Однажды в Австрии...

С земли небо казалось бархатным. На этом иссиня-чёрном, словно черничном небосводе, были рассыпаны в одном известном им порядке звёзды, а вразнобой расположенные светящиеся окна в далёких многоэтажных домах как будто были их отражением на Земле. Ветра не было. Тиха была австрийская ночь. Но не для трёх граждан солнечной Италии. Всю недолгую дорогу до припаркованного автомобиля Антонио Сальери терзался разного рода вопросами, пытался погружением в мысли отвлечься от реальности. Реальность в последнее время откровенно над ним издевалась, так казалось композитору. Почему мафия вспомнила о «деле» именно сейчас? Где же тот несчастный ключ, в поисках которого они обшаривали почти два часа весь гараж? И как узнать о дальнейших планах преступников, чтобы помешать им? Если бы Антонио больше доверяли, возможно, его бы посвятили в эти планы. Но мало того, что ему доверяли недостаточно, похоже, теперь ему верят ещё меньше. Он с тоской вспомнил, как некоторое время назад тихо переговаривались раздражённые мафиози, а когда он подошёл… нет, не замолчали, не настолько они его уважали. Попросили отойти и продолжать поиски. «В такую ночь надо писать серенады, а не планировать преступления,» – сказал про себя он и тихо вздохнул. Адриано и Балтассаре молчи шли по обе стороны от него. Может, не вляпайся он годы назад в неприятную историю, сейчас он был бы совсем другим человеком? Не соперничал бы с Моцартом, уж точно не решился бы его похитить, да у него душевное здоровье на месте бы было. «Если бы» … Самое насмешливое сочетание! «Если бы я не был преступником, сейчас бы я вышел на улицу и принялся сочинять серенаду, ага». Ночь всегда вдохновляла Антонио. В эту ночь он не отказался бы от небольшого экспромта на фортепиано — но нет, спрячь свои желания подальше, садись на место водителя и вместо партитуры держи руль. Под аккомпанемент злобного шипения Адриано и скорбного ворчания Балтассаре, разумеется. Поиски не увенчались успехом, но для Сальери это не стало сюрпризом. Он, на самом деле, не ожидал, что ключ найдётся. Композитор признался сам себе: он хотел выгадать время для того, чтобы Моцарту удалось сбежать. Антонио чувствовал, что дальнейшие события могут развернуться весьма трагичным образом. И какие бы странные чувства он ни испытывал к Вольфгангу, смерти он желал ему лишь в одном случае – если Вольфганг сам её захочет. Мужчина не допускал мыслей о том, что мафиози убьют гения: слишком уж глупый был бы поступок с их стороны. Больше всего боялся Сальери того, что Моцарта принудят так же, как однажды принудили его самого, быть соучастником преступлений. Втянуть этого юношу, почти ещё ребёнка, в преступный мир… «Это погубит Вольфганга,» – подумал Антонио, даже не осознавая, что впервые подумал о человеке, а не выдуманном им «Гении». Несмотря на смешанную с восхищением зависть, порой охватывающую его при виде выходок Моцарта, Сальери знал, что сердце у композитора доброе, что даже проказы и шалости вовсе не преследуют цели кого-то обидеть. «Мой светлый Моцарт, если ты не сбежал, они захотят превратить тебя в такого же негодяя, как и я. Нет, я не допущу этого. Не знаю ещё как действовать, но верю, что судьба не будет зла к тебе и моими руками вытащит тебя из этой переделки. Вот ведь ирония, ты же из-за меня оказался между молотом и наковальней. Тогда я не пожалею себя, чтобы исправить свою же ошибку. Я отдам здоровье, честь, благосостояние, жизнь в конце концов, но им ты не достанешься. Ты только мой… Нет. Так думать нельзя. Именно из-за таких мыслей, из-за того, что я желал обладать тобой, мы оба втянуты в ужасную историю. Мой путь и мои убеждения были ложны, я сам чудовищно запутался». С такими несколько патетичными и мрачными, но исполненными искренностью и горячим желанием помочь мыслями, Сальери сел в машину. За ним последовали донельзя раздражённые, хоть и тщетно это раздражение скрывающие, итальянцы. Для Антонио оставалось загадкой, почему мафиози приехали летом, а не ближе к концу года, как планировали прежде. Это было явно неспроста и наверняка имело отношение к готовящемуся преступлению. Не менее странным казалось ему и чрезмерное переживание по поводу пропавшего ключа. – Если у вас есть чертёж, почему бы просто не сделать новый ключ? – с надеждой на положительный ответ, который избавил бы его от мучительных поисков по всему дому и угрызений совести, спросил Антонио, заводя автомобиль. Втайне он надеялся, что ключ так и не будет найден, а похищение неких «драгоценностей» отложится на неопределённый срок. Однако, логика и горький жизненный опыт подсказывали ему, что преступники лишь посмеются над ним и найдут в себе силы осуществить задуманное... И найдут причину не последовать его совету. И композитор не обманулся в своих ожиданиях: мафиози как по команде презрительно улыбнулись, словно он сморозил несусветную глупость. – Антонио, ты же не глупый человек. Или я ошибаюсь? Ноты и интриги захватили весь твой разум? Это, по-твоему, от квартиры ключ, его что, так просто создать? – принялся распекать его Адриано, невольно повышая голос с каждым предложением. – В Австрии есть только один человек, который мог бы сделать ключ по этому чертежу. И человек этот — тот, кто создал этот самый чертёж и этот ключ. Вот ведь ирония — вещь эта поистине ювелирной работы, в ней, Антонио, есть в прямом смысле крошечный секрет, –пояснил Балтассаре. – Даже в Италии мы с трудом нашли человека, который нам... помог. – Значит этот потерянный ключ сделал ваш человек? Впрочем, я не удивлён. – Теперь он наш, – поправил Балтассаре. Антонио нервно сглотнул, представив, как мафиози отыскивают, а затем принуждают делать по чертежу ключ некоего талантливого мастера, живущего до поры до времени самой обычной жизнью... – Без жертв обошлось? – искренне поинтересовался он. – Конечно, – равнодушно процедил Балтассаре. – Он семьянин, надавить на него было проще простого... Мы бы и не давили, но он оказался слишком любопытным. Жаль, что у тебя, Сальери, детей нет. Был бы и ты посговорчивей. И поуважительней. Антонио показалось, что в груди у него растекается жидкий азот. Или лёд, так стало холодно, что он невольно содрогнулся. Детей нет... Но есть Моцарт. Его Вольфганг Амадеус Моцарт. Или его уже нет? Вдруг гению удалось сбежать? Вдруг он сбегает прямо сейчас, и если они приедут рано, побег сорвётся? Вдруг Калисто предотвратил побег и теперь Моцарту грозит опасность, а он, Антонио, приедет слишком поздно и не сможет его защитить? Мысли так и метались в его голове, но лицо оставалось непроницаемо. Тем не менее, будь мафиози не такими уставшими, сидевший рядом с Антонио Адриано заметил бы, как Антонио несколькими судорожными движениями переключился на максимально допустимую скорость. *** – Так и будешь молчать? – Калисто по кругу ходил возле недвижимо сидящего в кресле Амадея. В гостиной, куда перебрались молодые люди, было прохладно. Но волны жара так и накатывали на Моцарта, судорожно размышлявшего, как выкрутиться из этой ситуации и не сболтнуть лишнего. Сначала он яро отрицал все предположения Калисто и пытался найти оправдание своим словам, но скоро запутался в своей лжи. И жалел теперь, что сразу не начал играть в молчанку. Сделал выводы на будущее. – Послушай. Я не они, ты можешь доверять мне, можешь всё рассказать. Я действительно хочу помочь, хотя бы оказать какую-то поддержку, ведь тебе самому станет легче, если расскажешь мне всё, – тараторил Калисто. По лицу итальянца было невозможно определить, лжёт он, или же говорит правду. Единственное, что Вольфганг пока мог сказать о парне — тот непредсказуем и увлечён им. «Помочь, как же... Ты уже не раз демонстрировал, каким образом ты мне хочешь помочь». «Они не те, кем могут показаться с первого взгляда,» – вспомнил он тут же слова Антонио. «Но уж Калисто точно извращённый, злобный и избалованный мальчишка,» – решил Моцарт про себя. Да и не мог решить иначе, всё же юный итальянец успел причинить ему боли побольше, чем сам Антонио Сальери, а это надобно уметь. – Я в десятый раз тебе говорю: это глупости, зачем Антонио похищать меня? – делая лицо оскорблённого в лучших чувствах человека сказал Амадей, всё ещё надеясь убедить Калисто, что тот ошибся. – Вот и мне интересно, зачем. Задаёшься вопросом, почему я это должен знать? Видишь ли, картина меняется, если ты находишься здесь не по своей воле. – Не понимаю, о чём ты. – Не прикидывайся дураком. Если он похитил тебя — значит у него есть какие-то свои цели, связанные с тобой. Надо только выяснить какие именно. Тебя он о них не просвещал? «Ещё как просвещал. Со всеми подробностями, в этой самой гостиной.» – Хорошо, предположим, что я похищен, – обречённо махнул рукой Вольфганг. – Предположим, что у Антонио есть цели насчёт меня, и ты их узнаешь. Что тебе это даст? Калисто, к удивлению Моцарта, глубоко задумался, замерев на одном месте. Парень сжал губы, взгляд его остановился на непримечательной стене. Затем, словно решившись на что-то, он пинком придвинул к креслу, в котором сидел Вольфганг, стул, и уселся напротив композитора. – Моцарт, честно, ты мне понравился. Ты не надеваешь маску, не боишься быть настоящим. Я ценю это в людях. Но как-то не везло мне на таких людей, как ты. – Калисто вздохнул, откинулся на спинку стула, сцепив руки в замок. Казалось, он нервничал. Вольфганг внимательно смотрел на него, пытаясь угадать, блефует итальянец или нет. Тот, нахмурившись и глядя в сторону, продолжал. – Меня с детства окружали люди, ежедневно притворяющиеся, я тоже притворялся всю свою жизнь, я был вынужден это делать. Ладно, мы сейчас не обо мне говорим, а о тебе. Считай мой интерес к этому делу знаком искренней симпатии к тебе. А ещё мне очень скучно жить. Вот просто совершенно нет уже любви к жизни. Ни к чему нет. Я надеюсь, что мою чёртову жизнь скрасит хоть одно доброе дело. Его поза вдруг стала скованной, словно Калисто было неуютно. Вольфганг и предположить не мог, что сейчас юный преступник делал над собой неимоверное волевое усилие, дабы быть хоть немного искренним, позволить открыться хоть немного. Вольфганг не верил этому человеку и лишь скептически улыбался, не произнося ни слова. – Я часто стал думать… мне кажется, однажды я просто уйду, если ты понимаешь, о чём я. – Калисто прервал затянувшееся молчание. Он невольно кусал губы, словно досадуя на то, что они помогают ему признаться в своей слабости. Парень почти с надеждой взглянул на Моцарта, сам не зная, чего ожидает – то ли поддержки, то ли осуждения. Подсознательно, конечно, он очень желал поддержки и сочувствия, но сознательно даже не допускал такой возможности: слишком мало тёплых слов слышал в своей жизни. И всё же ответ Моцарта заставил его испытать недолгую острую боль в грудине. – Я тебя теперь что, пожалеть должен? – резко и с нотками презрения отозвался Вольфганг, при взгляде на его губы так и вспомнивший мучения, доставленные ими, вспомнил напоминающие о произошедшем синяки на шее. – Хочешь сыграть на моих чувствах, думаешь, что пожалею тебя, что тоже признаюсь в чём-то? Ошибаешься. Хочешь меня спасти? Спасибо, но предпочитаю действовать самостоятельно. Я не верю тебе после того, что ты сделал, что пытался сделать со мной. Я не верю ни одному твоему слову. Что-то ты не был похож на добренького и несчастного несколько часов назад. Закрыли тему. Калисто замер, замолчал, уставившись на носки своих ботинок. Потом медленно кивнул. – Я тебя понял. – Аллилуйя! Надеюсь, ты веришь теперь, что я находился тут без всякого постороннего умысла? – Только убедился в своих догадках, – криво улыбнулся Калисто. – Тебя за какие-то грехи лишил свободы Антонио Сальери. Только вот знаешь, отрицая это, ты себя к свободе не приблизишь. Я не знаю, почему ты не хочешь сказать мне правду. Она такая стыдная? Моцарт едва не дёрнулся при этих словах. Но, сделав несколько спокойных и глубоких вдохов-выдохов взял себя в руки. Неизвестно, что будет, если Калисто узнает причину похищения. У Моцарта даже мелькнула мысль сказать итальянцу, что Антонио похитил его из чувства зависти и желания сорвать премьеру оперы, но так скоро он решил не действовать: уже убедился, какими последствиями чревато безрассудное следование зову первой мысли. Они ещё помолчали, думая каждый о своём. – Золотце, не хмурься, морщины появятся. Я не скажу им об этом, – вдруг заговорил Калисто. – А ты, если решишься рассказать мне, знай, что я выслушаю. – Я тебе не золотце – это раз, ты заблуждаешься – это два, - с досадой бросил Вольфганг в ответ. – Золотце, лгать у тебя получается всё хуже и хуже. На этих словах юноши услышали, как во двор въехал автомобиль. – Наконец-то спать пойду, – сладко потянулся Вольфганг, пытаясь выглядеть спокойным и непринуждённым. – Почти два ночи уже. – Я бы не был так уверен в том, что тебе удастся поспать, – мрачно отозвался Калисто. Он слышал недовольные нотки в голосе вошедшего Адриано и понимал, что ключ не нашли. А раз так, искать его придётся очень скоро. – Опять ты своими грязными намёками, – не понял его Вольфганг. – Просто тебя, судя по всему, привлекут искать одну важную штуку. Но твой ход мыслей мне нравится. – Извращенец, – буркнул Амадей, несколько смутившись от своей оплошности. – Ты… вы здесь? – в комнату заглянул Антонио. Сердце у него упало, когда он увидел Вольфганга рядом с Калисто. Он осознал, что Амадею не удалось сбежать, и отчаяние начало захватывать его с головой. Такая возможность спастись не представится теперь несчастному Моцарту очень долго… И неизвестно ещё, выйдет ли он живым, невредимым, и, что самое главное, независимым из этой истории. Ведь даже если мафия оставит его в живых, он все равно окажется на том же крючке, что и Антонио. Последний предпочёл бы теперь смерть такой жизни. – Тебе явно нужен отдых, – заметил Вольфганг, не поднимаясь с кресла. Лицо Сальери было не только измотанным, но и как будто постаревшим, осунувшимся. Тональный крем, маскировавший синяк на скуле, почти стёрся, так что выглядел композитор побитым не только жизнью, но и человеком. Моцарт невольно начал испытывать жалость к своему похитителю. Антонио вошёл в комнату и почти упал в просторное кресло. – Он хорошо себя вёл? – вслед за Антонио в комнату зашёл Адриано. – Плохо, отказался подарить мне поцелуйчик на ночь, – в своей обычной манере проговорил Калисто. – Можно мне его за это наказать? Нежно. – Тьфу на твои извращения, – несильно, скорее стараясь лишь продемонстрировать неудовольствие, а не гнев, ударил кулаком по стене Адриано. А затем рассмеялся. – Антонио, я пойду в свою комнату, – сухо сказал Моцарт, взглядом пытаясь дать Сальери понять, что тому стоит пойти за ним. Как-никак, Калисто догадался об истинной причине пребывания Вольфганга в доме, а значит, надо предупредить об этом Антонио. – Не спешите, герр Моцарт, – Адриано опустил руку на плечо юноше, уже было поднимавшемуся с кресла. Вольфганга невольно передёрнуло. Он на каком-то интуитивном уровне чувствовал, что Адриано точно может быть убийцей. Люди, которые могут мнить себя теми, кто вершит чужие судьбы и распоряжается чужими жизнями, словно может одарить ими вновь, внушали ему омерзение. По этой же причине он пока не мог и примириться, хотя бы мысленно, с Антонио, ведь тот посягнул на его свободу, вмешался в его судьбу. И вот что из этого получилось. – Чем могу быть полезен? – пытаясь говорить максимально нейтральным тоном спросил Вольфганг. – Нам надо прояснить кое-что насчёт вас, – пояснил Балтассаре, незаметно для всех вошедший в комнату несколькими минутами ранее. Одет он был, как и всегда, очень опрятно, видимо, успел переодеться. – В каком смысле? – сердце Моцарта невольно забилось быстрее, казалось, что даже стоявший рядом Адриано мог слышать этот стук. Как бы Вольфгангу ни была интересна его дальнейшая судьба, в эту минуту он предпочёл бы лечь спать и хоть на несколько часов отключиться от происходившего кошмара. А его тревогу, похоже, сейчас будут лишь усугублять. Встревоженный взгляд Вольфганга, брошенный на Антонио – втайне юный композитор ждал от прежнего врага хоть какой-то поддержки и защиты – отметили все итальянцы, но только один правильно угадал его причину. – В самом прямом, – продолжал итальянец, присаживаясь в кресло неподалёку от Антонио. – Насчёт вас, вашей дальнейшей жизни. – Я никому ничего не скажу о том, что тут произошло, – мрачно отозвался Вольфганг, с тоской глядя на закрытую дверь. Больше всего на свете ему сейчас хотелось покинуть это место, не вмешиваться ни во что, забыть своё невольное прикосновение к скользкому и грязному преступному миру. «Спасибо, Антонио, за новые ощущения… Даже подумать не мог о таком крышесносном принудительном отпуске. Мечта мазохиста, чтоб тебя.» – Конечно, не скажете. Вы же наверняка умны и благоразумны, раз уже в таком юном возрасте обладаете таким существенным влиянием в мире искусства. Ваше имя будет звучать веками, не будет и дня, когда оно не прозвучит на десятки голосов по всей планете. – И к чему вы клоните? – Нам бы хотелось с вами дружить, Вольфганг. Вы можете быть очень нам полезны. – Моцарт нервно сглотнул, бросив уже почти что панический взгляд на Антонио. – Дружба предполагает взаимность, - обуздав страх аккуратно ответил юный композитор. – Я же не знаю, даже того, чем могу быть вам полезен, не говоря уже о том, чем можете вы быть полезны мне… За его спиной оглушительно расхохотался Адриано. – Адриано-Патрицио, держи себя в руках, – бросил Балтассаре, но видно было, что и он позабавлен таким смешением дерзости и наивности. Антонио даже не улыбнулся, всё так же отрешённо смотрел в одну точку и сжимал губы. – Может быть, поговорим утром? – с надеждой произнёс он, усилием воли заставив себя участвовать в разговоре. – У Вольфганга, и у нас тоже, был тяжёлый день. Разговор может не принести нужного результата. – Когда живёшь такой жизнью, которой живём мы, приучаешься быть менее нежным, Антонио Сальери, – холодно ответил Балтассаре. – У меня разговоры всегда приносят нужный результат, тебе ли этого не знать? Между прочим, не трать даром время. Иди и избавься от трупа Винсенто, нет желания находиться в одном доме с покойником. И ты ему помоги Адриано, пуля была выпущена из твоего пистолета. Да и тебе, Калисто, надо отвыкнуть от красивой жизни и посмотреть на реальную. Ступай с ними. – Он окинул взглядом замершего от сплава самых разных чувств Вольфганга и улыбнулся. – Мы поговорим с герром Моцартом наедине. *** – Ещё раз: почему именно я? Просто хочу убедиться, что следовать нашему плану, где я играю главную роль, это не глупость, а необходимость, – Наннерль стояла у окна, всё ещё немного возмущённо глядя на Констанцию. – Ну На-а-аннерль, Терезия Сальери меня знает в лицо! – девушка умоляюще сложила руки. – Если она узнает меня, а она узнает, Вольфгангу мы этим не поможем. Ещё и неприятностей наживём. – Мы вообще не уверены, что Сальери замешаны в этом деле… а меня она тоже видела! Года три тому назад. К тому же, Антонио тоже может быть дома. И он меня знает. – Если герр Сальери дома, на парковке у дома должен стоять его автомобиль, я знаю, как он выглядит. Тогда мы просто выберем другой день для нашего дела. А Терезия тебя не узнает – ты сменила причёску. – Констанция, кому как не девушке понимать, что это не аргумент! – Ладно, просто подумай, ну кто из людей женского пола готов решиться на такую авантюру, как проникнуть в квартиру Сальери и кого Терезия Сальери не знает в лицо? Моя матушка? Софи и Жозефа? Может, Алоизия? Она могла бы нам помочь, но какая жалость, наша звезда со своей группой снова выступает за границей. Софи и Жозефа отпадают. Секретность – не их конёк. Их конёк – хештеги и гласность. Самое безобидное, что мои сёстры смогут сделать, оказавшись в квартире Сальери – это сделать селфи в ванной комнате. А потом опубликовать это фото в инсте и подписать: «На секретном задании в квартире герра Сальери ;)». Они же блогерши, я не исключаю, что даже Терезия их смотрит. Остаётся мама, а она, сама понимаешь… – Очень понимаю, да, я, пожалуй, не такой уж и плохой вариант, – захихикала Наннерль, представив, как тучная фрау Вебер вламывается в квартиру к Сальери и переворачивает там всё с ног на голову. – Я не совсем понимаю, что конкретно мы ищем? – Любые зацепки. Может быть, там будет какая-нибудь вещь Вольфи, ты же знаешь, как выглядит его телефон, одежда. Но прежде всего, как и я говорила ранее, надо побеседовать с Терезией, желательно вывести её на тему о Вольфганге. Она что-нибудь да скажет, я верю в это. – Очень смутный план, – покачала головой Наннерль. – Строго говоря, вообще не план. Одни догадки и нечёткие действия, но… Я соглашаюсь на это. Только потому, что история с «случайно найденными» сигаретами Вольфганга и правда подозрительная, как и сам Сальери. И ради тебя с братом, конечно. Будем верить в лучшее – мы выручим Вольфганга из любой переделки! – Ура! – Констанция крепко обняла подругу. – Мы можем отправиться прямо сейчас. – Но мы даже не решили толком, под каким предлогом попасть в квартиру Сальери, - с сомнением протянула Наннерль. - Может быть, мне притвориться журналисткой? – Вряд ли Терезия любит журналистов, - передёрнуло Констанцию, которую эти самые журналисты буквально затерроризировали, и она невольно испытывала к ним сильнейшую антипатию. – Мне понравилась версия с распространением косметики. – И где тогда взять брендовую косметику, которая может заинтересовать искушённую фрау? Нет, тоже отпадает. – Сделать как в «Скандале в Богемии»: притвориться, что тебе нужна медицинская помощь. В отличие от Шерлока Холмса притворяться избитой тебе не потребуется, скажешь, например, что беременна, стало плохо, денег на такси нет. Ты якобы позвонила в первую попавшуюся квартиру, - продолжала сыпать идеями Констанция. – Не получится: она тут же вызовет скорую, которая в двадцать первом веке в Австрии приедет по звонку Терезии быстрее, чем мы успеем убежать из того района. Кроме того, там наверняка повсюду камеры. Спешно уходя оттуда мы будем выглядеть подозрительно. И ты, одиноко стоящая возле приличного дома в позднее время, ты тоже будешь выглядеть подозрительно. – Может, я потерялась. И вообще я ещё ни разу не была в том месте, там, наверное, территория озеленённая, я могу просто сесть на скамейку и сделать вид, что любуюсь небом и слушаю птиц. Девушки помолчали, каждая думала о своём. – Ну уж нет, не зря я старалась, сначала уговорила Софи достать этот адрес у богемных подруженек, а потом выуживала этот адрес ещё и у неё! – ударила рукой по столу Констанс. – Ты как хочешь, а я туда наведаюсь. – Констанс, как ты думаешь, что бы сделал Вольфганг на нашем месте? – вдруг спросила Наннерль. – Он бы импровизировал, - вздохнула Констанция. Они переглянулись. – Ты думаешь о том же, о чём и я, верно? – скорее утвердительно, нежели вопросительно сказала Констанция. Ответа, собственно, и не потребовалось. Словам девушки предпочли действие. *** В отличие от Вольфганга и Констанции, не умеющих, да и не считающих особо важным следовать заповедям финансовой грамотности а-ля «не купи кофе по цене велосипеда», герр и фрау Сальери финансами распоряжались с умом, а потому могли позволить себе жилье в историческом центре – во Внутреннем городе. – Тут так шумно, тесно и туристов немало, несмотря на то, что дело к ночи, – покачала головой Констанция. Чтобы быть неузнанной журналистами она без жалости заштукатурила своё лицо, не без помощи Наннерль, разумеется. На голову нацепила миниатюрную кокетливую шляпку с сеточкой, а платье подобрала сдержанного синего цвета в стиле ретро, изменив своему спортшику. Узнать Констанс теперь можно было только если столкнуться с ней носом к носу. Вслед девушкам периодически неслись одобрительные взгляды, а порой и комментарии на разных языках. – Кажется, они принимают меня за твою маму, – хихикнула Констанс, и вправду выглядевшая из-за яркого макияжа и одежды гораздо старше своего возраста. – Мне кажется, зря ты так разоделась, привлекаешь слишком много внимания, да ещё и не только от мужчин, – улыбнулась Наннерль. В отличие от Констанции она была лишь с лёгким незаметным мейком, лишь делающим её тонкие черты ещё более привлекательными и заметными. Скромный, опрятный брючный костюм нежно-голубого цвета был не таким вызывающим, как наряд Констанс, но идеальная посадка, гармонирующий с белыми туфлями цвет и стройная фигура владелицы зацепили не один взгляд. «Надеюсь, всё-таки я выгляжу обычной, лишь немного избалованной дамой. Серую мышку Терезия не посчитает равной себе и не будет откровенничать, а слишком роскошную может просто заподозрить в чём-то, не будет доверять», – с тревогой думала Наннерль. – Тебе страшно? – Констанция словно ощутила эмоцию подруги. – Я волнуюсь, – с нажимом ответила девушка. – И я не знаю, от чего волнуюсь больше: от того, что есть возможность всё провалить, если Терезия меня узнает, или от того, что наши подозрения насчёт их причастности к пропаже Вольфганга подтвердятся. – Я буду рядом, – напомнила Констанция. – Надо повторить наши условные сигналы. – Окей, если я звоню тебе и молчу, сразу вызывай полицию, – вздохнула Нанннерль. – Я уверена, что этого не понадобится. – Если ты звонишь и говоришь, что скоро будешь дома, значит мне надо отвлечь Терезию. Я позвоню в их квартиру. Кстати, однажды на вечеринке мы обменялись визитками, там был её номер. Если она его не сменила, я позвоню ей по телефону. – Визитками обменялись? – У нас с Вольфгангом семейная, а ей принадлежит один бутик. – Кто бы сомневался. Разговор, по мере приближения к жилым домам, сошёл на нет. – Мне страшно, как перед экзаменом, – сглотнула Наннерль. – Аж живот болит. Хочу просто стоять на берегу Дуная и любоваться закатом, а не это вот всё. Но как подумаю о Вольфганге, так сразу хочется делать хоть что-то, идти хоть в логово Сальери, хоть на край света, лишь бы не стоять на месте и не думать о плохом. Пойдём быстрее. – Мы уже пришли, – сказала Констанция. Девушки стояли у аккуратно выглядевшего, белого невысокого дома с изящными небольшими балкончиками. Представлял он собой нечто вроде многоугольника. Улица, как и многие другие в этом районе, была довольно узкой, мощёной. Туристов здесь практически не было, лишь два человека у велосипедной парковки рассматривали что-то на карте. – Я думала, Сальери живёт в более пафосном месте, тут всё же так сдержанно, тихо, скромно… – с интересом оглядываясь по сторонам отмечала Наннерль. – У него есть и особняк за городом, – пожала плечами Констанция. – Не исключаю, что он компенсирует скромность этого жилища. – В этом доме всего пять этажей, не в курсе, на котором живут Сальери? Просто думаю, стоит ли мне планировать сигануть из окна в случае скоропалительного разоблачения, – немного нервно посмеивалась Наннерль. – Нет, - покачала головой Констанс, с подозрением глядя на деревянную дверь, на которой даже ручка была резной. – Не в курсе и не стоит. Она не из тех, у кого хорошая память на лица, ты точно останешься неузнанной. На стене, примерно на уровне ручки, располагалась всего одна кнопка. Привыкшая к домофонам в многоэтажных домах Констанция немного растерялась. – Окей, мы пришли, номер квартиры синьора – пятьдесят один. И как мне позвонить именно в эту квартиру? – Подожди звонить, мы же даже не придумали, что скажем! – одёрнула девушку Наннерль. – Моя идея такова: сейчас вечереет, Вена, хоть и один из самых безопасных городов в Европе, ночью может быть неприветлива к иностранке, которой я прикинусь. Спасибо папе и его путешествиям со мной и Вольфгангом – я могу с лёгкостью притвориться француженкой. – Уже интересно, и что дальше? – Это если нам удастся её увидеть. – А почему не удастся? – А потому, что я не знаю, что сказать, чтобы она не послала меня к чёрту! – Наннерль начинала тихо паниковать и сердиться на Констанцию за то, что та возлагает на неё такие надежды. – Вам помочь? – раздался чей-то голос. Девушки обернулись и Наннерль в ужасе замерла. Она не могла не узнать саму Терезию Сальери, несмотря на то, что та была не при параде, а просто в спортивной одежде. Видимо, как раз из-за того, что женщина была в кроссовках, её шагов авантюристки не услышали. На велосипедной парковке прибавился один велосипед. Терезия, видимо, только что вернулась с прогулки. Выглядела она немного уставшей, но весьма беспечной. Неизвестно, сколько она услышала из их разговора… Констанция замолчала, боясь выдать себя голосом. На деле она буквально чувствовала, как её спина покрывается холодным потом. Вот вам и импровизация. – Так вам помочь? – повторила Терезия, с интересом разглядывая двух чудачек. Констанцию она пока не узнала, да и из разговора ничего существенного услышать не успела, кроме того, что девушки кого-то ищут, но Наннерль с Констанцией могли об этом только догадываться. – М-мможно, да, – выдавила из себя Наннерль. – Понимаете, я слабо понимать немецкий. Я из Франции. Это моя маман, – кивнула она на Констанцию, и та чуть не разразилась нервным смехом. – Информативненько, - картинно кивнула Терезия, ещё больше позабавленная девушками. – Вам нужен какой-то человек? – Да, – тут же нашлась девушка, поняв, что из всего их разговора Терезия услышала самое нужное и практически самое безопасное. – Если я не ошиблась, наш приятель жить в этом доме, но мы не знаем, как сюда попасть. А телефон отключен, не можем ему позвонить. – Ага, – Терезия прищурилась. – Это, наверное, тот гражданин Польши, такой невысокий, полненький? Из дипломатов. Его вы ищете? – Да, – яро закивала Наннерль. – Друг папа, с университета. – Всё понятно. Пойдёмте, я провожу вас к нему, – Терезия улыбнулась каким-то своим мыслям, прислонила ключ к магнитному замку и приветливо отворила дверь, приглашая девушек зайти. Констанция почувствовала опасность. Она попыталась было схватить заходящую Наннерль за руку, но та лишь раздражённо повела плечом, как бы говоря, что нельзя упускать такой шанс попасть в дом, даже если придётся для начала объясниться с полненьким гражданином из Польши. – Я останусь подышать свежим воздухом, - прошептала Констанция, осознав, что Наннерль не остановится. И что у сестры Моцарта как-то вылетело из головы, что она, Констанция, должна оставаться на улице, чтобы прикрыть её и выручить в случае опасности. – А как же ваша мама? – спросила Терезия, заметив, что дама в шляпке заходить не торопится. Красноречие отказало Наннерль и она с надеждой смотрела на Констанцию, надеясь, что та сможет объясниться. – Мне ещё надо сходить в библиотеку, – пытаясь изменить голос сболтнула первое пришедшее в голову предложение Констанция. – Вы бы ещё в два ночи туда пошли, – сокрушённо покачала головой фрау Сальери. – Уже десятый час, она закрыта. – Я туда не книги читать иду. Я селфи на фоне библиотеки делать иду, – нашлась девушка, мысленно вереща от этого беспредельного бреда. Вытянувшееся лицо Терезии явно свидетельствовало о том, что мысленно она верещит вместе с Констанцией. Наннерль негромко кашлянула, привлекая к себе внимание. – У маман кризис среднего возраста, не поймите неправильно. – Ладно, пойдёмте, ваша мама легко найдёт дорогу сюда, библиотека недалеко, – вздохнула Терезия. Не успели Наннерль и Констанция переглянуться, как женщина закрыла дверь. Наннерль огляделась. Помещение представляло собой что-то вроде холла и было хоть и небольшим, но гораздо более современным. Чистым. Особенно её внимание привлекли живые растения. – Идёмте же, я провожу вас! Терезия молча шла через коридор, видимо, к лестнице на второй этаж. Рассыпаясь в благодарностях и ничего не значащих комплиментах фройлен Моцарт последовала за ней. Она заподозрила неладное, когда увидела цифру на двери, к которой её подвела Терезия. «Пятьдесят один… Это же её квартира! Или всё-таки у них пятьдесят девять? Твою ж… Не помню!» – Я только что вспомнила, что ваш приятель уехал в командировку. Если мы говорим об одном и том же человеке, конечно. Вы точно-точно уверены в том, что не ошиблись? – Терезия буквально сверлила девушку взглядом, вызывая у той закономерное неудобство. – Точно, – с упавшим сердцем проговорила Наннерль. Она уже не понимала, то ли Терезия раскусила её, то ли действительно пытается помочь. – Не огорчайтесь, вы же живёте в гостинице, верно? Сейчас я вызову вам такси, если ваш телефон разрядился. – Я была бы так благодарна! – изобразила радость девушка. – Мне подождать вас в коридоре? – Можете пройти ко мне, – приветливо улыбнулась фрау Сальери. – Поговорим как подружки. О нашем, о женском. Думаю, ты понимаешь, о чём я. Не понимая, к чему ведёт Терезия, Наннерль всё же выдавила улыбку и ответила согласием. Мария-Анна с интересом оглядывалась в гостиной, дорогой, безликой и модной. Терезия ушла в другую комнату, сказав, что вызовет такси. Конечно, Наннерль не ожидала, что найдёт здесь брата или следы его пребывания. И всё же горькое разочарование кололо её сердце. Ведь она могла бы поговорить с Терезией, что-то узнать… а теперь лишь убедилась, что Вольфганга здесь нет и не было. «Надо попытаться посмотреть другие комнаты,» – подумала девушка, но вернувшаяся фрау Сальери не дала осуществить эти планы. Да и некультурно было бы ходить по квартире без разрешения хозяйки. Терезия странно, как-то немного грустно и снисходительно улыбалась. Она села в кресло напротив девушки и внимательно посмотрела ей в глаза. «Боже, она меня узнала,» – решила Наннерль. Видимо, страх в её глазах заставил Терезию перейти от переглядок к переговорам. – А теперь скажите, юная авантюристка, что вам от меня нужно? – строгим тоном проговорила женщина опешившей Наннерль. – Не делайте невинные глазки. Ведь гражданин из Польши в этом доме не живёт и не жил. Да и никакой иностранный гражданин тут не жил на моей памяти. – Вы ошибаетесь, у меня не было цели получить что-то от вас! – отчаянно краснея невпопад воскликнула Наннерль. – Была, – спокойно отозвалась Терезия. – Иначе сейчас бы вы это не отрицали. Спросили бы, не ошиблись ли адресом, например. И не краснели бы как маков цвет. Так поделитесь со мной своими тайнами, милая? Не торопитесь, рассказывайте спокойно. Как раз успеете до приезда полиции. – Но я же не сделала ничего плохого! – в отчаянии закричала незадачливая авантюристка. – А это уже полиция решит, – многозначительно ответила фрау, склонив голову набок и разведя руками. – Вы обманом проникли на частную территорию. Неужели без злого умысла? Не тянитесь к своему карману, что бы там у вас ни было. Не хочу причинять вам вред. «Хоть бы Констанция догадалась позвонить фрау Сальери и отвлечь её! Мне бы только к выходу подбежать...» – Наннерль уже почти дрожала. Хоть она и понимала, что ничего преступного не сделала, как только её личность будет выяснена, конфликт Моцартов и Сальери неизбежен. «Как будто его не было раньше,» – с тоской сказала девушка про себя. – Так что, расскажете? – не унималась Терезия. – А какой смысл? То же самое я расскажу полиции, можете послушать, – мрачно отозвалась Наннерль. – Не вызывала я полицию, выдохни уже, – вздохнула Терезия. – Я просто напугала тебя. Думала, ты признаешься. – В чём? – совсем уже недоумевающим тоном простонала Наннерль, тело её буквально ослабло от облегчения. Она подумала, что если сегодня выйдет сухой из воды, то набьёт себе тату гуся. Или просто знатно надерётся своим любимым красным вином. – В том, что ты любовница моего мужа, – спокойно сказала Терезия, глядя в круглые от шока глаза Наннерль. – Что, разве я не права? А та девчонка «маман» твоя подружка, которой ты хотела похвастаться связью с крутым композитором. Антонио наверняка не отвечал на твои звонки, ты подумала, что он в городе, решила нанести визит, якобы мимо проходила. Знаешь, милая, если он трахнул тебя пару раз, то не по любви, а из-за скуки… Чего ты смеёшься?! – Фрау, вы ошибаетесь, – сдержав смех проговорила Наннерль. – Я здесь с другой целью. «Впрочем, притвориться любовницей Антонио Сальери не такая уж и плохая идея… Б-р-р, аж тошно, как представлю! Но ведь тогда мне придётся опять что-то придумывать, а зачем, Терезия сделала всё за меня». – Я хотела поговорить с вами, но не знала, как вы выглядите, поэтому для начала захотела просто попасть в дом, чтобы позвонить в квартиру. Потому и придумала историю про знакомого. А девушка, что была со мной, действительно моя подруга, вы проницательны, – сказала полуправду Наннерль, решившись довериться судьбе. Строго говоря, история была натянутой, но эмоциональная Терезия не обращала внимания на мелочи. Кроме того, ей немного польстило то, что её назвали проницательной. – Я не брошу своего дурака Антонио, каким бы дураком он ни был, – твёрдо ответила женщина Наннерль. – Я всё понимаю, развлёкся он с тобой, а на звонки не отвечает… Но и ты пойми, ему музыка важнее женщин. Даже я, его супруга, занимаю не такое большое место в его жизни, как музыка. Что уж говорить о тебе! К слову как тебя зовут? – Анна, – решилась назвать своё неполное имя Наннерль. – Анна, тебе не стоит пытаться убедить меня расстаться с ним. Да, у нас бывают проблемы, как и у всех людей. Но он мой друг, я не могу его бросить. Мы слишком давно вместе. А давно ли ты с ним встречаешься? – С середины июня, – словно по наитию назвала время исчезновения Моцарта Наннерль. – О! – в глазах Терезии промелькнуло облегчение. – Тогда всё понятно. Вот почему он стал пропадать за городом. Почти сутки не отвечает на мои звонки. А когда приезжал, глаза были такие виноватые. Знаешь, я ведь не против, что он решил развлечься с молодой девчонкой… «Спасибо, но мне через несколько лет тридцать,» – подумала про себя Наннерль. – … Это на него так непохоже. Но теперь я понимаю, почему он так странно себя вёл, когда я приехала в особняк за городом. Ты тогда была с ним? – Да-а, наверное, но я не слышала, чтобы он странно себя вёл, – чувствуя, что тянет за нужные ниточку проговорила Наннерль. «Терезия, умница ты болтливая, говори дальше!» – Ну, уж наши то вопли во время ссоры ты должна была слышать. Кстати, а разве это не ты крикнула тогда? – Что крикнула?! – подалась вперёд Наннерль. «Боже, неужели там Вольфганг? Неужели он правда там и пытался тогда позвать на помощь?» – Ну, Винсент сказал какую-то ерунду, я даже поверила сначала, что это он. Но слишком уж у него голос грубый, для того, чтобы так кричать. Теперь понимаю, что это ты заверещала. Только почему? Паука увидела? – М-мня-м-не, – замямлила Мария-Анна, отчаянно пытаясь придумать какой-нибудь адекватный ответ. – Что «мня-мне»? Боже. Вас что, там было несколько? Ты кричала во время, ну этого самого? Оргазм был? Чего смущаешься, всё что естественно – не безобразно. Но чтобы так во время оргазма кричали – это вообще что-то невероятное. Я конечно тоже темпераментная, но даже я так не ору. – Да, это я кричала, – выдохнула Наннерль. «Терезия, ты меня просто выручаешь своими дикими предположениями, но от этого они не становятся менее дикими!» – Ладно, хватит уже тебя мучить, – решила Терезия, уже почти жалея то краснеющую, то бледнеющую девушку. – Сейчас иди и не тревожь больше ни меня, ни Антонио. С мужем увижу – волосы повыдираю. Поняла? – П-поняла, – хоть Наннерль и не была ни в чём подобном замешана, от осуждающего тона Терезии становилось стыдно даже ей. – Я и сама этого не хотела, случайно вышло. У меня вообще-то парень есть, – решила она приврать ещё больше, чтобы успокоить Терезию. Всё же женщина не заслужила того, чтобы расстраиваться из-за измены мужа. – Вот и будь счастлива со своим парнем. А с Антонио я лично поговорю. Разыгрался он в последнее время. – О чём вы? – Наннерль показалось, что она упустила что-то важное. – Не твоё дело, глупышка. Тебе пора, наш разговор окончен. Всем своим видом фрау Сальери давала понять, что Наннерль пора уходить. Она была уже готова схватить девушку за руку, чтобы выдворить из квартиры. Поняв, что просто так Терезия ей больше ничего не скажет, Мария-Анна Моцарт решила идти ва-банк. – Это ведь из-за Моцарта? Антонио может вести странно из-за исчезновения Вольфганга Амадея Моцарта! Терезия немного вздрогнула. – Он тебе тоже рассказал? – Рассказал, – на всякий случай ответила Наннерль. «Умоляю, Терезия, говори дальше!» – Тогда ты всё и так знаешь, я никаких комментариев по этому поводу дать не могу, – жестоко обломала «детектива» Терезия. – На выход, фройлен. На выходе фройлен Моцарт ждала изрядно дрожащая Констанция. Увидев замученное лицо подруги, она тут же засыпала её вопросами. – Что она с тобой так долго? Ты узнала что-нибудь? Почему такая бледная? Я так волновалась за тебя! Как впечатления? – Констанс, немного позже, – вымученно улыбнулась Наннерль. – Я в подробностях тебе всё расскажу, но позже. Сейчас я могу сказать только одно. – Она посмотрела во встревоженные глаза Констанции и взяла её дрожащие руки в свои. – Похоже, мы были правы. Вольфганг может быть в особняке Сальери.