Гниль

Кроуфорд рывком садится и буквально срывает трубку с ночного столика. -Алло. -Джек, это Грэм. Кроуфорд привык к ночным звонкам. Он умеет моментально включаться, словно по рубильнику. Но Филис дорожит сном. Она вздрогнула, когда раздался звонок, и теперь Джек спиной ощущает ее недовольство, даже сквозь одеяло, которым она накрылась с головой. -Да, Уилл, слушаю. Джек потирает глаза. На том конце молчание немного затягивается. Кроуфорд открывает глаза и, чувствуя, как позади разгорается пожар недовольства, скользит взглядом по стене напротив. В темноте виднеются очертания мебели и прямоугольные пятна розеток там, где должен стоять телевизор – Филис была против. Кроуфорд ждет ответа, и Уилл внезапно спрашивает: -Ты в порядке? – Джек слышит шуршание в трубке от вздоха. В раздраженном недоумении Кроуфорд даже забывает говорить на полтона ниже: -Я спал, - четко отвечает Джек. Он поворачивает голову и смотрит на будильник. – Уилл, ты позвонил мне в три часа ночи, чтобы узнать в порядке ли я? -Я… Прости... – Голос Грэма звучит растеряно. – Прости, Джек. -Ты в порядке? – Хмурится Джек. Он оборачивается к Филис, чтобы посмотреть, не сверлит ли она его взглядом. -Да. Да. Прости еще раз. Джек с сомнением обращается к трубке: -Ничего, - медленно выговаривает он, ожидая еще чего-нибудь странного. -Доброй ночи. – Раздаются гудки. Джек их пару секунд слушает, потом кладет телефон и тяжело вздыхает. Он научился принимать Грэма, но все же каждое напоминание о том, что его сотрудник способен на некоторые, порою необъяснимые странности, задевало не только самолюбие Джека Кроуфорда. Такие вещи заставляли вспоминать о том, чем именно он занимается и как подобное может влиять на людей. Джек осторожно опустился на подушку и закрыл глаза. Нужно было постараться заново уснуть. Уилл покупает себе завтрак в автомате, стараясь стать как можно более незаметным, когда появляется Катц. Она окликает его с противоположного конца коридора. Уилл кисло кивает и продолжает выковыривать сдачу из ячейки. -Доброе утро, - здоровается Катц тоном, который подразумевает нечто отвратительно напоминающее дружеский упрек. – Где ты был? Уилл садится на корточки и достает из лотка пакет с печеньем и минералку. -На твоем месте я бы отложила полдник и сразу бы шла к Джеку, - продолжает наставлять Катц. Грэм сосредоточенно отвинчивает крышку бутылки и разумно замечает: -Я итак опоздал. Пара минут не сделает его терпимее. Катц, прислонившись плечом к автомату, смотрит на него и криво улыбается. Прозрачный лак на ее ногтях отражает крохотными пятнышками лампочки под крышкой автомата. -После десяти – каждая минута приближает его к взрывоопасному состоянию. Уиллу очень не хотелось идти к Джеку. Он буквально предвидел, что тот начнет говорить. Спросит о ночном звонке. Будет делать выговор тем своим особым чеканным тоном. Джек Кроуфорд в минуты раздражения походил на мину. -Я много пропустил? – Поинтересовался Уилл, закрывая бутылку и поднимая глаза на Катц. Без четверти одиннадцать Уилл постучал по наклеенным буквам на двери Джека Кроуфорда. Откуда-то из глубины кабинета послышалось короткое согласие, больше похожее на рык. -Тебе стоит придумать хорошее оправдание, прежде чем показываться мне на глаза, - предостерег Джек, когда Уилл приоткрыл дверь. -Извини, Джек, - Грэм вошел и обнаружил Кроуфорда за столом. Джек что-то пишет, не поднимая глаз. – Придумай что-нибудь про будильник или про лопнувшую шину. Уилл чувствует себя неловко. В конце концов даже не от того, что опоздал на утреннее совещание по делу Кукольника, а из-за Джека, недовольного, но как-то унизительно терпеливого по отношению к нему. -У меня не сработал будильник. Батарейки сели. -Уже лучше. – Джек, наконец, оторвался от писанины и посмотрел на Уилла. – Мне пришлось говорить от твоего имени. Уилл с горечью подумал, что последнее время слишком много людей говорят от его имени. Нужно будет все же приехать к Эбигейл. Просто взять и приехать. Или, для начала, отрастить собственный язык. -Джек, ты же знаешь, что на таких совещаниях мне чаще приходится молчать, чтобы не… - Он замялся. Не пугать или настораживать следователей своими интуитивными догадками. -Знаю. Поэтому я не говорил ничего о клевете в газетах, демонстрациях и любовных чувствах убийцы. -Хорошо. -Уилл, мне важно, чтобы ты не говорил, а слушал на таких совещаниях. Сядь. Грэм проходит к креслу и опускается на него, не касаясь спинки. Кроуфорд кладет руки на стол и сцепляет пальцы в замок. В какое-то мгновение Уиллу кажется, что Джек начнет говорить с ним о ночном звонке, о котором Уилл решил ни в коем случае ему не напоминать, но Кроуфорд начинает говорить о деле. -Записи с камер наблюдения, которые мы разобрали сегодня, сможешь посмотреть позже. Клуб пригородный и затхлый, камеры дешевые. Все черно-белые, включая камеру на входе. Разрешение низкое, но лица все же разобрать получилось. Нашли Джейка и Пэревелла, когда они входят. Но среди посетителей слишком много людей, подходящих под те общие описания, что нам предоставил Джейк. Одеты все приблизительно так же, как и предполагаемый убийца – джинсы, темная футболка с логотипами музыкальных групп. -Но ведь нам не важно, кто и как входил в клуб, - говорит Уилл. – Нам нужна лишь запись того, с кем Пэревелл вышел. Кроуфорд медленно кивает: -И тут как раз проблема. Уилл тяжело вздыхает. -Они вышли через черный вход? – Скорее подтверждает он, чем спрашивает. -Внутри три камеры. Уилл помотал головой: -У них разрешение низкое, не подходит для идентификации посетителей… Их всего три? -Было четыре. Четвертая камера вышла из строя за три дня до этого концерта. И ты прав, такое изображение нужно только для контроля общей ситуации, так что рассмотреть человека невозможно. -Я все равно посмотрю. Джек серьезно смотрит, словно укоряя за что-то. Чтобы отвлечь его, Уилл спрашивает без особой надежды: -Отпечатков так и не нашли? -Тело Пэрревела было вымыто после смерти. -Ну конечно… - Уилл отвернул голову и уставился на карту на стене. – Джек, тебе не кажется, что настолько разные жертвы… Кроуфорд снова утробно рычит: -Ты опять за свое? Я думал, мы с этим закончили. Вчера ты признал, что Холловей и Пэрревел были убиты одним человеком. -Это только гипотеза, - Грэм поворачивается и устремляет взгляд на Джека. – Очень привлекательная гипотеза. -Но? – С нажимом поинтересовался Кроуфорд. Уилл постучал пальцами правой руки себя по колену. -Но нам не хватает подробностей, чтобы с уверенностью заявлять об этом. Я думал вчера насчет всего этого… Кроуфорд приподнимает подбородок, Уилл старается этого не замечать. Когда Джек так делает, он словно бы показывает свое превосходство – словно бы он, уезжая домой, оставляет все дела и мысли о работе здесь, надежно запертыми за дверью кабинета. Уилл же берет их с собой и спит в обнимку. -Уилл, среди вещей Пэревелла нашлась одна, которая не принадлежала ему до похода в клуб. -Что? – Уилл сморгнул. -По крайней мере, ни Джейк, ни миссис Пэревелл не узнали плетеный браслет на его руке. Уилл с секунду молчит. -На руке Холловея тоже был такой, - говорит он тихо. -Да. Помимо того, что на Холловее вовсе не было ничего из его собственной одежды, - при этих словах Уилл вспоминает синюю ткань платья – подарка мертвому возлюбленному, который уже не запротестует против неподходящего наряда. – На нем тоже был плетеный браслет. В кабинете висит тишина, только настенные часы мягко тикают за спиной Уилла. Грэм неподвижен, но только внешне. Там, внутри, в глубине – он настигает мысль и хватает ее за хвост. -Он не испуган, Джек. – Говорит Уилл четко и подается вперед. – Я говорил, что он напуган сам собою. Это не так. Он действует рационально. -То есть? -То есть это не ради похоти. Ну, не только ради удовольствия. Возможно, он испытывает его куда в меньшей степени, чем мы думаем. -Я не думаю о степени его удовольствия. Но Уилл не слушает, а продолжает: -Это другое, Джек. – Уилл поднимается с места. Глаза у него лихорадочно блестят. Кроуфорд вцепился в Грэма мертвой хваткой. Прежде чем Уилл умчится в водоворот собственного гениального бреда, Джек, как его начальник, обязан узнать хотя бы генеральное направление, куда бросится его подопечный. Поэтому Кроуфорд задает наводящий вопрос: -Хочешь сказать, им двигают не сексуальные мотивы? -Скорее всего нечто другое. – Уилл становится суетливым, будто боится, что мысли разбегутся, пока он говорит. – Возможно, это связано… Но не самоцель… Иначе зачем это повторение… -Ты хочешь сказать, что у него есть какой-то план? Грэм задумывается на секунду, а потом шагает к выходу: -Ни в коем случае нельзя, чтобы о браслетах кто-то узнал. -Я об этом позаботился. Уилл кивает: -Джек, он… В этот момент в кабинет стучат и тут же входят Прайс и Зеллер. Уилл чуть не сталкивается с ними. -Я разве сказал, что можно входить? – Сдвигает брови Джек, словно рассерженный пес. -Я все равно уже ухожу, - Уилл, действительно, хочет выйти. Маятник качнулся, нельзя терять это состояние. -Что у вас? – Рявкает Кроуфорд. – Уилл, погоди. Прайс отвечает: -Закончили опрос всех молодых людей до двадцати пяти, кто был в клубе той ночью. -Немного-немало сто пятьдесят девять человек, - поясняет Зеллер. -Но ни к кому и никто не подходил и не пытался знакомиться. Видно, нашему Дон Жуану повезло наткнуться на наивных детей с первого раза. -А бармен? Уилл морщится и вставляет, глядя на шнурки на ботинках Прайса: -Это бесполезно. Зеллер поворачивает к нему. Уилл буквально кожей ощущает раздражение, и поднимает глаза. -Бесполезно? Уж прости. Мы хотя бы пытаемся работать, а не спим до полудня. -Хотел сэкономить вам время. Если нет камеры у барной стойки, то это ничего не даст. -Да что… -Зи! – Рявкает Кроуфорд, как рассерженная ссорой детей мамаша. – Уилл, иди работай. Увидимся вечером. Ты сегодня в свободном полете. А вы – письменные отчеты мне на стол до четырех, чтобы я успел их прочитать. В голове Уилла мелькает мысль о том, куда так спешит сегодня Кроуфорд, но он тут же забывает об этом, когда выходит из кабинета. Ганнибал закрывает за ней дверь машины, обходит капот и садится за руль. Раннее утро, но Эбигейл не чувствует сонливости. -Наверное, Вы придумали что-то грандиозное, - улыбается она. Ганнибал заводит машину, и они отъезжают от клиники. – Будет настоящий банкет? -Будет, - подтверждает Лектер, глядя на дорогу. -Я, может, так и готовить научусь, - Эбигейл пристегивает ремень безопасности и ерзает, устраиваясь удобнее на скользком кожаном сиденье. Ганнибал не улыбается, но ей кажется, что дружелюбие, теплыми волнами исходит от него, словно тепло. Машина плавно входит в поворот, Лектер отвечает: -Возможно. Но только не сегодня, - Эбигейл оборачивается к нему. – В этот раз мне помогут люди обученные. Эбигейл что-то неприятно кольнуло пониже сердца, но она ничего не отвечает и отворачивается. -Ты умеешь ходить на каблуках? – Вдруг спрашивает Ганнибал совершенно непринужденно. -Нет, - удивленно отвечает Эбигейл и добавляет бесцветно: – Отец считал, что каблуки похожи на копыта. -Сегодня ты не сможешь помочь мне готовить, потому что будешь учиться ходить на каблуках. – Эбигейл хлопает ресницами. Лектер поворачивается к ней и, чуть улыбнувшись, хитро щурится. – Мы едем за твоим вечерним нарядом, Эбигейл. -Вы шутите? -Я абсолютно серьезен. Ты уже взрослая девушка, однако будешь самой младшей из присутствующих дам – это довольно серьезный аргумент выглядеть так, чтобы тебя запомнили. -Мне будет неловко, - серьезно говорит Эбигейл, сдвинув брови. Представить себя среди взрослых, красивых, дорого одетых женщин ей не представлялось возможным. -Я уверен, что тебе удастся быстро справиться с неловкостью. Внутри у Эбигейл от этих слов что-то неприятно вздрогнуло. Но Лектер притормозил на светофоре и, снова обернувшись к ней, почти ласково проговорил: -Эбигейл, ты привлекательная девушка, и я хочу, чтобы ты сегодня выглядела достойно своей внутренней силы и красоты. – Эбигейл смотрит ему в глаза. Он отпускает педаль тормоза и добавляет: – Я хочу, чтобы сегодня вечером ты выглядела моей главной гордостью. Она смущенно улыбается от комплимента, упирается взглядом в лобовое стекло. Эбигейл улыбается этим словам, но почему-то в это мгновение что-то неуловимое тонкими холодными пальцами пробегает по ее затылку. Уилл оставил машину за несколько улиц от А***р роуд и добрался сюда пешком. Он пробыл в управлении несколько часов, которые потратил на просмотр записей с камер наблюдения. Под описание, предоставленное вторым мальчиком, подходило по меньшей мере человек двадцать из очереди. Разрешение было низким – спасибо, что вовсе имелась камера. В управлении уже отбросили вариант с поиском лица – шансов не было никаких. Но Уилл все равно смотрел. Грэм идет по пустой широкой улице пригорода. День холодный и сырой, в воздухе висит туман. В это время дня дороги пусты, изредка проезжают одинокие машины. Один раз Грэма обогнал пустой сонный автобус. Уилл идет по правой стороне улицы. Он уже видит в серой дымке очертания автобусной остановки, словно скелет неведомого зверя прорисовывающийся впереди. Он вглядывался в каждое лицо. С точки зрения следования – да, это было бесполезно. Но ведь все знали, что человек, убивший Пэрревела, был в этой очереди. Он был здесь. И возможно, Уилл уже видел его. Когда появились Джейк и Стивен, Уилл почувствовал, как начала болеть голова. Оба мальчика о чем-то оживленно говорили. В какой-то момент Стивен сложил руки так, словно держал гитару и что-то показал другу. Грэм достал из кармана таблетку от головной боли и запил ее минералкой. Автобусная остановка была серой и безлюдной. Уиллу казалось, что он чувствует холод метала даже тут, встав напротив. Когда мальчики оказались перед входом, Грэм проводил их взглядом. Он опускается на холодную скамейку ровно посередине. Напротив стоит белый дом. Большая веранда опоясывает его вокруг, издали можно разглядеть диван-качели и два плетеных кресла. Уилл переводит взгляд на темные окна. Одно из них, на втором этаже, задернуто шторами. Грэм решает, что это окно комнаты Пэрревела. Кроуфорд оказался прав: людей с такой обычной внешностью, описанных к тому же косноязыким подростком, было много. Уилл готов был вглядываться в одиноких мужчин, пришедших без компаний или спутниц, но в очереди почти все стояли в несколько рядов, чтобы быстрее попасть внутрь и компании путались, почти никто не стоял по одному. А если и стоял, и Грэм пытался рассмотреть его лицо, то этот человек мог внезапно повернуться назад и отпустить какую-то шутку людям позади себя и оказывался таким же одиноким, как Уилл – общительным. Грэм прикрывает глаза и словно бы смотрит на себя со стороны. Вот он – сидит на холодной серой остановке и не шевелится. Уилл знает, что он жив, но как тонка сейчас эта грань. Он замер, прикрыл глаза и не подает никаких признаков жизни. Но место, где он находится – остановка автобуса, постоянно утром и вечером пропускающая через себя десятки людей – будто бы спорит с его неподвижностью. Оживленное, публичное, редко пребывающее в таком спокойствии место совсем не подходит для мертвеца. Не то что уединенный подвал. Уилл раздраженно мотнул шеей. Не то. Он снова хватается не за те мысли. Уилл так долго был сосредоточен на различиях двух убийств, что до сегодняшнего утра игнорировал все то, что было у него под носом. Он постарался вернуться к тому состоянию, которое будто электрический разряд охватило его, как только Кроуфорд сообщил о браслетах. Проклятое эго не позволяло сразу признать правоту следователей, утверждавших, что убийца – один человек. Уилл настроен на другие частоты. Он чувствует разницу состояний, в которых совершены убийства. Все различия можно было свести к одному основному – утаивание Холловея и демонстрация Пэрревела. Однако сходство было куда важнее. Оба убийства словно пронизывал единый стальной стержень, который Грэм пытался нащупать и который ему пытались показать. Оба трупа найдены в обстановке, которая могла бы быть названа обыденной. Уиллу кажется, что боковым зрением он видит сидящего рядом Пэрревела. Молодой человек поворачивает к нему голову и смотрит. Оба трупа были найдены не там, где было совершено убийство. Уилл видит в темном подвале ванну, наполненную пенной водой. Ванна белеет посреди полумрака, как прожженное на черной ткани пятно. Он подходит все ближе. Уже можно различить нырнувшего на дно человека. Уилл знает, кто там, но отчего-то испытывает страх. Оба трупа стали куклами. Он обращался с ними одинаково бережно. Но одного он любил. Другого – попросил помочь. Оба трупа были свидетелями его извращенности. Вся суть второго убийства в схожести с первым. Он подчеркивал это. Он будто хотел, чтобы Уилл обратил на это внимание. Как просто и как конкретно он обозначил это сходство. К сожалению, на руках Пэррэвела были напульсники. И крутка. Уилл нахмурился, не открывая глаз – хватит оправдывать себя, думай. Извращенности? Пластырь на ноге Пэрревела. Он не считает это извращенностью. Уилл чувствовал запах гнилой рыбы и ощущал тепло от сотни горящих свеч. Нет, он испытывает обычные человеческие чувства – привязанность, любовь, гнев, страх, разочарование. Разочарование неотступно следует за ним, со скоростью лесного пожара охватывая все, в чем он ищет утешения. Ему пришлось удовлетворять свои физические потребностями вдали от города. Он платил. Возможно, на это его толкнуло другое разочарование. И вот жестокий юный мальчишка отказывается от него, равнодушно бросает в лицо новость, что уезжает. Уилл слышит, как включается вода в ванной, но все еще сидит в комнате, пригвожденный к кровати этими безжалостными словами. Когда боль возвращает ему силы, он добирается до ванной комнаты и открывает дверь. Разочарование пожирает все, чего он касается. Но Холловея удержать уже невозможно. Он уже ушел, и все то, что творится в подвале – чудовищный обман. Что если он устал от этого? Кроуфорд прав. У него есть план. Пэрревел не просто жертва. Он стал первым шагом из чулана, первым пунктом на карте, первым предложением его страшного манифеста. Это не просто убийства. Они спровоцировали человека, который не видит упорядоченности мира. Он хочет обрушить несущие колонны этого общества. Он как расстроенный ребенок начинает крушить то, что вокруг. Он может стать причиной травли невинных людей, он может убить намного больше – не только своими руками. Он желает разрушить понятия, на которых держится мораль этого общества, потому что сам не вписывается в эти понятия. И ему напомнили об этом. То, кто он есть – это ненормально. Он один из тех изгоев, которых «нормальные» держат на расстоянии друг от друга, чтобы они считали себя меньшинством. -Вы из ФБР. Уилл захлебывается воздухом и открывает глаза. В сумерках перед ним стоит миссис Пэрревел. От остановки отъезжает автобус. Его салон освещен уютными огнями. Уилл растеряно смотрит по сторонам. -Вы приехали поговорить со мной? – Спрашивает она так же отрывисто. Когда Уилл шел в машину к Кроуфорду, чтобы ехать на допрос ко второму юноше, она уже перестала плакать и сидела в стороне. Они встретились взглядами, но Уилл поспешил пройти мимо. -По правде говоря… - Грэм был застигнут врасплох. – Я не надеялся застать Вас. -Тогда что Вы тут делаете? Это была женщина около сорока. Привлекательная, с вьющимися каштановыми волосами и темными, словно угольки, глазами. Но говорила она грубо, почти лаяла. Уилл видел, что она злится. Он решил врать. -Я ждал автобуса. Я стучался к Вам, но мне никто не ответил. – Он поправил очки и постарался придать движением простоты. Каждый раз, когда он так делал, его напряжение становилось слишком заметным. Миссис Пэрревел подняла одну бровь: -Ждали автобус? Он только что ушел. Уилл тоскливо глянул в сторону, куда уехал автобус и, снова посмотрев на миссис Пэрревел, устало вздохнул. Он просидел здесь несколько часов, даже не заметив, насколько успел замерзнуть. Уже зажглись фонари. -Встаньте с остановки, пожалуйста, - вдруг просит женщина. Уилл послушался и оттолкнулся руками от холодной скамьи. Она вздохнула и, помедлив, предложила: - Хотите чаю? Уилл знает, что это простая вежливость. Ей пришлось бы впустить его и снова отвечать на вопросы. Но он благодарен за предложение. Эбигейл никогда не была в таком дорогом магазине. Услужливые консультанты сразу вцепились в них, как собаки в кусок мяса. Они заискивающе улыбались, делали комплименты, старались оказаться полезнее, чем коллеги, а Эбигейл только стояла молча за широкой спиной Ганнибала и кусала губы. Она старалась не показывать, что смущена собственным нелепым видом среди всех этих пластиковых истуканов в дорогих нарядах, и чтобы не выглядеть дурой, хранила загадочное молчание. -Кажется, коктейльные платья там, - почти шепотом сказала она Лектеру, завидев на другом конце магазина фотообои с роскошной девушкой в коротком платье. -Они сами нам все принесут, не беспокойся, - с ленивой уверенностью ответил Ганнибал. Он оказался прав. Стоило ему обозначить то, за чем они пришли, консультанты забегали через весь магазин, принося к примерочной одно платье за другим. Эбигейл усмехнулась себе под ноги, представив, как они беззвучно дерутся у стоек с нарядами, стараясь принести самое лучшее. Она стояла в одном нижнем белье перед зеркалом примерочной и слушала, как за занавеской Лектер переговаривается с консультантами. -Взгляните на это. Думаю, вашей дочери придется по вкусу! Как раз под цвет ее глаз. Эбигейл нахмурилась. Глупышка, ну а что еще они могли подумать? Что она его любовница? Конечно, все принимают их за отца и дочь. Именно этим должны заниматься отец и дочь. Он должен помогать ей чувствовать себя уверенно и привлекательно, стать парламентером между высокомерными консультантами, пока его дочь не переоденется из рваных джинсов и кед в одежду, достойную взрослой девушки. -У нее голубые глаза, мисс, а не карие. Боюсь, этот вариант нам тоже не подойдет, слишком прост. Эбигейл уставилась себе в зеркало. Какое выражение у ее глаз сейчас… Будто бы настороженное, недоумевающее. Сколько себя помнила, она не любила зеркала. Ей не нравилось смотреть на себя. Долгие годы она жила с мыслью, что в ней, в ее волосах, глазах, руках, ногах – причина. -Эбигейл, - обратился к ней бархатный голос из-за занавески. – Померяй пока это. Она высунулась по шею из примерочной и приняла из протянутой руки Ганнибала вешалку. Улыбка тронула ее губы – Ганнибал стоял, отвернувшись к ней спиной. -Спасибо. Но это платье не подошло. Эбигейл так прямо и заявила, возвращая его из-за занавески, после быстрой примерки. -У него спина открытая, - буркнула она, подняв глаза на Лектера. Консультант принял платье. Эбигейл вдруг почувствовала себя очень неуютно, но Ганнибал повернул голову к замершим в ожидании команды консультантам и вежливо попросил: -Будьте добры. Когда они разбежались драться за лучшие варианты, Ганнибал сел на кресло, приготовленное специально для ожидающих. -А может, посмотреть что-нибудь из длинных? – спросила Эбигейл. Ганнибал перекинул ногу на ногу и скучающим взглядом осмотрел помещение. Он выглядел, словно лев на возвышении, лениво оглядывающий свой прайд. Эбигейл спряталась за занавеской. -Вечернее платье подходит для взрослых женщин, - ответил он. – Для мероприятия вроде сегодняшнего юной особе куда больше пристало одеться в соответствии с собственным возрастом. -Ммм, - послышалось кислое из-за занавески. – Ладно. -Эбигейл, я уверяю тебя: ты привлекательная девушка и стеснение здесь излишне. Она повернулась к зеркалу спиной и критично осмотрела себя через плечо. Ноги кривые. Она повернулась обратно и внимательно посмотрела еще раз. Ну точно, кривые. Коленные суставы слишком массивные, выпирают. -Я не стесняюсь, - откликнулась она и снова высунула голову из примерочной. – Я спрашиваю. -Тогда почему ты не хочешь платье с открытой спиной? -Вдруг глядя на меня кто-нибудь на Вашем вечере тоже захочет убивать? – Спросила она и хитро вскинула брови. Ганнибал улыбнулся. Она спряталась за занавеской и добавила, посмотрев на шрам, пересекавший шею: - А плечи тоже должны быть открытыми? Она перемерила еще четыре платья, но ни одно ей не понравилось даже настолько, чтобы выйти и показаться Ганнибалу. -Это черное ничего, - критично отозвалась она, застегнув молнию сбоку. – Длина в самый раз. Но все равно не нравится. -Ты одета? -Да. Ганнибал отодвинул занавеску, и Эбигейл даже вздрогнула от неожиданности. -Пожалуй, неплохо, - высказался Ганнибал, медленно оглядев ее с ног до головы. Эбигейл стояла неподвижно. – Почему тебе не нравится? Он успел проследить за тем, как коротко дрогнул ее взгляд, словно желая впиться в шрам на шее, но вовремя замерший где-то на уровне подбородка. -Если тебе так хочется, - он положил тяжелые руки ей на плечи. Ладони были горячими, и ей показалось, что кожа на плечах вот-вот слезет, как от ожога. – Я видел один лучший вариант. – Она не могла оторвать взгляда от рук на ее плечах. Ладони казались такими большими рядом с ее тонкой шеей, что казалось, он мог бы переломить ее пополам. -Да? – Переспросила она, неожиданно услышав враждебность в собственном голосе. Ганнибал снова осмотрел ее с ног до головы, потом чуть наклонился к ее макушке: -Тебе стоило сказать мне, в чем проблема раньше – и мы бы потратили куда меньше времени. И чуть сдавив ее ключицы сильными пальцами, он улыбнулся и вышел. Занавеска снова закрыла ее от чужих глаз. Эбигейл смотрела на отражающуюся в зеркале девочку и видела, как у той чуть заметно подрагивает нижняя губа. Уилл греет руки о кружку с черным чаем. Миссис Пэрревел сидит на диване напротив, сложив руки на груди. Рукава ее джемпера закатаны до середины плеча, и Уилл смотрит на ее острые локти. -Вы так и будете молча сидеть? – Строго спросила она. Уилл открыл рот и перевел взгляд на ее лицо. Она словно окаменела с того дня, как он ее впервые увидел. -Миссис Пэрревел, - Уилл снял очки. – Как так вышло, что Ваш сын ночью отправился с малознакомым мужчиной неизвестно куда? -Вы решили обвинять меня в неправильном воспитании сына? -Что? Нет. Нет. Мне нужно знать, каким человеком был Стивен. -Стивена уже нет. Уилл прикрыл глаза и собрал всю свою волю, чтобы найти общий язык с этой женщиной. -Это так. Но зная жер… Узнав о Стивене чуть больше, я бы смог лучше понять человека, который убил его. -Он не пошел бы с незнакомцем куда-то посреди ночи. У Стивена были мозги. – Она буквально кидала фразы в Уилла, словно камни. – Тем более он знал, что я жду его. -У Вас нет предположений, как тогда вышло, что он поступил в этот раз против обыкновения? -Джейк сказал, что они пили. Значит, Стивен был пьян. -Содержание в крови алкоголя не… Она вдруг махнула рукой и раздраженно отвела взгляд: -Он пьянел с пары глотков. Не умел пить. Я страшно ругалась с ним, когда он приходил домой с их этих репетиций, еле ноги переставляя. Прошлой весной на свадьбе моей сестры выпил бокал вина и врезался в косяк двери. Пришлось наложить шесть швов. – Она осеклась и втянула носом воздух. – Его напоили. – На глазах у нее заблестели слезы, но она все еще делала вид, что держится. -Ваш первый звонок на мобильный сына сделан в двенадцать часов семнадцать минут вечера. Спустя почти двадцать пять минут после ухода Джейка. -Да, - она сморгнула слезы и промокнула ненакрашенные глаза салфеткой. -В рапорте не сказано, отклонял ли он входящий вызов или нет. -Первый раз отклонил. Я решила, что концерт еще не закончился. Через какое-то время позвонила снова. И с тех пор он просто не брал трубку. Я сначала утешала себя, что он потерял телефон. Уиллу стало неловко. -То есть Вы считаете, что в убийце не было ничего такого, что могло бы заставить Стивена нарушить обычные правила? – Переспросил он. Она перестала промокать глаза и подняла на него ледяной взгляд. -Мой сын был не из тех, кто ложится в постель с кем попало, если Вы об этом спрашиваете. Уилл как-то сразу опешил. Он пару раз моргнул, подыскивая слова. -Что? – Миссис Пэрревел устало оперлась о подлокотник дивана. – Я его мать. Думаете, я не замечала ничего? -Честно говоря, - Уилл прочистил горло. – Мы не располагали такими сведениями, касательно Стивена. И почему он был уверен, что этот мальчик не был гомосексуалистом? Уилл вспомнил, что говорили на улице о Холловее – он «даже не был геем, просто деньги нужны были». Наверное, это сбило его. Ну конечно, Кукольник искал не просто привлекательных молодых людей. -Ну, теперь располагаете, - равнодушно пожала плечами миссис Пэрревел. – Я заметила еще несколько лет назад. Я работаю в центре психологической помощи и уже навострилась распознавать, когда люди скрывают такое… Что поделаешь? Он уже не ребенок, имеет право выбирать сам – следовать ли своей природе или нет. -Ему было полных девятнадцать? -В ноябре исполнилось бы двадцать. Семнадцатого. – Повисла короткая пауза. Она посмотрела куда-то в сторону и постаралась сказать спокойно, но голос у нее задрожал: - В кладовой так и стоит коробка с новым усилителем. Договорились с ним, что он получит его на день рождения. Уилл нахмурился. Напоминание о дне рождении как-то обеспокоило его. -Какое сегодня число? – Спрашивает он вдруг. Она промокает лицо салфеткой и отвечает: -Двадцать шестое. Грэм морщится. Вот куда спешил Джек Кроуфорд после четырех. На день рождения их общего знакомого. О котором Уилл начисто позабыл. Уилл честно старался успеть, но когда он, наконец, добрался до места, был уже поздний вечер. Он даже припарковался и забрал заранее приготовленный подарок с заднего сиденья, но поднимаясь по ступеням каменного крыльца, стал сомневаться, стоит ли вламываться с таким опозданием и не притвориться ли больным. Он достал телефон, набрал номер Ганнибала и, глядя наверх, в еще горящие окна стал ждать – услышит ли хозяин дома звонок или веселье еще в разгаре. -Уилл. -Добрый вечер. -Здравствуй. Поднимайся, дверь открыта. -Я… - Уилл замялся. – Ладно. Когда он поднялся и добрел до двери, то еще в коридоре понял, что даже не придумал, что говорить. Он вошел внутрь и нашел Лектера глазами. Тот вытирал руки полотенцем и шел ему навстречу. Он был уже без пиджака, только в темной атласной жилетке, рукава сорочки закатаны тремя идеальными оборотами. -С днем рождения, - выпалил Уилл, не дождавшись, когда Ганнибал подойдет. Тот то ли вежливо, то, действительно, весело улыбнулся. -Спасибо. Это мне? – Взглядом указывает Лектер на зажатый под мышкой у Грэма сверток, когда молчание затягивается. -Да. – Уилл протягивает сверток. Ганнибал, перекинув полотенце через плечо, принимает подарок. – Не знаю, пригодится ли. Я сам вырезал. Если не подходит к интерьеру или еще что… -Большое спасибо, Уилл. Уверен, это нечто уникальное. Уилл теоритически знал, что можно подарить Ганнибалу. Комплект каких-нибудь шелковых платков. Или букинистическое издание Камоэнса. Или шахматы из слоновой кости. Но по объективным причинам он мог сделать подарок в разы скромнее. Поэтому Грэм потратил пару вечеров на вырезание из дерева фигурки мангуста. -Проходи. Перекусишь что-нибудь? Уиллу было совестно. Он помялся на пороге, глядя в спину Ганнибалу, который направился обратно на кухню прямо с подарком. -Все уже разъехались? – Неуверенно спрашивает он. -Боюсь, что да. -Знаете, я поеду, наверное. Не хочу Вам мешать. Ганнибал исчез в глубине квартиры. Уилл потоптался на чистом полу. Но тут откуда-то издалека послышалось: - Джек предупредил меня, что ты занят. Я был уверен, что ты заедешь, как только освободишься, поэтому приберег специально для тебя кое-что из блюд. Уилл усмехнулся. То, как Кроуфорд и Ганнибал выгораживали Уилла друг перед другом, порою напоминало ему какое-то странное соревнование. -Я прошу прощения за такое… Опоздание, - говорит Уилл. Ему не нравится обращаться ко всем комнатам, поэтому приходится отправиться на поиски Ганнибала. Повсюду видны следы пребывания здесь множества гостей. Грэм даже рад, что все успели разъехаться. Он совсем не был настроен на новые знакомства после сегодняшних поездок. Лектер стоит на кухне и в свете ламп над рабочим столом рассматривает лакированного мангуста. Зверек замер перед атакой. Уилл мог гордиться этой работой. Несмотря на то, что лапы получились чуть разными, а спина на его вкус оказалась чуть толстоватой, он в общем неплохо повторил фотографию из старого номера National Geographic. -Было много работы? – Спрашивает Лектер, услышав, как входит Уилл. -Да… Нет, - Уилл одергивает себя, чтобы не начать размышлять вслух. Все-таки не за этим он приехал. – Но ездил далеко. Ганнибал опускает руки, осторожно ставит мангуста на стол и поворачивается к Грэму. -Не стоит извиняться, Уилл. В самом деле. – Он какое-то время смотрит на Грэма, а потом спрашивает: - Как ты себя чувствуешь? – Уилл поводит уставшими плечами. – Джек отвел меня в сторону и сказал, что ты звонил ему посреди ночи. Уилл дергает пальцами левой руки. Он уже почти забыл об этом. Неприятное напоминание сливается с чувством вины. Он приглаживает волосы на затылке и нехотя сообщает: -Кто-то пошутил. Позвонили, назвали меня по имени и сказали, что с Джеком Кроуфордом какая-то беда. Ганнибал складывает руки на груди и прислоняется поясницей к столу. -Ты уверен? -Мм, да. -Уилл, ты уверен, что тебе звонили? Грэм замирает на мгновение, потом по его лицу пробегает тень и он четко произносит: -Да. Я уверен, что мне звонили. – И добавляет: - Я проверил историю входящих. -Думаешь, кто-то пошутил? -Да. Ганнибал внимательно смотрит на Уилла. Он хочет так думать. -Ты перезванивал на тот номер? – Интересуется Ганнибал спокойно. Но Уилл уже понял, к чему клонит Лектер и неожиданно болезненно воспринял это подозрение. Его будто обдало жаром из духовки. -Это не было галлюцинацией, - медленно говорит он, выговаривая каждое слово. – Это не было галлюцинацией, я видел номер. Глупый розыгрыш стажеров, обычное… телефонное хулиганство! Словно меня не могут разыграть, ведь тысячи людей разыгрывают так же! Уиллу становится жарко. Неожиданный прилив раздражения разгоняет сердце. Он снова слышит собственный пульс в ушах. Стук-стук-стук. Грэм сердито смотрит на Ганнибала, но эффект портит это цоканье, так отчетливо слышимое в голове. Уилл даже поднимает руки, будто желая закрыть уши. -Уилл? -Хватит в любом моем слове искать доказательство того, что я псих! – Сердито шипит он, все еще держа руки у головы. -Я не говорил этого, Уилл. Никто не считает тебя психом. Стук копыт вдруг исчезает. Уилл остервенело моргает и опускает руки. Он замирает, прислушиваясь. Ганнибал стоит неподвижно и все так же спокойно и внимательно следит за его лицом. Олень исчез. Уилл снова устремляет взгляд на Ганнибала и указывает на него рукой: -Джеку нужно было переспросить меня насчет этого звонка, - говорит он. В этот момент в комнату входит девушка, видимо еще не уехавший гость. Уилл коротко поворачивается к ней, потом обратно к Ганнибалу и завершает фразу: – А не сразу жаловаться Вам. Вдруг он осекается и снова оборачивается к гостье. На пороге кухни стоит Эбигейл. Он не узнал ее сразу, приняв за кого-то из знакомых Ганнибала. Волосы ее чуть приподняты на затылке и завиты в легкие локоны, какие бывают у Аланы. Глаза накрашены так, что кажутся вдвое больше – они украшают светлое лицо, будто распустившиеся васильки. Черное платье из кружев полностью закрывает шею, но ему видно сбоку, что не только красивые бледные руки обнажены, но и молочного цвета спина. Платье струится, словно чернила, от самого подбородка до колен, нежно обводя неожиданно недетские контуры тела. Она стоит босиком на кафеле и держит в левой руке пару туфель-лодочек. -Я услышала шум, - произносит она. -Мы немного поспорили, все в порядке, - отвечает Ганнибал. Уилл поворачивается к нему: -Я пойду. -Уилл, ты не ужинал. Оставайся. Но Уиллу кажется, что в кухне вот-вот обрушится потолок. Он мотает головой. Вдруг Эбигейл обращается к нему: -Если Вы это из-за меня, то можете не нервничать – я иду спать. Голос у нее спокойный, усталый, какой-то бесцветный. Она его ненавидит. Уилл хочет поскорее уйти из этого помещения. -Эбигейл, - укоризненно смотрит на нее Ганнибал. – Почему бы нам всем не перекусить? Ты за весь вечер ничего не съела. -Я пил чай, - невпопад говорит Уилл и его самого от себя начинает мутить. -Можно я пойду? – Спрашивает Эбигейл, не глядя ни на кого из них. -Эбигейл, - называет ее по имени Уилл. Ему просто необходимо было назвать ее по имени, словно эта девушка, опутанная кружевами, как паутиной, не могла быть тем несчастным подростком. Но она поднимает на Уилла глаза и говорит, глядя ему в лицо: -Я не хочу находиться с ним в одной комнате. Уилл молчит. Эбигейл смотрит какое-то время ему в глаза своим тихим, отчего-то грустным взглядом, потом разворачивается на носочках и бесшумно выходит. Уилл смотрит ей вслед и не видит, как темнеют глаза Ганнибала. Когда он прощается с именинником и выходит за дверь, то все еще чувствует на себе ее взгляд. Уиллу давно не было так паршиво на душе. Он садится в машину и с досадой захлопывает дверь. Дороги домой он не замечает. Кормит собак, раздевается, греется под душем и вскоре оказывается в холодной постели. Но когда Уилл уже готов уснуть, раздается телефонный звонок. Он слышит щелчок и какую-то возню. Наконец хриплый голос возвещает: -Алло? -Уилл? -Кто это? – Голос серьезный, несмотря на то, что он, кажется, разбудил Грэма. – Если вы снова решили пошутить… -Нет-нет! Я хотел извиниться за мой розыгрыш. Я и сам не предполагал, что в Балтиморе проживает с десяток Уиллов Грэмов. Так что пришлось что-то выдумывать, чтобы найти именно Вас. Он слушает тишину некоторое время. Это нормально. -Кто говорит? – Повторяет вопрос Уилл на том конце. Уинстон потирает левый глаз и устало обращается к невидимому собеседнику: -Я надеюсь, что не ошибся в Вас, и Вы спрашиваете это от шока или не имеете в виду мое имя. Его я, конечно, не могу назвать, как бы мне сейчас этого не хотелось. Но если говорить иначе, люди прозвали меня Кукольником. -Кукольником, - повторяет Грэм, словно эхо. -Да. Жаль, что газетчики не умеют выдумывать что-то получше. -Я не могу так Вас называть. Уинстон даже открывает глаза. Он хмурится, но потом расплывается в удивленной улыбке: -Почему? -Я считаю это имя плохим. -Правда? – Подозрительно интересуется Уинстон. -Да. -Хорошо… А как бы Вы меня назвали? -Я бы назвал Вас по имени. Уинстон откидывается на спинку сиденья и молчит. Ему становится слишком тяжело в это мгновение, чтобы говорить. Воспользовавшись паузой Уилл Грэм спрашивает: -Вы хотели о чем-то меня попросить? -Зовите меня Кеннетом. Это имя моего отца. -Хорошо, Кеннет. -Мне просто хотелось поговорить с Вами. Я читал о Вас все статьи, которые написала эта проблядина. Уилл не отвечает. Уинстон выдыхает пар на свои руки. Он так устал, что не хочет спешить. -Вы, действительно, понимаете преступников? – С нажимом спрашивает он. -Я могу воссоздавать их ход мысли, не более того. -А меня? Вы понимаете меня? -Мне понятно твое раздражение, Кеннет. Ты считаешь, что тебя опорочили в прессе, так ведь? -А Вам было приятно читать то, что о Вас написала Фредди Лаундс? – Спрашивает Уинстон и в груди у него начинает растекаться что-то горячее. – Если бы она подошла и сказала Вам это в лицо – это было бы личным оскорблением, так? А она напечатала все эти злые слова, будто Вы – конченный псих и ненормальный маньяк. Чтобы другие люди тоже так считали. Даже те, которые вообще никогда Вас не видели. Они даже не видели Вас! Вам это все было приятно? На том конце стало совсем тихо. Уинстон чувствовал, как слезы закипают в глазах. Он утер нос тыльной стороной ладони и зло прорычал в трубку: -Они окончательно свихнулись. Долбанные ублюдки. -Кеннет… -Я ненавижу это имя! – Выкрикнул он. -Прости. Ты сам просил тебя так называть. -Я ненавижу имя Кукольник! – Голос сорвался на хрип. Уилл помолчал. Уинстон испугался на мгновение, что так ничего и не скажет. Но Уилл тихо отвечает: -Я не могу убедить их перестать называть тебя этим именем. Уинстон благодарен за эти слова. Голова начинает болеть нестерпимо. Он стискивает ее свободной рукой и чуть не воет от боли, жалости к себе и горькой обиды. Ему кажется, что от одежды все еще пахнет им. -Я ненавижу их, Уилл, - стонет он. -Кеннет, послушай. Ты… Ты не на тех людей обращаешь свою злость. Тот мальчик, Пэрревел, он ведь был не виноват. Уинстон вцепляется окаменевшей кистью руки в свою футболку, будто можно выцарапать из груди этот камень. Он выбросит всю эту одежду, от которой так явственно пахнет тем домом. Уинстон распахивает глаза и выгибает шею. Звезд не видно. -Он не виноват. Я знаю. Я отвез его домой. И он тоже не виноват. Они меня простят, я не обижал их… – Уинстон молчит какое-то время. Но его снова утаскивает на самое дно. – Я так устал, Уилл. – Он всхлипывает и рукавом рубашки вытирает мокрое лицо. – Это сложно! – Тонкие пальцы, совсем как у Тома. И нежная кожа под коленями. Под коленями. Уинстон вдыхает поглубже холодного воздуха и берет себя в руки: – Прости, что разбудил тебя… Ты плохо спишь? Ты плохо спишь? -Не очень хорошо. Уинстон смотрит на точки фонарей на той стороне озера и кивает, так и не отваживаясь сознаться, что понимает Уилла. Он поджимает губы и вытирает мокрые пальцы о ткань брюк. -Я не буду больше звонить, не беспокойся. Вы, наверное, попытаетесь меня найти по этому звонку, да? – В трубке царит тишина. – Уилл? -По правилам, я обязан доложить об этом, ты же понимаешь. -Я звоню с сим-карты, которую мне дали бесплатно. И… - Он огляделся. – Я сижу в парке Друид Хилл, у озера. Так что ты можешь даже сразу звонить, куда нужно, и попытаться оцепить территорию, или что там будете делать. Да. – Уинстон поднимается со скамейки и вдруг поддается порыву. В конце концов, разговор сложился удачно. Он серьезно говорит: – Уилл, у меня все получится. Они все поймут. Ты – уже понимаешь. Но ты другой, ты не такой, поэтому и понимаешь… А они – нет. У меня получится показать… Так? Уилл Грэм молчал и слушал. Уинстон снова провел рукой по лицу и улыбнулся темноте. На том конце молчал хороший человек. -Прощай, Уилл. -Кеннет. -Что? -Я могу скрыть этот факт. Я могу никому не говорить. -Почему? -Тебе нужен друг. Уинстон улыбается, двигаясь по темным дорожкам к выходу. -Ты не можешь им стать. Не сейчас. У тебя итак слишком много всего в голове… Я справлюсь сам. Спасибо. – И он вешает трубку. Уинстон Чемпмен на ходу разбирает телефон и, достав сим-карту, бросает ее в черное озеро. Его по-прежнему бьет мелкая дрожь и болит рука, в том месте, куда угодил осколок вазы, но на душе стало чуть легче. Он мысленно желает Уиллу Грэму хороших снов.