***
Этажом ниже, в прибранной уже гостиной, сидел на диване бледный Антонио. Часом ранее, в то время как мафиози убирали труп, он вытирал кровь человека. Антонио не мог сказать, что был слишком уж привязан к своему помощнику: он нечасто выбирался за город и предпочитал сам водить автомобиль, потому Винсент большую часть времени просто следил за порядком в загородном доме. Они виделись редко и связывало их только то, что оба они были зависимы от одного преступного клана. Тем не менее, Антонио испытал самый настоящий шок от случившихся событий. Затем его фактически допрашивали: где ключ, действительно ли парень, которого едва не изнасиловал Калисто является великим музыкантом. Антонио отвечал с трудом и односложно, и мафиози, расположившиеся по обе стороны от него, решили дать ему прийти в себя. — Что будем с трупом делать? — спустя некоторое время равнодушно напомнил Адриано, посчитав, что Антонио уже пора бы вернуться в реальный мир. На время мёртвого Винсента мужчины перетащили в комнату, принадлежащую покойному мужчине. — Сальери, ты же не против, если мы попросим закопать тебя тело в твоём красивом саду? Можешь потом там дерево посадить, в память об этом храбром парне. Сальери затошнило. Он всё ещё не мог принять то, что человека, находившегося рядом с ним больше трёх лет, больше нет в живых. Что труп этого человека, с обвязанной пакетом головой, лежит в своей комнате… А кукла Барби, глядя пустыми голубыми глазками, равнодушно смотрит на своего почившего владельца. Антонио все ещё готов был ослабить свою волю и позволить себе плакать. Как ни крути, для него смерть Винсента стала даже большим ударом, чем для чувствительного Моцарта, хоть он и был закалён историями жестоких расправ мафиози с теми, кто им перешёл дорогу. Самое страшное было в том, что всего этого можно было избежать. «Пожалуй нет, — поправил себя Антонио. — Ещё более страшно то, что лишь один Винсенто знал, где находится тот чёртов ключ. И если ключ не будет найден, кто знает, не будет ли в этом доме ещё нескольких трупов». — Что завис, Сальери? Твоё счастье, что этот парень действительно Моцарт, волосы покрашены, но черты лица не скроешь, и как это мы не узнали его сразу… Благо, есть Интернет, в котором много его фотографий. Живой и невредимый Моцарт, так сказать, искупает всё, — словно прочитав мысли Антонио проговорил Адриано. — Мне вот одно интересно — зачем вы с ним сговорились? Все печатные издания Австрии пестрят заголовками о его исчезновении. Выходит, кроме вас двоих и нас никто даже не знает, что великий музыкант находится здесь. Это наталкивает меня на разного рода мысли… — Вольфганг захотел отдохнуть от популярности и попросил меня помочь, я же говорил. Я не любил этого выскочку, но не мог упустить такого шанса… — продолжал выдумывать на ходу Антонио. Выдумывать было трудно, поскольку он сам был поглощаем апатией. Больше всего на свете ему сейчас хотелось запереться в своей спальне, забраться под одеяло и, вдоволь полив слёзы, пока никто не видит, заснуть, отключиться от этого мира на сутки минимум. Но он прекрасно знал, что спать ему не дадут. Эту ночь они наверняка проведут в поисках ключа, возможно, что и жуткий процесс копания могилы для трупа своего же помощника преступники возложат на него в эту же ночь, а на следующее утро, если найдут ключ, волей-неволей придётся помогать им в других тёмных делах. Сальери хотелось волком выть от того, насколько эта ситуация была отвратительной, мерзкой, безвыходной. Не так ли чувствовал себя Вольфганг, когда он мучил его, связанного, кинжалом? «Я хотел сделать его лучше, но тем самым сделал хуже самого себя, сейчас расплачиваюсь за это… Господи, помоги мне это пережить. И как я мог винить Вольфганга в его грехах, брать на себя ответственность наказывать его за невинные шалости, когда сам нагрешил так, что Ад настиг меня при жизни?!» Он с чудовищной ясностью осознавал теперь, как дико и ненормально вёл себя по отношению к Моцарту. Балтассаре мягко прикоснулся к его плечу. — Не спи, Антонио. Лучше ещё раз подумай, где может быть ключ. Я помню, что отдавал его Винсенто, земля ему пухом, но не верю я в то, что ты позволил телохранителю спрятать ключ в собственном доме и даже не поинтересоваться, куда он его положил. Подумай, ты ведь не хочешь, чтобы мы помогли тебе вспомнить. Ты ведь знаешь, как мы помогаем. Сердце Антонио невольно забилось быстрее, он судорожно сглотнул. Он точно не знал, но догадывался, был наслышан, каким образом мафия помогала вспомнить людям то, что они вспомнить не могли… — Я клянусь, я не спрашивал этого у него, — почти жалобно простонал он в который раз. — Я не хотел во всём этом участвовать, я хотел всегда быть в стороне от всего этого… Я уже сказал, что помогу искать. — Поможешь? Ты будешь искать этот ключ, Антонио. И принесёшь его мне в зубах. — лицо Балтассаре было совершенно непроницаемо. — Откуда вы знаете, что ювелир вообще не сменил место, где прячет драгоценность? — не выдержал Сальери. — На его месте я давным-давно снял бы ячейку в банке… Адриано и Балтассаре невольно рассмеялись. — Ох, Антонио, я думал, ты умнее, — вздохнул Балтассаре. — Ну чего нам стоит похитить вещь из банка? А вот незаметно пробраться в дом ювелира, найти потайную комнату, избежав ловушек, найти в этой потайной комнате тайник, взять то, что нам полагается и суметь сделать так, чтобы он ещё долго ни о чём не подозревал… О, это надо суметь. В прошлый раз я чудом обнаружил у него чертёж этого ключика с секретом, но и этого было уже немало, наш мастер сумел создать копию. Ты хоть понимаешь, что спрятано у тебя в доме? Ключ к миллионам евро. Последний раз спрашиваю тебя, — его голос стал жёстче и холоднее. — Где ключ? Не ответишь — я позову Калисто и он мигом распознает, лжёшь ты или нет. Если ты лжёшь… Антонио, нам придётся пытать тебя. Отвечай: где спрятан ключ? — Я не знаю этого, — отчаянно мотая головой из стороны в сторону ответил Сальери. — Зови Калисто, ты убедишься в том, что не лгу. Я всегда хотел быть в стороне от этих ужасов, я всего лишь хотел спокойно жить и сочинять музыку! Я специально не стал спрашивать Винсента, где эта дрянь спрятана. Потому что я так ненавижу то, во что ввязался, что боялся уничтожить этот несчастный ключ, и право слово, как же жалею, что не спросил, где он, и не уничтожил! Я ведь знал, что он вам понадобится, но решил, что не хочу быть причастен к этому даже косвенно… Я глупец, с того самого проклятого дня, как я связался с вами, я вынужден быть причастным ко всем крупным преступлениям. — Мужчина в отчаянии обхватил голову руками. «Мне не отмыть с себя этот позор, это клеймо преступника, не отмыть никогда, никогда, никогда…»***
Калисто не спал. Заинтригованный тем, что привлекательный парень которого он едва не опорочил оказался самим Моцартом, он допускал в свой разум самые разные мысли. Может показаться странным, но мыслей об убийстве, о готовящемся преступлении, подробности о котором он, конечно же, знал, там не было. «Не зря мне казалось, что австриец странно воспринял новость о том, что Моцарт пропал, — вот что думал он про себя. — Подозрительно выглядит, что они с Сальери подружились… Да ещё и Вольфганг что-то испытывает к этому композитору. И это не похоже на лютую ненависть или откровенную антипатию. Что-то интересное происходит, и я должен выяснить, что это». Размышления его прервал Адриано, без стука заходя в комнату. — Пойдём, — коротко бросил он Калисто. — Сальери что-то недоговаривает. Надо выяснить, правду ли он говорит. — Вау, надо же, я чувствую себя нужным, — пробормотал Калисто, даже не думая подниматься с дивана. — Выношу решение заочно: Антонио говорит правду. — Хватит болтать, за мной немедленно, — в голосе Адриано-Патрицио послышалась злость. — Кто я тебе, чтобы ты мне прика… — Адриано, подскочив к юноше, за волосы поднял его, другой рукой ударил по пальцам парня, который попытался освободиться от железной хватки. — Тебя невозможно воспитать, — прошипел он, сталкивая Калисто с дивана. Тот тут же вскочил на ноги, с ненавистью глядя на мужчину. — Может потому, что воспитатель скверный?! — прокричал он, разворачиваясь к двери. Тяжело вздохнув, Адриано пошёл вслед за удаляющимся парнем.***
Сальери ещё раз рассказал о том, что не знает, где спрятан ключ. Калисто, с постным лицом выслушав его, заверил Балтассаре и Адриано в том, что Антонио не лжёт, и уткнулся в смартфон, сев в самое дальнее кресло. — И что теперь? — спросил Адриано. — Мы перероем весь двухэтажный особняк? — Надо просто подумать, где Винсенто мог спрятать ключ. Антонио, ты знал его лучше всех. Как думаешь, где он может быть? — В комнате самого Винсента? — неуверенно сказал Антонио. — Не думаю, что у него могла быть слишком богатая фантазия. — Ищем в комнате Винсента, — кивнул Адриано. — Калисто, идём со мной. — Не так быстро, — остановил мужчину Балтассаре. — Антонио, подумай ещё. Надо знать хотя бы несколько мест, где теоретически может быть спрятан ключ. Мы разделимся и будем искать каждый в определённом месте, чтобы сэкономить время. — На кухне… В гараже, Винсент проводил в нём много времени, но гараж в черте города. На чердаке. В чулане, — перечислял Антонио. — А я бы на месте Винсенто спрятал ключ в гостевых комнатах, — подал голос Калисто. — Там никто не задерживается на долгое время. Они практически пустые, в них нет ценностей. Никому бы не пришло в голову искать ключ там, если бы этот кто-то решил похитить его или изъять. — Что за глупости, Калисто, — закатил глаза Адриано. — Винсенто, скорее всего, по-старинке спрятал ключ в крупу, стиральный порошок или сахар. У него ума бы не хватило выстроить такую логическую цепочку, которую выстроил ты. — Как знаешь, — равнодушно ответил парень. — Адриано, ищещь на кухне, Антонио, перерой чулан и кладовку на всякий случай сверху донизу, а я пойду на чердак, — распорядился Балтассаре. — Калисто, ты проверь комнату Винсента, и, если так хочешь, проверь гостевые комнаты. Работайте быстро, не отвлекаясь. Если за два часа мы ничего не обнаружим, поедем проверять гараж. — И оставим Моцарта одного? — напрягся Антонио. — Если что, я останусь с Моцартом, — сказал Калисто. — Клянусь, я не сделаю ему ничего плохого. Я наоборот, искуплю свою вину перед ним. — Не думаю, что он захочет оставаться с тобой, — заметил Адриано. — Не думаю, что сейчас есть время об этом рассуждать, — жёстко оборвал его Балтассаре. — Разделяемся и ищем ключ. Конечно, два часа итальянцы потратили зря. Калисто мельком проверил комнату покойного, не желая находиться слишком долго в одной комнате с трупом, а затем, имитируя бурную деятельность, проверил все гостевые комнаты, кроме комнаты Моцарта: просто напросто устал, когда дошёл до неё, к тому же, дверь была заперта. Да и мало его интересовал этот потерянный ключ. В конечном итоге, встретившись в десять вечера в гостиной, все были уставшие, пыльные и недовольные. — Полчаса на отдых, затем я, Адриано и Антонио поедем искать ключ в гараже, — устало выдохнул Балтассаре. — пряди выбились из его причёски, очки съехали на кончик носа. У Антонио вид был ещё более убитый, а у Адриано ещё более озлобленный. Ему не только пришлось перерыть всю немаленькую кухню, но затем и расставить всё по своим местам, привести помещение в порядок. — Если не найдём ничего в гараже, придётся проверять все остальные комнаты, — вздохнул Антонио. — На это завтра целый день уйдёт. — Может, юный Моцарт поможет нам, — хохотнул Адриано. — Пока мы тут горбатились, он отдыхал. — Он в ужасном состоянии, Адриано, — покачал головой Балтассаре. — Он столкнулся со смертью и твой сын едва не надругался над ним, и все эти потрясения в течение получаса. К тому же, он вообще не в курсе наших планов и дел. Пусть так будет и дальше.***
Около десяти вечера Вольфгангу неимоверно захотелось спать. Он слышал какие-то передвижения, кто-то ходил по коридору второго этажа и пыхтел на чердаке. Сам же он постоянно был в тревожном ожидании того, что вот-вот в его комнату кто-то зайдёт и сделает что-либо плохое. В конце-концов нервное напряжение совершенно измучило его, и Моцарт, дав себе слово не спать, в прямом смысле слова пытался поддерживать мизинцами веки, боясь закрыть глаза даже на минуту. Ведь уснёт моментально! Перед глазами начало двоиться, затем троиться. До четверения перед глазами Вольфганг не дотерпел — закрыл глаза и досчитал до трёх. Ужасно не хотелось открывать их, но Моцарт заставил себя это сделать. Он несколько раз зевнул, попытался помассировать кончики пальцев и уши. Сначала стало легче, но затем спать захотелось ещё сильнее. Тело казалось странно лёгким. Мыслей становилось всё меньше, а когда их не осталось вовсе, Вольфганг уже спал. Сон у него был без сновидений, но сон этот был недолгий и некрепкий: юноша подскочил как ужаленный, когда влекомый каким-то внутренним чутьём ощутил приближение человека. Действительно, спустя пару секунд в замке повернулся ключ. Вольфганг отшатнулся к двери ванной комнаты, готовый запереться в ней в любой момент. — Амадей, как ты? — в комнату зашёл Сальери. Увидев зажавшегося у двери в ванную Моцарта, он горько вздохнул. И как это раньше его могла возбуждать беспомощность и страх Моцарта, это выражение ужаса на красивом лице? Что, чёрт возьми, с ним было не так? — О, я превосходно, — саркастически улыбнувшись ответил юноша. — Сижу вот тут, сочиняю реквием по свободе. Из-за тебя, из-за тебя, сволочь, я оказался в такой ситуации! — не смог сдержать крика он. — Ты хоть немного жалеешь о том, что сделал?! — Я всю жизнь буду жалеть об этом, — клятвенно заверил его Антонио, закрывая дверь. — Вольфганг, нет времени объяснять. Мы с Балтассаре и Адриано уедем приблизительно на четыре часа. Ты это время проведёшь с Калисто… — Что?! — Вольфганг поразился так, что даже волноваться перестал. — Ты понимаешь, что делаешь? Он меня чуть не изнасиловал! И это с ним ты меня хочешь оставить? — Амадей, успокойся! — Антонио мягко взял юношу за плечи, и тот неожиданно для самого себя начал успокаиваться. Более того, ему захотелось прижаться к Антонио, ведь в этом доме он был единственный, кто желал ему не только зла. — Он не причинит тебе вреда, ему запретили. И он не посмеет ослушаться. Амадей, Калисто очень молод, ты можешь попробовать обмануть его и сбежать, — прошептал ему на ухо Антонио. Не дав Моцарту возразить, он продолжил. — Попробуй запереть его в одной из комнат. Сам выйдешь через кухню, я оставляю дверь открытой. Обойдёшь дом и в саду найдёшь беседку, прилегающую к забору. Тебе надо будет только забраться на её крышу. Сверху ты сможешь перепрыгнуть за забор. — Зачем ты говоришь мне это? — спросил только Моцарт. — Я могу сдать всех вас… — Если ценишь свою жизнь, я бы не советовал это делать, но ты можешь сдать меня, а там уж полиция сама выйдет на этих негодяев… Прости меня, Вольфганг, прости за всё. — Я не уверен, что смогу, — прошептал Моцарт. — Я попробую… — Я верю в тебя, — Антонио посмотрел ему в глаза. — И всё же, я советовал бы тебе бежать в сторону, противоположную от города, там есть шоссе. Держи деньги, словишь автомобиль и заплатишь водителю. — Он сунул в руки Моцарту несколько крупных купюр. — Доберись до Зальцбурга, в Вену лучше не суйся. Посиди там несколько месяцев, пока всё не уляжется. — Это безумный план, невозможный, — покачал головой Моцарт, но душу уже начала греть мысль о близкой свободе. — Тогда кто как не ты сможет его реализовать? — прошептал Сальери. — Идём на кухню, посидишь с Калисто там. Тебе надо находиться вблизи от открытой двери, тогда ты можешь попробовать убежать даже когда он ненадолго отлучится.***
Калисто никуда не отлучался. Более того, бесстыже рассматривал его, отчего Вольфганг невольно краснел. Это, по-видимому, нравилось парню. — Так и будешь молчать? — спросил он у Моцарта. — О чём мне с тобой говорить? О том, как мне было больно, когда ты… мучил меня?! — Расскажи о себе. Первый раз вижу музыканта твоего уровня. Я, между прочим, музыку очень люблю, и слух у меня, как ты мог заметить, отличный. Правда, не совсем музыкальный. Я распознаю голоса людей, их интонации, самые маленькие и незначительные изменения в голосе, я могу легко понять по голосу и внешним признаком, поведению, врёт человек, или нет. — Я могу с одного прослушивания воспроизвести мелодию любой сложности, — в свою очередь начал хвастаться Вольфганг. — Играю на фортепиано и на скрипке, с лёгкостью импровизирую. — Это и так всем известно. Расскажи о себе самом. Что любишь, о чём мечтаешь, почему решил спрятаться в этом доме от всего мира? Моцарт умел виртуозно играть на музыкальных инструментах, но не врать. Тем более, врать Калисто было бесполезно. Поэтому Вольфганг решил не отвечать на вопросы о Сальери и причинах нахождения в его доме и перевёл тему. — Мечтаю о том, чтобы моя опера имела успех. Я написал музыку на либретто одного современного поэта. Опера посвящена поиску истины, что является свободой для человека, есть ли её пределы. В ней есть три главных героя: представитель власти, музыкант и его возлюбленная, — с жаром принялся рассказывать Вольфганг. — Представитель власти, не получив от девушки взаимности на свои чувства, пытается сжить со свету музыканта, запрещая его концерты, поскольку они тревожат народ в авторитарном государстве и сеют свободолюбивые мысли. К тому же, у людей открываются глаза на происходящее в стране, начинают происходить беспорядки, что не по нраву захватившей власть элите. Возлюбленным приходится бороться за свободу любить и свободу творчества. Для представителя власти свободой является сама власть, неограниченная и абсолютная. Для возлюбленных — свобода творить и любить, — Моцарт мог бы продолжать дальше, но решил, что этого уже достаточно. — Интригующе, — улыбнулся Калисто. — А как относится к твоей опере Антонио? Он тебя поддерживает? Вы, похоже, хорошие друзья, а ведь я думал, что вы соперничаете. — Мы уже не соперничаем, — со вздохом сказал Моцарт. И привязался же итальянец к этой теме! — Послушай, я хочу спать. Я, пожалуй, пойду. — Он очень надеялся, что Калисто поддержит его идею и тоже отправится отдохнуть. — Хочешь спать? Тогда нам надо выпить кофе. — Я не хочу взбодриться, я хочу спать, — твёрдо сказал Моцарт, поднимаясь из-за стола. «Боже, пожалуйста, просто уйди в свою комнату и усни!» — А я вот хочу взбодриться. Свари мне кофе, Моцарт, — нагло и с невероятно злорадной улыбкой протянул Калисто, глядя на изумившегося такой наглости музыканта. Он смотрел на Вольфганга так, словно и предположить не мог, что тот не послушается. Это ещё больше разозлило композитора. — Ходит слух, что кофе не хочет, чтобы его варили для избалованных кретинов, — ровным голосом произнёс Амадей. — Как думаешь, это правда? — Хватит наглеть, австриец, — простонал Калисто, запрокидывая голову. — Свари мне чёртов кофе, надеюсь, это у тебя получится лучше, чем… как это по-немецки? В общем, комик из тебя никудышный. — А вот сейчас обидно было, — совершенно искренне проворчал Вольфганг. Но не сдвинулся с места. Не хватало ещё потакать желаниям избалованного мальчишки, который ещё и младше на три года! Совершенно дико выглядит. — Если прямо сейчас не пойдёшь варить кофе, ты очень сильно пожалеешь, что не послушался меня, — глаза Калисто странно блестели. Как будто такое отношение к человеку его одновременно и возбуждало, и внушало отвращение, или… вызывало неприятные воспоминания?.. «Кто знает, как обращается со своим сыном этот странный Адриано, не на пустом же месте Калисто так его не любит, » — подумал было Моцарт. И всё-таки парень зарвался… — Тебе запретили причинять мне вред, — напомнил Вольфганг. — И ты пожалуешься, если я тебя буду ласкать? Я не причиню тебе вреда, о, нет. Я могу быть нежным. Я доставлю тебе постыдное удовольствие, и воспоминания о нём не дадут тебе покоя очень долго. Ты сам себе причинишь вред и долго ещё будешь жалеть, что не послушался меня сразу. Так что, — он встал и подошёл вплотную к Вольфгангу, отчего последнего невольно передёрнуло. — Мне начинать… причинять тебе удовольствие? — И он заключил Моцарта в объятия, из которых тот тут же вывернулся, весь красный от злости и смущения. Калисто расхохотался. Вольфганг, грубо выругавшись, открыл шкафчик, нашёл кофейные зёрна и засыпал их в кофемолку. Калисто вернулся за стол, уверенный в своей победе ещё недолго посверлил Моцарта взглядом и уткнулся в смартфон. Моцарт, некоторое время спиной чувствуя заинтересованный взгляд, направленный чуть ниже спины, ощущал себя мягко говоря не в своей тарелке. Губы и руки аж дрожали от возмущения и злости, от осознания того, что он зависим и даже не может колкостью ответить на неприличные действия, ведь в ответ все равно получит либо ещё большее унижение, либо физическое насилие. И никто его не защитит… В общем и целом, безопасность его — самая настоящая фикция. Осознавая это Вольфганг чувствовал горькую опустошённость и вместе с тем некое смирение… Это ему не нравилось. Если он начинает мириться со своим положением, то недалеко и до поиска оправданий действиям преступников, а там уже и Стокгольмский синдром не за горами. И тогда он будет мешать уже сам себе. Свобода в нескольких шагах, надо не забывать об этом. Как бы вывести из игры Калисто, вот вопрос… И ответ на него был найден очень скоро. Готовя молотый кофе в джезве, он кинул мимолётный взгляд через плечо. Итальянец увлечённо листал ленту то ли новостей, то ли социальной сети. И не видел ничего вокруг. «Интересно, как снотворное сочетается с кофеином, » — сказал Моцарт про себя. На кухонном гарнитуре, совсем неподалёку от маленькой сахарницы, расположились разного рода снотворные и успокоительные средства. Моцарт за всё время пребывания у Антонио был на кухне лишь пару раз, перехватывал бутерброды, но уже тогда обратил внимание на этикетки. Видимо, Антонио требовалось спокойствие не меньше, чем самому Вольфгангу. Задумавшись, Моцарт едва не пропустил момент, когда следовало убрать джезву с горячей плиты, но всё-таки успел до того, как кофейная пена выплыла на поверхность индукционной панели. Подождав, пока пенка осядет, он снова поставил кофе греться и только когда пена поднялась во второй раз выключил плиту. Ощущая себя как минимум начинающим баристой, Вольфганг достал фарфоровые чашки — не думал же он готовить напиток только и исключительно для нахального итальянца — и потянулся к сахарнице… На мгновение его рука замерла, но затем он уверенно и быстро схватил вместе с сахарницей коробочку со снотворным. Уголком глаза он заметил, что Калисто всё так же зависает в телефоне и ещё более спокойно, с ангельской улыбкой достал из коробочки пакетик с порошком… Он едва не смеялся от нелепости ситуации. Если сейчас всё получится, у него будет превосходный шанс сбежать. А ведь Калисто ничего не должен заподозрить: Вольфганг стоит к нему спиной, прикрывая собой чашки… Моцарт разлил по ним кофе, бросил в каждую чашку несколько кубиков сахара, а в одну, затаив дыхание, высыпал снотворное… Спрятав пустой бумажный пакетик в коробку — в пакет для мусора который находился на другом конце кухни выкидывать его было слишком рискованно, Калисто мог заметить — Вольфганг ловко спрятал коробку за сахарницей и быстро поставил всё на место. Облегчённо выдохнул. Дело сделано чисто, теперь осталось только надеяться, что снотворное подействует быстро и что его сочетание с кофе, не станет опасным для жизни. Как бы Вольфганг ни был зол на Калисто, человеком, создавшим причину его отравления, он быть не желал. Моцарт поставил чашки со снотворным на блюдца и протянул ту, что была со снотворным, молодому итальянцу. Калисто без слов принял чашку из рук Вольфганга. Некоторое время он изучал её взглядом, а затем… выплеснул всё содержимое прямо на музыканта, севшего было за стол рядом с ним. — Ты совсем поехавший?! — завопил не своим голосом от резкой обжигающей боли Моцарт, вскочил из-за стола и отпрыгнул назад на пару шагов. Было больно, но ещё больше унизительно. — Думал, я не заметил, как ты что-то туда подсыпал? И ведь явно не сахар, — лицо Калисто исказила жестокая ухмылка. — Признавайся, что это был за порошок? Который ты высыпал из бумажного пакетика. — Да как ты это увидел? — возмутился Вольфганг. — Услышал. Ты бы ещё громче шуршал бумажным пакетом. Легко догадаться, что ты взял его из этих коробок, — кивнул он на ряд седативных средств. — Офигеть, — только и протянул композитор. И, не видя смысла скрывать — все равно же итальяшка дознается или догадается, только ещё и поиздевается в процессе — добавил: — Это было снотворное. Я просто хотел, чтобы ты оставил меня в покое хотя бы на несколько часов… — А я то думал, что ты хочешь сбежать за эти несколько часов, — добавил Калисто, с удовлетворением наблюдая, как Моцарт пытается смыть водой из-под крана напиток. — Я не прав? — Прав, — прошипел Вольфганг, закрыв кран. — И ты не смеешь осудить меня за это. Любой нормальный человек в моей ситуации делал бы всё что только может ради свободы. — Даже занимался бы со мной сексом? — Что?! — возмущённо взвыл Вольфганг. — Мерзость какая, нет! Я натурал и к тому же женат, уйми свои фантазии! — Знаешь, мне самому неприятны дела моего папаши и его друзей, — задумчиво протянул Калисто. — Я поехал с ними только потому, что хочу новых ощущений… А они меня взяли с собой только потому, что им нужен мой талант. Если бы ты пообещал, что не сдашь меня и их, расплатился бы со мной известным способом… я готов накидаться снотворным и сказать потом, что это твоих рук дело. И если пока я сплю, тебе удастся сбежать, что же, так тому и быть. Только не попадись им вторично: они не посмотрят на твой талант после твоего побега. Ты слишком много знаешь, Вольфи, они тебя живьём закопают. — Ты меня разводишь, как ребёнка, — фыркнул Вольфганг. — Извини, но не прокатит. — Можешь не верить, но я говорю правду. Мне похуй на них и их делишки. — Зачем я им вообще? — поинтересовался Моцарт. — За тем же, зачем и Сальери. — Ты говоришь загадками, — Вольфганг хотел получить побольше информации. — Они хотят, чтобы я помогал им, или покрывал, или что-то ещё? — Прежде всего, чтобы ты был зависим от них, — милостиво пояснил Калисто, без зазрений совести взяв чашку с кофе Вольфганга. — Это если ты не сбежишь. Я бы мог помочь тебе сбежать. — А какой смысл? Они легко найдут меня, я же Вольфганг Амадеус Моцарт, а не среднестатистический житель, — несколько самодовольно фыркнул Моцарт, изо всех сил стараясь не показывать, как его заинтересовало такое предложение. — Тебе повезло быть тем, кем ты являешься, будь ты обычным парнем, ты бы сейчас из постели не вылезал, — раздевая Вольфганга взглядом промурлыкал Калисто. Моцарт невольно вздрогнул от таких бесстыжих откровений. — А смысл в том, что они не будут тратить время на твоё похищение: у них полно других дел. Единственное, что пока для них важно — это то, чтобы ты молчал. Но ты ведь и сам знаешь, о чём тебе говорить не следует. В противном случае, как я тебе уже и говорил, тебя живьём закопают. По крайней мере несколько лет тебе придётся ходить и оглядываться, но если будешь тихим — всё будет хорошо. — Я всё равно не верю тебе, — отрицательно помотал головой Вольфганг. — Меня, признаться, поражает твоё желание затащить меня в постель. Не смог силой и теперь хочешь обманом? — Я с тобой предельно откровенен, но не хочешь верить — не верь. Но зря, у тебя действительно был шанс сбежать сегодня ночью, — пожал плечами Калисто, отпил кофе. Вольфганг чувствовал горькое разочарование: ведь действительно, Сальери подсказал ему такую возможность сбежать… Уж забраться на крышу беседки он бы точно смог. И всё же выводить из игры Калисто таким способом он себе позволить не сумел. — Я все равно получу то, что хочу, и не таких уламывал, — продолжал уговаривать его Калисто. — Ну что, может, согласишься? Упускаешь такую возможность… — Нет, — содрогнулся от отвращения Вольфганг и даже невольно отошёл на пару шагов назад. — И не предлагай мне этого больше. Я не куплю свободу таким способом, тем более её призрачную возможность. — Ты заставляешь себя уважать всё больше и больше, — задумчиво сказал итальянец. — Но неужели я правда так тебе противен? — Мне противно любое ограничение свободы! — в сердцах воскликнул Моцарт. — А ты ограничиваешь меня в моей свободе любить и отдаваться тому, кому я сам хочу. Разве лучше мне будет, если я поступлюсь своими принципами, заставлю себя отдаться тебе и не факт, что мне удастся выбраться отсюда?! — композитор распалялся всё больше и больше и уже не следил за потоком своей речи. — Я так устал, я почти неделю не выхожу из этого проклятого дома, меня каждый день принуждают здесь находи… — он осёкся, в ужасе осознав, что проговорился. Калисто, приоткрыв от изумления рот, сверлил его взглядом. — Я хотел сказать… — начал было оправдываться Моцарт, но итальянец перебил его: — Я правильно понял, что ты у Сальери не по своей воле оказался? И что ты вовсе не гость, а пленник? — Н-нет, я по своей, — спрятав дрожащие руки за спину пролепетал Вольфганг, но Калисто, конечно же, обмануть было непросто даже опытному лжецу, не то что напуганному юноше. — Ты лжёшь, — вынес вердикт Калисто. — Итак, становится всё интереснее и интереснее…