О, тут только я, я сама и моя персона, Еду одна до самой смерти, Потому что я буду рядом со мной всю жизнь.
Светлая, почти ангельская улыбка сменяется насмешкой во все зубы и надменным взором с нескрываемым вызовом. «Альфы терпеть не могут вызова. Он бесит нас так же, как и притягивает. Не обязательно вертеть задницей для привлечения внимания, достаточно бросить вызов». Мужчина заинтересованно хмыкает, откладывает столовые приборы в сторону, откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, не сводя лисьего взора с омеги. «Нини, тебе не нужно что-то говорить ему, тебе достаточно показать это в глазах, в движениях, в лице и мимике. Это работает безотказно на всех альфах». Резкие, отрывистые движения рук перетекают в плавные волнообразные движения плеч и груди, но ниже не спускаются. Омега замечает, как официанты замирают, обводит всех присутствующих колким взором и останавливается на последнем, после чего нахально подмигивает, не подразумевая под этим ничего, это лишь часть шоу, как Минсок говорил «нужно взаимодействовать с окружением».О, мне не нужна рука помощи Даже холодной ночью, Ведь в моей душе огонь!
Чонин растворяется в мелодичном голосе, сливается с битом, становясь его живым воплощением, воплощением песни. Омега отключает разум, он здесь не нужен. Отточенные движения воспроизводятся почти на автомате, каждая клетка тела отзывается на музыку, парень тонет в собственной эйфории, диком наслаждении, перемежавшимся с удовольствием, и он собирается это останавливать. Омега не скрывает своих эмоций, и, возможно, он сейчас похож на наркомана, получившего дозу, но он чертовски счастлив.Мне не нужно ничего для удовольствия, понимаете, Потому что музыка питает меня и всегда трогает.
Мелодия заканчивается, и Ин останавливается, приводя дыхание в норму. Парень зарывается пятерней в волосы, взъерошивая их, и хватает бутылку воды, приготовленную заранее и, не дожидаясь чьих-либо слов, выпивает её целиком. Небольшая струя выбивается, стекая под подбородку и шее, но да ладно, кого это волнует? Омега переводит недоумённый взор на тихо посмеивающегося альфу и застывший персонал вместе с танцорами, и понимает, похоже это волновало всех, кроме самого омеги. Чонин нервно вытирает губы тыльной стороной ладони, и про себя усмехается, ведь его наставник (а ещё учитель этикета) за это не погладил бы по головке. Ёнсан подзывает к себе Кима, и последний без задней мысли спрыгивает со сцены, напрочь игнорируя лестницу справа, и пружинистой походкой приближается к паре. Нервно облизав губы, парень останавливается около столика, глядя на женщину с затаённым ожиданием. — Присядь, — неизвестно откуда появившийся официант подвигает массивное кресло в одно мгновение, словно это табуретка, и кивает на слова альфы, — И принеси мальчишке воды, видно же пить хочет, — после чего темноволосый парень испаряется. Омега сглатывает вязкую слюну, даже не предпринимая попыток отказаться, ведь кому, как не ему знать, что спорить с альфой бесполезно? На стол опускают стакан и наполняют водой, и официант статуей замирает позади омеги. — Или же, ты хочешь выпить что-то покрепче? — со снисходительной улыбкой произносит Минсок, вглядываясь в лицо юноши. — Не спаивай моих мальчиков, — нарочито строго произносит гамма, но мужчина ждёт ответа Чонина. — Н-нет, г-господин Ким, — парень смешно машет головой в подтверждение своих слов, совсем как ребёнок. — Спасибо, — Чонин поднимает глаза на мужчину и благодарно улыбается. — Какие у тебя критерии отбора? — небрежно интересуется Минсок перед тем, как сделать глоток виски. — Критерии отбора… — фыркает девушка, аккуратно складывая золотую салфетку. — Слишком скучно. Минсок, у меня не все так строго, главное, чтобы было красиво, только и всего, — легко произносит девушка, закидывая в рот кусочек жаренного перца. — Никогда не был жюри? — подначивает девушка, лукаво улыбаясь, и хочет продолжить в том же ключе, однако её сбивает с толку ответ. — Был. Потому и спрашиваю, — невозмутимо произносит мужчина, возвращая девушке её же улыбку и хитро подмигивает Чонину. — Погоди, стой, когда? — чужой интерес, вспыхнувшей подобно спичке, Чонин ощущает слишком ярко. Омегу поражают отношения Минсока и Ёнсан. Между ними взаимопонимание, что трудно не заметить. Они легко подстраиваются друг под друга, словно единый механизм, и омега давит в себе обиду, потому как он не имеет права обвинять альфу в чём-либо. Не может, потому что тот ничего не помнит, вот и все. Однако его больше поражает, что они так легко разговаривают при нем, его разве не должны были куда-то отвести, он не должен был ждать ответа до следующей недели, ну, или хотя бы до конца этой? Странно. Но омега не спешит задавать вопросы, лишь тихонько потягивает воду, дергая за нитки на дырке в джинсах. — Это было довольно давно, лет так десять назад, — и продолжает есть, как ни в чем не бывало. И Чонин хочет, действительно хочет рассказать все от и до, начиная от танцевальных студий, в которых альфа был, и заканчивая особенностями каждого тренера, каждого друга мужчины. Он помнит короткие разговоры во время перерывов между тренировками, помнит обещания альфы вытащить его на Землю, познакомить с ребятами (передать в надежные руки, так сказать), чтобы Чонин продолжил заниматься тем, что любит. И он выполнил все свои обещания. Все до единого, прежде чем уйти. — Не сказать, что я был жюри, что-то вроде того, и происходило это в танцевальных клубах. У нас происходил отбор по трем критериям: гибкость, слух и эмоции. — на последнем предложении мужчина переводит взгляд на Чонина, и последний согласно кивает. — Гибкость в любом танце важна вне зависимости от того альфа ты или омега. — «Давай, давай, давай, Чонин, ты должен у меня сесть на шпагат, иначе ничего не выйдет!». Громкое восклицание врывается в разум Ина, вместе с собственным болезненным кряхтением. Самое весело так это то, что они после этого не использовали чертов шпагат ни в одном танце. — Нам необходимо слышать музыку, чтобы правильно передать её через телодвижения. — Чонин помнит, как они часами разбирали биты по частям, каждый бас, каждый снейр, ради того, чтобы омега услышал каждый элемент и уловил ритм. — Но не менее важной частью является эмоциональная составляющая. Быть гибким и слышать мелодию недостаточно. Главной задачей танцора, да и не только, является подача. Необходимо зажечь толпу, привести их в восторг, перенять все внимание на себя, хотя, кому я все это объясняю? Я же сижу в компании двух профессионалов, — усмехается мужчина. Он прекрасно знал, что выбор Ёнсан базируется не на одной только красоте, нет, это лишь слова, не более. — Собственно, к чему я вёл? Ты подходишь по всем критериям, тебе бы в академию идти, а не сюда. — Минсок внимательно наблюдает за реакцией парня, и искреннее недоумение наряду с негодованием заставляют его улыбнуться. Эмоции мальчишки слишком яркие и чистые. — Таким, как ты не место в подобных местах. — Каким «таким»? — Чонин заводится с пол-оборота и напрочь игнорирует чужие испуганные взгляды и перешёптывания. Парень совершенно забывает, что сейчас они не друзья, сейчас они друг другу никто. — Чистым. Светлым. Невинным. — каждое слово, как хлёсткая пощечина, для Ина, для представителя второго круга Ада. — Каждая твоя эмоция, будь радость или надменность, они не поверхностные, они идут от сердца, это подкупает, очень сильно. Вопрос, — мужчина откладывает салфетку в сторону, — ты действительно хочешь здесь работать? — Да. — Уверен? — Более чем, — твёрдо, непреклонно произнёс омега, смотря Киму в глаза. — Что же, я так полагаю, решающий голос за мной? — уточняет мужчина у Ёнсан, получая согласие в ответ, и вытаскивает вибрирующий телефон, бросая короткий взгляд на него, и сбрасывает звонок, — Раз ты уверен, то кем я буду, если не позволю тебе осуществить «цели и желания»? — Это… это значит меня приняли? — парень вскидывает брови, замечая легкий кивок, и буквально готов наброситься на мужчину с объятиями, пока не одёргивает себя. Парень спешно поднимается, даже та гнетущая, напряженная атмосфера тает от солнечной улыбки паренька. Чонин неуклюже кланяется альфе, берет протянутый лист с расписанием, и на ходу кричит, идя спиной. — Я буду стараться, господин Ким! Вот увидите! Я покажу вам лучшие выступления! Мужчина тихо смеётся в кулак, после чего допивает остатки виски, со словами: — Впервые вижу столько счастья от получения работы в борделе, серьёзно. Кажется, он ещё не понял, куда его приняли. Минсок открывает «Контакты» на телефоне и заходит в недавние звонки, среди которых один пропущенный от Бэкхёна. На часах без малого десять вечера, что заставляет альфу подняться, при этом сказав Ёнсан «на секунду», и позвонить младшему. — Родной, что-то случилось? Почему ты так поздно звонишь, тебе же нужно отдыхать. — Х-хён, я-я… Мне кажется, что з-за мной кто-то следит, я шёл из университета и…— Бэкхён тихо, едва слышно всхлипывает и дрожащий голос срывается на шёпот. — Где ты? Быстро, дом, адрес, что ты видишь? — мужчина во мгновение пересекает залу, наполняющуюся людьми, и выходит на улицу, где его уже ждал любимый Бугатти. — Я-я… это место, оно чуть дальше от университета, вниз по улице, т-там не доходя до спального района, т-там… О, боги, он переходит улицу, Минсок, прошу, быстрей… — связь обрывается, переводя мужчину на другую линию, и чуть хрипловатый голос звучит по ту сторону: — Босс, третье авеню, пересечение улиц Сокчо и Кванджу, маленький круглосуточный магазинчик, господин Бён там. — Свяжи меня с Лэем, а после с Хваном. — Ещё какие-то распоряжения? —мужчина вдавливает педаль газа в пол, игнорируя знаки и светофоры, и вытаскивает из бардачка пистолет. — Проследи по уличным камерам весь путь Бэкхёна от университета, выяви личность того ублюдка и отправь за ним Канджу. — в правдивости слов младшего Минсок никогда не сомневался, и если за ним кто-то следит, то это действительно так. Бэкхён, как и Минсок, говорит мало, но по делу, и это то, что мужчине в нем нравится, однако ещё больше ему нравится то, что его словам не нужно искать подтверждения. Бэкхён и есть гарант своим словам и предположениям. — Босс, — это уже от Лэя. — Кто-то хочет навредить Бэкхёну? — Лучше ответь на вопрос, Исин, — чужое, далеко не человеческое утробное рычание наполняет салон автомобиля, и Минсок делает резкий поворот влево, выходя на встречное движение. — Какого черта Сонхён не занял позиции? Где он? Немедленно приведи его ко мне, я сдеру шкуру с этой твари. *** Получасом ранее. Зря. Зря он это сделал. Бэкхену не стоило задерживаться в университетской библиотеке, просить Донуна о написании доклада именно в этот день, не стоило. Нужно было переждать неделю, засесть в каком-нибудь интернет-кафе и сделать доклад там. Черт возьми, Бэкхен мог сделать все сам, в конце концов, он не маленький мальчишка! Бэкхён выдавливает из себя почти жалкую улыбку, но Донуна это, похоже, никак не колышет, он лишь продолжает рассказывать о… ох, черт, о чем он там говорил? О своей собаке? Бэкхён слушает вполуха, концентрируясь на гораздо более важном, ему необходимо доставить одногруппника до дому в целости и безопасности. Его, порой, пугала людская натура — с момента очередного убийства прошло меньше недели, но люди… Они ходят как ни в чем не бывало, живут так, словно ничего не произошло, даже сейчас от одногруппника не чувствует и толики страха. Да, стоит признаться, Бэкхён приложил к этому руку, но яркого страха Донун не чувствовал, была лишь тревога, только всего, и это пугало. — Бэкхён-хён, — обратился бета, и на мгновение омеге показалось беспокойство в голосе. Бён перевёл рассеянный взгляд с мокрого тротуара на лицо парня, и, нет, ему не показалось. Взгляд карих глаз отчетливо выражал тревогу, что мгновенно сменилась радостью, словно по щелчку. Донун улыбнулся, однако улыбка была слишком натянутой и напряженной, но после сказал. — Мы идём уже двадцать минут, и за нами идёт какой-то мужчина, на другой стороне улицы, Бэкхён, пожалуйста, не смотри, — и все это было сказано так, словно это шутка. Даже тон к этому располагал, если бы голос не надломился на последнем слоге. Бён хотел было развернуться, но Сон предугадал его действия, отчего закинул руку на плечо, притягивая к себе и вместе с этим не давая Бэку повернуться. — Посмотри, но незаметно. Знаешь, как невзначай. — Донун скидывает руку с плеча, цепляясь ею за плечо и разворачивая омегу лицом к левой стороне улицы. Мгновение. Но Бэкхёну этого было достаточно. — Хей, дружище, тебя что-то занесло, — не слишком уж естественно смеясь, бета дергает Бэка за руку, и тот сжимает её. Лучше бы он этого не делал. Лучше бы Бэкхён не оборачивался. *** — Я дойду, Донун, — парень склонил голову, положив руку тому на плечо. Он не должен задерживаться. Он не должен привлекать его внимание к простому человеку. Он не должен допустить его смерти. — Но хён, пережди здесь, закажи такси в конце концов! Я… я не пущу тебя на улицу! — Всё, Донун, достаточно, — Бён отмахнулся от младшего, как это делают матери по отношению к детям, назойливо просящим новенькую машинку. — Тебе показалось, окей? Он уже ушёл, хей, это простой чувак, не надумывай себе лишнего, окей? Если бы он хотел проследить, то зашел бы в подъезд, а ты видишь здесь кого-то? — Бэкхён оборачивается, демонстративно проходит к лестничному пролету, и продолжает, указывая рукой в слабо освещаемый спуск. — Нет, — отвечает за омегу Бэк, вкладывая в голос как можно больше уверенности. — Донун, я так устал, честно, завтра ещё оформлять этот проект. Ты же знаешь какой я жмот, платить две тысячи вон за пять минут ходьбы? — Бэкхен, давай я за тебя заплачу! — тут же мгновенно воодушевляется парень, засовывая руку в карман. — Нет, Донун, я вёл это к тому, что проще пройтись, — жалкий смешок срывается с губ, и омега опирается о косяк входной двери. — Хм, давай сделаем так, я тебе напишу, как дойду, и все будут довольны, окей? — Донун поджимает губы, однако противопоставить что-либо не может, после чего нехотя кивает, соглашаясь с предложением Бёна. — Давай, Донун, поспи хорошенько окей? А то завтра будет тяжелый день, и встретимся чуть пораньше… скажем где-то к… — Давай после занятий? — предлагает младший и Бэк согласно кивает, хлопая Донуна по плечу. — Давай. Увидимся. — Напиши, как дойдёшь, — бросает парень, когда дверцы лифта начинают закрываться. — Обязательно, — звучит приглушенное из-за лифта, и он уносит Бэкхёна вниз. *** Бэкхён срывается на бег, едва выходит из подъезда. Он должен увести его как можно дальше от дома Донуна, этот псих не должен срывать свой гнев на невинном мальчишке. Горькая усмешка невольно срывается, ведь он может «навестить» парня, когда захочет, а Бэкхён… А Бэкхён мало чего сможет противопоставить ему. Но он попытается, в любом случае попытается, даже если знает, что проиграет, ведь такова его суть. Он будет бороться за людей. Омега хочет дать ему то, чего он желает. Захватывающую охоту, для такого прирожденного охотника, как Чанёль. Бён игнорирует короткие хлопки взрывающихся ламп на фонарных столбах и лишь ускоряется, глядя, как порядка семи фонарных столбов впереди потухли. Яркие, маленькие искры разлетелись, и небо осветила вспышка молнии. Да, это уже он. Бэкхён все ещё помнит пожар, устроенный Чанелем в корейских лесах, тех, что находились на северо-западе, и он не может допустить этого снова. Оглушительный, пробравший землю до вибрации гром тоже его рук дело. Бэкхён чувствует природу, а она чувствует его. Она чувствует опасность, чувствует жжённый запах смерти и помогает Бэкхёну. До сих пор. Бён не утратил ту хрупкую связь с природой, ту, которой владеет каждый ангел, даже спустя столько лет. Он все ещё чувствует боль земли, её агонию, вой ветра, и молчаливо клянётся, что отправит эту тварь вниз, туда, где его место. Отправит, даже если ему нужно будет уйти вместе с Чанелем. Бэкхён давит позорный для него страх и мчится быстрее, уводя его в сторону университета. Заметив неприметный круглосуточный магазинчик, парень вваливается в него, бросая кассиру в наушниках кроткое и запыханное «здрасьте». Тусклый голубой свет уводит парня как можно дальше от входа, проводя к морозильникам с мороженным фаршем, полуфабрикатами и кисло-молочными продуктами. Парень, опираясь о холодильник, медленно скатывается вниз, опуская рюкзак слева от себя. Бэкхён вытаскивает из рюкзака воду, однако больше одного глотка сделать не может, лишь после этого он понимает, что даже толком не отдышался. Бэкхен не чувствует ничего, кроме холода, не чувствует застывшие капельки пота на шее и лбу, не чувствует, как взмокшая кожа на спине леденеет от холодильника. Он чувствует, как теряет связь с окружающей средой, как мир, как все те, кто его окружают, все те немногие, кому он дорог, становятся маленьким пятнышком грязи на кедах, Бэкхён чувствует их незначительность, а должен ли он бороться? Стоит ли оно того? Может, он должен уйти с Чанелем вниз, принять свою судьбу и новую суть? Интересно… — Хорошая попытка, Чанель. Так вот какое отчаяние на вкус. Оно пахнет Чанелем. Бэкхён усмехается и молча поднимается, но червячок сомнения уже внутри, основную работу Пак выполнил, остальное за Бэкхёном. Точнее, за его мыслями. В какой-то миг Бэкхёну кажется, что вместо людской жизни ему стоило выбрать жизнь отшельника. Возможно стоило перебраться куда-нибудь в горы, подальше от людей и доживать свой век. Люди. Подальше от людей. Нет, это бы Бён не назвал бы жизнью. Это было бы его персональным адом на земле, быть на Земле и не помогать людям. Бэкхён был создан для служения людям, такова его природа, и иначе он не сможет. Не выживет просто. Впервые за вечер Бэку приходит мысль, до одури безумная, ненормальная, но по-другому он просто не может. Понимает, что если останется один, то это, все это, начиная от Чанеля и заканчивая собственным мыслями, сожрет его живьём и не оставит ничего после себя. Он понимает, что будет, останься он один, понимает, какой опасности подвергает самого близкого, любимого человека, но не может иначе. Понимает, что не справится один. Поэтому он звонит Минсоку. *** Перезвон колокольчиков на входной двери действует отрезвляюще, словно пощёчина, и парень останавливается, слишком ярко реагируя на то, как потеплело в помещении. Это похоже на игру в кошки-мышки, оба слоняются вдоль стеллажей едва слышно, но в то же время слишком отчетливо улавливают передвижения в воздухе. Только вот в каждом движении Чанеля просчитываются опасность и угроза, а от Бэкхёна веет страхом, так горячо любимым Чанелем. Бён останавливается около стеллажа с шоколадом, ведь рано или поздно они бы встретились лицом к лицу, а Ёль останавливается по другую его сторону, около специй. Никто не спешит идти друг другу навстречу. Бэкхён не хочет, Чанель тянет время, растягивая удовольствие. — Здравствуй, Бэкхён. Омега чувствует, как большая тёплая ладонь, словно сквозь стеллаж протянутая, гладит его по голове, на что парень резко дёргает головой, делая шаг назад. — Давно не виделись. Ласковый, мягкий, утробный бас звучит успокаивающе, а Бэкхён хочет сгореть. Хочет, чтобы языки пламени сняли с него кожу, мышцы и сухожилия, добрались до костей и души и выжгли все это до основания. Так, чтобы от парня не осталось и пригоршни пепла. — Без тебя было тяжело. Трудно. Очень. А ещё больно. Чувствуешь? — Чувствую. Это не Бэкхёна голос. Бэкхён бы так не сказал, верно? Почти сломавшийся, не его, чужой голос говорит через его уста. — Я всегда буду на твоей стороне, любимый. Ты запутался, я тебе помогу. Так ведь поступают близкие люди? — Не называй меня так, — Бэкхён говорит, как рубит. — Мы друг другу никто, теперь никто. Бэкхён знает, что это иллюзия. Чанель не за стеллажом, он гораздо ближе. Чувствовать его магию стало так же естественно, как дышать. Холодные капли падают на ворот пальто и за шею, скатываясь вниз и вызывая дрожь вдоль позвоночника. Никто. Они друг другу никто. Бэкхён почуяв неладное, развернулся, на ходу перехватывая занесённую руку Чанеля. Пак одним легким движением вжимает ладонь омеги в стеллаж, словно ему это ничего не стоит, но где-то далеко в сознании Бэкхёна проносится мимолётная мысль, что, возможно, для него это действительно ничего не стоит. Чанелю ничего не стоит чувствовать выворачивающую боль, пульсирующую вдоль руки, отдавая на все тело. Возможно, Паку действительно ничего не стоит чувствовать ломающиеся кости, что вновь и вновь срастаются, прежде чем с диким хрустом ломаются. «Без тебя было трудно. Очень. А ещё больно» Чанель стал сильнее. Выносливее. Он изменился. Бэкхён не сможет дать ему достойный отпор. Он наконец принимает эту мысль, как когда-то давно принял то, что он падший. — Все гораздо проще, когда не сопротивляешься, это не так больно. Бэкхён~а идём со мной, я тебе помогу. Бэкхён видит маску. Неидеальную, в некоторых местах облезлую сожалением, в других трещину гнева, он видит, что Чанель скрывает свою истинную личину, силу, что приобрёл, за просьбами и мольбой в голосе. Они оба ломаные-переломанные, но Чанель все также цепляется за него. Для чего? Ответ до смешного прост, Бэкхён уверен, только бы он знал его. Тишину прерывает визг шин, и резкий наплыв людей. Он слишком сильно чувствует чужие, до ломки притягательные души людей, на что вскидывает голову, глядя Паку в глаза. Готовый наброситься на Ёля в любой момент, Бэкхён меняется, меняется в лице, и Чанель замечает это. Хочет спровоцировать, хочет сильнее, чем души тех монстров, что Бэкхён зовет людьми. — Я не трону их, любимый, ради тебя. Не трону твоего богатенького хахаля, при условии… — Ты не посмеешь к нему прикоснуться, слышишь? — Бён толкает Пака к противоположному стеллажу, и лишь после этого позволяет себе вдохнуть воздух, пропитавшийся серой. — Не тронешь ни единую душу, ступающую по этой Земле, иначе… — Не трону, — звучит покорное со стороны. — Ради тебя. Но убью каждого, кто удерживает тебя здесь, на Земле, если ты откажешься идти со мной, — пустой, почти безжизненный взгляд сменяется зарождающейся злобой глубоко на дне заалевших зрачков и Чанель оставляет легкий поцелуй на лбу. — Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, любимый. Я буду ждать тебя. Чанель поднимает глаза на видеокамеру и после короткой усмешки неспешно шагает к служебной комнате, а там выход и далее по списку. Он мог бы исчезнуть, но ушёл, чтобы Бэкхёну не задавали лишние вопросы. Он всегда был предусмотрителен. Второй звон колокольчиков одним чётким ударом выбивает из омеги весь кислород, и Бэкхён медленно оседает на пол, пытаясь удержаться за стеллаж с конфетами. Мгновение и он чувствует, как к нему подлетают, тут же поднимая, и успокаивающий, тихий голос доносится будто из пустоты. — Я здесь, родной. Ты в безопасности. Тебя никто не тронет. И лишь после этого, когда сильные, надёжные руки обнимают Бэка, он обвивает шею руками, чувствуя привычный, такой родной холод и запах кофе, и даёт волю тому, что ломало его изнутри. *** Короткий стук в двери, отрывает Минсока от Бэкхёна, погружённого в неспокойный сон, после чего альфа поднимается с кресла, напоследок бросив короткий взгляд на кровать, в которой спал Бён. — Нашли Сонхёна? — Нашли, — Лэй отчитывается, кратко, как полагается, но былой уверенности в нем нет. — Ведите его сюда. — Боюсь, у нас не получится. — Почему? — Босс, это не нужно слушать, это надо видеть. Минсок оставляет Тэна около своей комнаты, как и нескольких приближенных, в то время как сам спускается в подвал здания, где располагались допросные комнаты. Мужчина проходит в самую дальнюю комнату и видит полупрозрачную клеёнку, на которой лежал Сонхён. Наблюдающий Бэкхёна, тот кто следил и докладывал Киму о всех передвижениях омеги в течении двух лет, тот, кто защищал и оберегал Бёна от любых опасностей, даже тех, о которых не подозревал сам Бэк, лежал перед Минсоком разодранной и выпотрошенной куклой. Вывернутой наизнанку, словно… — Его нашли около дома одногруппника Бэкхёна, Донуна. Мы попытались воспроизвести картину, босс, и… — Что ещё? — Некоторых органов не хватает. Оно… словно сожрало Сонхёна.