как через секунду разгорится пламя. Это казалось ей странным. Неправдоподобным. Неясным. И всё же иногда она представляла себя на месте главных героинь таких сюжетов, думая, можно ли побыстрее перейти к этому этапу: страшно, что для того, чтобы понять и полюбить кого-то, нужно много времени.       Сиюминутная, пылкая любовь казалась Эрике отталкивающей. Будоражащей. Запретной. Манящей. Недопустимой.       Эрика представила, как быстро развиваются их отношения с Адрианом. Все эти сюжетные ходы… Страстные поцелуи, касания, сбивающееся дыхание… Банальные ходы. Банальные фразы, воздвигающие башни их жизни.       Нет. Автор не мог этого запланировать для Эрики. Не мог написать ей подобный сюжет. Не мог сделать её такой девушкой.       Миг перед первым поцелуем…       Эрика подозревала, откуда в ней эта грязь, с чем она связана. Ниточка к ниточке. Мотылёк к огоньку. Ключик к замку. Подозревала — знала! — и страшилась. Этого нельзя допустить.       Адриан точно посчитал её вульгарной. Точно. И воспользуется этим, как Мелани и говорит. Уже скоро он наверняка потребует от Эрики больше — и она не сможет согласиться. Или, наоборот, будет так неопытна и наивна, что постыдится отказать. А потом неизбежно разочаруется — и в Адриане, и в себе.       В мире Эрики, где всё правильно, не может быть страсти. Только любовь — постепенно зреющая, чистая, светлая.       Она объяснит родителям ситуацию. Она не выйдет к Адриану в воскресенье. Всё будет хорошо.       От Адриана — мистера Фиерсе — нужно отвлечься.       — Хорошо, — сказала Эрика. — С удовольствием.