Siren: Legends Never Die

      Медуза медленно движется в толще воды, передвигая своими конечностями, не имея четкой цели куда-то доплыть. Ее розоватое тельце то поднимается вверх, то опускается вниз, расправляя по диаметру конечности, имеющие такой же еле заметный розовый оттенок. Подводные жители, находящиеся рядом, с опаской смотрят на медузу, следят, огибают ее, чтоб та ненароком не задела их. Смысла ведь контролировать движения медуз на территории поселения подводного клана нет. Тритон наблюдает за ней, продолжая сидеть на известняковой поверхности замка Лингума. Он знает, что прошло уже достаточно много времени со свадьбы Элки — его сестры — два месяца, но собрания королей продолжают проводиться, и Линос должен участвовать в каждом из них, как наследник престола. Но смысла в собраниях нет, по, крайней мере, он не видит. Короли пытаются что-то обсуждать, придумывать какие-то планы, но с каждым озвученным они звучат все бредовее и бредовее, что Линосу кажется, все собрания проводятся для отвода глаз для простых жителей подводного мира. Решения не принимаются. Дельных вариантов для расторжения брачного контракта и возвращении Элки в море нет. Но Линос сомневается, что они что-то придумают.       Предложение послать шпионов на сушу было принято еще два месяца назад, но их так и не послали, потому что не смогли придумать, под каким предлогом их послать, как поддерживать связь и, главное, кандидатов так и набралось. Линос сам бы отправился, но у него, как у члена королевской семьи, как у наследника трона, нет такого права и дозволения. Внутри него борются два разные мысли: одна хочет и желает помочь Элки и вернуть ее в море, а другая — нет, потому что та сама виновата, что выплыла на сушу, на Аэквор, сама не убила короля, хотя, он уверен, у неё было достаточно возможностей сделать это. Но Линос не может судить сестру, знает, что та против пролития крови, что желает решать все мирно. Однако тритон уверен, что в нынешних условиях это просто невозможно. Он бы принял сторону Дэхви полностью, попробовал бы поддержать его идеи, если у него они есть, но ему, как наследнику трона, нужно думать, какие последствия они могут принести, как сложится обстановка в подводном и человеческом мирах.       Невольно его мысли возвращаются к отцу, которого он подозревает в планировании чего-то вместе с королем Лингума, Дону. Вначале это казалось паранойей, но уже как месяц те заняты до глубокой ночи, обсуждают что-то с приближенными знатными тритонами, несколько раз видел, как его мать, Лина, спорила с отцом, доказывая, что его план безрассуден и не имеет четкого основания. И Линос списал бы это на свою паранойю, но собрание, которое должно начаться вот-вот, было назначено в спешке, словно кто-то не мог уже ждать и хотел объявить о каком-то намерении.       Тритон продолжает смотреть, как медуза снижается, а потом исчезает за рифом. Ему тоже пора. Линос встает с известняка и плывет вниз, в зал для совещаний, в котором бывает чаще, чем в своей комнате. Может, он и наследник, может, он старший в семье и судьба Элки в его руках, но тритон устал от постоянной неизвестности, от неспособности помочь и вернуть ситуацию в привычный круговорот вещей. А еще ему осточертело жить в Лингуме, ему хочется в родные ледники, где жителей в несколько раз меньше, где жить и решать проблемы проще.       Короли кланов и их наследники уже собрались, Линос вплывает последним, встает позади отца, осматривает всех собравшихся, их надменные и уставшие лица. Не он один устал. Дону, сидящий недалеко от него, нервно стучит пальцами по столу, поглядывает на спокойного его отца, а потом наклоняется к Хоши и шепчет: — Ты точно уверен? — Уверен. Это единственный вариант.       Дону кивает, несколько минут что-то обдумывает, кивает своим мыслям и поднимается. Король говорит приветственную речь, пытается сохранять бодрый и величественный голос, но его нервозность сильнее выдержки. Тритон откашливается и наконец говорит то, ради чего проводится сегодняшнее собрание: — Это решение было принять крайне сложно. Не все, кто знал об этом, поддерживали его и были рады участвовать в таком исходе события, — Дону кидает мимолетный взгляд на Хоши, а Линос задерживает дыхание. Вот оно, то, что он ждал два месяца. — Тритон Хоши Кин, король клана Гласиалис, намеревается отречься от трона в пользу своего старшего сына — Линоса Кина для того, чтобы занять пост посредника между подводным миром и человеческим. Он будет возглавлять дипломатические миссии королю Королевства Ноли и поддерживать мирные отношения с людьми. Мое согласие, как короля клана Лингум, Хоши Кин уже получил. Его жена — Лина Кин тоже выразила свое согласие, — Дону делает паузу, осматривает удивленные лица других королей и продолжает: — Для совершения законного отречения мне нужны согласия всех глав кланов. — А что будет потом? Наши ничего не значащие собрания так и будут проводиться? — усмехается король из Флоса, тот надменный тритон с розовыми волосами, которого так раздражает Линоса одним своим присутствием. — С отречением и назначением Хоши Кина на новую должность, я смогу объявить, что надобность нахождения в клане Лингум королей остальных кланов отпадает. Вы сможете вернуться в свои родные воды, — спокойно говорит Дону, словно его совершенно не заботят слова надменного тритона, что с удовольствием бы занял его место. — Однако я прошу оставить в нашем клане посланника, который будет сообщать вам информацию для лучшей координации членов собрания. — А разве нам не надо узнать мнение самого наследника? — скалится тритон из Флоса. — Я согласен и полностью поддерживаю решение своего отца и по совместительству короля клана Гласиалис, — вежливо отчеканивает Линос, хотя в душе он все еще поражен и не понимает, как такое возможно, как такая идея пришла в голову его отца, и как ему в столь молодом возрасте управлять целым кланом. — Раз так, то что скажут остальные члены собрания? — продолжает Дону, растягивая губы в улыбке, что явно говорит об избавлении от нервозности.       Короли все-таки соглашаются, хотя были некоторые, сторонники короля Флоса, что отречение лишняя мера, которая совершенно не нужна. Но даже они соглашаются, а потом Дону Мур заканчивает собрание, и уже к вечеру этого дня многие короли отплывают со своими семьями в свои кланы. Только члены семейства Кин, не знавшие об отречении, не могли поверить в новость и не знали, что им делать. Собирать вещи? Готовиться, что проведут еще несколько лет в Лингуме? Даже Лина не знала ответа до самого вечера, пока Хоши не вернулся, не рассказал свои намерения и не отправил детей спать. — Но… — шокировано и обреченно проговаривает сирена, уставшая от постоянной неопределенности и неуверенности даже в сегодняшнем дне, который почти закончился. — Зачем?       В ее голосе смирения и покорности больше, чем когда-либо. И не только в голосе: последний месяц что-то другое отличное от обреченности, недовольства и усталости перестало отражаться или отмечать свое присутствие. И если вначале у нее был просто страх и обеспокоенность за судьбу и жизнь дочери, то сейчас добавились новые проблемы, которые она, увы, не подвластна решить. Решение мужа потому что. Решение короля, в чью политику она не имеет права вмешиваться. Да и не желает. Но она не знает, чего ждать от такого поворота событий, как Намджун отреагирует на появление новой политической фигуры, как отразится на Элки, которая под полной власти человеческого короля. И даже Сон не сможет спасти ее или уберечь каким-либо образом. — Так будет лучше, — шепчет ласковым тоном тритон, подплывая к сирене и обнимая ее за плечи. — Детям нужно вернуться на родину. Мне нужно оповестить народ и провести церемонию отречения. — Ее необязательно проводить, — качает головой Лина. — Сейчас не до церемоний. — Ты права, — кивает Хоши и целует ее в лоб. — Линос взойдет на трон. Он справится. Он уже давно готов к этому. А потом я вернусь в Лингум. — Я не переживу нашу разлуку, — сирена поднимает на мужа блестящие от слез глаза. — Все будет хорошо, — улыбается Хоши, но оба чувствуют, что нет, ничего больше не будет хорошо. Они не могут скрывать свои чувства, свои ощущения. Соулмейты же. А связь между тритонами и сиренами сильная, настолько, что переживания, физическая и моральная боль чувствуется одинаково, если не в несколько раз сильнее. И без поддержки друг друга прожить довольно сложно. — Я постараюсь вернуть Элки домой за эти три года в целости и сохранности. — Я верю, — она не может больше сдерживаться. Слезы невольно сами начинают скатываться, стук сердца звенит в ушах, в голове, а внутри такое противное чувство, что светлого и хорошего времени больше никогда не наступит, что это последнее счастье, которое можно будет испытать в жизни.       Обреченность. Она ее чувствует, она сдавливает сильно бьющееся сердце, конечности, плавник, говорит, что ты обречена. И не только ты. Все вокруг. Шепчет свои наглые и надменные слова в одно ухо, усмехается, повторяет эти же слова в другое и еще сильнее заливается смехом. Лина не может бороться. Страх смешивается с этой противной обреченностью. Уверена, что это последние мгновения с мужем, больше его не увидит. Она не хочет его отпускать. Хочет продлить эту ночь. И плевать, что до нового дня несколько часов. Хоши ей повторяет утешительные слова, говорит, чтобы та была сильной, врет самому себе, но не отступает. Он говорит то, что должен, чтобы Лина стала еще сильнее, чтобы не потерялась в пучине обреченности и страха. Тритон должен так поступить, должен сделать все возможное, чтобы Элки вернулась в море. Чего бы ему это не стоило.

***

      Семья Кин не спешили так, как семьи других кланов, покинуть Лингум. Из вод центрального и главного клана они отплыли через несколько дней. Все так же, как и в начале их затянувшегося, как оказалось, паломничества, впереди плыла касатка с вещами, позади нее король и его жена, Линос с Дэхви, которые на этот раз не вели диалога между собой, а были погружены в свои мысли, Кайла с Кристал, держащие за руки младших — Арым и Кюри — как бы говоря, что мы рядом, мы не оставим вас. Смысла в разговорах не было, несмотря на обилие мыслей, крутящихся в головах каждого члена семьи. Каждый думал о будущем, которое с каждым днем становилось размытее, а толща воды — менее плотной, что кажется, словно вот-вот она перестанет тебя держать и ты больше не сможешь выплыть на поверхность.       Кайла с Кристал переживали за всех остальных. Они думали больше остальных. Ведь они оказались неготовыми к таким последствиям, что их отец отречется от трона, а брат станет новым королем, что им придется стать примером для младших сестер, в особенности, для Кюри, что Дэхви будет помогать брату в управлении кланом, что им придется поддерживать мать, братьев морально, а сестер и физически, и морально. Близняшки понимают друг друга с полувзгляда, с полуслова, и они не знают, что им делать. За четыре месяца, что они пробыли в клане Лингум, а Элки на суше, среди людей, их обучение остановилось. Но они чувствуют приближение войны, что затронет и подводный мир. Запах крови смешивается с солью потому что. Кайла уверена, что пойдет учиться военному мастерству, знает, что сестра будет против, будет гневаться, но в итоге тоже пойдет. Она не может стоять в стороне, когда все зашло настолько далеко. Несмотря что все это только начало, подготовительный этап.       Возвращение в клан происходит без энтузиазма, жители клана приветствуют королевскую семью, пытаются радоваться, но на их светлых лицах отчетливо видна скорбь и сожаление. До них уже дошли вести. Король произносит радостную и воодушевленную речь, но все видят его блестящие глаза, его боль, его грусть, так искусно спрятанные за улыбкой. Они возвращаются в замок, построенный изо льда, Кайла и Кристал, не сговариваясь, плывут не в свои покои, а в покои Элки. Они хотят почувствовать присутствие сестры, о которой ничего неизвестно со свадьбы. Кайла присаживается на ее кровать, которая уже давно не тронута, и русалка сомневается, что старшая сестра еще проведет хоть ночь на этих перинах из водорослей. Она наблюдает, как Кристал смотрит в зеркало, проводит рукой по украшениям сестры, по ее гребнем из акульих костей. — Я буду просить разрешения обучению военному мастерству, — отрешенно говорит Кайла. Слова вырываются раньше, чем успевает подумать. Она ожидает осуждения и гнева, но они не следуют. Кристал кивает, что поняла, что слышала. — Не хочешь присоединиться? — Конечно, — обреченно выдыхает сестра, оборачивается, пытается улыбнуться, но улыбка выходит очень смазанной. — Куда ты, туда и я. — Спасибо, — Кайла подплывает к сестре, берет ее за руку, крепко сжимает. Знает, чувствует, что у Кристал тоже на душе неспокойно, но та никогда не будет говорить об этом тогда, как она скажет, покажет и еще скандал учинит. Кристал всегда выступала ее голосом совести, ее поддержкой, той, кто убережет и предостережет. Но все равно будет на стороне сестры и будет действовать так же, как и она.       Церемония отречения проходит без излишеств, без особой подготовки. Хоши посвятил Линоса во все дела, в которых тот и так участвовал, и знал о них, попытался что-то еще объяснить, но объяснять было нечего. Линос и так знал достаточно, он готовился занять трон, даже тогда, когда родители знали о положении Элки, как о некоронованной королевы клана Гласиалис. Дэхви тоже посвящен во все дела клана, он станет заместителем и главным помощником будущего короля, даже когда тот женится, дождаться бы только совершеннолетия родственной души Линоса.       Хоши на глазах всего клана, приплывших к замку, произносит речь отречения, снимает корону из синих и голубых раковин, снимает ожерелье, торжественно передает их Линосу, заканчивает речь и отдает ему трезубец. Младший тритон величественно клянется исполнять свой долг, возложенный на него, обещает вернуть сирену Элки Кин в клан и править вместе с ней, как два наследника трона. А потом церемония заканчивается, жители клана расплываются по своим домам, делам, а королевская семья еще некоторое время остается у замка, не зная, что им делать: возвращаться к своим привычным делам, что были еще полгода назад, продолжать грустить и скорбеть или делать что-то другое, что нужно в нынешних условиях.       Лина с трудом берет себя в руки, собирает всю свою волю и говорит, кому куда плыть и что делать. Хоши, Линос и Дэхви возвращаются в замок, в зал совещаний для обсуждения будущей координации, Кайла с Кристал плывут на возобновляемые занятия с другими русалками, сиренами и тритонами клана, Арым плывет тоже, но в другую сторону, Кюри же на занятия сопровождает мать. Близняшки решили, что отложат озвучивание своего желания об изучении военного мастерства до тех, пока их отец не покинет клан. Но просчитались. Думали, что у них на это есть несколько дней, но бывший король отплывает обратно в Лингум на следующий день, и русалки, собрав все свое мужество и волю, плывут в кабинет брата и озвучивают свое желание. Линос долго думает, несколько раз с сомнением поглядывает на Дэхви, который только жмет плечами и говорит: — Элки же чему-то училась.       И нынешний король соглашается, говоря, что организует все с теми, кто занимается подготовкой подводных жителей к службе клану, охране границ. Близняшки удовлетворенно выдыхают и покидают кабинет, пока старшие братья озабоченно переглядываются: — Надеюсь, наша мать не будет против. — Мне кажется, не будет, — спокойно проговаривает Дэхви. — Она будет рада, что они смогут постоять за себя в будущем. — В будущем, — усмехается Линос. — А какое оно будет? — Узнаем.

***

      Лола за эти месяцы оплыла почти все кланы, у нее осталась финишная прямая — Гласиалис и Лингум. Клан Никс она проплыла вскользь, когда поняла, что история клана не такая большая, как история других, что легенды повторяются и новых, более детальных, нет. И еще она не видела смысла в этом — и так все становится понятно. Русалка за все паломничество неимоверно устала, у нее уже нет сил продолжать. Думает, что задержится на родине Элки для отдыха, небольшой передышки. Слышала, что король Гласиалиса отрекся от трона, видела, как короли кланов вернулись в свои владения, знает, что и семья Кин вернулась в свои ледники. Лола устало доплывает до более холодных вод, чем в Никсе, плывет прямиком в замок, чтобы поприветствовать нового короля и попросить дозволения задержаться у них на некоторое время.       Молодой тритон принимает ее сразу же, вежливо приветствует и пытается узнать, что русалка успела узнать во время паломничества. Но Лола не желает рассказывать, даже если это родной брат Элки Кин. У нее есть приказ, которому она будет всецело следовать. Линос слушает ее не имеющие особого смысла легенды, кивает, а потом просит другого тритона, второго брата Элки, как она успевает понять, проводить ее в покои. Русалка благодарит его, практически не осматривает комнату. За столько времени она успела побывать в таком количестве домов и комнат, что окружающая обстановка ее практически не интересует. У нее слипаются глаза, что держать веки открытыми больше не может. Лола ложится на водорослевую постель. И прежде чем уснуть, у нее проносится быстрая, практически мимолетная мысль, об отличии каждого клана друг от друга. Но она откладывает эту мысль до следующего дня, подумает, когда отдохнет. Она наконец закрывает глаза и засыпает спокойным и безмятежным сном, намереваясь задержаться в клане чуть подольше и узнать чуть больше об Элки.       Русалка резко открывает глаза, удивленно поднимается, оглядывает покои, пытаясь вспомнить события прошлого вечера. Ей приснилось, что Намджун узнал о ее паломничестве, что она житель подводного мира, и вот-вот ее казнит. Но реальность оказывает проще и легче — Лола приплыла в клан Гласиалис и ночь провела в ледниках. Она впервые так далеко от дома, на севере, где хладность вод ощущается гораздо сильнее, что дыхание обжигает с непривычки. Русалка хочет было уже встать и узнать, сколько она проспала, но другая мысль напоминает о себе, о своем существовании, что вновь останавливается. Ее паломничество заняло месяца три, за все его время она повстречала совершенно разных подводных жителей, переговорила с ними, увидела привычки, поведение и особенности каждого клана. И это открытие поразило ее до глубины души. Знала, что кланы отличаются, но чтоб настолько, что модель их жизни развивается по-другому. Например, представить не могла, что в клане Серикум, который посетила после своего — Ферокса — тритоны женятся со своими родственными душами, но могут брать наложниц, других русалок, сирен. Лоле такое чуждо, но она не намеревается вмешиваться. Поняла, что жизнь каждого члена клана тесно связана с людьми, живущие близ них. Да и не в ее компетенции вмешиваться и менять уклад.       Лола додумывает мысль, осознает, пережевывает и обратно откидывается на подушку, желая полежать совсем немного, но не ожидала, что уснет и проснется только следующим утром. Усталость, накопленная за столько времени, которая впиталась в каждую клетку кожи, в каждую чешую, и дала о себе знать.

***

      Приходила в себя она несколько дней, половину которых спала, а в остальную половину знакомилась с семьей Кин. Лола сначала хотела расспросить старших братьев Элки, но передумала, решив сосредоточиться на близняшках, которые после стандартного обучения уплывали в военные поселения для тренировок. Русалка не знала, как с ними сблизиться, пока неожиданно рядом с ней не появляется уставшая после насыщенного дня Кристал и не спрашивает: — Ты собираешь информацию, чтобы помочь Элки? — Да, — заторможено отвечает Лола. — Поплыли.       Кристал берет ее за руку и тянет куда-то в замок, в королевские покои. Кайла уже ждет их, сидя на оконной раме. В комнате чисто, убрано, но не ощущается чувство наполненности, что кто-то в них живет. Кристал заводит Лолу в середину комнату, сама встает в дверном проеме. Близняшка поднимается с оконной рамы и приближается к старшей русалке. — Расскажи, что ты узнала, — требовательно начинает. — Нет, — отвечает Лола, — у меня приказ о неразглашении. — Я знаю, что ты что-то узнала об Элки. Ты должна сказать! — начинает трястись от злости, ожидания и страха Кайла. Она никогда не давила на кого-то, не требовала что-то сделать, но сейчас у нее нет выбора. Кюри накануне рассказала, что подслушала, как эта русалка с суши что-то пытается узнать о морских королевах, и Кайла зацепилась. Если та узнает о королевах, значит, ей что-то известно об Элки, значит, это может хоть как-то помочь. — Не могу! — твердо говорит Лола, вставая с кровати. — Я пойду, мне не о чем с вами разговаривать.       Русалка плывет к выходу, но внезапно Кайла хватает ее за ладонь, тянет на себя и выкручивает руку. Проделывает это так, словно училась этому не один год. Лоле даже пошевелить пальцами больно. Она попалась. — Говори! — Что вы расскажете взамен? — торг. У нее нет выбора. — А что ты хочешь знать? — Как проявились силы у Элки.       Кайла переглядывается с сестрой, та не моргает, но ясно дает свой ответ, что русалка соглашается на сделку. Лола рассказывает не все легенды. На это у нее ушло бы слишком много времени. Она рассказывает о первой сирене — Нерсии, о первой королеве — Руолан Рейд из клана Серикум, как затем появлялись другие первые королевы, почему их короновали. И главное — Лола рассказывает о соулмейтах сирен-королев, на что близняшки ужаснулись, что Кайла ослабляет хватку, и Лола смогла освободиться. Она дорассказала все, что могла, вкратце. Сестры несколько минут не могли поверить в услышанное, молчали, пока Кристал первая не приходит в себя и не ведает о событиях того времени: — Нам было лет десять, наверное. Мы плавали и играли постоянно, пытались заставить Элки с нами поиграть, но та только отмахивалась и уплывала на границу клана или поднималась на ледники. Она думала, что никогда об этом не знает, но мы и многие знали. Незадолго до той ночи, она начала пропадать на границу слишком часто и возвращаться поздно. Мы пытались за ней проследить, но Элки искусно скрывалась. Кайла злилась, потом отыгрывалась на ней, а мне казалось, что она что-то скрывает, словно у нее есть какой-то секрет. За несколько дней до той ночи наши родители уплыли по делам, оставили Линоса за главного, а Элки, стоило родителям покинуть замок, уплыла и не возвращалась до той ночи, когда ее принесли без сознания. Мы тогда спали, не знаем, что произошло, но по слухам на поверхности началась война с подводными жителями, кто-то их начал вылавливать, и Элки оказалась втянута в это. Все море гудело этими вестями, но с каждым годом стараются упоминать об этом все меньше, — она переводит дыхание и продолжает: — Когда Элки проснулась, она первым делам хотела плыть на границу, говорила, что ей надо что-то найти. Она и искала, но безуспешно. Потом узнала больше деталей и почти не умерла. Если бы наша мать не вмешалась с помощью Морской ведьмы, ее бы уже не было. — Кого она могла искать? — Мне кажется того, кого она покрывала, — спокойно отвечает Кристал. — Вернуть ей память возможно?       Но Кристал качает головой, и Лола понимает, что шанс очень маленький и сделать это практически невозможно.       Русалка задерживается в Гласиалисе до самого Самайна* и решает отпраздновать праздник мертвых вместе с семьей Кин, которые за почти месяц ее пребывания свыклись и, в какой-то степени, подружились даже. Лола даже прониклась к близняшкам и младшим сестрам, они стали для нее такими же родными, как и своя собственная семья. Она хотела стать им новой старшей сестрой, но знала, что никогда не сможет заменить Элки. Поэтому решила отправиться в Лингум как только отпразднуют Самайн, который длится практически шесть дней.

***

      Лепонтийский язык. Два слова, которые начали вызывать у Хвана восхищение и внутренний трепет, граничащий с благоговением и бабочками в животе. У него такое впервые. Еще никогда за свои тринадцать лет его так не привлекало что-то, не интересовало настолько, что он готов был проводить в королевской библиотеке целые дни в поисках книг об истории региона, чтоб узнать больше деталей, о языках их региона, старые свитки, написанные людьми той, ушедшей эпохи. Его полностью перестали заботить другие предметы, которым его обучали, его мысли крутились полноценно о том, что рассказала сестра, которая в последнее время сблизилась с Чонгуком и что-то обсуждали. Но Хвана это не касалось, ему не было интересно, чем они занимались, что планировали, почему сестра сблизилась с королем. А он уверен, что для этого должно быть явно веская причина. Без нее Юджи не будет ничего делать.       Учителя высказывали недовольно, но Хвана их речи не волновали. За несколько недель, проведенные в библиотеке, он нашел довольно интересные и полезные книги, в основном, истории и легенды о вождях кельтах, об их обычаях, отрывки из их письменности, которая сохранилась в очень ограниченном количестве, что ученые и писатели этих книг приводят тексты оригинала и их возможный перевод. Казалось бы, что сведений нет, более подробных деталей нет, но Хвана все равно это занимало и ему было все равно, что всего этого очень мало, ему казалось, что в будущем он найдет еще больше сведений. Хочет верить.       Жаль только, что учителя о его невнимательности к придворному обучению доложили вдовствующей принцессе, что Чеён пришлось вмешаться и вывести сына на разговор, чтоб понять, чем так занят в библиотеке, что так захватило его внимание. Она уверена, что без веской причины Хван не стал бы пропускать занятия и игнорировать обучение. Ее дети слишком похожи в этом на их отца. Только не ожидала, что причиной стало увлеченность коренным населением и их языком, уже давно считающимся мертвым. Она не знала, что сказать, как отреагировать. Ведь те истории принято считать за сказки на ночь детям, а сведений об их языке настолько мало, что проще поверить, что его и не существовало вовсе. Чеён пытается мягко донести об этом сыну, но тот отпирается, говорит, что не может быть, ведь он видел тексты, прочитал уже достаточно книг и свитков. — Откуда ты вообще об этом узнал? — наконец спрашивает она. — Юджи рассказала.       И Чеён резко понимает, что у дочери больше тайн, чем думала. Юджи, по ее мнению, живет в своем мире, сама его строит, сама им руководит, не рассказывает о нем никому. И если что-то и задумала, то будет делать молча, не раскрывая своих истинных мотивов. Женщина пытается подобрать ответ Хвану, тот ждет потому что. Но не знает, что сказать, какой ответ найти, чтобы тот поверил и вновь вернулся к обязательному обучению. — Понимаешь, лепонтийского языка уже давно не существует, он затерялся в истории, остался в том времени, — начинает медленно, с большими паузами. — С кельтскими племенами также. Хоть нынешние Королевства порождение тех событий, для современности они играют очень маленькую роль, практически не играют, я бы сказала. Тебе лучше перестать об этом думать и читать книги. — Но как мы можем развивать наше Королевство без опоры на историю, в которой многие модели уже были и были похожие события? — удивляется Хван. — Были сведения о вражде племен Ноли и Аурум. Знаешь, как они решили разногласия? — Устроили встречу на границе племен, и вожди сразились в поединке. Вождь Аурума проиграл, но признал поражение и окончил вражду.       Глаза Хвана расширяются в удивлении, он смотрит на мать, которая продолжает говорить спокойно и уверенно: — Это было, да. Но наше время отличается от того. Нам остается только учитывать события прошлого, но развивать политику и деятельность Королевства в нынешних реалиях. Если хочешь, ты можешь углубляться в изучение лепонтийского языка и читать истории о племенах, но в первую очередь нужно сосредоточиться на королевском обучении.       После этих слов Чеён уходит, оставляя Хвана наедине со своими мыслями и в своих покоях. Она надеется, что тот вернется к привычному обучению, потому что только так он сможет добиться каких-то высот как принц Королевства. Но сам Хван ощущает только спутанность мыслей, непонимание, что ему делать. Несколько часов проходит, а он так и не может прийти в порядок. Сомнения его гложут, не дают выбрать правильное и четкое направление. Он не слышит, как Юджи заходит в его покои и садится рядом, беря брата за руку. — Что мне делать? — поднимает на нее потерянные глаза и выкладывает все, что произошло. Надеется, что сестра поможет дать ответ, найти решение и выход из сложившейся ситуации. Она молчит долго, обдумывает разные варианты, пока наконец не находит нужные слова и не озвучивает их: — То, что тебя заинтересовало, действительно достойно похвалы. Но наша мама права: королевское обучение стоит в приоритете, потому что только благодаря ему мы сможем чего-то добиться и стать не просто принцем и принцессой Королевства Дилиджентиа. Однако твой интерес может пригодиться в будущем, ты сможешь использовать в реализации своей политики… — Какой еще политики?! — вспыхивает Хван. — Мне она не интересна! Я не хочу участвовать в ней! — Не хочу тебя разочаровывать, Хван, но мы члены королевской семьи. Хотим мы этого или нет, но мы должны участвовать в ней. Наше рождение стало последствием политики, смерть нашего отца стала результатом борьбы за влияние. Мы не можем просто так все оставить. — Именно об этом ты и говоришь с Чонгуком? — Да, — кивает Юджи. — У меня есть план. Я его вынашивала долго, искала необходимые ресурсы, пока король не предложил мне попробовать ее реализовать. Мой план ему понравился. — О чем он? — О помощи простым людям, чтобы в будущем они смогли стать кем-то, даже если родились в простой крестьянской семьей. — Он сработает? — Не знаю, — качает головой, а после улыбается: — Подумай о моих словах. Я помню, что раньше тебе нравилось читать законы Королевства.       Юджи проводит рукой по аккуратным светлым волосам Хвана и выходит из его покоев. Это правда, что у нее есть свои цели. Правда, что она готова в них использовать своего брата. Но это ложь, что она собирается причинить ему вреда. Для реализации ее задумки нужно время и Хван, если его пыл и ум направить в нужное русло. Она знает, что он умный, способный, что сможет поменять Королевство в лучшую сторону, что сможет перевернуть регион, но сначала ему нужно набраться опыта, знаний. И Юджи собирается заняться этим, направлять, показывать. И плевать, что это манипуляция чистой воды и сказала не всю правду о своем плане.       То, что она прочитала в старой книге с легендами и историями, было о девах-воительниц, которые во времена кельтских племен участвовали в сражениях и битвах наравне с мужчинами, у них было больше прав и возможностей, чем в нынешнее время. Особенно, в Королевствах Ноли и Аурум, где церковь подчинила себе все, что могла, и ужесточила правила, в частности, для женщин, которые не считаются за живого человека. Ей противна такая мысль, ей не нравится такое от слова «совсем». Юджи искренне восхищается теми воинственными женщинами, которые участвовали в сражениях и защищали замки, когда эпоха кельтских племен ушла, но заменилась на другую. И сейчас ей хочется заново ввести это, разрешить женщинам и девушкам участвовать в сражениях, битвах, идти в армию. Но не по принуждению, а по желанию. На первое время.       Она пока не знает, как все сложится, как подданные Королевства примут это, как будет организовывать все спустя время. Но для нее это важно, ей хочется сделать что-то доступное для девушек, выросших в простых семьях, не в дворянских, которые хотят чего-то добиться, стать кем-то, а не стать простой оболочкой из стандартной жизни крестьянок в виде свадьбы и рождения детей. Юджи видела их, когда сбегала из замка, разговаривала с некоторыми детьми, когда была младше, видела, как их выдают замуж, как те не хотят этого, но иного выбора просто нет. Ей больно их видеть, ведь понимает, что не всем суждено родиться в богатой и властной семье, что не у всех есть выбор. Юджи хочет попробовать дать им новую возможность, возможность изменить их жизнь и судьбу. И заодно Королевство. А потом и регион.       Чонгук несколько недель назад пришел и потребовал рассказать, что она хочет сделать, если он даст ей власть и возможность влиять на политику. Юджи сомневалась, но рассказала. Видела, что король настроен серьезно и что ответ ему крайне важен. Чонгук, выслушав принцессу, молчал, долго молчал, думал о ее идее, пока не согласился. Но только с тем условием, что Юджи будет координировать все действия с ним, и без его одобрения ничего не делать. Она хотела оспорить, но, взглянув на Чонгука, поняла — тот не намерен ее контролировать, ему нужно не допустить разрушение Королевства и непредвиденные последствия. Она согласилась. И вот она работает, собирает данные, собирает генералов на собрания, узнает их мнения. Юджи настолько погрузилась в работу, что совершенно забыла о Кан Хонджуне, приходящем для музицирования. Ей все равно на его присутствие, на его ошибки в нотах. Просто работа по реализации своего плана выматывающая, что сил спорить с композитором нет, и Юджи наслаждается игрой на инструментах в приятной компании, чего не хотела признавать в первые дни знакомства с виконтом, пишущим композиции.       Ее дни однообразны, они полны работой с легкими проблесками музицирования. Единственное, что заставляет ее не бросить свою задумку — мысль, что отец будет рад, что она идет не на поводу привычной модели. Он многому ее научил, показал, как устроен замок и Королевство. Юджи знала, что в некоторых вопросах была его орудием, но ей все равно, потому что она старалась ради Королевства, которое любит и которым дорожит. И поэтому ей хочется реализовать свой план. Показать, на что она способна. А потом на празднике мертвых, который вот-вот настанет, рассказать о своих достижениях духу отца и получить его благословение.