***
Следующие пятнадцать часов полёта прошли довольно продуктивно, по мнению Кима. Он завершил отчетность за прошлый месяц и заархивировал данные. В самолёте было тихо, Чжан что-то продолжал печатать, и, казалось бы, атмосфера располагала ко сну, однако… Стоит признаться, альфа в последнее время не хочет спать. И нет, это не бессонница, а страх. Он боится уснуть и увидеть его. Вновь. Этот человек или же монстр ворвался в его жизнь слишком резко, бурно и спонтанно, и мужчине это не нравится. Будь его воля, он бы отказался от сна напрочь, но… Легкий смешок сорвался с губ альфы. Он человек. И ему необходим сон. — Босс, все в порядке? — Чжан опустил крышку ноутбука и сложил на нем руки замком. — Да, — мгновенно сорвалось с уст, но после Минсок усмехнулся и выдал тихое «нет». Нужно быть честным. Хотя бы с самим собой. — С преследователем разобрались за нас, что вас беспокоит? — Состояние Бэкхена. Боюсь, что он сломается. — Однако это не все, — резонно подметил Чжан, и Ким поднял на него глаза. — Хорошо, я подожду, когда вы созреете для отдельного разговора. Просто знайте, что у вас всегда есть рядом люди, которым небезразлично ваше состояние. А теперь постарайтесь поспать, нам ещё три часа лететь. Я вас разбужу, когда мы будем приземляться. Неудивительно, что Ким быстро уснул. Три часа пролетели как по щелчку пальцев, однако самое приятное было то, что его повсюду окружала темнота. Никаких сновидений. Никаких воспоминаний. Никакого Луханя. И это не могло не радовать. — Босс, вам что-то снилось? — как бы между делом спросил Чжан, спускаясь с трапа. — Нет, а что? — Вы просто во сне кого-то звали. Вы не называли имени, но хотели чтобы этот некто пришёл к вам.***
Новый Орлеан встретил мужчину довольно тёплой погодой. В отличие от Сеула, где было достаточно холодно, оно и неудивительно, все же, ноябрь месяц. Но почувствовать тёплый ветер было приятно. Мешанина из красных, желтых и редких зелёных листьев радовала глаз, мужчине не хватало этого. Увидеть медленный переход от лета к осени, а от осени к зиме было трудно, будучи погребённым заживо в кипе договоров и прочих документов. Минсок огляделся, задерживая взгляд на редких винтажных машинах, мелькающих на узких улочках чуть дальше от центра, и улыбнулся — он забыл, за что полюбил этот город. Мужчина взял кружку свежего кофе (порой, надо пренебрегать правилами) и вернулся к окну во всю стену, открывавшему панорамный вид на город. — Босс, мы договорили о встрече с оружейником. В два часа ночи на доках. Отдохните после перелёта. — Ты сам не забудь отдохнуть, Лэй, — альфа улыбается лишь уголками губ, глядя на правую руку через плечо, и видит, как Чжан коротко кивает и покидает его апартаменты. Чжан прав, ему необходимо отдохнуть после полёта.***
Минсок вытаскивает из кармана кофты пачку сигарет, дрожащими пальцами поджигает одну из них и глубоко затягивается, выпуская дым в открытое окно. Большое окно позволяет сесть на подоконник и свесить ноги. Он должен забыть это. Стереть этот эпизод из памяти, однако трудно избавиться от того, что поломало изменило тебя в корне. «МЕНЯ! УБЕЙТЕ МЕНЯ!» Собственный вопль застревает в ушах и бьет, нещадно бьет по перепонкам. В какой-то момент Минсок хочет оглохнуть. Крики чужого, слабого, немощного человека, дробят сознание на части, альфа зарывается пальцами в волосы, с силой оттягивая их. Порыв ветра сбивает снежинки в кучу и ударяет парня в грудь, заставляя того вздрогнуть. Некоторые снежинки путаются в волосах, из-за чего те слипаются в голубое нечто и пряди сосульками свисают вниз. Противное завывание ветра отдаётся диким эхом в ушах, отчего альфа прикрывает веки и делает глубокий вдох морозного воздуха. Обжигающе холодный, он скользит вдоль гортани к лёгким, покрывая всё тонкой корочкой льда. Минсок чувствует это, чувствует как холод пробирается через кончики пальцев, по рукам, вдоль грудины, пробираясь сквозь слои кожи, мышц и суставов. Он чувствует как костная клетка покрывается ледяным налётом и позволяет льду заковать себя в незримые кандалы. Короткий щелчок множится сознанием и, ударяясь о стенки разума, выбивает из Кима весь дух. Однако мгновение, и Мин чувствует, что холод растворяется, прямо как дым очередной сигареты. Медленно и бесследно. Холод уступает место теплу, что разливается по телу, казалось бы, вместе с кровью, доходя до кончиков заледенелых пальцев ног. — Что случилось, Лисёнок? — на плечи ложатся горячие ладони, от чего альфу будто пробивает током. Мин чувствует, как теплые губы осторожно касаются затылка, и альфу вытаскивают из окна. Мин не поднимает головы. Не хочет, чтобы Хань видел заплаканное лицо, не хочет показываться альфе слабым и жалким. Только не перед ним. — Отбрось эти мысли, ты далеко не такой. И уж тем более я никогда не буду видеть тебя таким. Он никогда не отрицал того, что они пара. И Киму было глубоко наплевать, что он выбрал своей парой альфу. Он нашел того, с кем ему было комфортно, с кем он был на одной волне. Он нашёл того, кто не отказался от альфы, принял его целиком и без остатка, того, кто полюбил (Ким не побоится этого слова) его. Такого ломаного-переломанного, нестабильного и больного, ненормального и дикого. Минсок нашёл Лухана и не собирается отказываться от него. Он просто хочет стать лучше, сильнее. Более лучшей версией себя. Более сильной версией. Ради отца и матери, ради… Лухана, да. И ради него. (Особенно ради него) Он хочет стать для своей семьи поддержкой, но какую поддержку может оказать слабак? Парень касается по-детски пухлой щеки и после запускает пальцы в выкрашенные в бирюзовый пряди. Тихая, молчаливая поддержка добивала Кима и тот прикусил щеку изнутри. Настолько сильно, пока не почувствовал металлический привкус. Он не должен показывать своей слабости. Он должен быть сильным ради Чунмена. Он обещал ему. — Тебе приснился дурной сон, — не вопрос, а утверждение. Минсока подхватывают на руки, и альфа обхватывает его талию худыми ногами, прижимаясь к парню настолько сильно, насколько может. Искристое, голубое пламя вспыхивает неожиданно, окольцовывая их, и прожигает пространство. Кольцо огня сужается, поглощая альф, и через несколько секунд пламя рассеивается. Яркий свет слепит Лухана, и он недовольно жмурится, в то время как Мин вжался лицом в шейный изгиб и, похоже, даже не почувствовал перемены. Люстры в покоях Ханя потухают, и Ким медленно поднимает голову, чувствуя, как Лу опускает его на собственные колени. Хань нежно касается губами лба младшего и гладит по спине, а в это время вдоль стен начинает вспыхивать пламя на подсвечниках, погружая комнату в приятный полумрак. — Говори, — все также мягко, но без намёка на отказ говорит Лухан. И продолжает, будто предчувствуя не начавшееся возмущение. — Не держи эту боль в себе, не отравляй свой разум. Мальчик набирает в легкие кислорода и вновь срывается, утыкаясь головой в грудь альфы. — Не смог. Я не смог, — парень тихо всхлипывает, цепляясь ледяными ладонями за плечи Ханя, словно это единственное, что удерживает его здесь, в реальности. — Не защитил. Дал им убить Мёна. Минсок цепляется короткими пальцами за шею Ханя, вонзаясь короткими ногтями в бархатную кожу и подтягиваясь чуть выше. — Кто? Только и спрашивает Лу, чувствуя, как тьма затапливает глаза. — Пожалуйста, не заставляй меня говорить это. — Мин шепчет едва слышно, а тонкий голосок прошит мольбой и туго стянут болью, агонией. Такой, от которой кожа обожженными пластами сползает вниз. И Хань не просит. Понимает, что сломает этим мальчишку, и потому накрывает широкой ладонью голову, проникая в чужое подсознание. Подсознание Минсока — это топь, дикие болота, от которых смердит страхом и смертью. Казалось бы мальчишка будто ничего не знал в этой жизни, кроме боли. Мгновение, и Хань погружается в болото с головой, теряясь в своих ощущениях и чувствах альфы. А чем глубже он погружается, тем сильнее чувства. Они накатывают как волны, одна сильнее другой, утягивая сильнее, растворяя внутри себя, превращая в ничто, и Лухан не может сопротивляться. Точнее, он не хочет. В легких совершенно нет кислорода и он едва ли сгорает изнутри, но мгновение… И он чувствует, как ему плещут в лицо воду. Грязную и ледяную. Хан распахивает веки, понимая, что, да, он погрузился в подсознание Кима целиком, и видит тот кошмар, что мучал его мальчика. Холод. Обжигающий холод коснулся кистей и щиколоток, отчего альфа дёрнулся, и понял, что он в кандалах. Обездвиженный. Ослабленный. Лухан, подвешенный на цепях, но находящийся буквально в паре десятков сантиметров от бетонного пола, едва ли мог двигать конечностями. Боль. Каждое движение отдавалось в теле болезненной агонией. Перед глазами картинка плыла, как если бы его накачали наркотиками. Мало для того, чтобы умереть, но достаточно для полного спектра чувств. Хан слышит свист хлыста, о да, этот звук он знает слишком хорошо, и тихий, едва слышный стон, вырвавшийся сквозь зубы. Лухан пытается сфокусировать зрение, хотя понимает, что это воспоминание и он лишь зритель… Зритель, что чувствует всё. — НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К НЕМУ! МЕНЯ! УБЕЙТЕ МЕНЯ! Минсок кричит. Дёргается в кандалах из последних сил, Мина разрывает внутри от собственных воплей, но Хань лишь слышит тихий шёпот сорванных связок. Перезвон тронутых цепей заглушает шелест минова голоса. Лу видит брата Минсока, Чунмена, подвешенного на противоположной стороне стены. Омега даже не двигался, не проявлял никаких признаков жизни, только свистящее дыхание, такое, как если бы человеку сломали рёбра, срывалось с разорванных губ в тишине пыточной. Тонкий луч света проник в подвальное помещение и он становился больше с каждой секундой. Железная дверь ударилась о стену, и в подвал вошёл парень. Альфа. Совсем молодой, подумал Лухан, скорее всего лет двадцать пять. «Кун» пронеслось яростное в мыслях Мина, и Лухан напряг зрение, хоть и знал, что лучше не увидит. — Ну и ну, — протянул Кун, глядя сперва на Мёна, а после на Мина. — Дайте свету, — приказал парень и холодный, мигающий свет затопил комнату. — Здравствуй, Чунмён, — альфа подошёл к старшему Киму и сжал его челюсть, задирая голову. Кун улыбнулся, оглядывая «работу» подчиненных, и продолжил. — Похоже, ты не понял, какое место занимают омеги в этом мире. Мои люди достаточно хорошо объяснили тебе это? Или же тебя стоит пустить по кругу, что ты понял своё единственное предназначение? Лухан ощутил невероятный прилив агрессии. Он был настолько сильным, что на мгновение у альф потемнело в глазах и Мин сделал рывок, игнорируя, то, как вдоль рук потекли тонкие ручейки крови. — Только посмей. Утробный, звериный рык огласил помещение, и Ким закричал, дергаясь в цепях. — Ах, — парень развернулся на пятках, выпуская лицо Мёна из крепкой хватки. — А ты же этот, как тебя все называют, — Кун прошёл к Киму-младшему, щёлкая пальцами, будто пытаясь вспомнить слово. — Нестабильный, точно. Больной психопат. Родители были недовольны тем, что природа так откровенно поиздевалась над ними, что решили сделать из омеги жалкое подобие альфы. — Цзян перевёл взгляд на Чунмёна, но, услышав перезвон цепей, повернулся, глядя на вывернувшегося Кима. Чужие ладони застыли в нескольких сантиметрах от волос, а сам альфа едва дышал, задушенный яростью. — Но после осознания безысходности они решили сделать тебя, но, какая досада, и там их ждало разочарование. Жалкий, омерзительный, ты даже похож на альфу. Вот оно — будущее Клана Змей. — Босс, что нам делать с омегой? — Убейте. Нынешнему поколению омег стоит напомнить, что они — никто и их жизнь ничего не значит. — НЕ СМЕЙ! — заорал альфа, дёргаясь в кандалах из последних сил. Он, как и Лухан, ничего не видел, кровь залила глаза, но один из людей Цзяна схватил Минсока за волосы и ударил об стену. У Кима все поплыло перед глазами и он лишь задергался в цепях сильнее, как ему с ноги ударили по рёбрам, впечатывая в стену. — Теперь ты жалок, скован и избит, что ты мне сделаешь? — прозвучало над ухом, но для Кима это будто было в нескольких тысячах километров. Лухан не знал как Минсок все ещё пребывал в сознании. Какие усилия альфа прикладывал к этому? — Я… — Ким закашлялся, сплёвывая кровь под ноги Куну, от чего тот сделал шаг назад, брезгливо глядя на алые, почти чёрные сгустки крови. — Уничтожу… Тебя… Тихий, преисполненный яда и желчи, смех прошёлся вдоль комнаты, и Кун схватил Мина за волосы, поднимая в воздух. — Хах, а ты мне нравишься, будет с кем потом развлечься. — обратился альфа к Минсоку, а после уже к своим людям. — Закругляйтесь, змеи скоро прибудут. — Что нам делать с альфой? — Оставьте змеёныша, пусть они увидят будущего главу Клана. А эту змею зарежьте, — сказал Кун, махнув головой в сторону Чунмёна. Дверь за Куном закрывают его подчиненные, а один из его людей подходит к альфе и высвобождает руки из кандалов. Исхудалое тело камнем падает вниз, Минсок даже не успевает выставить руки и больно ударяется о бетон. Тихо шипя, альфа пытается подползти к Мёну, хотя бы на пару сантиметров, но понимает, что ему высвободили лишь руки… Мужчина кидает связку ключей чуть поодаль от Кима, открыто издеваясь над ним и подходит к Чунмёну, хватая с металлического стола тесак. — Прошу, — Минсок ее кричит, не угрожает, он просит мясника, умоляет его. — Не убивай его. Я дам тебе всё, что ты пожелаешь, только не прикасайся к нему. — Мальчик, я уже не жилец. Нигде и никогда. Змеи никогда не преклоняли колени ни перед кем, не просили никого, но сейчас Ким был готов встать на горло собственной гордыне, Змее внутри него, что не давала склонить голову и вымолить жизнь брата, стоя на коленях перед Тигром. Гордыня, чувство превосходства над другими, которое детям прививали буквально с самого детства, имело ли оно значение? Была ли у него хоть толика своей значимости прямо сейчас? Нет. Минсок в этом уверен больше, чем в завтрашнем дне. Семья. Вот что важно. «Семья. Вот за что мы боремся». Так всегда говорил отец, и Минсок готов стать кем и чем угодно, лишь бы Чунмена не убили. Жизнь Чунмена. Вот что имеет значение. Мясник посмотрел на альфу и прошёл к столу и взял шприц, с каким-то содержимым. — Он не почувствует ничего, здесь лошадиная доза снотворного и анестезии. — Пожалуйста… ЧУНМЕН, НЕТ! Мясник вколол омеге в грудь шприц и ввел препараты, но старший Ким даже не дёрнулся. А Минсок тем временем пытался вытащить свои ступни из кандалов, но тем были затянуты слишком туго. Альфа бросился к связке ключей, но те были слишком далеко. Громкие хлопки и выстрелы альфа услышал не сразу, отец был слишком далеко. Мясник резко вонзает тесак, и он плавно рассекает кожу, так, словно мужчина масло разрезал. Мужчина дёргает тесак вверх и выворачивает рукоять внутри. Хруст. Минсок слышит хруст ломаемых рёбер и кричит как не в себя, ломая ногти о бетонный пол. Альфа поднимает глаза, видя, что кровь заливает пол, живот и ноги омеги, и хочет оторвать себе ступни, лишь бы добраться до брата. Кап. Звук удара капель крови об пол оглушителен. Мужчина вытаскивает тесак из тела и опускается на близстоящий стул. Он закрывает глаза и погружается в вечный сон. Кап. Минсок чувствует, как вместе с кровью он теряет себя. Теряет собственную человечность. Он чувствует, как человек в нем умирает. Кап. Дверь слетает с петель и приземляется где-то недалеко от Минсока, едва не размозжив ему голову, и Ким жалеет, что это не так. Кап. Чунмен умирает. Он чувствует это, чувствует, как жизнь покидает его тело и забирает с собой душу Минсока, оставляя лишь бренное тело. Кап. Чунмен умер, а в Минсоке ожил монстр, чудовище, жаждущее крови. Кап. Кап. Кап. Лухан выныривает из сознания альфы, и глубоко дышит, словно делал заплыв. Минсок дрожит на его коленях и жмётся лишь сильнее, прячась в объятиях альфы, но Лухан понимает, что-то не так. Лишь мгновениями после до Лухана доходит, что комната пылает.