Танец Хаоса. Одинокие тропы

В небольшой пещере, провонявшей так, что в пору лицо тряпками заматывать, было темно. И Эвари всей душой мечтала о том, чтобы добавить в крохотный костерок немного сандалового дерева. Ну, или масла какого ароматного, тоже было бы неплохо, хотя бы капельку, чтобы сбить эту вонь. Да чего уж греха таить, она согласилась бы даже на старую трухлявую гнилушку, источающую удушливый горючий дым, чтобы дышать было нечем и глаза резало, но уж лучше все же так, чем то, чем она дышала сейчас. И почему только в жизни всегда так получалось, что самые потрясающие и невероятные моменты всегда соседствовали с убожеством и бредом, вызывающим недоумение и нервный смех? Почему от величайшего из Анкана, которым она восхищалась долгие годы, большую часть времени воняло хуже, чем от выгребной ямы? Мирван, например, находил данный факт очень забавным, даже очаровательным, по его же собственному признанию, и искренне не понимал, отчего Эвари так беспокоится. Маленькое чадящее пламя, совсем крохотное, едва больше пары свечей, плясало над полом, распространяя вокруг неверные тени. Больше разжигать смысла не имело - сквозняк сквозь щели в стенах пещеры выдувал прочь все тепло, как бы высоко ни поднималось пламя, да и дров здесь, в высокогорных долинах, было не так уж и много, чтобы попусту их растрачивать. Неизвестно еще, сколько им здесь торчать, неизвестно, сколько народу еще соберется, сколько понадобится места, чтобы разместить всех. Ничего не было известно, и от этого Эвари скрежетала зубами день ото дня все громче, а Мирван жаловался, что этот звук ужаса на него наводил и мешал спать. И от этого звук только усиливался. Делать ей было совершенно нечего сейчас, и это тоже изводило ее. Разве что подбрасывать тонкие кривые веточки в пламя, да считать минуты – самое бесполезное занятие из всех возможных. В первый день она еще пыталась читать при слабом свете, но потом бросила это занятие – глаза слезились и болели, не хватало еще испортить себе зрение, сидя в этой вонючей душной пещере. Но на то, чтобы разглядеть спутников, света все-таки было достаточно, хоть от одного их вида Эвари с души воротило. Легендарный воин древности больше всего напоминал кучу падали, расположившуюся в углу, даже не дышал почти. Мирван, всклокоченный, грязный, отощавший так, что на лице остались одни глаза да колючая щетина, то и дело клевал носом рядом с ним, роняя голову на грудь и почти что засыпая. В такие моменты Эвари толкала его, не сильно, но достаточно увесисто, чтобы привлечь внимание. Одна сидеть и сторожить ушедшего в тонкие миры отшельника она не собиралась, тем более, что вообще изначально была против этой идеи. Как и любой другой идеи, которая включала в себя употребление каких-либо сторонних веществ для скорейшего ухода в транс. Больше всего ее выводил из себя тот факт, что Йордани’Кан тоже ничего дурного не видел в том, чтобы пожирать всевозможные психотропные растения и под их действием видеть то ли галлюцинации, то ли реальных существ с той стороны Грани. Первое, на взгляд Эвари, было бессмысленной потерей времени, второе – весьма опасной затеей в состоянии измененного сознания, которое не позволяло до конца контролировать свои действия. Не раз и не два они с Мирваном во время изучения тонких миров попадали из-за этого в очень неприятные ситуации, и вытащить Мирвана оттуда Эвари удавалось только с большим трудом и лишь потому, что она очень хорошо знала его, много лет проведя бок о бок с ним. Где искать давным-давно ушедшего из тела Йордани’Кана и, главное, - как его искать, Эвари представляла себе с большим трудом. Он погрузился в транс двое суток назад и за все это время ни разу не пошевелился и не издал ни звука. Только грудная клетка его медленно и редко вздымалась вверх-вниз, да едва слышно стучало под толстым слоем звериных шкур, плоти и костей сердце. Лицо его было умиротворенным и ровным, как у человека в глубоком сне, а значит, связь с телом он оставил совсем слабую, едва достаточную для того, чтобы оно не умерло без его присутствия. Раз в несколько часов Эвари смазывала ему губы водой, чтобы хоть как-то поддерживать ее баланс в теле, пока душа бродила в тонких мирах. Но вряд ли Йори’Кан это замечал. Он и в своем-то обычном сознании замечал далеко не все. А вернее – делал вид, что не замечает, игнорировал то, что не считал заслуживающим внимания. Периодически это было мнение Эвари, гораздо чаще, чем ей самой хотелось бы, и это раздражало ее. Несомненно, этот человек обладал знаниями куда более обширными, чем обучающие ее Наставники, несомненно, за прошедший месяц она узнала от него очень много парадоксальных, почти невозможных вещей, но гораздо приятнее для них всех было бы, если бы делился он ими в несколько иной манере. А не пропуская мимо ушей большую часть ее вопросов, отвечая невпопад или не то, о чем она спрашивала, и вовсе не потому, что находился под действием психотропных веществ, а просто потому, что не считал нужным отвечать или даже слышать вопрос. Правда, с Мирваном он вел себя примерно так же, так что особенно ущемленной Эвари себя не чувствовала. Да и вообще, обижались только те, кому не хватало выучки и чувства собственного достоинства, чтобы игнорировать чужую глупость. Эвари надеялась, что к таковым уже не принадлежит в силу возраста и жизненного опыта. Все, буквально все вокруг нее за последний месяц как будто нарочно пыталось вывести ее из себя. Все события сплетались самым странным образом, шли совсем не тем путем, как должны были. Эвари всегда считала, что в полотне, которое плетут Единоглазые Марны, есть смысл, пусть и скрытый от посторонних глаз, что каждая нить в нем закономерна и находится именно в том месте, в котором и должна находиться. Да, возможно, со стороны и без подготовки разгадать этот смысл было невозможно, но это еще не означало его отсутствия. И долгие годы Эвари тешила себя мыслью о том, что просто еще не подобрала нужного ключа к этому рисунку, не нашла недостающей детали, которая встала бы на место, и рисунок раскрылся бы перед ее глазами во всей своей красоте. По тому же принципу создавались и энергетические рисунки – у каждого из них был свой ключ, своя собственная уникальная логика построения, ядро, из которого формировалось все остальное. Поэтому логично было бы предположить, что само мироздание обладает схожей структурой, схемой построения, не так ли? Доказать свое предположение она могла лишь опытным путем, потому еще много лет назад взяла за правило внимательно прислушиваться и присматриваться ко всему, происходящему вокруг, анализировать события, выхватывать общие ритмы их развертывания, находить в на первый взгляд совершенно несовместимых и никакого отношения друг к другу не имеющих событиях общую логику и закономерность. Это было легко – Наставники ведь занимали должность Смотрящих, а раз так, то были в курсе всех происходящих в мире событий и посвящали в них своих учеников. И порой у Эвари даже получалось предсказывать те или иные повороты разворачивающейся вокруг нее истории, просчитывать какие-то вероятности, строить прогнозы. Она ни с кем этого не обсуждала, кроме Мирвана, да и с тем делилась своими предположениями не всегда охотно, уж больно часто он с чересчур повышенным энтузиазмом реагировал на них, предлагая откровенно бредовые варианты и портя ей настроение. Но сейчас происходило что-то, чего она ну никак предсказать не могла. Что-то, что просто не предсказывалось, находясь, как будто, вне полотна, создаваемого Марной Матерью. И центром этого чего-то был проклятущий Йордани’Кан. Научный метод, которому привыкла следовать во всем Эвари, как единственному реально работающему способу познания мира, предполагал простую последовательность действий, благодаря которой можно было легко найти ответ на интересующие вопросы. Постановка проблемы, план конкретных шагов для ее решения, анализ результатов, создание теории, обобщающей все предыдущие пункты. По этому принципу она привыкла жить, по этому принципу существовал сам Трон Ночей, по нему осуществлялось любое познание – Эвари твердо верила в это. Йордани’Кан же отвергал его на корню, каждым своим действием, каждым словом и жестом разрушал четкую упорядоченность мира, в котором существовал, и наверное поэтому-то как раз Эвари и не могла предугадать его дальнейших поступков. Она не могла предсказать даже, что будет через пять минут, и это сводило с ума. У них ведь был такой хороший план с самого начала, такой ладный и - главное! – выполнимый. Добраться по предгорьям до Тарна, сесть на судно, идущее на юг, доплыть до Этлана Срединного, а дальше на речных судах – до Ишмаила, связаться с Аватарами Создателя и своими Наставниками и начать борьбу против Эвилид объединенными силами. На этом плане, в том числе, настаивал и сам Йордани’Кан, горячо обосновывал необходимость его претворения в жизнь, едва не пинками погнал их на восток, в сторону побережья Тарна, без конца подгоняя и повторяя раз за разом, как им нужно спешить, как мало времени осталось в их распоряжении. Словно два побитых палкой пса они с Мирваном, выдыхаясь и едва не падая от усталости, последовали за бесноватым стариком, в котором оказалось на удивление много сил. Ел он совсем немного, спал по два-три часа в день, а все остальное время упрямо шагал на восток, невозмутимо перебирался через ледяные речушки, перепрыгивал пропасти да орал на них, как заполошный, когда они просили сделать привал и хоть пару минут отдышаться. Ничего не хотел слушать, никаких оправданий, костерил их почем зря, называл глупыми ленивыми щенками, не способными даже сотню метров собственными ногами пройти. А когда на пятый день у Эвари от усталости перед глазами уже черные мухи сновали, стоило только глаза на рассвете открыть, а все тело ныло, будто ее палками били, Йордани’Кан с самым бестрепетным видом сообщил им, что ночью общался с Хайтари’Кан, и что планы у них изменились. Ни на какой юг они не плывут, ни к каким Аватарам не спешат, а возвращаются назад как можно скорее и разрабатывают план, как вытащить Хайтари’Кан из лап Прахаба. Эвари тогда готова была удавить его голыми руками и даже попыталась это сделать, но Мирван повис на ней, вопящей во всю глотку, топающей ногами и сыплющей проклятьями. Йордани’Кан же в ответ на всю излившуюся из нее ярость только флегматично пожал плечами и отозвался: - Чего не сделаешь ради любимой женщины. Она позвала меня на помощь, значит, Аватары подождут. Может быть, какие-нибудь конченные идиотки из тех, кого интересовали пошлые любовные романчики, могли бы восхититься такой преданностью той, кого Йордани’Кан всю жизнь мечтал сделать своей арико. Но у Эвари это вызвало несколько иную реакцию. Два с половиной часа она потратила на то, чтобы вразумить этого бестолкового вонючего старого козла, почуявшего запах самки в поре и рванувшего с неожиданной от его кривых подагрических ножек прытью вверх по отвесному склону. Танец Хаоса был важнее, чем одна единственная женщина. Втроем они не могли бросить вызов целому Дому Ночей. Прахаб был одним из Эвилид, первым сподвижником Крона и уж точно не ровней Йордани’Кану, каким бы легендарным ведуном тот себя не считал. И пытаться вытащить бывшую Мать Ночей из его лап было точно так же безумно, как выковыривать из зубов голодного льва кусок мяса. Но Йордани’Кан ничего не желал слышать. Только мотал своей косматой головой, прикрывал глаза и бубнил о том, что не бросит ее. И, судя по всему, заразил своими глупыми взглядами и Мирвана, глядящего на него с открытым от восхищения ртом и огромными, полными любви глазами. Потому что этот дурак тоже поглядел на Эвари и заявил, что никуда не пойдет, пока они не вытащат Мать Ночей из лап узурпатора. Эвари оставалось только в ярости топать ногами да зубами скрежетать. Без Мирвана она не могла уйти на юг. Не могла и все. Тоже, наверное, потому что была одной из этих бестолковых хлопающих глазами куриц, которые без своих арайне и вздохнуть боялись. Так она говорила самой себе, чтобы пристыдить и заставить уйти на юг исполнять свой долг, но только вот все равно не уходила. Потому что правда была гораздо более мерзкой, чем обвинения самой себя в глупости – ей было страшно идти одной, без Мирвана. Она слишком привыкла к нему, слишком приросла, чтобы выйти в давным-давно покинутый ею мир людей в одиночестве, будучи лишенной способности защитить себя самостоятельно. Слишком хорошо помнила, как они обращались с ильтонцами. Потому ей пришлось остаться с двумя этими бездарями и просто молча наблюдать за тем безумием, которое они продолжили с большим энтузиазмом плодить в окружающей реальности. После ее бессмысленных попыток вразумить Йордани’Кана, они развернулись и с той же скоростью припустили в обратную сторону, но на этот раз, отклоняясь по большой дуге к северо-западу. Йордани’Кан храбрился и уверял их, что ситуация сложилась как нельзя лучшим образом. Потому что, если погоня за ними все-таки пошла, она устремится прямо к восточному побережью, решив, что ведущие на север следы – обманная дорога, проложенная при помощи энергии Источников. Ведь в Доме Ночей уверены, что беглецы попытаются покинуть север морем, - это единственная возможность быстро и бесследно оставить позади Драконьи горы и преследователей. И впрямь, никаких признаков погони сама Эвари не чувствовала, через несколько дней вынужденная признать, что, кажется, они все-таки оторвались. Мирван пришел от этого в бурный восторг, абсолютно уверившись в непогрешимой мудрости Йордани’Кана, а тот раздулся как индюк, уверяя, что приведет их к победе в Танце Хаоса еще быстрее, чем сами Аватары Создателя. И весь обратный путь ее терзал один единственный вопрос: как он умудрился общаться с Хайтари’Кан на расстоянии? Почему, проснувшись по утру, заявил, что переговорил с ней? Кое-какие предположения на эту тему у нее имелись, но довольно долгое время ей просто не верилось, что такой, как Йордани’Кан, может обладать подобными навыками. И еще дольше она боролась с собственной гордостью и раздражением, пытаясь засунуть их как можно глубже, согнуть упрямую шею и все-таки задать вопрос. На который проклятый Йордани’Кан ответил раздражающе легко. - Я просто Сноловец, - сообщил он, пожав худыми плечами, обмотанными толстыми слоями волчьего меха. Сообщил своим хриплым голосом из густой бороды, из которой торчал только нос картошкой да поблескивающие будто у птицы внимательные глаза. – Как и Хайтари. Мы раньше с ней часто виделись в снах, ох часто! Славные были деньки, - мужчина крякнул и улыбнулся, поглаживая слипшуюся от грязи в колтун бороду, и Эвари передернуло. - Но… мне всегда казалось, что Сноловицами становятся женщины, - изо всех сил пытаясь перебороть отвращение, проговорила она, бросая косые взгляды на Йордани’Кана. – Наставники говорили, что для этого нужен определенный склад характера. - Наставники твои идиотами были, - фыркнул Йордани’Кан, обернувшись и стрельнув на нее хитрым глазом. – И кастратами. А коли захочется любимую женщину обнять, а весь мир против будет, неужто не научишься это делать так, чтобы никто не увидел вас? Эх, молодо-зелено. Мирван восхищенно выдохнул, глядя на него влюбленными глазами: - А меня научите, Йори’Кан? Я всю жизнь жалел, что столько времени даром пропадает, пока я сплю! Сколько можно открытий сделать в это время, сколько всего изучить, если оставаться в сознании! - Научу, паренек, если захочешь, - отозвался отшельник. – Тут особой мудрости не надо. Просто желание и терпение. Эвари так не считала. Эвари не желала так считать. Все виденные ею Сноловицы выглядели примерно одинаково. Это были молодые женщины с огромными глазами и слегка расфокусированным взглядом, не слишком искусные в создании рисунков, с низеньким потенциалом, большую часть времени витающие в облаках во время занятий и не прославившиеся никакими особыми открытиями. Их арайне тоже походили друг на друга, как две капли воды, и лучшим термином для них стало бы слово «ушлые». Худые и верткие, словно крысы, они умудрялись пролезать везде, быстро занимать высокие посты, обставлять конкурентов, делали большие успехи в науке и исследованиях, пользовались всеобщим почетом и уважением. К своим сестрам они обычно относились с некоторой долей пренебрежения, и именно от них Эвари не раз и не два слышала рассуждения о том, что женщинам лучше бы посвящать себя изучению абстрактно-теоретических дисциплин, которые сложно применить на практике, и в которых они удивительно хороши. При переводе на обычный язык это означало: не соваться в мужские дела и не лезть в исследования, в которых они ничего не понимали. Естественно, открытым текстом ничего подобного никто бы не осмелился сказать, потому что на Троне Ночей восседали двое – Мать и Отец, и именно Мать осуществляла суд и управление внутренними делами Дома Ночей. Но подобные разговоры время от времени ходили по коридорам обители Анкана, и каждый раз в их возникновении Эвари винила глупость, мягкость и недалекость этих самых Сноловиц, которые своим примером заставляли окружающих мужчин выстраивать подобное мнение обо всех женщинах сразу. Удивительно, но в последние дни и во многом благодаря Йордани’Кану она начала менять свое мнение. Он совсем не походил на малохольную девицу, забившую голову ерундой, и без конца повторял, что любое знание можно заставить служить себе, что любое знание становится бессмысленным, если не извлекать из него пользу. А польза в сноловчестве была и весьма значительная. - Это сродни путешествиям по тонким мирам, только в то время, которое вы обычно просто теряете, будучи бессознательными, - объяснял он, с легкостью карабкаясь с одного уступа на другой, и впрямь похожий в своих шкурах на дикого зверя. – Все миры открыты для вас – идите во все стороны и ищите то, что хотите узнать. Во снах можно увидеть то, что еще не случилось, и сделать так, чтобы оно никогда не случилось или случилось по-другому. Можно найти любого человека и узнать любую вещь. Можно заставить других людей подчиниться твоей воле и даже убить их. Во снах не существует преград, в них все возможно, а это значит, что их можно и нужно заставить служить и миру твердых форм. - Я не понимаю, каким образом сны могут быть связаны с реальностью, - мрачно отозвалась шагающая прямо по его пятам Эвари, недобро глядя ему в спину. - Самым прямым, птичка, - проигнорировав ее тон, отозвался Йордани’Кан. – Ты ведь часть реальности, не так ли? И в мире нет ничего, что не было бы частью реальности. Значит и сон – часть реальности, просто иного рода. Да, большая часть снов – действительно просто отражение твоего собственного опыта, полученного за день, или реакция твоего мозга на внешние раздражители. Но точно также сон – это дверь в тонкие миры, и если ты научишься правильно эту дверь открывать, не будет предела твоей мощи. А потом Йордани’Кан начал рассказывать совсем уж безумные вещи о том, что когда-либо делал во снах, и Эвари оставалось только недоверчиво качать головой, слушая его. Она еще могла с трудом поверить в общение на расстоянии при помощи снов, в общие сны с другим человеком, в совместные путешествия по тонким мирам. Такие вещи можно было делать и наяву, кое-что из этого они практиковали с Мирваном, пока выстраивали классификацию тонких миров. Но другое просто поражало ее. Например, рассказ о возможности корректировки будущего посредством изменения сна. Йордани’Кан утверждал, что предшествуя объективной реальности, сны-предупреждения давали шанс непосредственно повлиять на события реального мира. Так он однажды, по его собственным словам, спас от смерти своего старого друга Вао Та’Кана, во сне оттолкнув его с пути обрушившейся с гор лавины. На следующий день Вао Та’Кан споткнулся на пороге своей пещеры и растянул ногу, а потому не пошел по привычному маршруту за водой, и действительно сошедшая с гор лавина никак не навредила ему. Йордани’Кан утверждал, что происшествие с ногой – проекция его толчка, которым ночью он наградил своего товарища, и что именно благодаря ему Вао Та’Кан спасся. Совпадением ли это было? Или реальностью? Безумными, но и интересными, как должна была признать Эвари, были и его рассказы об иных континентах, иных землях, которые он видел во время своих ночных странствий. Самым нелепым, на ее взгляд, была история о некоем Золотом Пузыре, как называл его Йордани’Кан. Якобы под этим пузырем пряталось целое эльфийское королевство, в котором также обитали и странные первородные существа, сотканные из самого света и имеющие общее сознание. И что самое интересное – эльфы этого королевства были смертны, как утверждал, хихикая, Йордани’Кан. В такую глупость Эвари поверить не могла и в любом другом случае сходу отмела бы все его россказни, но вот беда, слишком детально он описывал им все, что видел, слишком много подробностей приводил. Могло ли все это быть побочным эффектом саамы, которую отшельник принимал с большим энтузиазмом и гораздо чаще, чем следовало бы исключительно в исследовательских целях, как он утверждал? Или они и впрямь существовали где-то? - На другой стороне мира это, говорю тебе! – твердил Йордани’Кан, посмеиваясь и пыхтя ужасным кислым табаком, по запаху больше похожим на гнилую крапиву, забитым в грубо вырезанную из вишни трубку. – Там еще один материк есть. Никто никогда туда не плавал – далеко слишком, да и зачем оно сдалось? Но я точно говорю, если по морю от Тарна идти на восток много дней и недель подряд, прямиком в него и упретесь. Я так пробовал, смотрел, как туда добраться. Долго плыть придется, но можно. Все можно, если захотеть. Было бы желание только. Вот и оставалось только гадать, верить ему или не верить. Эвари не знала, как к этому относиться, не могла выстроить однозначного мнения. А вот Мирван, чтоб ему пусто было, с восторгом ребенка, заполучившего в руки разноцветную игрушку, набросился на предложенное Йордани’Каном знание, с энтузиазмом взялся за изучение сноловчества. Возможно, частично он был так переполнен энтузиазмом потому, что для длительного ухода в сон старый отшельник использовал галлюциногенные травы, и они с Мирваном могли часами напролет взахлеб обсуждать какие-нибудь очередные поганки или гнилые светящиеся во тьме корешки, которые нужно было жевать или курить. Эвари все это не нравилось, и к словам старика она относилась с очень большой долей скептицизма ровно до того момента, как Мирван, проснувшись посреди ночи с дико горящими глазами, не описал ей ее родную деревеньку, припомнив даже стреху в виде конской головы над домом старейшины и вырезанные в виде шишек перила под крышей деревенского колодца. Об этом она ему не рассказывала, и знать он это ниоткуда не мог. Значит, и впрямь ходил по снам? Еще неделю Эвари терзалась, не зная, стоит ли ей самой начинать учиться этому или нет. Спрашивать у отшельника не хотелось, ей прямо чуялось, что он знает, как она относится к нему и его науке. А Мирван настолько горел энтузиазмом научить ее и просветить во всем, что ее с души воротило от одной мысли соглашаться на его предложение. Вот она и колебалась, неуверенная ни в чем, раздраженная, сомневающаяся. А они тем временем вернулись обратно в те места, где впервые встретились с Йордани’Каном, а затем началось нечто странное. В свою насиженную пещеру отшельник возвращаться не стал, заявив, что смотрел орлиными глазами и углядел слежку. Это заявление Эвари тоже подвергла сомнению, сделав зарубку в памяти, но Йордани’Кан никак его пояснять не стал, а проверять и навлекать на свою голову беды Эвари не рискнула. Когда же они направились прямиком на север через плохопроходимые ущелья, она все-таки отважилась спросить, что же отшельник намеревается делать дальше. - Я уже сказал тебе, птичка, спасать Хайтари, - с энтузиазмом отозвался он, проворно карабкаясь вверх по склону, словно заросшая густой шерстью обезьяна. – Никогда она не просила меня о помощи, слишком гордая она женщина, независимая. Всегда такой была, даже в молодости, пока все ее сверстницы вздыхали да глаза закатывали. Впервые на моей памяти она сама меня позвала, и я не оставлю ее одну. - Да, но как вы намереваетесь вытащить ее из Дома Ночей? – настаивала Эвари. – И вообще, где ее держат? Что с ней происходит? - Терпение, моя птичка, я все расскажу, когда время придет, - сверкал ледяными глазами Йордани’Кан, и что-то такое озорное было в его взгляде, что выглядел он настоящим безумцем. Сумасшедшим, ведущим их на погибель. - Тогда хотя бы скажите, куда мы идем? – не сдавалась она, крича ему в спину, как в стену. Вокруг поднимались однообразно крутые склоны, покрытые белыми снежными шапками. Чем дальше они уходили, тем более дикими и грозными выглядели горы. - Мы идем к месту сбора. Я уже позвал всех своих друзей. Скоро они явятся, и мы все вместе подумаем, что делать дальше. Поверьте, они вам понравятся! Скучать точно времени не будет! – с хриплым смешком пообещал отшельник. - Какие у него могут быть друзья посреди диких гор? – ворчала Эвари, сверля его спину сердитым взглядом и надеясь, что хотя бы часть ее слов дойдет до ушей бестолкового Мирвана, глядящего на отшельника с абсолютным доверием и верностью обласканного щенка. – Какие-нибудь козлы винторогие, такие же облезлые и вонючие как он сам? Кого мы здесь ищем? - Эва, не стоит так, - покачал головой Мирван, с укоризной глядя на нее. Глаза его были такими же пустыми, как полное незаходящего солнца небо над головой. - Йордани’Кан – великий человек. И я уверен, что друзья у него ему под стать. Он нас еще не раз удивит, это точно. - Не сомневаюсь, - ворчала она, прекрасно понимая, что спорить с ним бессмысленно. Вихрастый парень уже целиком и полностью подпал под очарование бесноватого отшельника. Чем-то они даже внешне походили друг на друга: тощие, с горящими глазами, неопрятные и без конца фонтанирующие идеями, одна бредовей другой. Еще неделю бродили они по узким ущельям меж горных пиков, поднимались на продуваемые всеми ветрами плато, карабкались по осыпающимся под сапогами каменистым склонам. А потом все-таки пришли в укромную долину между двух высоченных заснеженных пиков. В северной ее части расположилось вытянутое озеро с ледяной водой, от которой зубы сводило, остальное пространство занимали луга с невысокой чахлой растительностью. Дикие олени паслись здесь, ни разу не видевшие человека. Они даже не пытались убежать прочь при приближении путников, только разглядывали их выразительными темными глазами, да нюхали воздух. У подножия безымянной юго-восточной горы обнаружилось множество пещер в земле. Порода здесь была пористой, мягкой, и тысячелетиями водные потоки, по весне сбегающие вниз, в озеро, промывали в ней причудливые ходы. Целая сеть пещер змеилась по ее боку, и одну из них они трое облюбовали под жилище. Вернее, выбрал ее Йордани’Кан, безапелляционно заявив, что они остановятся здесь, потому что якобы чуял в этом месте особые благоприятные энергии. Мирван едва из штанов не выпрыгнул, пытаясь узнать, что это за энергии, и связаны ли они как-нибудь с вертикальными потоками энергии мироздания, и это его любопытство вылилось в невероятно нудный и совершенно бессмысленный диалог, который они с отшельником вели в тот вечер почти что до самого утра. Эвари уснула в его середине, как раз во время обсуждения схожести кротовых нор и выходов на поверхность Источников Энергии. Аккурат после того, как и ее саму Йордани’Кан назвал одной из таких «метафизических нор», как он выразился. После этого заявления Эвари со спокойной совестью отвернулась от них обоих и погрузилась в сон. А на утро после того дня начали прибывать друзья Йордани’Кана, и самые мрачные опасения Эвари подтвердились. Нет, это были все-таки не горные козлы и не вымышленные бесплотные сущности, как она боялась в самом начале, но Йордани’Кан и не выглядел окончательным и бесповоротным безумцем. Но все же, друзья его являли собой весьма яркое зрелище. Первой пришла Димея’Кан, и о ее приходе они узнали гораздо раньше ее появления по невыносимо мерзким звукам, которые ветер разносил над тихими долинами. Истошный высокий визг, будто рев какого-то дурного животного, постоянно меняющий ноты, становящийся то выше, то ниже разнесся над долиной, и даже флегматичные олени шарахнулись от него прочь, предпочтя перекочевать ближе к берегу озера. А затем вдали среди зеленых равнин появилась и сама Димея’Кан, и Эвари оставалось только глубоко и горестно вздохнуть. Эта женщина больше всего походила на деревенскую сумасшедшую или ведьму, какими их рисовала церковь. Худая, согбенная, с растрепанными седыми волосами, похожими на воронье гнездо, обряженная в лохмотья и плащ из облезлых кротовьих шкурок, Димея’Кан смотрела на мир выпученными из орбит блекло-голубыми глазами и улыбалась ртом, в котором не хватало нескольких передних зубов, а другие беспорядочно торчали под разными углами. Ноздри у нее были пожелтевшими, как и шишковатые пальцы, которыми она беспрестанно подбирала щепотку табака из маленькой жестяной коробочки и громко втягивала ее носом, принимаясь после того чихать, повизгивая при этом. Вдобавок у нее с собой был весьма странный музыкальный инструмент, сделанный из бараньего желудка, по ее же словам, с приделанными к нему длинными трубками. В одну из трубок она дула, и жуткий мешок исторгал из себя скрипучий невыносимый звук, который Димея’Кан отчего-то находила красивым. - Я люблю змей, - заявила она вместо приветствия Эвари, часто моргая своими странными рыбьими глазами, слегка склонив голову набок, словно любопытное животное. – Ты видела здесь змей, девочка? Было бы неплохо найти парочку. Йордани’Кан встретил Димею’Кан радушно, как старую подругу. Они долго обнимались, хлопали друг друга по плечам, а потом полночи пили какую-то жуткую мутную настойку, припасенную женщиной в пошедшем подозрительными пятнами бурдюке. Эвари от одного ее запаха дурно стало, а Мирван отказался, заявив, что предпочитает органические вещества изготовленным искусственным способом. К утру старая ведьма, - а иначе ее назвать у Эвари просто язык не поворачивался, - потрепала ее, сонную, по щеке и прошамкала: - Не волнуйся, дитятко, мы тебя в обиду не дадим! И коли пошлет Отец наш небесный, с твоей помощью развалим весь Дом Ночей к бхаре собачьей. Давно пора было это сделать. Спрашивать, что именно она имела в виду, Эвари не решилась, - эта женщина вызывала в ней столь сильные и смешанные чувства, что ильтонка решила вообще разговаривать с ней как можно реже. Впрочем, ведьма и сама не стремилась продолжать общение. Сообщив Йордани’Кану, что отправляется искать змей, пока остальные не прибыли, она ушла куда-то к берегам озера, и больше они с Мирваном ее не видели. Только по вечерам издали долетал жуткий вой странного музыкального инструмента или пронзительные женские крики, на которые Йордани’Кан никак не реагировал. Видать, ничего страшного или странного с Димеей’Кан не происходило. Вторым пришел старый друг Йордани’Кана – Бесноватый Вао, тот самый, которого Йори’Кан якобы спас во снах. Худой и очень-очень высокий, Вао Та’Кан показался Эвари больше похожим на мумию, чем на человека. Кожа у него была эбеново-черной, почти угольной, черты лица – крупными, глаза – темными и широко расставленными, а голос клокотал в груди раскатисто и красиво, напоминая гудение шмеля. Говорил он очень медленно, словно пробовал на вкус каждый слог, со слегка заметным акцентом. Одет Вао был в поношенные, но аккуратно заштопанные одежды Анкана – серое пальто и штаны, серый плащ поверх них. Вдобавок, в отличие от Йордани’Кана, от него совсем не пахло, да и смотрел он на собеседника спокойным мягким взглядом, с интересом выслушивая каждое его слово и не перебивая его. Одним словом – бесноватым Вао Та’Кан совершенно точно не был, а вот остальные присутствующие на его фоне именно так и выглядели, и над разгадкой этого Эвари ломала себе голову достаточно долго. Ровно до тех пор, пока не увидела как-то рано утром, как Вао Та’Кан сидит голышом на камне на берегу озера и скалится на свое отражение в воде, разглядывая его очень внимательно. - Ради эксперимента он полвека назад подселил к себе паразита, но не подстраховался и вытащить его из себя так и не смог, - ответил на ее вопрос Йордани’Кан, безразлично пожав плечами. – С тех пор его иногда заносит, потому и стал отшельником. Так-то он нормальный мужик, но как Хаара Зу наружу из него полезет, так все, пиши пропало. Это нечасто бывает, но случается. Так что вы поосторожней с ним, если увидите, что он не совсем нормально себя ведет. - Но ведь паразита должно быть видно со стороны? – нахмурился Мирван, почесывая заросший щетиной подбородок и глядя на Йордани’Кана. – Мне всегда казалось, что они не сливаются полностью с владельцем, а торчат наружу, как пауки, оплетшие его мозг, или клещи, присосавшиеся к сердцу, например. - Да, так и бывает обычно, если паразит подселяется со стороны, против желания своего носителя, - отозвался отшельник. – А Вао своего к себе сам впустил, слившись с ним полностью. Поэтому теперь у него два сознания – одно его собственное, и одно Хаара Зу. Довольно противная тварь, скажу я вам. Не люблю с ним дело иметь, так что и вы не лезьте от греха подальше. День за днем приходили все новые и новые отшельники, один другого краше, и Эвари оставалось только повторять, что все это делается ради победы в Танце Хаоса, победы над Прахабом, почти силой убеждать себя в этом. Потому что когда она оглядывалась по сторонам, сердце буквально в пятки уходило, и руки сами собой опускались. Насахаман’Кан без конца хихикал, кривя левую сторону лица в жутковатой гримасе, и жевал листья саамы почти круглосуточно, отчего его зрачки были огромными, как две луны. Ниявин’Кан заговаривалась и дрожала, тряслась всем телом, словно ее бил озноб. Танайи и Малат’Кан были связанной парой и выглядели чуть получше всех остальных, но говорили без конца только об энергии Земли и том, как она проявляет себя в процессе разложения физических тел. Целыми днями они только и делали, что изучали трупы мелких животных, и запах из облюбованной ими под жилье пещеры доносился просто отвратительный. Собралось и с десяток молчальников, суровых замкнутых людей, которые молча смотрели на Эвари пронзительными глазами, отчего ей становилось не по себе. Одним словом, собранные Йордани’Каном отшельники были далеко не теми людьми, с которыми она согласилась бы бороться против одного из Эвилид и выступать на Танец Хаоса. Большинство из них вообще не до конца понимало, в какой реальности они находятся, и Эвари подозревала, что этих Йордани’Кан заставил сюда прийти силой. Если правдивы были его байки о том, что он может ходить по снам. И вот сегодня Эвари все-таки не выдержала, поняла, что она просто не может больше молчать и наблюдать все это чистой воды безумие, жить в неведении и постоянных обещаниях отшельника рассказать о том, что происходит, завтра или через неделю. Потому она подсела к клюющему носом Мирвану, подтолкнула его локтем, и когда он, всхрапнув, вскинул голову и взглянул на нее, горячо заговорила: - Давай уйдем отсюда. Мне не нравятся эти люди, я не понимаю, чего хочет от нас Йордани’Кан, мне совершенно невдомек, что мы здесь делаем. Наше место – с нашими Наставниками, подле Аватар. Там мы можем принести пользу. Здесь же мы просто сидим без дела среди сумасшедших, которые разговаривают с тем, чего нет. Мне кажется, нам давно пора. - Но, Эва, разве же ты не слышала все, что говорил нам Йори’Кан? – Мирван тряхнул головой, сбрасывая с себя сонное оцепенение, и поднял на нее свои темные глаза, полные искреннего недоумения. Она тяжело вздохнула, понимая, что битва будет трудной. Старик отшельник умудрился в прямом смысле слова очаровать Мирвана за прошедшие недели. Он на Рольха’Кан так не смотрел, как на него теперь. – Матери Ночей грозит опасность. Мы должны вызволить ее из беды! - Зачем? – тихо спросила его Эвари и вскинула ладонь, не позволяя Мирвану взорваться укоризненной тирадой, когда он вытаращился на нее. – Послушай, Мирван, это очень неприятная правда, совсем безрадостная, но она от этого правдой быть не перестает. Мать Ночей уже никак не сможет ни на что повлиять. Она лишилась власти, как только умер Отец Ночей, ты прекрасно знаешь закон. Теперь ей осталось лишь уйти на покой, и другого выбора ей уже не предоставят. С ее помощью мы ничего не сможем изменить, так что нам просто нет смысла выручать ее. Зато есть смысл двигаться на юг. Там наши Наставники, там Аватары, там дело, ради которого мы трудились двенадцать лет. И чем раньше мы туда попадем, тем раньше сможем изменить ход задуманной Прахабом игры. Действительно сможем что-то сделать, по-настоящему помочь! А не так, сидя здесь целыми днями и делая вид, что учимся чему-то. - Но я учусь, Эва! – поглядел на нее Мирван. – Он и впрямь учит меня ходить по снам. И это может пригодиться нам в будущем. Это открывает безграничные возможности! - Мирван, мне кажется, время учиться уже прошло, - она постаралась говорить как можно мягче, постаралась урезонить его. – Пришло время действовать. Мы много лет учились, но мы добились того, чего хотели добиться. Мы не можем просто сидеть на одном месте и ждать, пока все эти безумцы привлекут внимание Дома Ночей и наведут на нас Прахаба. Мы должны что-то сделать! - Но мы делаем, - покачал головой Мирван. – У Йори’Кана есть план. - Какой план? Собрать вокруг себя своих сумасшедших друзей? Попытаться добиться женщины, которую он потерял много лет назад? Свести счеты с человеком, которого он ненавидит? – с горечью спросила Эвари, глядя на своего глупого брата, который опять верил в сущую ерунду и гонялся за химерами. – Это не план, Мирван. Это безумие. Несколько мгновений Мирван смотрел на нее глазами обиженного побитого щенка, и ей даже стало немного жаль его. Но потом взгляд его изменился, стал каким-то пытливым, слишком глубоким, слишком понимающим. - Это из-за того, что ты теперь не можешь соединяться, да, Эва? На самом деле – из-за этого? – тихо спросил Мирван, и вот это было слишком. То, что она так старательно прятала в груди, о чем совсем не хотела думать, что отталкивала от себя все это время, внезапно в один миг вылезло наружу. Как зашитая рана, нитки на которой лопаются от натуги, оголяя только-только взявшуюся плоть, вновь начинающую кровоточить. Боль резанула грудь, и Эвари вскочила на ноги, сама не заметив, как сделала это. - Это уже слишком! – почти что крикнула она, испытывая нестерпимое желание убежать из этой пещеры как можно дальше, как можно скорее. – Не переводи тему! Я лишь говорю о том, что мы безнадежно теряем драгоценное время! Переводить разговор на то, что со мной случилось, - это низость! - Я не хотел причинить тебе боль, Эва! – Мирван подался с места, хватая ее каменную руку. Его ладонь в ее огромной бирюзовой клешне показалась почти детской, но даже так у Эвари почему-то не было сил вырвать ее из его рук. – Я не переводил тему! Я просто вижу, как тебе больно, я ведь знаю тебя! Позволь мне помочь тебе хоть как-то! - И как ты мне поможешь? – горько спросила она, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Слезы обиды и нестерпимого горя. – Я теперь абсолютно бесполезна! Я больше не ведьма, больше не Анкана! Я теперь ничего не могу! Я даже не могу без тебя уйти отсюда, потому что первый же встреченный мною ведун поймет, кто я, и попытается использовать меня в своих целях! Как вещь, понимаешь, Мирван?! Как вещь, а не как человека! - Ты не вещь, Эва, - Мирван настойчиво шагнул к ней и взял ее за обе руки, заглядывая в глаза. – Ты не вещь. Ты – Источник Энергии, вращающий миры, первая и единственная в мире бесконечная сила. Ты – моя арико, и я пойду за тобой, куда бы ты ни пошла, клянусь тебе! И так будет всегда. - Я не твоя арико и никогда ей не стану, потому что я больше не Анкана! – в сердцах выдохнула Эвари, вырываясь из его хватки и предпринимая попытку убежать. И в следующий миг ощутила, как он обнял ее со спины, вцепившись, как вцепляются дети, почти повиснув на ней мертвым грузом. Учитывая, что Эва была выше его почти на две головы, шире в плечах в полтора раза, сравнение оказывалось вполне удачным. - Я не пущу тебя! – приглушенно прокричал ей в спину Мирван. – Ты никуда без меня не пойдешь! - Отпусти! – рыкнула Эвари, делая шаг вперед и волоча его за собой по полу. – Отпусти, Мирван! - Нет! Не смей, Эва! Послушай меня! - Пусти меня, бхара! В темноте она дернулась вперед, к выходу из пещеры, но под ногу попалась какая-то старая жестяная кастрюля, с грохотом вывернувшись из-под каблука. Эвари вскрикнула, взмахнула руками, теряя равновесие, и упала плашмя на пол, больно врезавшись ладонями в камень. Да, они у нее были каменными, но все же боль она чувствовала так же, как и обычной кожей остального тела. На спине зашевелилась непрошенная тяжесть, это Мирван растянулся на ней во весь рост и быстро и горячо заговорил: - Эва, послушай меня! Ты была, есть и всегда останешься одной из Анкана, этого у тебя никто не отнял. И ты всегда будешь моей арико, до самого конца, до самого моего последнего вздоха, слышишь? Я никогда не хотел и никогда не захочу делить свою жизнь ни с кем, кроме тебя. И я люблю тебя! – на этих словах он как-то странно сбился, словно они были чересчур личными для него. Эвари дернулась, пытаясь скинуть его с себя, и Мирван вновь зачастил, придавливая ее к полу. – Послушай, я верю Йори’Кану, он знает, что делает. У него есть план, он хочет освободить Хайтари’Кан и сбросить с Трона Ночей Прахаба! И раз так, то я считаю, нам нужно остаться здесь, с ним и постараться это сделать! Мы можем прийти к Аватарам вдвоем, а можем – со всем Домом Ночей за нашими спинами или хотя бы с его частью. Разве можно оставить свой Дом в руках врага? Разве можно все просто бросить и убежать, отказавшись бороться, только потому, что трудно? - Ты не очень-то убедителен, потому что перескакиваешь с одного на другое, - проворчала Эвари, чувствуя желание надавать ему оплеух по лохматой голове. – Сколько раз говорила тебе: хочешь убедить кого-то в чем-то, не делай так! - Эва, я помогу тебе, если ты разрешишь мне это сделать, - глухо проговорил Мирван, склоняясь почти что к самому ее уху. – Я помогу тебе справиться с болью от разрыва с Источниками. Многие из друзей Йори’Кана потеряли свою связанную пару, он говорит, это похоже по уровню боли. Он рассказал мне, как с этим справиться, и теперь я в силах помочь тебе. - Ты говорил с ним обо мне? – с горечью спросила Эвари, выворачивая голову и пытаясь разглядеть в темноте этого бестолкового идиота. – Как ты мог? За моей спиной! - Я просто хочу помочь тебе, Эва! Я просто хочу исцелить твою боль! Разве же не так должен поступать арайне? Несколько секунд она молчала, глядя в темноту перед собой и сражаясь с упорным желанием убежать как можно дальше отсюда. От всех этих людей, которые смотрели на нее с сочувствием, от сумасшедших, безумцев, которые жалели ее! Она видела это в их глазах, все время видела. Она знала, как выглядит сочувствие, обратная сторона насмешки, всю жизнь оно преследовало ее, а сейчас накрыло сплошной волной, будто весь мир взбесился, решив утопить ее в чувстве стыда. - Нет у меня никакой боли, - неожиданно для самой себя проворчала она, признавая поражение и ощущая себя совершенно раздавленной. – Должно быть больно, я читала об этом, но боли нет. Я просто бесполезна теперь, вот и все. - Ты не бесполезна, Эва! – вскричал Мирван почти что прямо ей в ухо. – Ты – Фаишаль, Эва! Ты – кладень великой мощи! И ты очень нужна мне, моя арико, пусть даже между нами еще нет связи. Но я верю, она будет, и она будет самой прочной на свете, слышишь? Эвари криво усмехнулась, шмыгая носом и надеясь, что в темноте Мирван не увидит ее слез. Она лишилась Источников, да, всей своей силы. Вернее, лишилась способности напрямую управлять ими, став лишь орудием в чужих руках, не способным сопротивляться орудием. Да, пока еще никто из этих безумцев не сделал ничего, чтобы использовать ее, но их сдерживал страх быть обнаруженными погоней Трона Ночей. А вот когда этот страх пройдет, они сразу же захотят использовать ее в своих целях. Всю свою жизнь она хотела стать независимым исследователем, обрести свободу изучать и делать невозможное, мечтать о несбыточном и претворять его в жизнь. И теперь все это пошло прахом. Конечно, ей хотелось убежать. И наверное, попытка эта была очень глупой. Потому что по большому счету, какая разница, кто именно будет ее использовать: Йордани’Кан или Аватары Создателя? В любом случае, себе она больше не принадлежала. - Эта ерунда со снами и впрямь действует? – собирая последние остатки своей гордости, спросила его Эвари. - Действует, Эва. И я научу тебя, если ты захочешь. - Научи, - решительно кивнула она, беря себя в руки. Бессмысленно было плакать о том, что безвозвратно утеряно. Время двигалось только вперед, и в ее силах было сохранить оставшееся и приумножить его. Превратить свои слабости в свою силу, как она всегда и делала. – И слезь с меня, - добавила она, пошевелив плечами. – Ты мне всю спину намял. - Не удерешь? – опасливо уточнил Мирван. - Не удеру, - пообещала Эвари. Только он принялся подниматься с нее, гремя в темноте кастрюлей, через которую она и перецепилась до этого, как откуда-то из-за их спин раздался громкий всхрап и вскрик. Эвари буквально вскочила от неожиданности, скидывая с себя Мирвана и оборачиваясь. В слабом свете костра было плохо видно, но она разглядела Йордани’Кана, который сидел среди разбросанных вокруг шкур и тяжело дышал, безумными глазами глядя в пламя. - Я все понял! – выпалил он, расплываясь в безумной улыбке и глядя на них с Мирваном так, будто не видел их. – Я понял, что нам надо делать! - Что? – настороженно спросила Эвари, глядя на него. Сейчас старик выглядел еще безумнее обычного. - Сделать вас Матерью и Отцом Ночей, разумеется! – твердым и абсолютно трезвым голосом проговорил Йордани’Кан, глядя на них с лучезарной улыбкой. На мгновение на пещеру пала полная тишина. Мирван, приоткрыв рот, во все глаза глядел на Йордани’Кана и моргал, пытаясь осмыслить его слова. А Эвари просто закрыла лицо ладонями и горько-горько заплакала от всей царившей в мире и обрушившейся на нее в одночасье несправедливости.