Я здесь чисто по фану

      Для Мирона это не в новинку: зависать на вписках, шататься по чужим домам, стрёмным съёмным квартирам, сомнительным барам, расположенным не в лучших районах. И общаться с людьми, порой совершенно его не понимающими, но чаще всего — даже ни во что его не ставящими.       Не в новинку, но Окси отвык. Лет десять прошло с тех пор, как он так жил.       Популярность делает его желанным гостем фактически везде. В своей тусовке, среди друзей и приятелей, ему респектуют, открыто выражая глубочайшую приязнь, а среди оксифанов и вовсе едва ли не смотрят в рот. Здесь его неприкрыто любят, и готовы наперебой петь хвалебные оды, предложить любую ебаназию, в том числе организовать секс, подогнать наркотики и поселить любимого артиста у себя на пмж.       А вот на праздновании дня рождения Букера, Мирону не особенно уютно, да и окружающие тоже не пышут щенячьим восторгом. Его творчество не считают охххуенным, в глаза смотрят спокойно, без обожания. Воспринимают компромиссно, можно сказать на равных.       Всё происходит от того, что в этом доме Мирона принимают исключительно ради Славы. Вот уж кто здесь царь и бог и любимец всеобщий, бойкий и ласковый.       Это непривычно и в некоторые моменты даже некомфортно, не встречать открытого одобрения. Но он улыбается, не стараясь понравиться, просто из вежливости, ну и чтобы не огорчать Карелина. Что же поделаешь, если они как недоделанные Ромео и Джульетта, представляют собой разные (противоборствующие) направления рэп-культуры.

—

      У Славки большие ладони, тёплые и ласковые. Он мягко хватает Мирона за запястье и тянет на себя, заключая в кольцо рук. Прижимает спиной к груди, молчаливо поддерживает, всем своим видом транслируя: «Я рядом». Мирон ему за это очень благодарен.       Окси попервой всегда неловко. Вот так, открыто и не таясь, при чужих людях, стоять в объятиях Славика и тихо кайфовать от каждого мягкого поцелуя в затылок. — Пойдём со мной, — заговорщицки шепчет ему прямо в ухо Слава, незаметно подталкивая Мирона в сторону лестницы. Мирон делает страшные глаза, шипит: — Слава, блядь, куда ты меня тащишь?- И гораздо тише добавляет: — Я не буду ебаться в чужом доме, Карелин! Потерпи немного, я слышал как Киви сказала, скоро торт уже и дальше амнистия!       Слава сначала не вникает в смысл, лишь усмехается, услышав про торт. И правда есть над чем угарнуть: долгое время они считали, что если празднование дошло до десерта, и все к этому времени ещё относительно вменяемы, - днюшечка прошла тухло. Ведь на таких мероприятиях бухло лилось рекой, да и не только бухло… То ли дело теперь, когда им за тридцать и половина из присутствующих в завязке, а вторая и правда хочет попробовать, что там такого вкусного наваяла увлекшаяся кулинарией Юля Киви.       А оставив эту мысль он останавливается так резко, что Мирон, явно на такой манёвр не рассчитывавший, запутавшись в собственных ногах, буквально впечатывается арийским носом в обтянутую толстовкой широкую грудь. Слава сурово сводит брови и глядя сверху вниз серьезно отвечает: — Да никто не тащит тебя ебать в пещеру, Принцесса моя, залупоглазая. Покажу кое-что, только и делов. — Эй, а вот сейчас вообще-то обидно было! — возмущается Мирон.       Он набирает воздуха, чтобы как следует позанудствовать на тему обтекаемости формулировок, но Карелин вновь закрывает его рот поцелуем. И теперь, когда они наконец-то одни, стоят, скрывшись от друзей Славки на среднем пролёте пустой лестницы, ведущей на второй этаж старой, ещё Сталинской постройки, дачи (принадлежащей ранее потомку какого-то выдающегося академика питерского отделения РАН), Мирон позволяет себе расслабится.       Вопреки своим же словам Окси включается в поцелуй по максимуму. Охотно вжимается в тело напротив, закидывает руки Карелину на шею, и не пытается сопротивляться (даже ради приличия), когда тот начинает весьма характерно наминать Миронову задницу. Славка умело пользуется своими познаниями в области мироноведения, интенсивно работает и руками и языком, влажно облизывая и посасывая нижнюю губу Мирона. — А говорил не будешь ничем таким заниматься в чужом доме, — ехидно поддевает надежда и подпорка Антихайпа, прервавшись чтобы сделать вдох и снова начать целовать, но теперь уже не губы, а острую скулу Окси. — Отсоси, — вяло сопротивляясь огрызается поплывший от ласки Мирон.       Едва ляпнув он тут же догоняет что именно сказал, смешно округляет без того крупные глаза. Слава, естественно, оговорочку не пропускает, отзывается с ноткой веселья в голосе: — Непременно и с удовольствием. Но тут, на проходе и правда не лучшее место для интима. — Так мы нахера тогда тащимся на второй этаж? — уточняет Мирон. — Чтобы забить спальню для ночёвки? — Мирош, ну что ты такой дохуя душный? Потерпи чуток, узнаешь, — загадочно обещает Карелин, нехотя отрываясь от Фёдорова и тащит его выше второго пролёта.       Они поднимаются под самую крышу и останавливаются уткнувшись в закрытую дверь чердака. Мирон смотрит выжидающе, мысленно размышляя, что за детство заиграло в жопе у Карелина, если тот решил затащить его на эту верхотуру. Окси толком не успевает додумать свою мысль, когда Слава, выудив неведомо откуда резной серебристый ключ, беззвучно открывает замок и осторожно затаскивает его внутрь.       К удивлению Мирона в помещении чердака оказывается чисто и даже уютно. Стены обшиты окрашенными в белый цвет досками, на тёмный пол брошен пёстрый деревенский коврик-дорожка, под потолком натянута неяркая гирлянда, тёплый свет которой едва разбавляет осенние сумерки, создавая полумрак.       На восточной стене расположено большое окно, в которое хорошо виден рыжеватый бок круглой, восходящей луны. Через пару часов, когда ночное светило взойдёт над лесом, в этой комнате, как говорила его бабушка «иголки на полу можно будет собирать», так станет светло внутри. А вот само окно и силуэты, скользящие по чердаку в серебристом свете луны, особо заметно с улицы не будет, ведь этой стороной дом обращён к лесу.       Здесь есть пара кресел-мешков и небольшая этажерка с книгами. У стены, на полу, брошен надувной матрац, поверх которого накидано множество декоративных подушек разных размеров и заботливо разложены пара уютных пледов. Рядышком стоит корзинка, выглядящая в точности как те, что носят с собой на субботние пикники модные парочки. Мирон, присмотревшись, может различить силуэт винной бутылки, двух бокалов, даже какие-то снэки, аккуратно уложенные внутри. — Это, что, Слава? Неужели кто-то решил собрать все клишированные паттернальные приёмы из третьесортных ромкомов и организовать мне свидание при луне? — беззлобно иронизирует Мирон, изогнув бровь. — А что если так? — неожиданно благостно отзывается Слава, нависнув над ним. — Ты против чтоли?       Мирон, честно говоря, не ожидал, что Славка так легко признает состав преступления. Готовился немного подискутировать, чтобы в конце мягко сказать, насколько ему приятно получить такой действительно трогательный сюрприз. Но оппонент не оставляет повода для дискурса и приходится идти по более скучному, без подколок и шутеек-самосмеек, сценарию. — Я-то? — вопросительно тянет Окси, и выдержав таки драматическую паузу, заявляет, — исключительно за! — Ну вот и чудненько. Сейчас я уложу тебя на матрац, подпихну подушечку под жопу, открою вино, разолью по бокалам, подлезу к тебе под бок, и мы будем целоваться, тискаться, смотреть на звёзды и наслаждаться обществом друга друга! — А потом? — усаживаясь поудобнее уточняет Мирон. — По ходу дела разберёмся. Мирош, главное, доверься мне, и не напрягайся. Я же вижу, тебе с ребятами моими пока не очень комфортно. Считай, это компенсаторная часть. — Да не то, чтобы некомфортно, Слав, — рассеяно отвечает Мирон. — Просто непривычно, они вроде и не чужие люди, но однозначно и не свои для меня. — Это нормально. И я не прошу, чтобы ты сходу их всех принял и подружился, но очень ценю, что ты стараешься. Мне важен твой комфорт. Поэтому, если захочешь, поваляемся часок и поедем домой, а можем остаться чуть подольше или всё-таки переночевать прямо тут. Или переместимся на второй этаж, Букер сказал, что на всякий случай застолбил за нами одну из комнат. — Серьёзно? Ты прям основательно подготовился что ли, Карелин? — Ага. Во всех смыслах, — похабно двинув бровями сообщает Слава. — И нас никто не будет беспокоить, все всё понимают. Поэтому пей кислятину свою любимую, жуй финики, вон фисташки, виноград, пялься в окно, отдыхай. А то выглядишь в последнее время, пиздец, краше в гроб кладут. — А ты? — растерянно произносит Мирон, пропускная сомнительный комплимент мимо ушей и покорно принимая дутый, изящный бокал на тонкой длинной ножке из рук Славы. — А я пить не буду, видишь, даже нулевочку не прихватил, - ухмыльнувшись говорит слава, - Меня итак не хило кроет от мысли, как я тут устроил тебе разрыв шаблона. И ещё оттого, что мы наконец-то можем просто побыть вдвоём. Здесь ведь даже телефон херовато ловит, а значит, можно не напрягаться на счёт срочных звонков. И я очень соскучился. — Мммм, разрыватель, — усмехнувшись фыркает Мирон. — Но что же ты будешь делать, совсем трезвый, с подпившим и очень тактильным Оксимироном? — сглатывая отпитое вино сладко шепчет он Карелину в ухо, намеренно провоцируя. — Много чего, но есть спойлер: Оксимирону понравится. Обещаю, — произносит многообещающим шёпотом Слава, притягивая Фёдорова к себе, чтобы заключить в свои медвежьи объятия.       Мирон отпивает ещё глоток, удобно откидывается спиной ему на грудь и, устроив затылок в излучине Карелинского плеча, думает, как метко, однако, Слава попал в цель. Они сейчас и правда совсем редко бывают вдвоём, даже дома пересекаются на обидно короткое время. Он ехать-то сюда не хотел именно из-за этого. Думал о том, что среди домашней тусовки Антихайпа им вряд ли получится выкроить время и остаться наедине. А так хотелось простых объятий, медленных поцелуев, разговоров шёпотом о важном и не очень. Хотелось быть только вдвоём, хоть ненадолго оставив проблемы и заботы внешнему миру.       Но Слава, казалось бы, совершенно не романтичный, даже наоборот, прячущий нежность и заботу за грубоватой постиронией, сотворил для него маленькое чудо. Организовав среди чужого шумного праздника совершенно сепарированный уголок на двоих.       В груди разливается тепло. Вовсе не от того, что он ждёт анонсированного чувственного продолжения, а просто от момента их единения, близости не только физической, но духовной.       И ему прямо сейчас, у ж е все очень нравится.