Гниль

Ганнибал следит за тем, как меняется лицо Уилла после заданного вопроса. Он морщится и, коротко поковыряв пальцами подлокотник кресла, спрашивает в ответ: -Как это связано? -Уилл, я не могу посвящать тебя во все тонкости психоанализа за время наших встреч, - отвечает Лектер легкой улыбкой. -Фокусники не раскрывают секретов, - Уилл тоже криво улыбается и поднимает глаза на Ганнибала. Тот продолжает ждать. Уилл припоминает пару секунд, а потом отвечает, прочистив горло: - Довольно давно. Мне кажется, Вы итак могли догадаться. Это, кажется, очевидно, учитывая последние события. -Моя профессия основана на объективных знаниях, а не на догадках или фокусах, как, впрочем, - Ганнибал убирает с колена пылинку, - и твоя. Уилл смотрит исподлобья и молчит. Тогда Ганнибал переходит в наступление: -Ты считаешь, что некоторые из твоих проблем мешают тебе завести стабильные отношения? -Нет. – Грэм отворачивается и считает красные полосы на шторах. – Чаще так думают девушки. -Они говорили тебе это? -Пару раз. Да. – Уилл покачивает головой и почти дословно воспроизводит хорошо запомнившуюся фразу: - Девушке нужен тот, кто будит ее посреди кошмара и утешает, пока она снова не уснет. Не наоборот. Всем хочется… нормальных отношений. – Уилл сталкивается взглядом с Ганнибалом, тот щурится, пристально глядя на пациента. Грэм кивает, поджав губы, и добавляет: – Мало кто может почувствовать себя со мной так, словно очутился за каменной стеной. -Дело вкуса. Уилл иронично кивает: -Да, точно. – Он удобнее садится, снова начиная ковырять кожаный подлокотник. – Нет, дело не в том, что я боюсь неудачи. -Я не спрашивал, боишься ли ты неудачи, - Лектер перекидывает ногу на ногу и замирает, словно сытый леопард. -У меня есть и хорошие истории, - замечает Грэм, вскинув брови, как если бы Лектер только что предположил обратное. – Возможно, меньше, чем плохих, но они есть. В воздухе повисла тишина. Уиллу вдруг становится неудобно. Он сцепляет пальцы рук и ждет, что ответит Ганнибал. Несмотря на то, что визиты стали обыденностью, нельзя стать до конца откровенным без ущерба собственному самолюбию. Грэму кажется, что он наговорил лишнего. Мысли снова устремляются далеко, пока, наконец, Ганнибал не нарушает молчание и не возвращает Уилла в команту: -Что насчет некрофила? Уилл облизывает губы и пожимает плечами, глядя на лампу на столе. -Большая часть подобных убийств связана с отсутствием навыка социального общения или страха неудачи в отношениях, - продолжает Лектер, будто бы продолжая незаконченный разговор. – Но, кажется, ваш экземпляр руководствуется другими мотивами. -Нет, он боится неудачи, - возражает Уилл, все еще невидящим взглядом глядя влево. – Но это страх быть непонятым. В прошлый раз, вероятно, страх оправдался. Холловей сообщил ему, что уезжает, что не испытывает к нему ничего похожего на любовь. Его не поняли. Ганнибал внимательно смотрит в лицо Уилла, пока тот говорит. Неуловимое, заглушаемое сострадание болезненной тенью скользит в серых глазах. Словно сам это ощутив, Уилл потирает лицо ладонями, и распахивает уставшие за день глаза. -Уже поздно. Я поеду домой. -Я провожу. Пока Уилл встает, ищет куртку и одевается, Ганнибал интересуется, не нашли они что-нибудь в мотеле. Грэм хмыкает, натягивая рукав: -В тот мотель каждую ночь въезжают мужчины с проститутками всех мастей и обоих полов, так что это невозможно отследить. Думаю, он снял номер на первом этаже и смог просто опустить труп из окна в переулок. Ну, или за администраторской стойкой эта пропитая особа была слишком увлечена сериалом, и он просто прошел мимо, неся на руках утопленника, - заканчивает Грэм раздраженно и рывком застегивает молнию куртки. Ганнибал стоит, убрав руки в карманы брюк. Уилл болезненно морщится: -Нет, это все было случайностью. Таких психопатов почти невозможно выследить. -Однако остается место для маневра, - чуть кивает Ганнибал, открывая дверь. Грэм устало оборачивается: -Разве? -В слове «почти». Доброй ночи, Уилл. Он сидит вовсе не так, как если бы задремал, не дождавшись своего автобуса. Напротив, он вовсе не выглядит усталым. Он сидит ровно. Узкие рваные джинсы внизу заляпаны высохшей слякотью. Шнурки кед убраны внутрь ботинка. Рядом на скамейке стоит рюкзак. Левая рука в кармане расстегнутой кожаной куртки, а вторая лежит на бедре. Из другого кармана у него торчит мобильный телефон, провод наушников пропущен под одеждой и висит на шее. Он выглядит обычно. Но красные полоски крови тянуться от ушей по тонкой шее и скрываются под воротом куртки. -Похоже, опять театр. -А ведь если бы не кровотечение, сколько бы он тут просидел. -Это да. Пока Зеллер и Прайс нависают над телом, непринужденно беседуя, Кроуфорд смотрит на то, как Уилл Грэм пытается собраться. -На твой взгляд, это похоже на того, кто убил Холловея? – Спрашивает Джек, переводя взгляд на тело. Этот – совсем мальчик, не старше восемнадцати. Может даже еще школу не закончил. – Уилл? Уилл словно просыпается, несколько раз нервно моргает, коротко оборачивается на Кроуфорда и отвечает: -Я не уверен. -Ты вроде говорил, что тот парень больше не повториться, - замечает Зеллер, пока Прайс и Катц осматривают рюкзак. -Я говорил, что мы не найдем больше тех, кого он убьет, - уточняет Уилл. Он видит сквозь дырки в джинсах пластырь на колене. Пластырь выглядит новым, словно его приклеили пару часов назад. -То есть это другой? – Строго интересуется Кроуфорд, будто Уилл ясновидящий. – Подражатель? Морщина между бровями становится глубже, Грэм не хочет отвечать никому из здесь присутствующих. Ему просто нужно подумать и посмотреть. Когда Джек вел его к этой остановке, одной из сотен пригородных остановок, совершенно обычной, они прошли оцепление и Уилл увидел плачущую женщину, прижимающую руки к груди. -Куда он ехал? – Спрашивает Уилл. С готовностью реагирует Катц, звонко рапортуя: -Уже никуда. В том смысле, что это его остановка, - она кивает на дом напротив. – Он жил здесь. Мать говорит, что вчера вечером он с другом пошел в клуб на концерт, должен был вернуться около полуночи. Она звонила на мобильный всю ночь, думала, что он просто загулял – говорит, раньше такое бывало. В начале пятого вышла, чтобы поехать его искать. Нашла на остановке. Грэм не хочет думать о том, как мать надевает куртку, берет с тумбочки ключи. Как она выходит, закрывает дверь на ключ. Как она спускается по ступеням крыльца, движется в сторону автобусных остановок, снова набирая номер телефона. Неожиданно она слышит музыку – это рингтон мобильного. И она даже узнает эту мелодию. Сквозь утреннюю дымку проступает тень, мобильный телефон играет одну из любимых песен ее сына. Сердце вздрагивает от неожиданной радости – он здесь, уже вернулся, как раз тогда, когда она не выдержала и уже перестав злиться, решила пуститься на поиски. Как ускоряется ее шаг, как она окликает его, улыбается и как уже где-то в сердце растет и наполняется вязким ужасом черная точка – что-то во всей его фигуре не так. Зачем он сидит, почему не берет трубку, почему не идет в дом? Он даже не замечает, как надрывается мобильный телефон в его кармане, будто не слышит его. Грэм не хочет об этом думать. И не думает. Все картины только коротким комиксом мелькают в голове, немного задевают его по касательной. -Она звонила другу? – Спрашивает Уилл и тут же сам отвечает на свой вопрос: - Конечно, но он рано вернулся домой. -Они расстались в клубе еще в начале первого. Джек оборачивается к Уиллу: -Поедешь на допрос? Уилл несколько раз кивает, продолжая смотреть на пластырь на колене. Это другое. -Я буду ждать тебя в машине. – Отвечает ему Кроуфорд и взглядом заставляет остальных агентов покинуть остановку. Уилла оставляют одного. Тело напротив неподвижно ждет своего автобуса. …Зачем так? Уилл не оставляет никому шанса найти мальчика случайно. Он сам привозит его сюда, сам выставляет его напоказ. Он осторожно усаживает его, прислоняет к спинке, чтобы тот сидел как можно более ровно. Потом он поправляет одну, затем вторую ногу. Он оставляет рядом рюкзак. Он кладет его руки так, чтобы мальчику было удобно, чтобы он выглядел красиво. Уилл с удовольствием отмечает, что тот так и остался привлекательным. Ему даже немного жаль оставлять его здесь, но мальчику пора домой. В конце концов, его мать будет волноваться. Уилл включает звук на мобильном телефоне и кладет его в карман черной куртки. Пусть его увидят, пусть его найдут, пусть все посмотрят. Родители Джейка сидят по обе стороны от него. Кроуфорд был бы рад, если бы они вышли, но требовать этого он не может. Поэтому приходится терпеть перерывы в беседе на все «ох, милый», «ему обязательно на это отвечать?» и поглаживания мальчика по рукам. Кроуфорд критично сдвигает брови. Мальчику семнадцать лет, он почти мужчина, и эти сантименты уже неуместны. Грэму, кажется, на это плевать. Он даже не стал садиться – стоит в стороне, сложив руки на груди, и изредка бросает какой-нибудь вопрос. -Почему вы задержались со Стивеном после концерта? – спрашивает Кроуфорд. Джейк бледен, серьезен и говорит отрывочно, словно каждый ответ из него выбивают палками. -Мы решили… - Джейк прерывается. Кроуфорд приподнимает брови и помогает ему: -Вы решили?.. Джейк молчит, потом нехотя продолжает, чуть покосившись на отца: -Мы решили выпить пива, а потом только поехать. Джек изображает мину «что с вас взять», кидает взгляд в сторону Уилла, но тот рассматривает торшер. -Что было дальше? – Кисло интересуется Кроуфорд, отвернувшись обратно к Джейку. -Мы попросили какого-то мужика, чтобы он нам купил. Он купил. Ну и мы потом с ним разговорились. Кроуфорд каким-то шестым чувством ощущает, как Уилл буквально втягивает эти слова, будто охотничья собака – запах добычи. -Милый… - скулит мать Джейка так, словно мальчику грозит опасность. -Что за мужчина? – Подает голос Грэм. -Первый раз его видел, - глупо отвечает Джейк. Его мать, тощая женщина в растянутом лазоревом джемпере, опять начинает гладить сына по руке. -Как он выглядел? – Перефразирует вопрос Кроуфорд. -Ну… Обычный такой. Высокий, лоб большой, в футболке был, светлые волосы… -Сколько ему было лет? -Не знаю. Лет тридцать, наверное. Он с нами сел, поговорили. Он тоже музыкантом оказался. Уилл начинает ходить по комнате. Ковер заглушает его медленные шаги. -Тоже? -Мы со Стивом в группе. Были. Он на басу, а я на ударных. Кроуфорд устает от этого поколения слишком быстро. Он складывает руки и, прищурившись, конкретно спрашивает: -Джейк, этот человек предлагал вам поехать с ним? -Нет. Он вообще без машины был, сам сказал. Решил выпить этим вечером. И нам еще купил. Но я ушел быстро, а Стив остался, они стали про свои гитары трындеть. Я, правда, ушел. -Хорошо, - кивает Кроуфорд. Мать гладит костлявыми пальцами руку сына и бесконечно всхлипывает. – Спасибо, что уделили нам время. – Кроуфорд встает и дежурно кивает родителям Джейка. – Уилл, - окликает он Грэма, который внимательно осматривает книжную полку, украшенную статуэткой бассет-хаунда. Когда они выходят на крыльцо, Кроуфорд глубоко вдыхает прохладный осенний воздух. Грэм идет следом. -Что скажешь? – Приказывает говорить Джек. -Ну, подозреваемый без имени, возраста, машины, внешности у нас есть. -Уилл, - Кроуфорд оборачивается к нему. Грэм вскидывает на него взгляд и шмыгает носом. – Это может быть тот же человек, который убил Холловея? Уилл делает несколько шагов молча. Они прошли садовую дорожку и спустились к тротуару. -Уилл? – С нажимом повторяет Кроуфорд, когда пауза затягивается. -Джек, это другое. -Другой убийца? Уилл кусает губы, потом в недоумении пожимает плечами: -Холловея любили и увезли, как куклу-невесту в кукольный дом. Этого же мальчика не любили, им воспользовались. -Думаешь? – Буквально воспринимает слова Джек. Уилл хмурится и фыркает: -Нет. Да. Не знаю. Экспертиза покажет. Джек… Это демонстрация. Он хотел, чтобы все увидели, что он сделал. А Холловея нашли случайно. -Понимаю. Но спустя три недели после того кукольного театра, мы находим в нашем же округе мальчика, - Кроуфорд поднял указательный палец, как бы придавая весомость своим доводам. – Убитого предположительно мужчиной. Убитого и усаженного на автобусной остановке так, чтобы он как можно дольше просидел там, словно ему не проломили череп. Я, конечно, не настаиваю, - самым убедительным тоном говорит Джек. – Но сходство есть. Я знаю, ты говорил, что этот маньяк вряд ли повторится, и можно откладывать его дело в долгий ящик. -Да. -Но, возможно, ты ошибся. Уилл втягивает холодный воздух носом и отворачивается в сторону. -Джек. Если я ошибся, - говорит он, подавляя раздражение. – То нам придется искать ответ на еще один вопрос. -Верно, - кивает Кроуфорд и открывает машину. Когда они садятся, он оборачивается к Уиллу: - Что именно повлияло на него, если этот труп он выставил на всеобщее обозрение. -Да. Или кто. На том конце раздается шуршание. -Эбигейл. -Здравствуйте. Ганнибал ждал больше трех минут, когда Эбигейл дойдет до телефона. Надо добиться разрешения на мобильный, иначе стоит начинать звонить еще с утра. -Надеюсь, я не разбудил тебя? – Спрашивает Ганнибал, прислушавшись к каждому звуку. – У тебя сонный голос. – Или такой, который бывает у женщин после того, как они плакали. -Нет, я просто отдыхала. -Что ж, у меня есть к тебе небольшое предложение. -Какое? – Через пару мгновений спрашивает она настороженно. -Я купил кое-что к ужину. Овощи, твою любимую клубнику, мясо. Пожалуй, я даже переоценил свои силы. Мне требуется помощник, чтобы справится с этим со всем. Что если я заберу тебя через час и мы все это приготовим? -Ух ты, - голос Эбигейл все еще заплаканный, но она заметно повеселела. – Было бы здорово. -Тогда собирайся. Я выезжаю. Кроуфорду не терпится, понимает Уилл. Джек всегда бросается вперед, если есть шанс. Он как первая собака в упряжке – тащит всех за собой. Поэтому результаты медицинской экспертизы готовы уже к вечеру. Джек перехватывает Уилла у автомата с кофе, когда у него перерыв. С тоской оставив недопитый стаканчик на подоконнике, Грэм ловит себя на мысли, что, если бы он был поменьше размером и помещался бы в зубах у Кроуфорда, то Джек, наверное, таскал бы его с собой, как собака кость. -Первое, - начинает Катц. Она устала, но по-прежнему ее энтузиазм бьет через край. – Смерть наступила в результате перелома черепа. Удар был нанесен в височную область тупым предметом. Внешние повреждения почти незаметны, так как рана была посмертно обработана. Кровотечение из ушей наступило несколько позже. Кроуфорд кивает. Уилл смотрит на серое тело, по пояс укрытое простыней. На столе мальчик кажется вовсе ребенком. -Второе, - Катц поднимает глаза от бумаг, с секунду мнется. – Посмертный половой контакт. Следов спермы нет. -Какая щепетильность, - с неприязнью фыркает Зеллер. – Значительных повреждений анального прохода, кстати, тоже нет. -Постарался, - кивает Катц. Уилл стоит молча и не смотрит ни на кого в комнате, уперев взгляд в ножку стола. -Есть несколько царапин на левом и правом боку, но в целом все очень аккуратно. -А ссадина на колене? – Спрашивает Уилл. Это не слишком важно, но почему-то ему хочется узнать. -Да, ей примерно сутки, - с готовностью отвечает Катц. Уиллу вдруг неприятно кажется, что она чувствует себя виноватой перед ним. -Итак, - подытоживает Кроуфорд. – Думаю, никто не возражает против того, чтобы привязать Стивена Пэревелла к делу об убийстве Холловея. Уилл ощущает на себе взгляды и поднимает глаза. Зеллер чешет щеку и обращается к Джеку: -Никто из нас не против. – Он переводит взгляд на Уилла и неуловимо меняется его тон: - Грэм? Пэревелл младше Холловея. Их убили в местах, которые разделяют сто сорок километров. Холловея спрятали. Пэревелла выставили напоказ. Уилл абстрагируется и, глядя на труп, делает пару шагов к столу. -Он как ребенок, который давит муравьев. Он просто не понимает или отказывается понимать то, что его действия – аморальны. Он играет, но игра для него – реальность. Холловея он привез в свой шалаш, спрятал, украл. – Вдруг Уилл словно разбивает яичную скорлупу. Он поднимает глаза и невидящим взглядом шарит по лицам Кроуфорда, Катц и Прайса. – Он читает газеты. Пэревелла он выставил напоказ, потому что ему не понравилось, как все выставила пресса. Его оклеветали. Ясность открытия так встряхнула Грэма, что он стал ощущать собственный пульс в висках. Газеты и ресурсы опубликовали статьи об извращенце, издевавшемся над трупом в подвале. Мало кто упомянул о том, сколько сил ушло на то, чтобы за короткое время устроить из подвала уютную комнату. Никто не подумал о том, как болела спина после того, как он нес диван. Никто не упомянул о свечах и красной рыбе, которую он сам готовил. Все писали об извращенных сексуальных практиках, употребляли вместо слов «дом» и «комната» слова вроде «погреб», «подвал», «яма», кто-то даже выразился «темница». Его самого называли «психом», «извращенцем», «выродком». Над ним насмехались. -Его оклеветали, - повторяет Уилл и возвращается. -Он считает, что его оклеветали? – Переспрашивает Кроуфорд. Уилл моргает и убирает руки в карманы брюк, изгибается и отходит от стола, к которому подобрался слишком близко: -Да. Он так считает. -Так… Ты, значит, согласен, что это тот же некрофил? – Снова переспросил Джек. Катц отвела глаза от Уилла и уткнулась в бумаги. -Да, это он, - согласился Уилл. У него заболела голова. Катц нагоняет его в коридоре. До выхода осталось всего метров сто. -Постой, - просит она. Уилл вымученно изображает вежливость: -М? -Джек сказал, что ты думал, что это жертвы разных… -Джек не из тех, кто любит молоть языком, - прерывает ее Уилл и смотрит на нее. Она застывает, потом расплывается в извиняющейся улыбке. -Верно… Но ты ведь так думал? -Сама решила? Катц немного хмурится, но глаза все еще излучают назойливую заинтересованность. -Просто мне интересно, почему ты сомневался. Уилл моргает. Он не знает, куда деть руки. Сказать ей, что в его глазах убийство Холловея было нормальным, по крайней мере, легко объясняемым и понятным, а убийство Пэревелла было бездушным и жестоким – это выставить себя еще большим чудаком, чем уже прослыл. -Его вынудили убить второй раз. Чем больше они напишут, чем больше люди будут говорить об этом, тем быстрее появится третий убитый. Это продиктованное убийство. Он хоть и был бережен, но это, возможно, лишь черта его характера. Это убийство – вынужденная выставка, в нем нет любви. Катц выслушивает до конца. Потом она вскидывает тонкие брови: -Удивительно, сколько поэзии ты видишь в таких вещах. Уилл дернул краем губ. -У меня вообще творческая профессия. Катц улыбается в ответ. Уилл мнется пару секунд, потом кивает и уходит. Он чувствует ее взгляд на своей спине до тех пор, пока не закрывает за собой дверь. Наконец-то этот день заканчивается. Эбигейл охает, когда видит заставленную покупками кухню. Ей становится даже смешно. -Я думала, Вы пошутили! -Нет. -У нас что, будет банкет? -Небольшой, для своих. Эбигейл оборачивается на Лектера, который стоит позади и завязывает белоснежный фартук. -Это для кого? – Подозрительно спрашивает она, стараясь не выдать себя. Лектер достает из ящика второй фартук, подходит к ней со спины и помогает надеть. -Это для меня и тебя. Алана не в городе. Эбигейл расплывается в улыбке. Она стягивает волосы на затылке черной резинкой и встает у рабочего стола, опершись о него руками. Пока Ганнибал достает миски, ножи и доски, она чуть подтягивается, на пару секунд повиснув на руках и болтает в воздухе ногами. -Я не очень хорошо готовлю, - решает она предупредить. -Я уверен, у тебя много других талантов, - между делом замечает Лектер, доставая из ящиков масло и приправы. Эбигейл улыбается и укоризненно на него смотрит, Ганнибал чуть вздергивает уголки губ. – Все получится. -Вы мне льстите, - отвечает Эбигейл и сама удивляется, как грустно это звучит. -Вовсе нет. Я в тебе уверен. Лектер обходит ее и включает плиту. Он оборачивается к ней и упирается взглядом в голубые глаза. Эбигейл кажется, будто этот взгляд физически сковывает ее по рукам и ногам. -Главное, слушайся меня, и все получится. Сегодня ему удалось освободиться пораньше. Уинстон входит в прихожую, щелкает включателем света и вешает ключи на крючок. -Я дома, - негромко возвещает он. Стягивая ботинки, он прислушивается тишине в комнатах. – Это я, малыш, - повторяет он на всякий случай. Когда он проходит в комнату, чтобы включить телевизор, глаза трех волнистых попугайчиков, сидящих в клетке под потолком, кажется, следят за ним. Он включает телевизор, прибавляет громкости. У него двухкомнатная квартира. На диване напротив телевизора лежит, свернувшись клубком, кот. -Привет, соня, - Уинстон дежурным жестом гладит черную шерсть и направляется на кухню поискать ужин. Перестук ножей – быстрый и легкий и медленный и тяжелый – наполняют кухню. Эбигейл осторожно режет морковь. В глубокой сковороде монотонно шипит шпик. Жар от огня нежно обволакивает его и постепенно вытапливает жир, заставляя его пузыриться и пениться, будто гребешок морской волны. Лектер быстро и ловко нарезает репчатый лук, молодой и сочный, буквально самостоятельно распадающийся на идеальные кольца. Эбигейл смотрит исподлобья за тем, как приплясывает лезвие на доске, продолжая медленно нарезать свою морковь. Ганнибал будто почувствовав на себе ее взгляд, поднимает глаза. Пару мгновений они смотрят друг на друга, пока перестук двух ножей отсчитывает время. Эбигейл опускает глаза, отодвигает нарезанную морковь, похожую на стебли раскрашенной в рыжий цвет соломы. -Моя мама не умела готовить, - говорит она. Ганнибал легкими точными движениями сдвигает луковые кольца вместе и одним, неуловимым, – разрезает их пополам. – Она делала только то, на чем сзади написана инструкция. Я научилась делать яичницу, чтобы хотя бы с утра есть что-то не из пакетов. Лектер оказывается рядом, слитным движением забирает доску с нарезанной морковью и высыпает ее в сковороду. Туда же отправляется лук. Звучное шипение наполняет кухню. Это напоминает сразу и звук дождя, и шум ветра, и шелест листвы. Тут же распространяется аромат – все помещение тонет в симфонии запаха, звука и вкуса. -А твой отец? Разве он не готовил? – Ганнибал тяжелым жестом укладывает кусок мяса на стол. Уилл выключает двигатель, вытаскивает ключи и, закрыв машину, поднимается к двери. Уже стемнело, фонарь на крыльце светит энергосберегающей лампочкой. Грэм долго гоняет ключи от дверей по карману, пока, наконец, не выуживает их из горсти мелочи и таблеток от головной боли. Все это время под дверью слышно копошение и громкое, на разные голоса, поскуливание. Уилл вставляет ключи в замочную скважину, в дверь начинают уже беззастенчиво ломиться с той стороны. Все восемь собак решают, что выбить дверь будет куда быстрее, чем их хозяин проберется внутрь обычным путем. Когда Уилл распахивает дверь, все стадо вываливается на крыльцо и окружает его. В толчее и счастливом тявканье, он заходит, в конце концов, в дом. Каждый вечер Уилл входит, шикает на разнузданных от счастливого волнения псов, переодевается в домашнюю одежду и, наскоро сделав себе что-нибудь перекусить, выбирается обратно на крыльцо. Пока Шеффилд, Уинстон, Фредерик, Рэдд, Лайм, Саймон, Роб и Джереми носятся вокруг дома, Уилл уговаривает себя перестать думать о всем том, что занимает его мысли в течение дня. Этим вечером он старается выкинуть из головы и пластырь на ноге Пэревелла, и Кроуфорда, и всхлипывания матери Джейка – мальчика, который по воле случая не оказался тем из двоих друзей, которого нашли на остановке – мать это хорошо понимала. Он старается не думать о Катц, которая с присущим женщинам вниманием, старалась облегчить ему вину за ошибку. Да, именно это она хотела сделать, но слишком неумело. Она совсем не чувствует момент. С другой стороны, решает Уилл, она все же поняла, что он чувствует вместе с удивлением еще и вину. Разум подсказывает, что это глупость, что Грэм не мог сделать ничего с тем материалом, который был, чтобы предотвратить вторую жертву. Он сердито поводит головой. Уилл старается сосредоточиться на холодном воздухе, на паре, вырывающемся из его рта, на отблесках далеких звезд. Он замечает, что три пса сосредоточенно что-то обнюхивают у колес припаркованной машины. Уилл подает голос, чтобы они бросили то, что нашли. Все трое умело его игнорирует. Грэм снова шикает на них, тогда двое из них, подавленные авторитетом, бросают находку. Самый упрямый бросается прочь только тогда, когда Уилл уже спускается к машине и щелкает пальцами совсем близко от его уха. Уилл чувствует беспокойство, которое не проходит, но вместе с тем вся эта возня дарит ему прозрачное и уязвимое чувство нормальности. Грэм подзывает всех и закрывает дом, когда последний хвост преодолевает порог. -Что это за мясо? – Спрашивает Эбигейл, отправляя в рот очередную сочную клубнику. Ганнибал перекладывает на ее доску часть от того большого куска, берет нож крупнее. -Свинина. Мясо приятно прохладное, липкое и тяжелое. Тонкие полоски белого жира перечеркивают розовый, почти идеальный цвет, словно Эбигейл смотрит не на кусок мяса, а на осколок дорогого мрамора. Когда она берет нож и двигает мясо к себе, вмятины от ее пальцев почти сразу разглаживаются. Эбигейл кивает Лектеру, поднимает глаза. -У Вас знакомый мясник? – Интересуется она. Ганнибал уже избавил свою половину свинины от полоски жира и нежных тянущихся пленок. -Конечно, - отвечает он и начинает разделывать мясо. Эбигейл берется за дело. Уверенным движением она отрезает белую ленту жира, но доска скользит от ее движений. Она кладет нож, дотягивается до полотенца, подкладывает его под разделочную доску, и продолжает. -Почему ты спросила? -А? Просто. Хороший кусок. Такой в супермаркете не купить, - пожимает Эбигейл плечами. Нежное мясо расходится под острым ножом беззвучно. Аккуратные полоски, лежащие теперь на доске вовсе не похожи на что-то, что когда-то было живым. Они вовсе ни на что не похожи. -Я думал, - Лектер быстро и легко кромсает полоски на аккуратные, абсолютно одинаковые кубики. – Вы редко покупали мясо. Эбигейл удерживается оттого, чтобы вскинуть голову слишком поспешно. Неприятное ощущение прокрадывается под свитер, будто кто-то кинул ей за шиворот все эти кубики прохладной липкой свинины. -Да, - отвечает она, дорезав кусочек. Он получился чуть больше предыдущего. – Отец предпочитал оленину, - она отрезает еще один, последний. – Птиц. – Нож в сырой руке соскальзывает и кончиком цепляет ее за палец. Эбигейл морщится, хватается за руку и зажимает порез. Ганнибал обходит стол, достает чистое полотенце и дает ей. -Ничего страшного, совсем чуть-чуть, - говорит она, принимая полотенце и зажимая ранку. – Только я, кажется… - Она указывает взглядом на последний кубик мяса. По нему на разделочную доску сползает алая капелька крови. -Не бери в голову, - Ганнибал забирает ее доску со всеми кубиками, включает ледяную воду и споласкивает кусок мяса. – Возьми в аптечке все необходимое. Верхняя полка, слева. Пока Эбигейл разбирается с порезом, Ганнибал снимает крышку со сковороды. Золотистый лук приплясывает в прозрачных пузырьках жира, морковь, уже мягкая и податливая, изгибается в разные стороны и не ломается, когда Ганнибал помешивает всю заготовку. Он ссыпает кубики свинины туда же – со своей доски и доски Эбигейл. Клубы пара с пущей силой взмывают под потолок. -Эбигейл, ты все нашла? – Спрашивает Ганнибал, не оборачиваясь. -Да. -Тогда достань, пожалуйста, имбирь и пиво из холодильника. Уинстон пододвигает небольшой журнальный столик к дивану, как делает каждый вечер. По телевизору идет какой-то футбольный матч. Заставленный всем необходимым столик чуть упирается в колени, Уинстон устраивается удобнее и случайно садится на кота. -Сколько раз тебе говорить, - недовольно бормочет Уинстон и перекладывает неподвижного кота в сторону. Наконец, когда все готово, Уинстон приступает к делу. Он достает из небольшой миски мокрый лоскут, похожий на тряпку для стола, бережно его выжимает и, привстав, укладывает на приготовленную сушилку, стоящую рядом с диваном. Он расправляет каждую складку шкурки, растягивает в разные стороны все лапки, похожие сейчас на крохотные чулочки. Полотенцем он промокает сырой хвост, с которого уже сорвались несколько капель прямо на пол. Чтобы не осталось соляных пятен, Уинстон протирает и ламинат. Он возвращается на диван и, достав из небольшой жестяной коробки паклю, начинает бережно приматывать ее толстой черной ниткой к хрупкой на вид проволочной конструкции. Комментатор в телевизоре вскрикивает – открыт счет. -Как ты смотришь эту чушь, - буркает Уинстон коту и переключает канал. Уилл высыпает остатки корма из начатого пакета. Пока собаки толкаются и борются за удобное положение у одного из двух тазов, откуда едят каждый вечер, Уилл стаскивает с полки в кладовой второй пакет в пятнадцать килограмм. Когда у тебя столько псов – уже не важно, восемь ли это собак или восемь лошадей. Уилл грохает пакет на пол, разрезает его ножницами. Когда их было меньше, у каждого была своя миска. Но такая стая не признает собственностей – миски переходили от самого наглого владельца к самому сильному или к самому голодному, поэтому Уилл купил два пластиковых таза и решил не вмешиваться в кормовые войны. Он насыпает еды во второй таз. Те, кто уже добился места у первого бросаются ко второму, словно Уилл насыпал туда что-то повкусней. Те, которые ждали еды, пока их сородичи уже хрустели за обе щеки – получают первый. Уилл заворачивает края пакета, задвигает корм в кладовую и закрывает дверь. Вся кухня погружается в сосредоточенный хруст. Уилл замечает в стороне от всех Джереми. Джек-рассел терьер лежит у миски с водой и не участвует в пиршестве. Уилл хмурится. Он подходит к псу, садится рядом с ним на корточки и гладит его по ушам. Джереми грустно отворачивает голову. Уилл размышляет какое-то время, потом достает с полки пластиковую миску, снова открывает кладовую, сыпет в миску немного корма и относит миску к Джереми. Может, он устал и не хочет бороться с этими слонами? Джереми поводит носом. Уилл пододвигает миску поближе, пес благодарно берет пару кусочков, но выплевывает, не прожевав. Уилл обеспокоенно смотрит на грустную собаку, пока ему под локоть лезут две морды, подбирающие выплюнутые Джереми кусочки. Один из тазов, видимо, опустел. -Что с тобой такое? – Уилл отставляет миску в сторону, берет пса на руки и заглядывает ему в глаза. Миска слишком маленькая для двух крупных морд, поэтому происходит ожесточенная борьба, пока один из псов, кажется, Роб, не догадывается просто унести ее вместе с остатками содержимого туда, где ему не помешают. Пять собак отправляются в погоню. Уилл же проверяет уши у грустного пса. Все чисто. Уилл ставит Джереми на пол и смотрит на него. Пес отходит чуть в сторону и снова ложится. Когда он кладет морду на белые лапы, Уилл замечает, что что-то не так с пастью собаки. Пиво заполняет сковороду. Пена, словно пена в ванной, укутывает обжаренные кусочки свинины. -Хорошо, что никого больше не будет, - чистосердечно говорит Эбигейл, сидя на высокой табуретке. Палец промыт и заклеен пластырем. Она смотрит, как Ганнибал добавляет соль, отсюда кажущейся легкой пылью, спиралью опускающейся в сковороду, преодолевая клубы пара. -Я тоже так подумал. Эбигейл молчит пару мгновений, потом расплывается в скромной улыбке. -Поэтому никого не позвали? Ганнибал стряхивает натертый имбирь в пенящуюся сковороду и оборачивается к ней через плечо: -Я поступил более изощренно, - непринужденно отвечает он. – Я просто подобрал день, когда бы все, кто бы мог рассчитывать на мое приглашение, были заняты. Он помешивает содержимое сковороды, источающее прекрасный аромат, накрывает все крышкой и ставит таймер. -Ммм, - протягивает Эбигейл. – Алана уехала?.. -Алана уехала, на Уилла свалилось много дел с утра. Я решил, он захочет провести вечер дома, без долгих разговоров и… -Меня, - заканчивает Эбигейл. Лектер укоризненно наклоняет голову. Она отводит взгляд. -Это взаимно, не нужно на меня так смотреть, - просит она холодно. Лектер не настаивает, за что она ему благодарна. Он вытирает руки и после какого-то времени обращается к ней: -Эбигейл, это вполне закономерно, что ты так относишься к этому человеку. Я вовсе не осуждаю тебя. Она поворачивается к нему и молча смотрит в глаза. Ганнибал кожей ощущает недоверие и, вместе с тем, острое желание, даже потребность – довериться. Он спокойно выдерживает ее взгляд и добавляет: -Ты совершенно нормально реагируешь на всю ситуацию, поверь мне. -Нормально реагирую? Вы встречали много девушек, чьи отцы были серийными маньяками? Эбигейл сама не ожидала от себя этого вопроса. Он вырвался у нее сам собою, будто с ветки сорвалась спелая ягода. -Нет. Но у меня есть опыт общения с людьми, пережившими покушения. И с людьми, чьих близких были вынуждены арестовать. Эбигейл опускает глаза на палец, заклеенный пластырем, и водит по нему ногтем. -Но я ведь ненормальная. – Ганнибал не отвечает. Эбигейл закусывает губу, а потом говорит чуть громче: - И никогда не была. Разве нормально девочке моего возраста знать, как потрошить тушу или как ставить капканы? Ганнибал молчит. Он опускает глаза на таймер. Прозвенев, он мог бы все испортить, вспугнуть, но до звонка остается еще некоторое время. -У меня ненормальный отец, ненормальное детство. Знаете, чему он научил меня в пять лет? – Эбигейл на какое-то время поднимает голову, чтобы убедиться, что Лектер тут и слушает ее, что она не одна. – Он подарил мне детский набор охотника и показал пластиковым ножом, куда бить, чтобы удар был смертельным. Ганнибал решает про себя, что это не самое бесполезное знание, которым можно наградить ребенка в пять лет, но все же не может удержать от секундного приступа отвращения – как глупо и противно такое откровение со стороны Хоббса. Эбигейл опускает глаза и с силой надавливает ногтем на пластырь. -Вы когда-нибудь охотились? – Спрашивает она. -Пару раз. -Вот это – нормально. Вы же мужчина. -Тебе нравилось охотиться? – Задает вопрос Ганнибал. Она удивленно смотрит на него. – Я не спрашиваю, считала ли ты это нормальным. Вопрос о норме имеет дискуссионную природу, и я склонен считать, что рамки этого понятия люди стягивают до размера собственных мозгов. Эбигейл смотрит, как сквозь пластырь проступает красное пятнышко крови. -Нет. Ганнибал смотрит в ее черную макушку. -Тебя заставляли делать вещи, которые тебе не нравились. -Да. -Но это закончилось, Эбигейл. Я тебя не заставлю делать ничего, что бы было тебе неприятно. Эбигейл расцепляет руки и выпрямляется. Она будто снова оделась в доспехи. Ганнибал встречается с ней взглядом. В этот момент трещит звонок таймера. В голубом цвете крохотный череп кажется какой-то удивительной раковиной, лежащей глубоко на дне океана. Раствор слабый, но Уинстону нравится иногда смотреть в него, поэтому он всегда разводит купорос в прозрачной посуде. Он закончил приматывать паклю к каркасу и теперь, отложив заготовку, распечатал упаковку детского пластилина. Отщипнув черного цвета, он начинает обклеивать каркас тонкими кусочками там, где удалил мышцы. Затем он достает череп, протирает его, добавляет на небо и в глазницы паклю. Уинстон какое-то время тратит на то, чтобы найти в большой стеклянной банке искусственные глаза одинакового размера, но когда ему это удается, дело движется быстрее. Он устанавливает крохотный череп на каркас, закрепляет его так, чтобы он не упал, а затем бережно начинает натягивать подсушенную шкурку на мордочку. Уинстон старается не делать белке больно, даже что-то приговаривает, как будто обрабатывает ссадину у ребенка. Осторожно он прокалывает концами поперечных стержней подошвы беличьих чулочков, поморщившись и подув на каждую лапку, чтобы облегчить боль. Когда он делает зверей по заказу, это занимает не меньше времени, чем те, которые он делает для себя. Пару дней назад к нему приходили двое родителей и просили поправить их таксу. «Наш маленький сын ее очень любил, - сказали они. – Вас нам рекомендовали как одного из лучших». Он вложил много сил в эту таксу и, в конце концов, ему было даже жаль ее отдавать, но, конечно, пришлось – таксу ждал дома маленький мальчик. Охотники, просто любители, странные родители, пожилые старушки, не желающие расставаться со своими кошками – люди приходят к Уинстону и просят сделать что-нибудь. Они не знают, как быть. Им кажется, что слава от победы на охоте исчезнет, если исчезнет трофей. Им кажется, что любовь к кошке поблекнет, если ее похоронить. Они правы. Уинстон привязывает косточки ног к стержням. Он знает, как все исправить. Это просто. Ведь так даже лучше. Они остаются рядом, все такие же. Но спокойнее. Ваша собака вас больше никогда не укусит. Кошка никогда не нагадит. Медведь будет вызывать зависть у соперников. Зачем расставаться с ними? Людям нравятся его работы. Он выполнял заказ для музея естествознания – композиция из всех куньих, обитающих на территории Соединенных Штатов. Он заслужил признание среди коллег. Каждое животное его работы остается таким же красивым, как было. Его работы редко портятся, стоят долго, очень долго. Мелкие заказы он делает дома, сам может развозить их по городу. Крупные выполняет в мастерской. Эта белочка – подарок на десятилетие девочке Оливии. Уинстон зашивает шкурку, наслаждаясь ощущением мягкого меха под пальцами. Когда он заканчивает, белочка выглядит совсем живой. -Вот и все, завтра отвезу тебя. Уинстон убирает все со стола, протирает поверхность. Он отодвигает стол от дивана, перекладывает кота на его обычное место и гладит на ночь: -Доброй ночи, малыш. Белочку он берет с собой в спальню и ставит на полку, чтобы не забыть. Завтра с утра шкурка будет совсем сухой, и хвостик будет пушистым. Уинстон доволен работой, но все равно думает, как с утра будет поправлять ушки – ему хочется, чтобы они были подальше друг от друга. Он отрезал только те штыри, что торчали из задних лап, поэтому завтра на штыри в передних лапках можно будет наколоть желудь. Уинстон вскоре засыпает, но спит плохо. Ему снится белочка, которую он хочет усовершенствовать. Когда протягивают к ней руку, белка начинает оплывать. Текут ее уши, глаза, оседают лапы. Она тает, как восковая свеча. -Ничего страшного, это гингивит. Хорошо, что вы сразу заметили. Уилл стоит у стола, на котором все такой же грустный лежит Джереми. Девушка-ветеринар выписывает рецепт. Уиллу не нравится запах медикаментов. Он надышался ими вдоволь, пока отсидел всю очередь. Ночью в ветеринарной клинике в основном животные, пострадавшие вследствие несчастного случая. Уилл сидел с Джереми за старым псом, которому перебили входной дверью заднюю лапу. Уилл так же наслушался всех историй, всех причитаний и всех подвываний, какие только возможны в начале первого ночи. -У Вас еще животные есть? -Есть. Уилл принимает из рук врача бумажку, исписанную названиями мазей для десен. Девушка поправляет волосы. На ее полных руках множество родинок. -Тогда проверьте всех. Если найдете что-то без новообразований, нарывов и других страшилок – просто лечите мазями, можете не везти. Вот так. Уилл с облегчением кивает. Однажды, когда еще не было Джереми, Уинстона и Роба, он возил всех пятерых в ветеринарную клинику, которая уже закрылась, когда обнаружил у них что-то кожное. Пять собак удалось свезти за три раза. -Спасибо, - устало благодарит Уилл. -Да вы не переживайте так, - утешает его девушка, обеспокоенно посмотрев в его серое лицо. – Это обычное дело. Вполне нормальное. Главное, что Вы вовремя заметили – даже зубы не пострадают, все вылечите. Он берет печального пса одной рукой, убирает рецепт и идет на кассу и в магазин при клинике. Джереми апатично взирает на больных зверей под собой. -Не грусти, - решает сказать пару слов совсем скисшему псу Уилл, когда они оказываются в машине. – Слышал, что она сказала? Это нормально, выздоровеешь. Джереми печально смотрит на него и шевелит языком, снова обследуя опухшие десны. -Нормально, - повторяет он, и это слово вдруг сильно его задевает. Пэревелл на остановке выглядел нормальным. Пэревелл был мертв, когда ему заклеили ссадину на колене. Пластырь выглядел нормальным. Это бессмысленное слово. Границы между нормальным и противоположным формальные, подвижные и выдуманные. Уилл заводит машину и чувствует, как в эту секунду очередная крепость безвозвратно тает.