***
Flashback Юная русалка спешит домой. Она взбудоражена, хочет поделиться радостной новостью с семьей, что ее могут перевести к тем подводным жителям, которые тренируются и обучаются при королевском дворе за успешную сдачу усложненной программы. Русалка толкает дверь, вплывает в небольшое помещение, видит родителей около стола и начинает сразу же рассказывать о новости. Не замечает их сконфуженный вид, неловкое отведение взглядов. Юная Юджин останавливается на полуслове, обводит их скромный дом задумчивым взглядом, натыкается на престарелую женщину, сидящую за столом. — Вы кто? — недовольно спрашивает русалка, впиваясь тяжелым взглядом в женщину с седыми волосами и с поблёкшими чешуйками на хвосте. — Юджин, невежливо так говорить! — приструнивает юную русалку ее мать. — Эта сирена оказалась в беде, она случайно заплыла в наши воды, и ей нужна помощь вернуться на север. И ты, как старшая в семье, поможешь ей. — С чего это? — удивленно смотрит Юджин на мать. Злость начинает медленно зарождаться в ее душе, она бросает еще больше недовольный взгляд на гостью и продолжает: — Я далеко не самая старшая в семье. Мне всего лишь восемнадцать… — И это не обсуждается! — повышает старшая русалка на дочь и отворачивается. Юджин переводит беспомощный взгляд на отца, но тот только жмет плечами, как бы говоря «твоя мать права, ты проводишь эту старую сирену на север». Русалка вскипает от злости и негодования. Вся эйфория от перевода на обучение при королевской семьи сходит на «нет», а на ее место встает та самая истинная и чистая злость и ненависть, которая может двигать на необдуманные поступки и затмевать разум. Юджин выплывает из дома, плывет куда-то, не смотря по сторонам. Останавливается у рифа, присаживается на него и бездумно начинает перебирать водоросли. Она старается, учится, достигает успехов, а ее ставят ни во что, продолжая говорить, что недостойна того, что имеет, что ее достижения значат ровно ничего. Злость и ненависть медленно сменяются на обиду. Уже давно знает, что после совершеннолетия уплывет либо в другой клан, либо начнет свою самостоятельную жизнь. Не важно уже даже где, с кем — с соулмейтом или нет. Он Юджин даже не интересует. Он кажется ей незначительным звеном в ее жизни, для нее он не цель всей жизни, как и семейные узы. Несмотря на обиду и злость русалка возвращается домой поздно ночью, ложится в свою кровать и еще долго не может уснуть, понимая, что должна выполнить семейный долг, просьбу матери, обязанность «самой старшей и лучшей дочери» в семье и клане. Как же ей это осточертело. Просыпается, молча закидывает в рот несколько водоросль и мелких рыбешек, молча и зло смотрит на престарелую сирену, которая с трудом перебирает хвостом и руками. Юджин делает глубокий вдох и помогает ей. Плывут явно дольше, чем если бы русалка плыла самостоятельно. Сирена даже еду добывать не может, что ей, Юджин, которая ни разу не охотилась, приходится делать и это. Чем ближе север, границы с Гласиалисом, тем больше нетерпения и раздражительности накапливается в ней. Русалка прям ждет того момента, когда старая сирена окажется дома. Но на очередное утро той не оказывается рядом. Сколько бы Юджин не плавала рядом с границей, сколько бы не искала, то никого рядом не было. Мысль вернуться в родные воды Хареная зреет, крепнет, русалка уже разворачивается в сторону дома, но что-то заставляет ее обернуться на границу самого северного клана и поплыть туда. Думает, что в каком-нибудь доме узнает об этой сирене, но всех, кого она спрашивала, не знают такую, качают головой и отправляют ее дальше. Все ближе приближается к ледникам, все больше хочется вернуться домой, сказать, что сирена успешно добралась до дома, но чертова ответственность перед семьей и «хорошей русалочкой» не позволят ей. Или же это что-то другое, не знает. Ледники все ближе, и Юджин решается всплыть на поверхность, посмотреть на чистый свет, подышать воздухом, ощутить его на своей мокрой коже, почувствовать, как он скользит по каплям, покрывая их мелкой и тонкой корочкой. Яркий свет ударяет по глазам, что несколько минут не может открыть глаза и привыкнуть к перемене. Перед ней раскрываются бесконечные просторы белого снега и льда, каких-то неизведанных животных, которые лежат и передвигаются не так далеко. Она радостно усаживается на ледник, смотрит на водную гладь, покрытую небольшими и тонкими кусками льда. Юджин смотрит на застеленное тяжелыми белыми и серыми облаками небо и едва пробивающееся солнце, едва не задыхается от увиденного и едва не падает от неожиданности в воду от чужого голоса: — Красиво, правда? Мне тоже нравится, — чуть вдалеке лежит сирена с идеально белыми волосами, у которых не будь голубого отлива, смешались бы со снегом. Та переворачивается на живот, смотрит на испуганную русалку с хитрыми глазами. Юджин замечает ракушки, которые носят только члены королевской семьи или приближенные. Не знает, что ей делать, поэтому сгибает руку в локте на уровне груди, как увидела когда-то. — Ой, давай без этих формальностей. Я здесь обычная сирена, нарушавшая очередное правило подводного царства. И звонко смеется, но спускается в воду, оказываясь рядом с русалкой из теплых вод. Юджин не может отвести взгляд, от той такая яркая энергия, такая заразительная, такая, что ей хочется подружиться с этой сиреной, несмотря на свой и ее статус. Завораживает. Дыхание перехватывается, стоит этой сирене взять ее за руку и потянуть на дно, радостно крича: «давай я тебе тут все покажу». А Юджин и не против, она следует за еще чуть более юной сиреной, слушает ее, не перебивает, пока та не спрашивает, кто она такая и что делает в северных водах. И русалка рассказывает. — Я, конечно, не всех знаю, но в клане не так много престарелых сирен. Да и все они могут самостоятельно передвигаться и охотиться. Странно, — хмурится молодая сирена, сидя рядом с Юджин на рифе. — Откуда ты можешь знать всех членов клана? — спрашивает, ведь до сих так и не знает, кто эта прекрасная и разговорчивая сирена. — В клане не так много жителей, по сравнению с другими. Территория не позволяет, — жмет плечами сирена. — И я их знаю, потому что старшая сирена королевской семьи. — Так ты… — не может произнести, не верит. Юджин трепещет изнутри, она смотрит на новую знакомую, смеющуюся звонким смехом, и боится дотронуться до нее, развеять мираж. — Ага, — еще больше смеется сирена и обнимает русалку. — Элки Кин, да.***
— Я не верю, что мы сможем ее найти, — устало проговаривает Юджин после очередного дня поисков вместе с Элки, которая и загорелась идеей найти эту странную старую сирену. — Давай прекратим. Пожалуйста. Она хватает за руку сирену, тянет на себя, смотрит с мольбой и усталостью в глазах. Та стоит близко, той только четырнадцать, но Юджин уже понимает, что нашла свой дом. Мечтает даже, чтобы они оказались соулмейтами, но знает, что этому не бывать. Невозможно потому что. И также русалке надо вернуться в родные воды, показаться перед родителями, закончить обучение и, может, если ей повезет, приплыть на дальнейшую службу во дворец северного клана. Понимает, что ей и не важно, окажется ли Элки ее родственной душой или нет. Юджин хочет просто быть рядом, смотреть на нее, смеяться с ней, вместе смотреть на пингвинов и других животных на поверхности. Чувствует, что здесь ее место, что ей здесь и надо быть. Они смотрят друг на друга не так долго, как кажется русалке. Всего несколько десятков секунд, и Элки улыбается и говорит, что они прекратят поиски, если Юджин наконец согласится стать гостьей в королевском дворце. Та кивает. Сдается под чарами северной принцессы. Переплетает с ней пальцы в знак дружбы и согласия. Но громкий глухой звук, издающийся сверху, отвлекает их от взглядов друг на друга. Сквозь толщу воды виднеются большие вытянутые тени, крики и возгласы. Юджин видит, как сирена прищуривает глаза, еще крепче сжимает чужую ладонь и плывет туда, а русалка за ней. Обе действуют на эмоциях, не аффекте. На периферии сознания Юджин чувствует опасность, чувствует, что ей лучше остановиться, но не может. В ее голове только одна мысль: куда Элки, туда и она. И все остальное не важно. Они всплывают на поверхности, озираются. Крики мольбы разносятся из корабля. Они смешиваются с насмехающимися, мерзкими голосами. Элки словно подменяют. Она не видит и не слышит ничего. Юджин пытается утянуть ее в воду, остановить, шепчет, что это не их заботы, но сирену это не останавливает: — Они захватили наших подводных жителей! Я, как принцесса этих вод, должна им помочь. Что-то обрывается внутри Юджин. Что-то, что казалось, что она не просто «русалка из другого клана». Она опускает руку сирены, та по веревочной лестнице поднимается на корабль, возмущается, а русалка прокручивает в голове громкие чужие слова «Я, как принцесса этих вод, должна им помочь… Должна им помочь… Должна им помочь». Думает, не является ли она такой же «жертвой обстоятельств», что Элки решила ей помочь. Не знает. Пропускает момент, когда рядом падает тело, а потом на нее опускается тяжелая сеть. В пенящейся воде, в сумерках и надвигающихся тяжелых черных облаков замечает светлые волосы. Они ее возвращают в реальность. Пытается подплыть, но поздно. Сеть тянут вверх, русалка оказывается пойманной, грубые руки затаскивает ее на борт, лапают, что-то грязно шутят и насмехаются, а перед ее глазами не двигающееся тело сирены. Юджин прошибает словно током. Она отмирает, отталкивает отвратительных мужчин, оглядывает палубу — в центре сидит пара из русалки и тритона, стражники, кто, видимо, охранял границу кланов Никса и Гласиалиса, мертвы. И она тут одна. Русалку начинает бить мелкая дрожь. Она в панике еще раз оглядывается, не видит и не слышит ничего. А потом их накрывает тяжелая волна, которая разбивается на мелкие кусочки льда. Некоторые матросы не встают, русалка приближается к пойманным, пытается развязать веревки, но ее руки не слушаются. Боль. Удар. Потемнение в глазах. Не знает, сколько так пролежала, но, открыв глаза, видит ужасную картину. Сирена, морская принцесса, Элки Кин восседает на замороженной волне, смотрит на моряков и, только двигая руками, разламывает их на части тела, из которых кровь не растекается, а распадается льдинками. Она повторяет так с каждым моряком на корабле. Юджин кричит ей остановиться, умоляет освободить их, но та улыбается и продолжает мстить людям. Она оборачивается, хочет самостоятельно освободить пару, но, повернув голову, обнаруживает, что некого спасать. Они сидят, прислонившись к борту, а их тела распороты, кровь растеклась по всему полу, а их внутренности видны, что русалка тут же отворачивается и не может сдержать тошнотворного позыва. Вокруг нее все в крови, она словно плавает не в морской воде, а в ней. Кажется, что чужая кровь пропитала все ее тело, затекла внутрь и разъедает внутренности. Юджин не может вынести такого. Она отползает на другую сторону корабля, пытается подняться по бортику, посмотреть на гладь воды. Но в ее спину тут же ударяет большая волна, возвращая обратно, на палубу. Невольная мысль: «Я здесь и умру». Элки, видимо заканчивает, оказывается рядом с ней. Улыбается, поглаживает по голове, говорит, что все скоро закончится, ей только надо разобрать с еще одним кораблем. Юджин кивает, но чувствует, что больше не увидит свою сирену. Слышит крики, но уже от тех, кто причинял и мог причинить вред беспомощным подводным жителям. Даже звук дождя, тяжелые разбивающиеся волны не заглушают отчаянные крики, граничащие между жизнью и смертью. Юджин с трудом находит в себе последние силы подняться, как очередная волна поглощает корабль в свои сети, и она, ударившись о какую-то деревяшку, теряет сознание и идет на дно вместе с кораблем и волнами, которые движутся в только им понятном направлении.***
Первое, что чувствует — холодный ветер, что касается ее кожи. Второе — слышит чьи-то суетливые и встревоженные возгласы. Русалка невольно делает вдох, хотя знает, что под водой не может дышать и что воздух не сможет ее убить. Но сразу же понимает, что что-то не так. Необычно. Вода не обволакивает ее, она только касается, а воздух донельзя холодный, что обжигает. Юджин открывает глаза и пытается приподняться. Яркий свет ослепляет ее, что некоторое время не может рассмотреть окружающее пространство. Морская вода покрывает ее темно-красный хвост, что кажется еще темнее, чем есть на самом деле. Рядом несколько человеческих судов, в которых мужчины что-то активно выгружают и отдают команды. А на берегу женщины тревожно вглядываются в горизонт и боязно на большой корабль так сильно похожий на те, что русалка видела ночью. Она хочет уже встать и уплыть обратно в воду, как рядом останавливается лодка с престарелым мужчиной. Он уже хочет крикнуть на нее, спросить, что столь юная особа делает в воде на пристани в такое тяжелое и трагичное утро, как замечает ее плавник. Юджин, заметив его озабоченный взгляд и его спуск в воду с лодки, пытается отодвинуться, уползти. Но страх сковывает ее тело. Ночные воспоминания пронизывают сознание, что она боится и этого неизвестного мужчину, и сирену, что стала подругой, а ночью распотрошила десятки людей. Мужчина присаживается перед ней, не обращая внимания, что одежда мокнет, что ожидающие его товарищи что-то выкрикивают с соседних лодок. Он начинает шептать, смотря прямо на русалку: — Не знаю, как ты здесь оказалась, морская дитя. Да и знать не хочу. Но тебе надо уходить. Мне все равно, куда — в море ли обратно или на сушу, если можешь. Но уходи, уплывай. Здесь опасно. Мужчина поднимается, залезает обратно в лодку и смотрит на русалку с ожиданием. Юджин понимает, чего он ждет. Отплыв, всем на пристани станет видно ее. И ей именно сейчас надо принять решение, которое может кардинально изменить ее жизнь. Русалка еще вчера бы, не раздумывая, вернулась бы в море. Но сейчас колеблется. Она не в родных водах. Она выплыла на человеческую сушу и из-за какого-то положения Соглашения ей нельзя будет вернуться в свои воды, куда ей и надо. А еще, вспоминая лицо Элки, ее передергивает. Русалка ее боится. Больше, чем этих самых людей. Надеется, что они не такие жестокие, как о них рассказывают, как поступок сирены. Даже этот самый мужчина с проседью, что все еще ее ждет, например. Он предостерег, сказал ей уходить. Юджин еще раз смотрит на водную гладь и отворачивает голову в сторону пристани, слегла улыбаясь. Она заплывает слегка в воду и плывет туда, где деревья спускаются к водной глади, туда, где нет лодок и построек, туда, где сможет принять человеческий облик и начать новую жизнь.***
Юджин понимает, что что-то идет не так, когда, выйдя к человеческим домам, на нее странно смотрят все жители, кто-то начинает осуждающе перешептываться, а дети показывают пальцем, а какой-то мужчина солидной наружности выкрикивает: «Девушка, вам надо было цветок справа прикрепить», вызывая у окружающих людей приступ мерзкого смеха. Русалка бы вернулась бы в воду, но ей страшно, боится. Только вот она еще не понимает ни значения этого выражения, ни странных взглядов, ни сальных усмешек и улыбок. Она слоняется в коротком, до колен, темно-красном платье, с распущенными волосами, босиком по портовому городу до самой ночи. Ищет место, чтобы переночевать. Стучится в дома, просится, но те либо сразу закрывают дверь, либо выговаривают что-то мерзкое, а потом захлопывают деревянные двери. Не понимает, почему. Под водой они всегда оказывают помощь, указывают, куда плыть, предлагают еду. Отчаянность так и хлещет в душе, что Юджин присаживается от изнеможения на твердый камень в какой-то подворотне и кладет голову на руки. Мысль вернуться все-таки в море начинает перебарывать страх. Русалка уже поднимается на затекшие ноги, держась за стену, как ее окружают несколько парней. И она понимает, что все, это точно конец. Пытается договориться, уйти, но они еще больше зажимают ее в темном переулке, касаются едва прикрытого тела и грязно смеются. Юджин от безысходности начинает плакать, молить о помощи, но те только отвратительно усмехаются. Один наклоняется к ее лицу и выдыхает разгоряченным и терпким воздухом, шепча: — Мы тебе поможем, ты никогда больше не забудешь нашу заботу. Не успевает русалка осознать эти слова, как ее разворачивает лицом к грязной стене, поднимают платье, крепко держат за бедра. Она пытается вырваться, но слишком слаба, чтобы дать отпор, а страх захлестывает ее, что не может пошевелиться и кричать. Способна только шептать мольбы и тихо плакать. Издает тихий крик, когда, видимо, первый парень входит в нее, причиняя ужасную и отвратительную боль между ног. Юджин чувствует, как что-то стекает по внутреннему бедру, как ее внутренности разъедает физическая боль, а моральная — душу. Неизвестный двигается размашистыми толчками, другие подбадривают его, касаются русалки во всех местах, до куда только могут дотянуться, а у нее уже нет сил, чтобы хоть как-то сопротивляться. В глазах мутнеет, кажется, что ее сейчас стошнит. Может, в какой-то момент русалка потеряла сознание, раз открывает в следующий раз глаза лежа на камнях и видя над собой какого-то другого парня. Ее ноги разведены, она не чувствует их. Кажется, что то, чем она обзавелась не так давно, уже не принадлежит ей. И она, Юджин не достойна иметь человеческие ноги. Перед глазами мелькают чужие органы, она старается не смотреть на них, но эти мужчины заставляют ее прикоснуться к ним ее же пальцами, ртом. Кричит, пытается оттолкнуть их, каким-то чудом найдя в себе силы и поняв всю жестокость ситуации, но две пары тяжелых рук удерживают ее, закрывают рот, наотмашь бьют по лицу, что Юджин чувствует металлический привкус на губах, а в глазах снова начинает темнеть. Видимо, она проваливается в очередное беспамятство. Открывает глаза тогда, когда лежит на какой-то кровати, а рядом кружит женщина с осуждающим, жестким акульим взглядом. Она что-то говорит, но русалка не слышит, не воспринимает. Откидывается на жесткую подушку и засыпает. Flashback’s end***
Юджин в воспоминаниях Элки засыпает, а сама сирена просыпается с криком, в поту и с тяжелым дыханием. Ынбин прибегает, смотрит встревоженно, а королева в бегах не может что-то сказать, начинает плакать. Столько фактов, столько эмоций, как своих, так и чужих, что не может принять их все, осознать и пережить. Она, сирена, увидев, как моряки издеваются над подводными жителями, решила им отомстить, а потом и защитить новообретенную подругу из подводного клана Харенай. Обретя и высвободив силы морской королевы, она убила экипаж двух кораблей, разорвав каждого на кусочки. А мощная волна шторма разбила корабль, на котором была Юджин, и та потерялась в море, выплыв на сушу, где ее изнасиловали. Отвратительное начало человеческой жизни. Элки искренне жаль, она не помнит, что чувствовала тогда, но по тому, что успела узнать, то искала Юджин, пыталась, по крайней мере. А та «начала» новую жизнь на суше, где ее держали взаперти, как в клетке, и издевались, как только могли. Чувствует, как Ынбин гладит ее по волосам, что-то нашептывает успокаивающее, но Элки не может перестать плакать. Ей больно от воспоминаний ее родственной души, словно те события произошли и с ней. Не хочет вспоминать первую брачную ночь с Намджуном. Да и все последующие. Невольно усмехается и начинает смеяться сквозь слезы, поднимая голову и смотря на озадаченную графиню: — Меня, как и ее, изнасиловали. Только меня после свадьбы, а ее в первый день среди людей. Не это ли называется истинным родством душ? Элки заливается смехом, не может остановиться. Из глаз продолжают идти слезы, чувства и эмоции смешиваются: касания неизвестных мужчин из воспоминаний Юджин и все ночи с Намджуном. Задыхается, воздуха катастрофически перестает не хватать, что хватается за ночную рубашку, бьет кулаком по груди, пока Ынбин убегает куда-то, а потом возвращается и смотрит строго. Графиня замахивается рукой, бьет ладонью по ее щеке, что от неожиданности сирена замирает. Ынбин протягивает стакан с напитком и жестко говорит: — Пей. И сирена трясущимися руками берет деревянную кружку и отпивает. Напиток обжигает горло, в нем чувствуется алкоголь, как в вине, но его явно больше. Она не хочет спрашивать, что это, поэтому под пристальным взглядом выпивает до самого дна. Элки перестает трясти, сердце перестает сдавливать, а приятная и опьяняющая легкость обволакивают тело, что она откидывается на плечо Ынбин и слушает речь молодой, но, видимо, имеющий больше опыта, графини: — Очень мало девушек и женщин в этом человеческом мире, которые не прошли через то, про что ты рассказала. Отвратительно, конечно, что твоя свадьбы была омрачена и смертью короля Мун Чану, и изнасилованием со стороны короля. И, может, я теперь и понимаю, почему ты так хочешь на север, хотя и не понимаю, почему ты не можешь вернуться в море через прилегающее. А то, что ты рассказала про другую девушку… Это еще более ужасно. Но все это в прошлом, ты в безопасности, и та девушка, может, тоже… — Я ее убила, — глухо отзывается Элки. Не хочет смотреть на Ынбин. Не хочет увидеть в чужих глазах осуждение. — Графиня Чхве тоже была русалкой? — осторожно спрашивает Ынбин. — Да. А еще я ее знала, но забыла об этом, — замолкает, делает тяжелый вдох, который хочет, чтобы он ее убил, но он дарит только дальнейшую жизнь, и продолжает: — Точнее, меня заставили забыть. А еще мы были родственными душами. И во время ее убийства, она передала свои воспоминания мне. И я… я… все чувствую. Ее… всю… боль. — Мне жаль, — тихо отзывается Ынбин, поглаживая по плечу королеву. — Но тебе надо продолжать жить дальше. Тебе надо смириться с этим. Несколько дней тебе нельзя будет выходить из дома. Я буду решать вопрос о грамоте с твоей личностью и думать, как тебя скрыть. Ведь лучше всего прятаться под носом того, кто тебя ищет. Элки слышит смешок и не может не согласиться. Видимо, в напитке было что-то успокаивающее, раз ее глаза снова закрываются. А, может, ее разморило от выпитого алкоголя, но сирена позволяет себе уснуть и надеется не увидеть во всей красе воспоминания Юджин снова.***
Она старалась игнорировать яркие вспышки воспоминаний, но иногда ей было сложно. Зачастую в такие моменты Ынбин уходила в город, в лес, а Элки оставалась одна или же с маленькими волчатами, которые уже начинали выбираться из лежанки и бегать по дому. Сирене было страшно, но через несколько дней, когда один щенок подошел к ней и оперся о ее колени, поняла, что они не такие уж и жуткие, и неопасные. И раз Ынбин оставляет ее наедине с ними, значит, ей ничего не угрожает. Да, ей было тяжело, да, сожаления огромным валуном накрывают ее, заставляют выпадать из реальности и из раза в раз прокручивать варианты «а что, если», но смысла с них столько же, если бы она решила вернуться в замок. Мало, что изменится. Элки ждала, а Ынбин решала вопрос. Только через несколько дней графиня вернулась с радостной новостью, кинув на стол свернутую бумагу и мешочки, от которых пахло какими-то травами. И на непонимающий взгляд стала объяснять: — Глава города наконец сделал бумагу о твоей новой личности. Тебя теперь зовут Квон Чжонхын, и ты моя сестра из Дилиджентиа. — Я теперь могу спокойно гулять по городу? — спрашивает осторожно, разворачивая бумагу и читая свое новое имя, пробуя его на вкус. «Квон Чжонхын». Не очень звучит, но есть, что есть, думает. — Не совсем, — качает головой графиня, присаживаясь на скамью и наливая себе эль. — Во-первых, на всех блондинок обращают внимания, и если начнут копать под тебя, то сразу поймут, что ты не Квон Чжонхын, и такой девушки вообще нет. Поэтому тебе надо поменять цвет волос, — Ынбин разворачивается мешочки с каким-то темным порошком. — Он с востока, его используют, чтобы затемнять волосы. — Ни за что! — выкрикивает чуть громче, чем следовало, что подскакивает на ноги. Смотрит волком и с возмущением, пока графиня вздыхает и продолжает пить эль. — Сядь. У тебя нет выбора, — ждет, пока Элки вернется на скамью и захочет дальше слушать. — Еще волосы тебе надо укоротить. И не обсуждается! — Ладно! — снова вскакивает сирена. — Прекрасно! Скажи, что надо сделать, и я сделаю! Ынбин молча приподнимает бровь, но встает и идет к двери, расположенной позади стола, и приглашает Элки, которая чувствует негодование, злость и обиду, но понимает, что больше никто ей не сможет помочь. Графиня зажигает свечи, просит сирену раздеться до камизы. Та выполняет и садится на низкую деревянную табуретку. Ее белоснежные волосы вновь укорачивают, только уже по плечи, что невольная мысль мелькает в голове. А вдруг в следующий раз ей, Элки, придется еще больше отстричь волосы? Отмахивается от этой мысли, не позволяет ей дать ростки в сознании. Сирене надо разобраться с нынешним положением дел. Ынбин разводит порошок из мешочков, что смесь становится густой, вязкой и с комочками, но графиня продолжает перемешивать и начинает рассказывать о волках. Так, Элки узнает, что ее мать ухаживала за волками, обитавшими в этих лесах, и она, Ынбин, переняла эту любовь. И поэтому не может пройти мимо раненого зверя или не покормить их. А ту, что живет у нее, графиня спасла из рук охотника, который собирался убить животное. Ынбин не позволила, потому что видела беременность волчицы. А после рождения маленьких волчат не смогла выгнать благодарную волчицу, которая изредка приходила в ее кровать и спала рядом. Сирена кивает, а потом ждет, пока графиня нанесет приготовленную смесь на волосы, на брови. Они разговаривают все то время, что надо держать смесь, иногда смеются, что может показаться, девушки знают друг друга не месяц от силы, а несколько лет, как минимум. — Ты сказала, что не чувствуешь холода в родном обличье, — переводит тему Ынбин. — Верни хвост, вода холодная. Сирена становится сиреной, рассматривает голубые чешуйки, что переливаются в свете свеч, а Ынбин промывает ее волосы холодной водой. Элки не чувствует дискомфорта, для нее холод привычен, а вот графиня моментами шипит с непривычки на воду, что после ведра воды делает перерыв, чтобы руки отогрелись. Вытерев волосы, графиня подводит Элки к зеркалу, и та видит девушку с голубыми глазами, в которых читается испуг и удивление, и темные волосы какого-то грязного цвета, описать который довольно сложно. — Я… я словно… Словно русалка из теплых вод… — Не знаю комплимент или нет, но завтра мы идем на границу с Дилиджентиа. Ты должна перейти ее, чтобы создать видимость твоего приезда.