If the Sky Could Dream / Если бы небеса грезили (они бы грезили о драконах)

В течение следующих нескольких недель Курт ведёт себя как хорошо воспитанный принц Курт, отрада королевства. Хорошо образованный красивый мальчик, хотя большинство и считают его странноватым. Он изящно одевается, всегда опрятен, за исключением эпизодов на площадке, где принц, отрабатывая боевые приёмы на тренировочных куклах, блестит от пота. Он действует послушно и контролирует себя, по большей части. И по большей части, он пользуется всеобщей благосклонностью. Он не слишком углубляется в политику — исключительно по минимуму, и то ради отца, при том принц придерживается нейтралитета в отношении любой темы, по поводу которой его призывают высказать своё веское мнение. Такая умеренность служит ему довольно хорошую службу, хотя и неоднократно провоцирует гнев отца, когда данная позиция противоречит взглядам Берта по тому или иному вопросу. Тем не менее, Курту удается сохранить расположение короля. Чаще всего. Но наследник привлекает внимание, само собой. При дворе о нём всегда шепчутся, пока Курт усаживается рядом с отцом. Принц знает все сплетни наперечёт: что он фригиден, что водит за нос принца Адама, лишь бы только привлечь к себе как можно больше внимания, что у него есть тайные любовники, к которым он прокрадывается по ночам, и ещё множество других пересудов. При дворе чего только не болтают, но Курт переживёт любые злословия — очень редко молва хоть отдалённо близка к правде. Только один слух задевает его. Шепотки об одной женщине и его отце. — Твоей руки у меня просило гораздо больше делегатов, — однажды заводит разговор Берт, пока они в его кабинете просматривают списки гостей, которые скоро прибудут. — Некоторые из них завтра пожалуют ко двору за вестями. Ты доволен Адамом? — Ты прекрасно знаешь, что нет, — отвечает Курт. — Но меня сейчас не интересуют какие-либо предложения. — Я не смогу быть рядом вечно, ты же понимаешь. — Подожди моего восемнадцатилетия. Раньше я всё равно не смогу унаследовать престол. И кроме того, не только мне ведь поступают предложения, не так ли? Такой поворот настораживает Берта, и Курт наслаждается напряжённым моментом. Сын уже давно очень хочет поговорить с отцом начистоту, хотя до сих пор слишком остерегался поднимать щепетильную тему. Но сегодня утром придворные особенно шептались об этом, а значит, пришла пора отцу сказать правду глаза в глаза. — Прости? Курт пожимает плечами. — Просто до меня доходили слухи. О тебе и некой леди Хадсон. Берт бросает бумаги на стол. — Курт, послушай. На этот раз Курт смотрит на него сосредоточенно, а не рассеянно, как обычно, поэтому сразу подмечает, что отца снедает вина. — Значит, это правда. — О Кэрол и обо мне? Да, мы… договариваемся о заключении союза, — признаётся Берт. — Она хорошая женщина, Курт. — А её сын? — спрашивает Курт. — Он заменит меня? По правде говоря, он не уверен, что хочет услышать какой-либо ответ: с одной стороны, если молодой лорд Хадсон вступит на престол, Курт обретёт свободу уехать к Блейну. Но с другой стороны, несмотря ни на что Курт — сын Берта, и принцу неприятна мысль, что его заменят, как будто он по какой-то причине недостаточно хорош. Такое уязвляет, особенно с учётом того, как мало усилий прилагает Берт, чтобы понять самого Курта, предпочитая просто объяснять ему, каково положение вещей. — Заменит тебя? — недоумевает Берт. — С чего вдруг такие мысли? Курт, ты мой сын. Ты мой наследник. Это непреложно, и никому не под силу изменить. Курт бы соврал, если бы сказал, что не почувствовал захлестнувшей волны облегчения и комка, подкатившего к горлу. Берт вздыхает и смотрит на него, как будто тот заблудился в трёх соснах. — Курт, не знаю, откуда ты такого понабрался… — Слушай, а может, так и вправду будет проще? — предлагает Курт, после чего облизывает сухие губы и сразу же их поджимает, чтобы они не дрожали. — Для всех нас? Берт обходит стол и кладёт руки Курту на плечи. — Я знаю, что у нас были разногласия, Курт. И знаю, что ты до сих пор недоволен тем, как в детстве тебя отослали из дома. Но ты должен понять, я действовал из лучших соображений. Я не мог заботиться о тебе — я едва справлялся даже с твоей мамой, а после её смерти и вовсе просто не знал, что с тобой делать. Ты был несчастен, и здесь тебе было небезопасно. Отправить тебя к Блейну — лучший вариант в той ситуации. И это не значит, что я не хочу, чтобы ты был мне сыном. — Я не злюсь на то, что ты послал меня к Блейну. — Курт не кривит душой… если бы не Берт, он бы никогда не встретил Блейна. — Я злюсь, что ты забрал меня от него. Теперь сам Берт поджимает губы и кивает, часто моргая. — Так… полагаю, самое время спросить: ты заменил меня? Теперь очередь Курта хлопать ресницами, но слёзы скрыть не удаётся. — Нет. Нет, я не… Блейн не мой… Я… Боги, Блейн ему как отец? Нет. Но слишком скорое отрицание выдаёт принца. Берт резко зыркает на него, скрестив руки. — Минуточку. Курт… только не говори, что… — Что? — спрашивает Курт чересчур высоким голосом. Не нравится ему этот папин взгляд. Нужно срочно отвлекать внимание. — Слушай, пап, я не могу остаться, у меня свидание с Адамом… — Ну-ну. Заливай дальше. — Я серьёзно, пап, — спорит Курт. — Мы вместе обедаем. Берт поднимает бровь. — Курт. Зачем тебе любезничать с Адамом, если он тебе не интересен? Курт пристально смотрит на отца. — Кое-кто настоял, чтобы я дал ему шанс. Берт качает головой. — Курт… — Слушай, мне правда пора, — торопится улизнуть Курт. — Мне следует что-то узнать к завтрашнему приёму? — Тебе следует знать, намерен ли ты привечать другого поклонника, — отвечает Берт. — Так… ты не приостанавливаешь поиски своего принца? Курт чувствует себя не в своей тарелке, но не может позволить отцу взять над ним верх. Он делает вид, что не понимает, к чему клонит Берт, и пожимает плечами. — Я вообще не желаю привечать поклонников. Дам знать об этом делегатам. — Хозяин — барин. Тогда всё в твоих руках, — напутствует Берт. — Пришло время начать принимать активное участие, а не только перенимать мой опыт. Я составлю перечень подконтрольных тебе вопросов, и, раз уж тебе так приспичило действовать по своему разумению, можешь сам и разобраться с собственными поклонниками. То бишь отвергнуть людей, и если ты не желаешь принимать претендентов на политический брак, отказов будет немерено. Отныне я поручаю твоему сподручному приносить бумаги тебе. — Ещё что-то? — Я попозже решу, какие ещё обязанности можно перекинуть на тебя. Иди пообедай с Адамом. И, Курт? Курт поднимает брови. — Не… вводи его в заблуждение, — просит Берт. — Для него это не просто политический альянс, и, может, я уже толком не знаю тебя, Курт, но ты не жестокий. Так что… не поступай жестоко. Сложно выдержать слишком пронзительный взгляд отца, поэтому Курт отворачивается и кивает. — Буду иметь в виду, — он открывает дверь, но затем, обернувшись, добавляет. — Тебе тоже пригодится собственный совет. Отпустив колкость, Курт ретируется и на выходе застукивает Эллиота под дверью, как и всегда, он стоит слишком близко, явно чтобы подслушать. Не теряя времени даром сподручный с пустыми руками следует за Куртом, его вездесущая кипа бумаг куда-то делась. — После я должен буду ввести Вас в курс Ваших новых обязанностей, — укоризненно говорит Эллиот, — но сейчас мне нужно взять выходной. — Зачем это? — недоумевает Курт. В последнее время Эллиот — единственный, чьё общество его радует, и мысль отпустить его вызывает дискомфорт. — Некоторым из нас повезло родиться с телом, для которого мы предназначены, — говорит Эллиот, выгнув бровь. — Мне нужно пойти в город к магу за новым запасом зелий. — Прости, — извиняется Курт, останавливаясь. — Конечно, сходи. Но почему у нас в замке нет кого-то под рукой? Ты же наверняка тут не единственный перерождённый. Эллиот пожимает плечами. — У нас есть только самый обычный доктор. Не владеющий магией. Не все ей доверяют, знаете ли. — Так не пойдёт, — задумчиво бормочет Курт. — Что, если есть что-то такое, с чем не может справиться обычный доктор? — Этот вопрос уже ближе к политике, принц Курт. Может, Вам следует составить апелляцию и подать её отцу на рассмотрение. Или просто примите решение самостоятельно, если Вам предоставят соответствующие обязанности. Курта поражает, насколько значительной становится его жизнь. Ему каждый день придётся сталкиваться с подобным. И уже скоро — отец перепоручает ему обязанности по ряду дел королевства, и ему придется принимать решения, которые могут затронуть тысячи людей. У него такое чувство, будто плывет во времени и пространстве, глядя на себя, словно со стороны, и в этот самый момент внутри него срабатывает спусковой крючок. — Однажды я взойду на престол, — глухо говорит он. — И я понятия не имею, как быть королём. — Вот почему отец поручает Вам больше обязанностей, — поясняет Эллиот. — Он прекрасно справляется, Курт, нужно отдать ему должное. — Да, король из него хороший, — поправляет Курт. Эллиот качает головой: — Он любит Вас. — Это не тема для дискуссий, — говорит Курт. — Посмотрим, насколько крепка будет его любовь по истечении месяца. А пока… иди. Мне ещё поклонника развлекать. — Вы хотели сказать, дать отставку поклоннику, — высказывается Эллиот. — Отец только что дал свое благословение на то, чтобы сказать Адаму сматывать удочки. Курт округляет глаза. — Похоже на то, да? Думаешь… — Полагаю, Вам нужно быть откровенным, — рекомендует Эллиотт. — Но мы ничего не обсуждаем, припоминаете? — Какое это имеет отношение к… — Я отбываю в город, — прерывает Эллиот. — Вернусь, Вы и глазом не успеете моргнуть. Он проносится вихрем, сбегая и оставляя Курта стоять на месте и изумленно смотреть ему вслед. Курт не дурак — он точно знает, чего хочет и всегда хотел Эллиотт — он хотел, чтобы Курт поговорил с отцом без утайки. Он не сказал об этом напрямик, но Курт знает. Однако ещё не время. Сначала ему надо поговорить с Блейном. То есть, если Блейн вообще захочет поговорить с ним. Миновали недели — и ни слова, ни единого письма или записки. Сам Курт не отважился писать, но, само собой, Блейн волен говорить с Куртом, если захочет? Даже просто пожелать ему всего наилучшего? Но от Блейна ни слуху ни духу, а Курта тянет к нему с каждым проходящим днём всё больше и больше. И спасают только сновидения. Они странные, его грёзы. Они всё в том же ключе — обычно снится полёт, хотя иногда Курт грезит, как проходит сквозь пламя, не получая ни единого ожога, или выдыхает дым всё равно что чистый воздух. В этих сновидениях он чувствует огонь в своих костях, ощущает, как пламя лижет его тело, раскочегаривая его. И при обретённом могуществе складывается такое ощущение, будто Блейн находится повсюду, окружая его со всех сторон наяву. А бывает и ещё хуже, ему грезятся тёплые и нежные прикосновения шероховатых рук, проворно скользящих по его коже. Губы, ласкающие каждый уголок тела, опускаются всё ниже и ниже, и он всем телом извивается на своих простынях от переполняющих ощущений — образы мужчины (его мужчины) между его бёдер или обвивающего его со всех сторон, проникающего внутрь. Такие сны — самые реалистичные, и, когда они рассеиваются дымкой, Курт всегда так страдает, что остро нуждается во внимании. Но когда он просыпается, уже неважно, какой был сон, ему не хватает Блейна в комнате. Он скучает по тому, как Блейн любовался тем, как он спал, и ускользал, прежде чем Курт открывал глаза. Это неизменно напоминает Курту о тех ночах, когда он боялся спать один и в итоге оказывался в постели Блейна, свернувшись калачиком на его теплой чешуе. Но сейчас ему снова страшно. Он должен идти на свидание, на котором за ним будет ухаживать принц, и теперь — да, он должен отвергнуть этого принца. Мужчину, которого Курт находит милым, великодушным, добрым и которому очень не хочет причинять боль. Но вынужден — он знает, чего хочет его сердце. Сны — достаточное тому доказательство.

ℑℵℜ

Два принца сидят за столиком для завтрака в покоях последнего, но напряжённость атмосферы чувствуется за версту, учитывая то, как с каждым произнесённым Куртом словом Адам делается всё печальнее и печальнее. — Так значит… без шансов, — заключает Адам. — Прощу прощения, — искренне извиняется Курт. — Но моё сердце… не здесь. — А с Блейном. Такая прямота шокирует Курта. — Прошу прощения? — Ваше сердце с Блейном, — повторяет Адам. — Курт, я не дурак. Я видел, каким взглядом Вы на него смотрели, как именно вы говорили друг с другом. Курт слышит одно — «друг с другом». Блейн говорил с ним по-особенному, выходит, Курт не нафантазировал себе всё это?.. — Но, Курт. Вам нужно кое-что узнать, пока Вы не преступили договорённость. Курт моргает. — Что же? — Блейн… Блейн не ждёт Вас, — ошарашивает Адам. — Он… его снова пригласили воспитателем. Кстати, он снова будет опекать молодого человека — сына одного из баронов твоего отца. Курта будто ледяной водой окатили. Он всё это время терпеливо ждал и прождал бы вечно, а Блейн… а теперь Адам намекает на то, что Блейна приглашают к молодому мужчине? Курт не противится холодной ярости, словно хищник, видящий добычу. Адам переступил черту. — Думаете… думаете, у Блейна есть привычка испытывать чувства к своим воспитанникам? Адам вздыхает. — Нет, вовсе нет, Курт. Но нельзя отрицать одно — он не ждёт Вас. Он живёт дальше. Гнев сменяет леденящий душу страх, от которого будто сжимаются все внутренности, и кровь застывает в венах. Теперь принц словно окаменел и не сможет двинуться, если захочет. — Это… чушь, Вам-то откуда знать, — спорит Курт. И в самом деле — Адам не знает Блейна, не так, как Курт его знает. Он бы не отрёкся от Курта вот так просто. — Нельзя делать вывод только по тому, что он продолжил выполнять свою работу, пока я застрял здесь… — Курт, Вы не сможете уехать, — урезонивает Адам. — Вы наследник. — Я могу навестить его! — не выдерживает Курт. — Я хорошо себя вёл, так что отец несомненно… — Что? Курт, из-за отца Вам и не позволят остаться с Блейном. Думаете, он не знает? У Курта внутри всё упало. — Нет. Он не знает, а даже если и знает… что… — Курт, просто… выслушайте меня, ладно? — после кивка Курта Адам продолжает: — Блейн не взял бы кого-либо под своё крыло, если бы у него оставалась хоть малейшая надежда увидеть Вас. Опека — это ответственность, подразумевающая долгие годы. К тому времени, когда он снова освободится от этой ответственности, Вы уже будете в браке. Курт тотчас мотает головой. — Нет. Нет, я подожду, я буду ждать вечно, если понадобится… — Отец отправит Вас под венец в восемнадцать лет, хотите Вы того или нет, — убеждает Адам. — И, разумеется, он не позволит Вам выйти за дракона. Вы хоть знаете, сколько они живут? Если бы его короновали, он был бы королём целую вечность, к тому же не зафиксировано ни одного случая рождения нормальных детей в паре дракона и человека, Вы никогда не сможете произвести наследников… — Нет, — твердит своё Курт. Но умом он признаёт истинность высказанных слов и ненавидит то, насколько Адам прав. — Нет, Адам… — Курт, пожалуйста, — просит Адам. — Блейн… я знаю, что он Вам небезразличен, но он совсем Вам не подходит, — он берёт Курта за руку, потянувшись через стол. — В то время как я… Курт, я всегда рядом. Курт таращится на их руки, а затем заглядывает в глаза Адаму, смотрящему на него так искренне и умоляюще. Он искренне верит в то, что говорит… и если это правда… и всё-таки нет, ему нужно как-то поговорить с Блейном, пока не стало слишком поздно; ему нужно знать — Блейн должен сказать всё сам, нельзя просто предположить… — Как скоро Блейну поручат нового воспитанника? — спрашивает Курт едва ли не шёпотом. — Я не знаю, — отвечает Адам. — Об этой новости нам сообщили на прошлой неделе, так что, должно быть, к концу месяца. — Значит, через неделю, — произносит Курт, вставая. — Адам… послушайте, Вы мне нравитесь, понимаете? Вы очень милы. Но я должен… я должен попытаться. Я должен попытаться. Понимаете? Адам какое-то время смотрит на него, не проронив ни звука, а затем, сглотнув комок в горле, кивает. — Что Вы намерены делать? — Я собираюсь послать ему письмо, — признаётся Курт. — Я отправлю нашего самого быстрого гонца. И… и если он не ответит к концу месяца… — он глубоко вздыхает. — Тогда… тогда я пересмотрю своё решение. Это ничто иное, как авантюра, но Курту нужно знать. Прежде ему нужно узнать, как обстоят дела на самом деле. Ему нужно поговорить с Блейном. Адам должен уступить ему в этом, просто обязан. — Одна неделя, — уточняет Адам. — Курт, я надеюсь… — он умолкает, а затем встаёт, качая головой. — Я Вас оставлю, письмо потребует уединения. Как только он уходит, Курт бросается к столу и макает перо в чернильницу. Мой дражайший Блейн…