Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус! — Воланд, Мастер и Маргарита
Если нет этически правильного выхода, поступай неразумно. — Антон Городецкий, Ночной Дозор
Впервые за много лет Мирон врывается в питерский офис АнтиХайпа без стука, предварительных звонков, церемоний, уведомлений, устных угроз, отправки гонцов и почтовых голубей. По его лицу, искажённому в нехарактерной для самоуверенного, высокомерного Светлого болезненной гримасе, Слава сходу понимает, что случилось нечто непоправимое. Фёдоров шагает напролом, прямо через приёмную, игнорируя помощницу Карелина, смышленую и улыбчивую Сашу Куромушку, распахивает дверь настежь и останавливается напротив, глядя хозяину кабинета прямо в глаза. Девушка, вбежавшая следом, пытается объяснить, что предупреждала, что говорила: «Шеф занят», — но очень сложно противопоставить что-то желанию Светлейшего Оксимирона попасть в нужное ему место. Слава, мгновенно оценив ситуацию, молча кивает и делает пас ладонью, показывая, что Александра может быть свободна. Лишь только она скрывается за дверью, как Карелин, передёрнув плечами, встаёт с кресла, вытягиваясь во весь немалый рост, и, глядя сверху вниз ласково, с участием спрашивает: — Зачем пожаловал, Светлейший? Мирон дёргается от обращения, как будто ему не польстили сейчас, обратившись почтительно, а залепили настоящую хлёсткую пощёчину. — Мне нужна помощь, Слава, — говорит Окси, и словно через силу добавляет. — Я прошу тебя оплатить долг крови. Легкомысленная глумливая улыбка слетает с лица Карелина в тот же миг. Он поспешно обходит массивный дубовый стол и, преодолев разделяющее их расстояние, порывисто обнимает Мирона, споро ведёт руками вдоль тела, ощупывает рёбра, позвоночник, концентрируется, пытаясь увидеть внутренние раны или переломы, почувствовать кровотечение. Наконец, не уловив ничего серьёзного, он крепко прижимает Мирона к себе, целого и невредимого, а самое главное ничуть не сопротивляющегося. Вековой опыт общения и отлично развитая интуиция дурниной вопят в голове. Карелин наклоняется вперёд, чтобы сфокусироваться на чернильно-синих радужках зрачков стоящего напротив мага и, не встретив какого-либо сопротивления, едва надавив силой, проникает в сознание. Теперь он видит. Видит то, чего бы никогда не пожелал, тем более в голове Фёдорова. Ванька. Мёртвый. С развороченной грудиной и перерезанной шеей лежит на берегу Финского залива, придавленный тушей дикого оборотня. Над водой висит лёгкая дымка, светлые маги пытаются убрать последствия бойни с пришлой стаей диких оборотней. Мирон стоит поодаль и слушает эфир. Он не может дозваться Рудбоя и внезапно понимает, что тот ушёл. Славе нужно полторы секунды, чтобы понять, зачем конкретно к нему пришёл Оксимирон, сильнейший светлый маг Северо-западных владений, и одной секундой больше, чтобы отстраниться, напоследок ласково мазнув пальцами по скуле собеседника. — Нет, Мирон, ты не понимаешь, о чём просишь, — отвернувшись, категорично произносит Слава. Он готов, словно преподаватель на лекции для нерадивых студентов, рассказать великому Оксимирону прописные истины, о которых знают все разумные магические создания, начиная от крошечных феечек и заканчивая Высшими магами. — Нет, это моё последнее слово. Отпусти его сейчас, Окси, время Рудбоя пришло. Чего не ожидает Карелин, так это Фёдорова, рухнувшего на колени посреди комнаты. Тот поднимает на него свои невозможные глаза, в которых стоят неподдельные горькие слёзы и, сложив ладони в жесте мольбы, произносит: — Славушка, в этом мире для меня так мало запретов и невозможного, но природа моей магии другая, а ты со своей сможешь. Просто помоги мне, — отчаянно просит Мирон. Карелин и сам знает, что Охра не просто ближайший друг и помощник, духовный союзник Мирона. Пусть Ванька более слабый маг, едва дошёл до второго уровня, но прекрасный стратег и предан Светлейшему настолько, что сегодня закрыл его собой. Это Слава тоже видит по остаточным обрывкам эмоций, по свежим шрамам, оставленным когтистой лапой на ключице Окси. Однако, Слава вновь подтверждает сказанное ранее, отрицательно качая головой, мысленно посылает: «Не проси невозможного». — На тебе долг крови, — с нажимом повторяет Мирон, — и, если ты откажешь, за тобой придёт Охотник. Твой собственный Зверь. Карелин кивает, прикрыв глаза, ведь это чистая правда. Клятвы, данные некромантами, скрепляются кровавыми печатями, и колдун, не сдержавший данного слова, карается Тёмными охотниками. Эти звери — сильнейшая нежить, не знающая ни жалости, ни страха, им безразличны мольбы, ведь они созданы из костей, пепла и силы. Вне защиты кровных заветов Тёмный охотник подчинится только хозяину — магу, сумевшему поднять некротическую тварь, накинуть на неё ошейник. В наши дни есть всего один колдун, умеющий это чудовище не только призывать, но и сумевший управиться с костлявой зверюшкой… Однако, если Тёмный охотник оберегает клятву, данную на крови, его призывает сама изначальная Тьма, дарующая гарантию соблюдения равновесия. Существо, поднятое настолько могущественной магией, непоколебимо и беспощадно, его цель — карать не сдержавшего обещание, нарушившего равновесие между Светом и Тьмой. Оно сожрёт Хранителя Книги Мёртвых, не моргнув глазом, подчиняясь изначальной силе. Слава помнит и знает, откуда на нём висит обязательство, взятое взамен на человеческое жертвоприношение. Цену, отданную по необходимости, но без разрешения Совета. Цену, уплаченную за жизнь самого важного человека. Карелин вздыхает, пристально глядя на развалившегося посреди ковра Мирона, и не может отвести взгляд, не может не смотреть на существо, каждый раз приводящее его к пониманию, что внутри условно бессмертного колдуна всё ещё живёт влюблённый мальчишка. Тот, кто за право оставить Светлейшего в живых мгновенно решил свою судьбу, встав на сторону Тьмы. Он там, никуда не делся за столько лет, со своими острыми скулами и зелёным морем глаз. Славушка. Всё также бескомпромиссно и рьяно ратует за всестороннюю помощь своему Мироше. Нынешний Вячеслав Валерьевич, конечно, другой. Битый жизнью, наевшийся до отвала опыта и умеющий создавать страшные даже по меркам Тьмы вещи. Но он не был бы собой, если не превратил и этот, наполненный трагизмом момент, в цирковое представление. Воздев руки к потолку, некромант театрально вздыхает. — Вот как ты заговорил, значит. Сгорел сарай — гори и хата! — и внезапно кривлянье сменяется злобой. — Думаешь, если отдам должок, будет всем счастьюшко? — холодно цедит Карелин. — Тебе ли не знать, что вероятность возвращения Рудбоя мизерна! Это же будет другой человек, Мирон, очнись. Кого ты подпустишь к себе настолько близко? Невозможно дать стопроцентную гарантию, что я достану нужную душу! А про наблюдателей ты не думаешь? Инквизиция только и ждёт, чтоб снять с меня половину полномочий. Они серьёзно считают, что, получив абсолютный уровень способностей, я вот-вот рехнусь и начну массово косить людей, например, бубонной чумой. Только недавно очередного тайного соглядатого выперли из Пальмиры! Пять лет этот рыцарь пера и рифмы нервировал меня своими бесконечными интригами и внезапными проверками. Они только и ждут, Мирон, что я отступлю и сдам пост их кандидату. Ты и сам знаешь, что будет, если на моё место встанет кто-то из Европейских некромантов. Смерть Рудбоя покажется тебе и всему твоему благовоспитанному Ночному Дозору удачей для него самого! Фёдоров обдумывает услышанное, продолжая сверлить Карелина взглядом. Наконец, приняв окончательное решение, светлый маг тихо и очень устало произносит: — Об инквизиторах не беспокойся, неужели думаешь, я не смогу скрыть факт Ваниной смерти? Да и Шока, если нужно, мне есть чем нейтрализовать. — Серенады опять петь будешь? Или отрывок из книжки зачитаешь, как в прошлый раз на Версусе? — огрызается Карелин. — Да хули ты пристал, вообще-то очень хорошая энергетическая мантра получилась, — вяло отпирается заметно утомлённый пережитыми событиями Мирон. — Помогло однажды — поможет и потом, можно усилить амулетом, например. Моя забота в любом случае. — По-моему, больше было похоже на матерную считалку. В следующий раз что будешь делать? Спонтанное самовозгорание на него нашлёшь? — А ты сам-то, Птичий Пепел, особо не жаловался раньше. Чего молчал, раз мантры мои не нравятся? Хитиновый покров вон носишь на все спецоперации, а кто сплёл, никому не говоришь. Только везде и слышно, что про твою необыкновенную броню! — обиженно бросает Мирон. Слава молчит. Подарок Мирона не раз спасал его от смертельных ранений. Нечего говорить: магическая защитная кольчуга сплетена была на совесть, укреплена сильнейшими охранными заклятьями, но самое главное, сделана была от чистого сердца и с благими намерениями. Такие покровы теперь редко у кого встретишь. Поняв затянувшуюся паузу по-своему, Мирон встаёт с пола и, поравнявшись со Славой, заглядывает ему в глаза. Они оба давно живут на этом свете, возможно ни один ныне здравствующий человек уже не вспомнит даже части их настоящих биографий и имён. Разве важно это? Когда, действуя вразрез с правилами, заключая союзы и сплетая интриги, эти двое частенько беспокоятся друг о друге гораздо больше, нежели положено главам Региональных отделений Дозоров. Будет откровенной ложью сказать, что Мирону безразличен этот высокий, темноволосый мужчина. Будет совершенным враньём, если кто-то скажет, что он раз и навсегда отказался от своих чувств к идеологическому врагу, представителю другой магической ветви, существу, чьи тонкие, длинные пальцы, умеющие дарить такие сладкие чувственные ласки, способны собирать и активировать смертельно опасные заклинания одним лёгким движением. Существу, пожертвовавшему самым ценным и тщательно оберегаемым ресурсом, человеческой жизнью, чтобы не ушёл, не развоплотился в Сумраке его обожаемый Мироша. Птичий Пепел в соответствии с занимаемой должностью имеет право заложить Оксимирона за его настойчивую просьбу воскресить потерянного на охоте на дикого оборотня Рудбоя напрямую Инквизиции, это общеизвестный факт. Может самолично наказать, применив соответствующее заклинание и нанеся урон не только здоровью, но и репутации Светлейшего. За что, конечно, и сам будет лишён некоторых полномочий по всей строгости Договора. Но Слава Карелин связан с Сильнейшим магом Северо-запада клятвой крови, не дающей ему причинить Мирону какой-либо вред, даже если бы он внезапно этого захотел. Его собственный Тёмный охотник, самая страшная и самая опасная из неживых зверюг, придёт за хозяином. Потому что это заклятье он навесил на себя сам. В обмен на жизнь Оксимирона. Много лет назад он, сходя с ума от горя и твердя про себя, что творит дело благородное, рискнул и отстоял своё. Сильнейший Некромант из ныне живущих он дал силам Света обещание любить и беречь Мирона до своего последнего вздоха и призвал Тьму в свидетели. С такого обета не съедешь. — Мирош, — устало произносит Карелин, — это существо, которое я верну тебе, будет либо просто плохой калькой, либо вообще только внешне похожим на Ваню. А он ведь был твоим ближайшим помощником, правой рукой. Я буду нести ответственность за последствия его действий. Я не хочу подвергать тебя опасности. — Верни его, Слава, я прошу тебя. Не как извечного соперника, не как Верховного Некроманта, Птичиего пепла или Хранителя этой ёбаной книги Мёртвых. Воскреси моего брата, как тот, кому я всё ещё небезразличен, — бросает Оксимирон последний козырь и видит смешно сморщенный в ответной гримасе нос Карелина. Доподлинно известно, лишь самые близкие люди точно знают, как ударить посильнее, вот и Мироша, уже много лет являющийся занозой в заднице некроманта, прекрасно понимает, чем сделать Славе по-настоящему больно. Тёмный отворачивается к окну, разглядывая колоннаду Казанского собора и людей, спешащих по своим делам. Он собирается с мыслями, в то время как у Фёдорова совершенно исходит на нет терпение. — Не хочешь по-хорошему, я сделаю сам. Клянусь, это последнее, что я хотел применять, но ты не оставляешь мне выбора! Оксимирон прикрывает веки и начинает нараспев читать древние слова, складывающиеся в узор заклятья. Слава чувствует, как соскальзывает во вторую плоскость реальности, видит, как преображается кабинет, из современного, модного офиса превращаясь в старинную комнату с интерьером восемнадцатого века. Мирон тянет его в прошлое, в тот самый день, желает сорвать печать памяти… Не давая заклинанию раскрыться в полную силу, Некромант вскидывает руку, разворачивается и, одним движением притянув Мирона к себе, закрывает его рот поцелуем. Работа сделана грязно, но действенно. Рябь воздуха вокруг них замирает, слова незаконченного наговора растворяются, поглощенные установленной в офисе защитой, а также охранной магией самого хозяина кабинета. Мужчины снова оказываются в привычной обстановке. Фёдоров, прерванный на полуслове, внезапно подаётся вперёд, подныривая под руку к Славе, вовсе не собираясь сопротивляться. Ему нужен этот физический контакт, нужно слышать живое сердце любимого колдуна. «Провёл меня опять, Кудряшка», — с глупой нежностью думает Карелин и принимает правила игры, лаская губы Светлейшего своими, беззастенчиво таранит тёплый влажный рот Фёдорова языком. С большим нежеланием разорвав поцелуй, Вячеслав возвращается в привычный режим холодного мышления, но сразу отпустить раздражающего светлого нет сил. Он глубоко вздыхает, крепко прижимая Оксимирона к груди, слегка поглаживает ладонью выступающие из-под модной розовой рубашки крылья лопаток. — А я ведь верю тебе, Мирик, как в первый раз, — бормочет Слава в макушку Фёдорова. Тот лишь молча обнимает в ответ, бесшумно всхлипывая и вновь потираясь щекой о пиджак Некроманта, оставляя на ткани отпечаток своей магии. Светлейший мудрый и на своём веку повидал немало, но он в конечном итоге тоже всего лишь человек, пусть и наделённый мощнейшим даром. Мирон вопреки сплетням, домыслам и легендам, окутывающим его образ, умеет чувствовать и эти свои эмоции слабостью не считает. Ему хотелось бы стоять в объятиях Славы до скончания веков, быть оберегаемым не только Карелинской немёртвой костяной страхолюдиной, но и вполне реальным, человеческими теплом. Находиться в объятии и знать, что самая крепкая защита, это не клятвы на крови да сделки с Наблюдателями, не амулеты, не артефакты. Банально и просто, истина на все времена: сильнее заклятий бережёт только она, бескорыстная любовь. А Слава, он любит Мирона с первого взгляда и по сей день, возможно, на веки вечные любит, возможно, эта любовь его и упокоит однажды. Но спустя много лет, разногласий, стычек и конфликтов, как полюбил в день первой встречи, сильно и безвозвратно, так и не остыл до сей поры, и в этом — глубинный смысл, движущая сила и венец всего. Только зная, насколько на самом деле бережёт его тушку Некромант, чьи руки по локоть в крови, и решился Светлейший на столь отчаянный шаг, как просьба воскресить Ваньку. Ведь без специального согласования, выдающегося советом инквизиторов, запрещено строжайше, а наказание - смерть. И вся ответственность на Мироне в действительности. — Слав, ничего не изменилось с тех пор, я всё так же люблю тебя, — не поднимая взгляда, на грани слышимости шепчет Окси. — Сложись всё иначе, я бы не смел просить, но сейчас ты единственный, кому по силам помочь. Карелин глубоко вздыхает и целует его в висок. Мирон прикрывает глаза и снова видит со стороны тот далекий момент прошлого, где время застыло, а зеленоглазый нескладный мальчишка, ещё толком ничего не умевший ни в магии, ни в амурных делах, несмело, но уверенно шептал примитивные и искренние признания: — Умру за тебя, убью за тебя, люблю тебя.***
Спустя час Слава просит Куромушку принести им с Оксимироном кофе по-турецки и любимую светлым сладость, смесь халвы и сахарной ваты — пишмание. Он смотрит на чуть взбодрившегося Мирона и, растерев лицо руками, произносит: — Привозите труп на Марсово поле, часам к трём ночи. Чистить будешь ты, бери молодых, выносливых и молчаливых, блоки на память делаете свои. Ставьте силовой купол, убирайте людей в радиусе трёх километров, я проведу призыв души на восходе. Как ты помнишь, сейчас этот момент очень легко пропустить — июльское солнце болтается на горизонте неограниченно во времени, поэтому не тяните резину. Фёдоров молча кивает, разматывая сладость на волокна и задумчиво отправляя их в рот. Некромант, из последних сил сдерживающий желание утащить Мирона в свою квартиру и не выпускать оттуда примерно никогда, поднимается со своего места и, отвесив себе ментального леща, холодным тоном информирует: — Светлейший Оксимирон, помните, я несу полную ответственность за воскрешённого. Иными словами, если в тело Ивана Игоревича Евстигнеева, магически наречённого Охрой, подселится какая-то посторонняя херня невиданная и я почувствую, что он угрожает живым, как магическим существам, так и обычным людям, мне придётся убить его. Лично. Или найти возможность сделать это чужими руками, если по какой-то причине не смогу сам. И ты дашь мне вашу светлую клятву о невмешательстве. Мирон кивает молча, подтверждая своё согласие на всё сказанное ранее, и, допив кофе, по давней привычке переворачивает чашку на блюдце, тут же вновь рассматривая тонкие фарфоровые стенки, изучая сложившийся из гущи узор. — Сердце, солнце и крест, Слава. Ты опять в моей чашке, Зазнобушка, — мягко говорит Мирон и развернувшись неспешно уходит прочь из офиса АнтиХайпа. Окси, зная Славкины слабости и не гнушаясь ими пользоваться, безусловно добился своего. Соберите суд, но победителей не судят. Ваньку Рудбоя, правую руку Светлейшего Оксимирона, названного брата, одного из ближайших светлых колдунов Северо-западного региона вернёт к жизни нынешний лидер Тёмных, глава АнтиХайпа, Хранитель Книги мёртвых Вячеслав Карелин. Птичий Пепел. Условно добровольно и, можно сказать, с минимальными жертвами. Но Ваня больше не сможет творить заклинания. Рудбой теперь не сможет стать могущественным магом. Он будет жить простым человеком. При условии, что всё пойдёт хорошо. А это ведь не факт. Прав Славка, конечно, прав, но не может Мирон потерять Охру. Не вывезет. Хотя, вот без Славки ему как? Сам пригрозил же Охотником, не идиот ли? А что если и впрямь Тьма зачтёт возвращение Охры как оплату по долгу крови. У Окси больше не будет Защиты, ведь Тёмный Охотник, созданный Славой вместе с клятвой верности Сюзерену в обмен на человеческую жертву, растворится в Сумраке. Что будет, если нерушимая и прочнейшая защита сгинет, лишь только вновь откроет глаза Охра. Ванька Евстигнеев, лучший друг и соратник, насмерть растерзанный сегодняшней ночью диким оборотнем. Сможет ли Рудбой жить человеком, чей век короток, а тело хрупкое и подвержено урону? Сможет ли Мирон простить себе, что отказался от зеленоглазого мальчишки Славки, любившего настолько, что присягнул в верности идеологическому противнику? Сможет ли Карелин провести всё так, чтобы оставить Мирона под защитой Охотника? Или не сдерживаемый больше клятвой и узами крови будет вынужден неусыпно беречь бедового Светлого, такого ушлого, вёрткого, но порой до смешного беспомощного. Ведь не раз и не два Тварь сжирала существ, призванных уничтожить Оксимирона. Сложно будет Пеплу по-прежнему сохранять шаткое равновесие, разрываясь между путём, по которому идёт сердце, и страшной сокрушительной силой поднимать и использовать мёртвых, что дана ему по праву рождения. Сложно. Значит нужно провести ритуал так, чтоб никто не догадался, что за колоссальная вспышка тёмной некротической энергии озарит эфир ранним июльским утром. Чтобы сохранить самое дорогое, нежное, стыдное, а не бросать вновь их чувства в костёр противостояния Света и Тьмы, служа Равновесию и подчиняясь Договору. Но Слава действительно любит Мирона и поэтому сделает всё, чтобы у Светлейшего Оксимирона всегда была фора оставаться хотя бы на шаг впереди. И найдёт способ оставить немёртвую охрану своему дорогому Фёдорову. Тьма щедро одаривает своих преданных детей, особенно тех, кто умеет держать обещания.