Бесподобные ощущения, когда выныриваешь из отключки с раскалывающейся на части головой. Хотелось бы думать, что это последствия мега-крутой пьянки, вот только Гинтоки не свойственен неадекватный оптимизм, как у какого-нибудь Сакамото, скорее даже наоборот. Во рту пересохло, всё тело ломит под стать голове, так что, пожалуй, хотелось бы вернуться в отключку обратно, чтобы в следующий раз проснуться уже в более адекватном «завтра» в своей родной постельке.
Но образ родной постельки меркнет и исчезает, ослеплённый искрой, которая взрывает все внутренности черепушки, когда Гинтоки пытается открыть глаза.
Со второго раза, сквозь слёзы, которые никак не выходит сморгнуть, кое-как получается разглядеть помещение, в котором он находится: небольшую комнату с обшарпанными и облезшими стенами, то тут, то там разбитый бетон и торчащую арматуру. Окна же, напротив, заколочены изнутри, что явно уменьшает уверенность в том, что вообще стоит отсюда выходить.
Нестерпимо тащит кровью. Гинтоки поднимает руку к стреляющему виску, касаясь свежей сухой повязки.
Встать на ноги получается тоже не с первого раза — и организм явно противится этому: голова кружится как в конце хорошей попойки, а во рту конденсируется едкий привкус желудочного сока. Гинтоки сгибается пополам, отплёвывается кислотой и слюнями — благо ничего толком не ел со вчерашнего утра, иначе бы наверняка было в разы хуже.
Мозг соображает туго, отказываясь разгоняться, работает на холостом ходу, пытаясь сложить обстановку с разрозненными воспоминаниями.
Задание бабки, корабль чёртового Такасуги и распутник Зура, которого он пообещал себе приковать дома к батарее на веки вечные.
Корабль был атакован Харусаме, и, раз сам Гинтоки не связан по рукам и ногам — очевидно, что сюда его дотащил Зура, — а значит с тем по крайней мере всё в порядке. Это успокаивает, потому что кружащая голова и абсолютно ватное тело явно нервируют итак расшатавшуюся психику.
В доме, судя по всему, никто не живёт уже очень и очень давно: полы покрыты толстым слоем пыли, лишь кое-где протоптанном свежими следами. Сквозь редкие щели в заколоченных окнах проникают бледные лучи снаружи: наверняка здесь — где бы он ни был — сейчас еще день. В любом случае в помещении, кроме него ничего и никого нет, так что единственный путь — к двери, к которой ведёт цепочка следов.
Неприятное чувство крутит пустой желудок и хочется как можно быстрее увидеть, наконец, Кацуру. Хорошо, что здесь достаточно кислорода: на относительно надышавшийся мозг уже не кажется совершенно адекватным сразу на него набрасываться, как он порывался на корабле. Может и не так уж плохо, что ему перепало от судьбы решёткой по тупой голове.
Дверь царапает по мозгу своим скрипом, Гинтоки морщится, открывая её и замирает на пороге.
Запах крови везде — он настолько густой, что оседает во рту, заволакивает пространство вокруг плёнкой, так что даже кажется, что вокруг всё такое же красное.
Он определенно ошибся: свет, что проникал в лачугу — всего лишь отблески горящих то тут, то там огней. Кровь смешивается с запахом горелой плоти, и совсем не хочется всматриваться в полыхающие кучи.
Гинтоки прикрывает глаза, пытаясь выровнять разбежавшееся сердцебиение и утихомирить снова подкатывающую панику. Промаргивается, на этот раз разглядывая всю представшую картину вцелом.
Он опускается на одно колено около ближайшего тела — холодное. Кем бы ни были эти несчастные, это явно случилось не только что — просто запахи крови настолько пропитали землю вокруг, что теперь вряд ли скоро здесь станет пахнуть как-то иначе.
Тела свалены в кучи, которые судя по всему, только недавно начали предавать огню — многие ровным слоем покрывают землю, однако их души уже далеко — сражение или бойня ли были давно.
Ноги сами собой несут в сторону костров — кто бы это ни был, вряд ли они настроены враждебно, да и выбора другого все равно нет, разве что духов вызывать чтобы узнать что тут произошло и где этот гулёна-Зура.
Гинтоки дышит медленно и неглубоко: так, как научился давным-давно — чтобы не наполнить себя всего запахами смерти; концентрируется исключительно на ближайшей задаче. Это не их война, так что совсем не время падать в пучину рефлексии и мыслей о прошлом.
Вокруг костра пристроились какие-то люди. Непонятно, что за битва тут была, так как похожи они больше на бомжей, нежели на воинов. Мадао бы тут хорошо вписался. От мыслей о Мадао и Земле снова становится немножко печально.
Хотя в пачинко он сыграть успеет, а вот шанс так надолго остаться с Зурой практически наедине — вряд ли представится в других обстоятельствах таким удачным.
— О, Гинтоки, — Кацура измазан в крови: Гинтоки подходит почти в упор, бегло оглядывая его — в чужой. — Как ты себя чувствуешь?
Он отодвигается назад на полшага и это как-то… неприятно.
— Нормально, — приходится всё-таки опуститься на грязную землю, чтобы перевести дух: пока торопился сюда, Гинтоки изрядно перенапряг свой сотрясённый мозг. Если отвернуться от костра и не разглядывать трупы вокруг — вполне себе сойдёт за прогулку на природе. Может даже можно считать это свиданием с Зурой. Хотя, скорее всего, нет. — А ты решил помочь с уборкой?
— Узнавал, как отсюда можно выбраться.
Контингент тут действительно странненький — неизвестно, с кем Кацура разговаривал, но все лишь инфантильно косятся в их сторону, а то и вообще игнорируют. Разнообразие крыльев, клювов и аляпистых перьев создаёт ощущение, что они в курятнике. Живот отзывается бурчанием на мысли о курятине или свежем омлете. Правда вряд ли он бы рискнул есть яйца этих аманто.
Гинтоки трясёт головой, прогоняя наваждение, и морщится от очередной вспышки острой боли в раненом виске.
— Что, Такасуги нас обратно не подвезёт?
— Его корабли практически все уничтожены вместе с его людьми и толпой новобранцев. Но твоего в регистрационных данных нет. Значит, либо он не был на корабле…
— … либо уже присоединился к космической пыли вместе с остальными.
— Мне жаль.
Гинтоки прикрывает глаза, трёт здоровый висок пальцами. Во всех вариациях развития событий, такого точно не представлялось.
— Почти все уничтожены?
Кацура подходит сзади, вытирает руки о пыльные и такие же грязные полы кимоно, присаживаясь рядом, протягивает фляжку с водой, и Гинтоки через стоящий в горле ком проталкивает в себя спасительную жидкость, которая смывает со стенок пищевода желудочный сок, немного больше приводя в себя.
— Да, тот, на котором были мы, приземлился практически возле кордона.
Гинтоки оглядывает местность вокруг: то тут, то там деревянные хижины — такие же полуразрушенные, как и та, из которой он сам выполз недавно. Хотя та еще хорошо выглядела по сравнению с ними.
— Кордон на окраине деревни?
— Ага, мы приземлились аккурат в оцепление. Она уже давно объявлена зоной повстанцев, так что надолго тут задерживаться не стоит, иначе, — Кацура машет рукой назад в сторону полыхающей кучи трупов. — Нас постигнет та же участь.
Хоть это и жутко плохо, но тупость ситуации всё-таки перевешивает.
— Смотрю, клеймо повстанца преследует тебя даже на других планетах, — хмыкает Гинтоки.
В такой атмосфере, когда они сидят плечом к плечу, разглядывая такой близкий здесь звёздный космос — создается ощущение, что они снова в далёком-далёком прошлом. Или это просто Гинтоки уже много лет ходит по кругу, и его воспалённое воображение флэшбечит, дорисовывает реальность в цвета прошлого. Красный воздух, запах смерти и Зура рядом — это настолько впечаталось в его память, что переживая всё как-будто бы заново, просыпается настрой в этот раз сделать всё по-другому.
Выглядит как шанс — хотя таких у Гинтоки уже и был миллион. Но сейчас он чётко настроен на то, чтобы сделать Кацуру своим, чего бы это ему ни стоило. Знать бы только с чего начать…
Зура пожимает плечами в ответ:
— В любом случае, переночуем здесь и будем убираться с этой планеты.
Как будто боженька сам спустился с небес и вложил в уста Зуры тот самый шанс. Гинтоки заливается румянцем как двенадцатилетняя девочка:
— Переночуем? Ты же сам сказал, что нам не стоит здесь задерживаться. Не то, чтобы я против…
Да, всё-таки пассивный флирт с яйцеголовым главджоишиши не сработает: нужно действовать радикальнее.
— Да ты на себя посмотри: выглядишь так, как будто развалишься, не дойдя до кордона.
Ветер уносит дым от костра в другую сторону. Тот потрескивает сзади, аманто вокруг костра что-то бубнят на своих кудахчащих языках — почти что успокаивает.
— Идём спать? — вкрадчиво интересуется Гинтоки, медленно наклоняясь в сторону Кацуры.
— Ты идёшь, — плечи даже не успевают соприкоснуться, как тот снова поднимается на ноги, — а я на разведку.
*
Им вообще повезло, что на планете, на которую они приземлились, есть атмосфера, хотя тот факт, что они умудрились попасть на повстанческую территорию совсем не радует.
— Курлык-курлык-кур-люк-лык? — спрашивает трясущееся курообразное создание с седыми перьями, прерывая Гинтоки философские раздумья и созерцание дали, застилая ту своим пузом.
От него так тащит палёными перьями и грязью, что даже через всю вонь, что уже итак стоит в воздухе, мерзко режет по носу.
— Я не заказывал яникику, — ковыряет в носу Гинтоки. — По-японски, пожалуйста.
Что за планета такая, на которой какая-то облезлая курица смеет прервать душещипательные размышления благородного самурая?!
— Куд-куда пашёл ващ дрюг, — на корявом японском внезапно выговаривает петух. — Это апасно: сальдаты бродят внутри оцепления — раз-бирают на части корябль, что приземлился утром.
Значит вариант выбраться на корабле Такасуги — уже не вариант. Хочется верить, что Зура своим изворотливым скиллом беглеца-Котаро сможет найти другой путь с этой помойки, хотя даже навскидку очевидно, что им так и так придётся пробираться мимо солдат. В таком случае действительно стоит привести мозги и тело в порядок, чтобы не поймать снайперскую пулю еще за полкилометра до кордона.
— Если его заметят сальдаты, его тут же застрелят.
В каком-то плане петух тут очень кстати — Гинтоки кое-как встаёт, цепляясь за его одежду и попутно выщипывая пучки седых перьев.
— Не застрелят, — бросает через плечо, направляясь обратно в домик, который присмотрел для них Кацура.
Он лучший конспиратор из тех, кого знает Гинтоки, так что с ним ничего не случится. Хорошо, что хоть в такие моменты Гинтоки безоговорочно в него верит, и совсем нет причин снова превращаться в жену солдата и грызть локти в паническом ожидании.
Хотя чуть-чуть поистерить, конечно, никто не отменял.
*
В домике реально нет ничего похожего на футон или кровать — хотя, если б были, наверняка Зура не стал бы оставлять раненого Гинтоки на полу. Прекрасный план по псевдослучайным обнимашкам во сне отменяется, хорошо, что глубокие познания Гинтоки в романтике, почерпнутые у школьников из манг Джампа, на этом не заканчиваются. Есть еще тысяча и один способ развить отношения как-бы невзначай, раз уж так удачно сложилось, что сейчас они с Зурой вместе за сотни световых лет от дома.
Приятное возбуждение и пассивный нервяк разом отключаются организмом, стоит Гинтоки заземлиться на то место, где он очнулся всего пару часов назад. Глаза слипаются, и мысль, почему он должен сопротивляться сну растворяется в пыльном воздухе домика, затенённая хороводом вкуснейших яичниц на изнанке век.
В конце-концов Зура сможет за себя постоять. А если нет — с этим Гинтоки разберётся минимум завтра.
