Яойные драбблы по Гей проекту

Персонажи: Мунаката/ Фушими, Фушими/Мисаки Рейтинг: NC-17 Жанры: Слэш (яой), Драма, Даркфик, PWP, POV Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Насилие, Изнасилование 1.Это уже вошло в привычку. Все знали его, капитанскую шлюху, особо жестокого и опасного лейтенанта, возглавляющего карательный отряд, занимающийся пытками пленных, а также, расправами над своими людьми. Не без серьёзной на то причины, естественно. Поэтому, вошедший после короткого стука в дверь, Акияма нисколько не удивился очередной сцене, когда грозный молодой человек, отбросив ложный стыд, стоял на коленях перед сидящим капитаном. Поглощённый своей работой, он не обращает на остальных пешек внимания. Пока капитан здесь, он будет делать своё дело. - У тебя какое-то срочное дело? – откинувшись на спинку мягкого глубокого кожаного кресла, Мунаката строго смотрит на подчиненного поверх блеснувших на миг очков. Мимолётно поглаживает смольные волосы своего лейтенанта, слегка одёргивая их вверх. Его лицо непроницаемо. - Да, простите, - привычно, будничным тоном, извиняется Акияма. – Мне велели доложить, что схватили шпиона. Но его никакими пытками не разговорить, - заминается, боясь навлечь на себя гнев мужчины. - Хорошо, - капитан перемещает руку на затылок Сарухико, резко двигая его голову на себя. Гортанный стон сопротивления. – Сейчас старший офицер закончит свой «отчёт» и тогда я могу отдать его в ваше распоряжение, младший лейтенант, - этими словами выпроваживает подчинённого, почти тут же кончая в глотку Фушими. Не мешкая, отталкивает его от себя. Сидит несколько секунд, но тут же поднимается с пола, попутно поднимая свою фуражку, которую капитан сбил в порыве страсти. Надевает на голову, глядя холодным взглядом на мужчину. – Ты всё слышал. Выполняй, - Рейси небрежно машет рукой, давая понять, что сейчас у него есть дела поважней, чем жевать сопли со своим старшим лейтенантом. Коротко кивает. Капитану нравится, когда парень показывает собственную слабость только перед ним. Ему нравится, когда этот бездушный, наполненный до краёв гнилой желчью, Сарухико умело использует своё тело для удовлетворения его потребностей. Нравится, когда после очередного приятного времяпровождения, он идёт с каменным лицом, не прислушиваясь к ропоту остальных военных в штабе. Нравится, с какой жестокостью он выбивает правду из уст противников. Нравится всё. Идеален. Мерный стук плоских, немного стёртых каблуков высоких форменных сапог. Звон катаны, томящейся в изящных ножнах, лишь больше устрашает. Коридор узкий. Темный. Половина ламп не работает. А остальная лишь подрагивает нервными импульсами, накаляя обстановку. Та самая дверь. Как же он устал от этого всего. Конвой стоит на стрёме, чтобы не позволить пленному сбежать отсюда до тех пор, пока из него не выбьют нужной информации. И не вынесут вперёд ногами. После Фушими так делали с многими. Но после имели отличную сводку данных противника. Именно за блестящее выполнение своей работы и непоколебимости перед тем убить или нет, капитан и избрал его своим личным помощником. Мужчины отпирают перед ним дверь, с интересом поглядывая на достаточно известную не только в своих рядах, но и даже за пределами штаба, личность. Сарухико и к этому привык. Ему плевать. Заходит внутрь. Ждёт, когда ржавая, испорченная влажностью вечно капающего конденсата с полусгнивших потолков, дверь тяжело скрипит, закрывая их в душной камере. Тусклый свет одинокой лампочки. На стуле перед ним сидит связанный пленник. На звуки реагирует вяло. Но всё же поднимает свой уже затравленный взгляд на очередного вошедшего. Только он ещё не знает, что Фушими станет для него последним. Все наслышаны о нём. Но мало кто из чужих знает, как он выглядит. - Совсем мальчишка, - недовольно цокает языком и садится на приготовленный для него стул, в упор глядя на пленного. В полутьме видны его золотисто-рыжие вихри – спутанные, влажные от пота и крови. Кто-то посмел его пытать настолько сильно до тех пор, пока его сюда не позвали? Непорядок. - Имя, - коротко и сухо произносит Сарухико, пристально изучая тонкую фигурку напротив. Тишина, лишь изредка нарушаемая действующими на нервы каплями ноющего конденсата. - Я дважды не повторяю, - всё так же спокойно и отрывисто. Властно. Но парнишка молчит. - Значит, всё же, те идиоты и слова из тебя не выудили. Но у меня ты соловьём запоёшь, - в его руках оказывается тонкая жесткая плеть с небольшой хлопушкой. Да, те, кто готовил инструменты для пыток самого старшего лейтенанта, прекрасно осведомлены его последовательностью в своей работе. – Имя, - встаёт со стула, подходя к пленному. Никакой реакции не следует. – Хорошо, приступим, - демонстративно поправляет белоснежные перчатки из тонкого шёлка – подарок самого капитана. Со всего размаху бьёт хлопушкой по чумазым щекам парнишки. Тот дёргается, но не издаёт ни звука. – Пока я ласков с тобой, прошу, говори. Я всегда внимательно слушаю, - дикая улыбка расползается на красивом лице брюнета. - Да пошёл ты, - грубо, севшим голос отвечает пленный, смачно плюя на лейтенанта. Попадает прямиком на шинель. Для Сарухико это вовсе не новость. Поэтому он улыбается. Ставит ногу, затянутую в кожаный сапог грубой выделки на стул прямо между ног у пленного. - Желторотый, а, ишь, как себя ведёшь. Не волнуйся. На каждого есть своя управа, - смеётся слегка сиплым голосом, раздающимся глуховатым эхом в камере. Приближает своё лицо к лицу парня. – Назови своё имя, ну же, так мы с тобой сможем договориться, - облизывает тонкие губы. Порочные и развратные до невозможности. Парень лишь отворачивается, недовольно скривившись. – Значит, не хочешь говорить по-хорошему? – убирает ногу и отступает назад. – Эй, ребята, тащите ту бочку с кипятком, - повышает голос, чтобы его услышала охрана. Через несколько минут дверь в камеру отворяется и несколько огромных мужланов затягивают ёмкость внушительных габаритов. Пар тут же окутал всю камеру. – Свободны, - нетерпеливо машет им рукой, едва ли до дожидаясь, когда останется наедине со своей жертвой. – Ну, что? Приступим, сладкий? – дверь с заунывным стоном закрылась, снова оставляя их вдвоем. Сарухико стаскивает с себя шинель, откидывая её в сторону. Всё равно капитан потом выделит новую. Закатывает рукава форменной рубашки по локоть. - Я не буду засовывать тебе иглы под ногти или ломать кости. Хотя, это, несомненно, весьма занятно, - лейтенант подходит к парнишке. С силой толкает стул, отчего тот вместе с пленным опрокидываются на пол. – Ой, какой я неуклюжий, - глупый смешок. С издёвкой. – Быть может, ты одумаешься, мальчик? - Мисаки, - хрипло отзывается. - Голос прорезался? Громче и чётче! – Фушими немного оторопел оттого, насколько быстро сдался мальчишка. - Не мальчик. А Мисаки, - злобно, более громко повторяет пленный. - О, вот это уже намного лучше, - лейтенант довольно прицокивает языком. – Тогда следующий вопрос таков: кто тебя сюда послал? Но в ответ лишь злобное презрительное сопение. - Что ж, прости, у меня нет времени играться с тобой в молчанку. Или ты говоришь, или я принимаю меры, - на многих такие ультиматумы действуют почти сразу. Но этот пленный совсем другой фрукт. Обычно, те, к кому приходил Фушими, почти сразу раскалывались после многочасовых допросов его подчинённых. Но Сарухико всё же нравилось добивать их, выжимая всё до последнего слова, до последнего взгляда, последней просьбы о пощаде. Последнего вздоха. А тут… Грубо поднимает пленного с пола за шкирку. И тянет за собой в сторону бочки. Мальчишка отчаянно сопротивляется, но его силы на исходе, а тело саднит от дикой боли предыдущих пыток. - Отвечаешь? – последний вопрос. Последнее предупреждение. Тишина. – Ты сам захотел, мальчик, - подводит его к бочке с кипятком. Одной рукой держит его, чтобы Мисаки не сбежал, другой же крепче прихватывает растрёпанные волосы. Рывком окунает лицом в кипяток, тут же встречая сопротивление. Ещё бы. – Что такое? – хорошо держит, не позволяя вынырнуть раньше положенного времени. Выдёргивает, тут же слушая сдавленные полустоны и тяжёлое дыхание. - Кто тебя послал? – смотрит на обожженное лицо. Но Мисаки лишь упрямо поджимает губы. – Хорошо, - снова окунает голову в воду. Сопротивление такое же отчаянное и сильное. – Я же предупреждал тебя… Миии-саааа-киии, - нараспев, довольный собой, ласково проговаривает Сарухико. Снова даёт возможности глотнуть воздуха пленнику. - Молчишь, да? – со страстью в голосе спрашивает его. Мальчишка лишь тяжело дышит, закусив обожжённую губу. – Тогда мы сделаем по-другому. – Сарухико, крепко держа Мисаки за волосы, второй рукой резко спускает тому штаны. – Будем говорить с тобой так, - той же рукой хватается за свой ремень, ослабляя хватку и позволяя форменным брюкам сползти вниз ,насколько это позволяют высокие голенища сапогов. Снова сопротивляющееся бульканье, раздающееся из-под толщи горячей воды. Только в этот раз Сарухико, без какой-либо подготовки, фактически с размаху входит в тугое, вероятно, девственное тело пленника. Мисаки дёргается ещё больше. Слышно даже подобие крика под водой. Захлёбывается. - Думаешь, мне сейчас не больно? – лейтенант тянет того за волосы, заставляя ещё больше прогнуться в пояснице. – По сухому, не разработанному очку, - грубо продолжает. – Но ничего, я уже чувствую, как сочится там твоя кровь. Так что всё будет хорошо, - успокаивает лишь себя. Действует пленному на расшатанные нервы. Делает резкие толчки, попутно окуная голову Мисаки в кипяток. Мальчишка кричит, вырывается. Но упорно продолжает хранить тайну собственного слова, не позволяя себе предать своих же. Он готов умереть здесь, но не выдать абсолютно ничего. Это задание оказалось для него не только первым, но и, похоже, последним. – Знаешь, Мисаки? – в очередной раз тянет на себя голову за рыжие пряди, скользящие меж пальцев. – Знаешь, каково быть капитанской шлюхой? Знаешь, каково это постоянно доводить людей до смерти? Знаешь?! – орёт, неистово разрывая обмякающее тело грубыми и резкими толчками. Не получает никакого удовольствия, просто с остервенением долбится в худое тело. - Я…н-ничег-го…н-н-не…с-ка-жу… - едва находит в себе силы ответить на крики собственного мучителя. - Тогда я выбью твою правду вместе с твоей жизнью, - Сарухико снова топит мальчишку в воде, уже не встречая столь яростного сопротивления. Болезненно, с мукой в голосе, кончает в хрупкое, но в то же время, крепкое тело, отпуская его. Мисаки сползает вниз, распластываясь на каменном полу. Он догадывается, сколько здесь людей мучилось в агонии после всех ужасных, дикий пыток и мучений. Жгучая боль разрывает его тело отовсюду. Побои от предыдущих мучителей. Обожжённое лицо, разорванное в клочки тело. Боль обнимает всё его естество, позволяя осознавать, что он по-прежнему ещё жив. - Значит, выбираешь, молчанку? – Сарухико одевается. Поправляет на себе одежду. Съехавшая фуражка снова сидит идеально на взмокших от пота волосах. Достаёт карманный ножик. – Значит, получи от меня подарок. А завтра тебя ждёт казнь, - приседает возле мальчишки и вонзает острие в саму глазницу, тут же прокручивая против часовой стрелки, вызывая нечеловеческие вопли боли и страдания. Срывает свой голос, продолжая хрипеть, исходя кровавой пеной. Всё, что происходило до этого, кажется ему совсем простым. Оно не болело. И не было больно. Сущий ад окружает его сознание. Лишь один проблеск спасения, что ему не дадут мучиться слишком долго. Ведь уже завтра казнь. Лейтенант резко выдёргивает ножик с жутким, сотрясающим хрупкую психику нормального человек, чавкающим звуком и вытирает о свою рубашку, снова зачехляя его в кожаный чехол. Смотрит на окровавленное, испещрённое свежими волдырями ожогов, лицо. К вечеру без обработки они загноятся. И превратят лицо в сплошное месиво. Но казнь на рассвете не позволит красивому лицу быть обезображенным… 2. – Всё правильно? – поправляю повязку глазу, передавая своему капитану новую стопку отчётностей. - Да, можешь быть свободен, Ята, - коротко кивает мне. Отдав честь жестом руки, подтягиваюсь, выравниваясь в струнку, слегка пришаркнув плоским каблуком новых казённых сапогов и выхожу из кабинета. С того страшного дня прошёл ровно год. И мне до сих пор по ночам, ставшими такими короткими, снятся те кошмары, заставляя буквально рвать простыни от ужаса, садясь в постели и стараясь унять собственное сердцебиение, заставить себя дышать ровно и глубоко. Заставить себя снова уснуть. Но страх снова увидеть это, пережить сильнее меня и моего желания просто забыть это. Выкинуть, как ненужную устаревшую, запылившуюся на перекосившейся от влаги антресоли… Больно. Дышать нечем. Голова нечеловечески пылает, заставляя скрипеть от боли трещащими друг о друга зубами. Поясница и ниже откликается глухим жаром разорванного и выброшенного на помойку тела. Никому не нужного. Но будет лучше, если это всё, вконец, скорее закончится. Жаль, глаза завязаны. Наверное, здесь есть маленькое окошко, выходящее на внутренний дворик огромного грозного штаба. Я бы смог увидеть в нём маленький рассветный лучик, не подозревающий, что близит мою смерть. Но я был бы рад его узреть. Наблюдать, как он бы немного растекался неуверенной лентой по полу, медленно ползя к стене, облизывая холодный камень едва тёплым беловатым язычком. Я бы смог увидеть крошечные пылинки, медленно, в своем ритме, пересекающиеся на его бледном, светлом фоне. Смог бы просто попрощаться с этим миром. Но меня лишили этой возможности, бесцеремонно затолкав меня сюда, предварительно связав покрепче и завязав глаза. Чего они так боятся? Думают, что у меня хватит сноровки сбежать отсюда? Даже смешно становится. Я едва ли могу шевельнуться, желая замереть так, чтобы тело хоть на миг отдохнуло от страшной пронизывающей боли. Тихий, осторожный скрежет. Звук проворачиваемого ключа в замочной скважине. Неужели, уже близится рассвет? Вороватые шаги совсем близко. Не схоже, чтобы это был мой конвой. Замираю в опаске получить новую оплеуху. Но вместо этого ощущаю прохладу чужих рук на себе. Крепкие верёвки ослабевают хватку на заведённых назад запястьях. Ощущаю сильное жжение от контакта израненной кожи с прохладным, пропитанным гнилой сыростью, воздухом камеры. С недоверием продолжаю сидеть, не предпринимая никаких попыток действий. Похоже, меня решили проверить. Но чужие руки аккуратно развязывают повязку на глазах. Тут же жмурюсь, ощущая дикую боль в левом глазу. Слезы рваными дорожками сами по себе катятся по щекам, опаляя пересушенную обожжённую кожу. Какой позор! Реветь перед врагом. - Жив? – участливый голос совсем рядом заставляет опомниться, где нахожусь. И тут же оборачиваюсь, насколько это возможно, назад. Этот голос такой знакомый. Но сохраняю молчание, завидев собственного мучителя. Отчего-то возникает желание плюнуть ему в лицо. Наговорить низких гадостей. Выразить всё своё презрение. Ненависть. Всё это горит в моей крови намного больнее, чем физические увечья. Не могу шелохнуться. Кажется, если я сейчас это сделаю, моё тело рассыплется в прах. Присаживается передо мной, заглядывая в лицо. Снова пришёл пытать? Как он не поймёт, что мне уже ничего не страшно? Что можно меня прямо сейчас и убить. Ведь я так ничего и не скажу. - Твой глаз, - тянется рукой ко мне. Совсем другой. Не такой, как пару часов назад. Но от этого становится только противней. - Не трогай меня, - едва ли двигаю губами. Вернее тем, что от них осталось. Слипшаяся тонкая корочка, покрывшая собой чувствительную кожу, с болью разрывается, отчего чувствую проступающую свежую кровь. Уже не больно. Отдёргивает руку. Но только для того, чтобы что-то достать из кармана кители. В полумраке видно плохо. Да и левый глаз… От воспоминаний несколько часовой давности передёргивает. Становится страшно, осознавая, что такие люди, как этот Фушими сотрясают матушку-Землю своими надменными шагами. - Не двигайся, - встаёт, что-то разворачивая в руках. Бинт? – Стерильности в этом мало, но всё же лучше, чем ничего, - размотав кусок белоснежной марли, стягивает с рук свои перчатки. Тёплыми пальцами касается подбородка, заставляя меня поднять голову. Нет сил сопротивляться. Мягко и умело орудует руками, колдуя над повязкой. Затягивает покрепче. Тишину нарушает шорох его осторожных движений. Затаив дыхание, закрепляет бинт на затылке, слегка проведя пальцами по моим спутанным и влажным волосам. - Зачем? – шепелявя, спрашиваю, когда он отстраняется. - Просто так надо, - вяло и как-то безжизненно отвечает. – Встать сможешь? – подает мне руку. Смотрю на его обнажённую кисть. Перевожу взгляд на небрежно торчащие из кармана перчатки. - Зачем? – снова переспрашиваю, уже не понимая, стоит ли ему верить или нет. - Тебе нужно бежать отсюда, - произносит глухим эхо, повторяя мою интонацию. - Но зачем ты помогаешь мне? – хочется отчаянно закричать от непонимания. Но рёбра сдавливают легкие, клокочущие хрипы спирают глотку и хватает сил лишь на полушёпот. - Не задавай вопросов, - жестче отвечает, всё так же протягивая мне руку. - Но что будет с тобой? – игнорирую реплику. - Тебе так интересно? – закипает, злится. - Да! - А ты ведь должен был слушать меня внимательно, Мисаки, - его тон меняется на глумливо-саркастический. – Я устал быть тем, кем я являюсь. На моей совести столько смертей, что мало кто может похвастаться таким количеством загубленных душ. Я устал быть безропотной подстилкой капитана. Я устал от пересудов и взглядов. Я не стальной, как все думают вокруг. Я ведь тоже такой же человек, как и все остальные. Так почему я должен это всё нести на себе? У меня нет другой возможности покинуть это место. Теперь ты понял? – хватает меня за руку, заставляя подорваться на ноги. Адская боль миллионами электрических зарядов обвивает каждую клеточку тела, проходясь едва ли не агонической мукой. Всего лишь несколько слов откровений. Всего лишь короткая, но такая искренняя исповедь. И до меня доходит смысл сказанного. - Просто беги отсюда, - шагаю за ним. Почти выбегаем в узкий мрачный коридор. Тянет за собой, крепко сжимая тонкими пальцами моё запястье. - Бессмысленно. Хватит болтовни. Сейчас смена охраны, так что пока тут никого нет, это твой шанс, - блуждаем лабиринтами тюрьмы для военнопленных. Видимо, просчитал все ходы. - И ты помогаешь мне только потому, что… - Не даёт мне договорить, резко останавливаясь и вжимая меня в кирпичную стену своим телом и накрывая рот ладонью. Ни черта не понимаю. Но тут, буквально у нескольких метрах, проходит один из скипетровцев, вальяжно позвякивая катаной в ножнах. Как только опасность миновала, ослабляет хватку, позволяя мне сделать маломальский вдох спертого почти раскалённого воздуха. - За предательство – смерть. Это устав любой организации, - подтверждает мои ужасные догадки. – А теперь пошли, - снова хватает меня за руку, таща за собой. - Тогда беги со мной, - упрямо настаиваю. – Мой капитан даст тебе убежище, если я попрошу. - Заткнись и иди молча, - в голосе непробиваемый холод стали. Кажется, что даже его катана не такая жёсткая и острая, как он сам. Сколько мы ещё шли, совсем без понятия. Ведь я потерян во времени и пространстве. Но, наконец, упираемся в двери. Фушими долго ищет ключи нервно дрожащими руками. Связка дребезжаще звенит. Находит нужный ключ и отпирает. Дверь тяжело поддаётся его напору. Сильнее налегает на неё. Видно, что ею слишком долго не пользовались. С протяжным стоном медленно открывается, словно не хотя нас выпускать. - Дальше сам, - выталкивает наружу. Ещё достаточно темно. Но на горизонте едва мерцает тонкая белёсая полоска, предвещающая скорый рассвет. - Пошли со мной, прошу, - не знаю, отчего мне стало так жаль собственного мучителя, искалечившего моё тело. Но его судьба – тяжелая ноша, с которой не каждому под силу справится. «Сбежал». «Как сбежал?» «Кто-то ему помог». «Поймать предателя». «Поймать обоих и на эшафот». Где-то позади слышны торопливые шаги и гулкое эхо переговаривающихся солдат Скипетра. - Уходи, - торопливо старается закрыть дверь. Не знаю, что делать. Цепляюсь сбитыми пальцами за неё, не позволяя этого сделать. - Только с тобой, - настойчиво продолжаю тянуть волынку. Но у меня сейчас нет столько сил, чтобы противостоять его. Поэтому, Фушими одной рукой тянется в карман кители, доставая тот самый ножик и полощет им по моим пальцам. Как странно, я уже совсем не чувствую боли. Но рефлективно отпускаю дверь, которую он тут же захлопывает. Звук проворачиваемого ключа в замке заставляет осознать, что это конец. - Беги, - слышу отчаянный крик за тяжёлой преградой, которую мне не преодолеть. Делаю шаг назад, испуганно оглядываясь вокруг. Душа разрывается на части. Оттого, что мне хочется покинуть это место. Оттого, что я оставляю его на верную гибель. Ещё шаг. Не веря, жмурюсь. Стараюсь отогнать страшное видение прочь. Но ничего не выходит. В ушах стоит этот отчаянный крик, заставляя развернуться и сорваться с места. Не знаю, откуда у меня взялось столько сил. Но бегу быстрее времени, рассекая невидимое пространство. Поляна сменяется густым лесом. Подобно испуганному животному острозубым хищником, мчу не видя перед собой ничего. Не чувствую, как острые ветки оцарапывают моё лицо. В моём сердце прочно поселилась пустая тьма… - Ята-сан, вы в порядке? – со мной поравнялся Рикио. Подтянутый солдат примерно моего возраста. Исполнительный, прилежный, с прекрасными манерами. И что его подвигло пойти на службу. - Да, спасибо, - дежурно улыбаюсь, ускоряя шаг. Направляюсь в свой кабинет. - Я вам сейчас буду нужен? – никому не секрет, что новички должны выполнять большую часть чёрной работы. - Нет. Я тебя позову, когда это будет нужно, - отмахиваюсь от него рукой. – Пока что свободен, - открываю дверь в кабинет и скрываюсь за ней, запирая её на замок. Подхожу к своему письменному столу и приседаю на корточки. Из самой последней шухляды достаю маленькую, заранее приготовленную свечку. Отчего-то хочется верить, что тот парень остался в живых. Но это невозможно. Пусть, он и был фаворитом своего капитана. Но предательство никогда никому не прощается. Маленькая зажигалочка лежит на гладкой столешнице дубового стола. Долго осматриваю свечку, словно ища в ней какие-то ответы на вопросы, которые канут в Лету неразрешёнными. Выравниваюсь, подходя к угловой полке в дальней части кабинета. На одной из них аккуратно сложенный окровавленный бинт. Тот самый, которым Фушими мне тогда перевязал глаз, который собственноручно и выколол. Рядом маленькая фаянсовая подставочка. Каждый месяц именно этого числа я ставлю маленькую свечечку сюда. В память о нём. И сегодня…. Сегодня ровно год. И эта свеча не перестанет гореть до тех пор, пока не изойдёт бесформенными потёками размякшего парафина…