—
Локич молча опрокидывает в рот очередной шот текилы и, вновь игнорируя обсуждение отснятых на днях баттлов, утыкается носом в телефон. Сегодня он необыкновенно тихий и хмурый, никаких вам привычных смехуёчков, да благодушного томского стёба. Знай его Мирон чуть менее хорошо, посчитал бы, что Ромка зол. На самом деле это только видимость. Он и подавлен, и расстроен, и уязвлён, хотя прилагает максимум усилий, чтобы никто не понял, в чём именно заключается проблема. Мирон ощутимо устал, но удерживать фокус на ключевых пунктах обсуждения выучен профессионально, ещё со времен Оксфордского дискуссионного клуба. Пацаны спорят, горячатся, выпивают, почти не едят и много курят прямо в помещении, оставляя вокруг себя сизую дымку, усиливающую неприятные ощущения сухости в глазах. Мирону думается, пора закругляться. В отличии от товарищей по судейству, на сегодняшний день Фёдоров уже полгода в завязке, а значит, — единственный трезвый чел за столом. Его вежливо не спрашивают о причинах, смысл? Каждый из присутствующих хоть раз да ловил «белку» или приход, от которого приходилось залетать в рехаб. По официальной версии Оксимирон не употребляет сейчас из-за целебных колёс от психотерапевта, на самом деле, по рекомендации врача совсем другого профиля. Не мальчик уже, пора и о поддержке здоровья, растраченного в прежние годы, подумать, коли в кои-то веки и личная, и публичная жизнь вроде устаканилась. «На трезвую голову вести душевные беседы — та ещё херотень, конечно», — думает Мирон, — «зато Ромка в самый раз, готов. Чуть надавить и всё выложит». Он привстает, показательно хлопает себя по карманам, в притворном жесте поиска сигарет. Не обнаружив пачку, смотрит сначала на Рудбоя, отлично зная, что тот сам отдавал Окси последние сиги, потом косит глазами на Ромку. Евстигнеев, изучивший за девять лет туров Мирона как себя, считывает посыл на раз, кивает, говорит: — Ром, есть сигареты? Локи, не сразу одуплившийся, сперва моргает, потом чуть кривит рот, создавая видимость улыбки, достает и протягивает пачку. — А пойдём проводишь меня до машины? — просит Фёдоров, подхватывая сигареты и кивая головой на дверь. Ромка не удивляется просьбе. Рудбой — верный Санчо Пансо, чаще всех сопровождающий Окси на перекур, сегодня дежурит за стойкой один и, хоть в баре не особо много народу (будний день, плюс снимали стол фрешки, когда точного времени открытия дверей — нет, как закончат, так и откроются), но отлучиться даже ненадолго не получится. Окси прощается с пацанами, обнимает Яна и Саню, Рудбоя хлопает по плечу прямо через стойку. Он выходит на улицу, в полной уверенности, — Ромка идёт позади. Тот не подводит, громко топает следом. Мирон проходит сквозь двери и следует вдоль стены здания. Удалившись достаточно от чужих любопытных глаз и случайных прохожих, останавливается, рядом тормозит Худяков. Они оба молчат всё то время, пока Мирон достает сигарету из чужой, временно приватизированной им, пачки, прикуривает, вызывает такси. Рома хмурится, не понимая, зачем он здесь. — Сучилось что? Тихий ты какой-то, сам не свой вроде? — разобравшись, наконец, с отложенным заказом машины, спрашивает Мирон. Ромка стоит, плотно сжав губы и всем своим видом как бы показывая, — все нормально. Упрямится. — Окей, Ром, не хочешь говорить, не нужно. Заставлять не буду. На всякий напоминаю, я всегда могу выслушать и помочь по мере сил. Любая проблема решается проще, если есть люди, готовые оказать поддержку. Худяков кивает, не проронив ни слова. Мирон докуривает, и тут же берётся за вторую. Он знает правила этой игры, ведь развлекается её переворотом лет на десять больше своего юного падавана. Наконец, когда вдалеке виднеются очертания подъезжающей машины, Рома злобно выдыхает: — Гнойный-пидор! — заявление, интересное, но не новое. Мирон слышал, Карелина так собственные фанаты на концертах приветствуют, повизгивая радостно, и нормально всё. Он уже готов отпустить какую-нибудь уничижительную шуточку, вроде поддержать низвержение бывшего оппонента, но тут Локи кривится в неоднозначной, прямо-таки по-девичьи обиженной гримасе, открывает рот и оттуда вылетает немыслимое: — Мы же водку вместе пили! Знаешь, он говорил, я самобытный, талантливый, жаль только попс. И ржали, и за жизнь терли? Слава на прощание меня по волосам даже потрепал, приятно так, — и добавляет совсем уже тихо: — Я думал, он догнал, что к чему. Ну. Что мне нравится общаться. И вообще. Зачем теперь так со мной? Окси, мысленно поставив себе высший балл за проницательность, и не теряя внешней доброжелательности, отменяет такси, берет Ромку под руку, уводит обратно в бар. Но тащит не в общий зал, а подталкивает в тёмный неприметный коридорчик, через которую персонал ходит на кухню, к блоку администрации. У Мирона есть запасной ключ и он доподлинно знает, в своем кабинете Ян всегда держит бонг и немного хороших плюшек, припрятанных в надёжном месте. Здоровью не повредит, а на сеанс домашней психотерапии без разоблачений повлияет благотворно.***
Слава обычно старается дождаться Мирона, как бы сильно не умотал его день. Но вот именно сегодня, едва закончив с Андреем, он вынужден был ломануться домой, чудом успевая доставить Филю на плановый осмотр к ветеринару. С котом отправили на прививки. Филя не любит уколов и они вместе нервничали, потом стригли когти и чистили ушки, стояли в пробках по пути домой и крайне утомились. В результате угомон срубил обоих на подлете к подушке. Поэтому, когда Слава сквозь сон ощущает недвусмысленные прикосновения и характерное учащенное дыхание, организм включается раньше, чем полноценное сознание. Мозг ещё не проснулся, но губы уже отвечают на требовательные, приправленные горьким терпким привкусом поцелуи, а руки прижимают к телу самое выёбистое, лупоглазое и любимое, что есть у него в жизни. Секс выходит быстрым, с ноткой острого, царапающего спину собственничества, что принесло капельку боли, сделавшей оргазм потрясающе ярким. Мирон подкатывается ему под бочок, но не гнездиться, укутываясь в объятия, как делает перед сном, лишь по-хозяйски закидывает ногу поперек Славкиных бёдер, очевидно рассчитывает на передышку и второй заход. Карелин прижимает Окси к себе, целует колючую макушку, мягко поглаживает шею и лопатки. — Как прошло? — спрашивает он, опуская ладонь Мирону на поясницу. — Есть в этот раз хоть кто-то, чьё жалкое бормотание можно определить малость отличным от голосового проявление синдрома Туррета? Или опять там всё как в сказке о потерянном времени? Смотри, пионер, совсем состаришься со своими таймкиллерами. Придётся искать лес, дупло, волшебников. А у вас из поисковиков только Гугл и псина сутулая, да и та Лоликек. — Зачем меня руками везде приятно наглаживаешь, а словами бесишь? — уткнувшись носом в шею любовника бормочет Окси. — Типа мне биполярки мало? Прекращай, серьезно, опять прооремся, а я не хочу. Слава, поймав волну транслируемого Мироном настроения, произносит: — Да ладно, чего ты в самом деле. К черту этих твоих вокальных инвалидов, что изволит Мироша? — Одного обычного Славу Машнова, принесите, пожалуйста. Только смажьте и чтобы не выебывался, — бубнит Мирон, все ещё соприкасаясь губами со славкиным подбородком. — Это, конечно, обойдётся очень дорого, — принимая правила игры шепчет Карелин, осторожно перекраиваясь и подминая Мирона под себя, — но для вас, Мирон Янович, попробую организовать лучший сервис. — Уж постарайся, как-нибудь, найди возможность, — плотоядно шипит Фёдоров, болючи кусая Славку за ключицу. — Эй! — возмущается Карелин, пропуская руки под ягодицы Мирона. — Ну клип же снимаем в выходные. Не жри меня, чудище заморское! Окси прижимается вплотную, мокро проводя языком по щеке Карелина. Слава выдыхает, возбужденно раздувая ноздри, поворачивает голову и вгрызается в рот оппонента. Больше они не разговаривают.***
Утром Мирон просыпается раньше обычного и решает использовать этот редкий случай для приготовления завтрака. Он знает, как сильно Славка любит такие простые обыденные вещи, лишний раз подчеркивающие, что у них самые настоящие отношения, а не какой-то там незначительный перепих (как Слава думал в самом начале). И ему вовсе не сложно немного запариться с готовкой, ради комфорта, мягкой и благодарной улыбки любимого человека. Умывшись и включив кофемашину, он выходит на балкон, проветриться, обдумать: глазунья или омлет, или, может, что посложнее, да сделать необходимый звонок. Всё должно быть под контролем, нельзя пускать важные вещи на самотек. Он набирает Ромке, зная, тот должен сегодня ехать в Москву на утреннем «Сапсане», значит — уже не спит. Мирон слушает гудки по третьему кругу, но так и не получает ответа. Решает, можно попробовать попозже. Он докуривает стик, выбрасывает его в пепельницу, закрывает створку балконного окна и ощущает, как сзади к нему прижимается тёплое, полуголое тело. Мирон откидывается спиной на грудь Славы, тихо кайфуя от момента. — Что у тебя за дела уже по утрам, Мирош? Признавайся немедленно, — прикусывая Фёдорова за ухо игриво гнусавит Славик. — Ты обещал мне, четверг будет днём блядства и безделья. Помнишь? — Ромка меня беспокоит, Слав. Звонил вот ему, хотел узнать как дела. Нахуя ты опять его песочил? — А он что, мамке нажаловался? — мгновенно подобравшись уточняет Карелин. Мирон разворачивается, смотрит Славе в глаза, произносит с нажимом: — Ты мне скажи, есть реальные причины или Гнойный всё ещё отыгрывает классового борцуна за андеграундное возмездие во имя мифической Луны? — Честно хочешь? — Мирон кивает, — Комбо. Там, во что не ткни, в каждом тексте одни имитации, бэд барсы и вкусовщина. Я реально хуею: из рока вышел, до рэпа не дошёл, мальчик-бродяга, — горячится Слава. — Локи ваш, ну он же посредственность! «Бутерброды с кредитами», ведь хуже даже чем «гандбольный мировой рекорд»! И вся вот эта профанация: ой, посмотрите какой я несчастный — пренесчастный, тяжёлое детство, деревянные игрушки, прибитые к полу… Отлетает кукуха — займись ей! У нас Букер в сто раз и глубже пишет и талантливее, чем Рома. Но вот Локи как ни обсирался, а ты его хвалишь! Вперёд толкаешь, в тусовке распинаешься так, будто ебешься с ним! — Ревнуешь никак? — спокойно улыбаясь уточняет Мирон. — Возможно, — в тон ему подтверждает Слава. — Я ведь очень внимательный человек, Мирон, может со стороны и не скажешь, но фишку секу. Не дорос ещё Лоликек свои глазёнки на тебя пырить. Мирон вместо ответа смеётся и тянется Славу поцеловать. Плевать на нечищеные зубы и пассивную агрессию, с этим вполне можно жить. Вот значит как! Славка решил, что Локи на главного героя рурэпа позарился. Что ж, пусть лучше так. Главное сейчас скрыть правду о том, как на самом деле обстоят их скорбные дела. И насколько сильно Роме хотелось бы внимания Карелина, и чтобы ему зашёл хоть один трек, хоть парт, хоть что-то из… Нового. Старого. Любого. Рома готов записать и фит, и даже комплиметнарку, если Гнойный даст только лишь малюсенький повод для респекта. Локи хочется подружиться с ярким, острым на язык, самобытным, подчас весьма неприятным и даже в некотором роде ебанутым артистом. Хочет быть чуть ближе к Славе Машнову. Правда в том, что Слава нравится Роме. Очень. Это признание Локи буквально выдрал вчера из нутра под понимающим и всепрощающим взглядом Окси. «Сердцу не прикажешь», «да-да-да, конечно, Ром», «нет, я никому не скажу, не парься, мы же друзья, ну что ты». Бедный, очарованный и немного вроде как даже влюбленный Худяков не знает, что там ему вообще ничегошеньки не светит. Ведь его наставник, кумир, близкий друг, Мирон Фёдоров, уже исхитрился и сумел все-таки подобрать ключик к прежде гетеросексуальному сердечку Вячеслава Машнова. И уступать добытое с таким трудом кому-либо Окси не собирается. А Слава-Миронов. Неоспоримый факт, опровергнуть который Фёдоров не позволит.A la guerre comme à la guerre