Танец Хаоса. Одинокие тропы

Самое забавное состояло в том, что планировать можно было сколько угодно и сколько угодно строить предположения о будущем. И какими бы мудрыми и правильными эти предположения ни были, а очень редко оправдывались. Потому что на этот раз Роксана явно не собиралась помогать Лэйк в осуществлении ее замыслов. И к этому стоило прислушаться. Только они вернулись на свой наблюдательный пункт, как глаз Лэйк приметил движение возле того входа, через который они и проникли в становище гринальд. Ничего особенного, просто одна из теней шевельнулась как-то странно, неестественно, будто туча играючи поймала в ковш своих ладоней солнечный луч, и он недовольным ворчливым псом высвободился, вернувшись на место. Да вот только небо было чистым, и никаких туч на нем не было. Как и птиц, которые могли бы заслонить свет. А тень, тем не менее, изменила свое расположение, и Лэйк не нужно было иных намеков, чтобы понимать, что это значит. А еще через пару часов, когда начало темнеть, она окончательно убедилась в своих подозрениях. В тепловом спектре видно ей было еще лучше, так что темно-бордовое пятно, замершее в тенях возле самого выхода из нор, почти сразу же привлекло ее внимание, стоило только первым синим закатным теням улечься на изрытый норами склон. - Боюсь, ничего-то мы с тобой не высидим, - сообщила она сидящему рядом Тьярду и указала вниз. – Они поставили кого-то наблюдать за небом. Так что внутрь нам больше незамеченными не пройти. Наверное безглазые должны были чуять тех, кто имел противоположную им природу – ведь чуяла же Лэйк Сетовых созданий и даже не сальважьим носом, а самой своей сутью. - Можем взять языка и попытаться разузнать что-то у него, - судя по тону, Тьярд сам сомневался в этой идее, потому что не стал спорить, когда Лэйк покачала головой. - Если пропадет разведчик, они точно убедятся, что в становище кто-то был. И мы лишимся эффекта неожиданности. - Тогда пора в обратный путь, - Царь Небо с трудом подавил зевок, прикрывая рот кулаком. Выглядел он усталым, хоть и держался хорошо. Лэйк теперь чувствовала его состояние внутри самой себя: тупое онемение, скопившееся в голове, тяжесть в костях. Может и к лучшему было, что соглядатай встал на пороге пещеры и не позволил им осуществить еще одну вылазку. Роксана никогда и ничего не делала просто так, и было бы очень глупо полагать, что безглазый действует не по Ее воле. Эта мысль заняла усталое сознание Лэйк, и она улыбнулась самой себе, прокручивая ее в голове так и эдак. Когда-то она убила бы любого, кто осмелился предположить, что Роксана может иметь отношение к созданию ондов и их безглазых командующих. Но Огненная в то же время была всем, и ничего в мире не было, кроме Нее, ничто не происходило поперек Ее воли. Значит, Ей подчинялись и эти создания, и даже они становились проводниками Ее воли, пусть и несли лишь порчу и искажение. Выходило ли в таком случае, что даже Сет был отчасти Роксаной, и что анай, сражаясь за свою Богиню, сражались одновременно и против Нее? Ты что, на старости лет решила Жрицей заделаться? Не поздновато ли? Лэйк улыбнулась собственным мыслям. Когда увижу Эрис, спрошу у нее. Она уж точно знает такие вещи. Ночи в горах были черными даже в середине лета, когда солнце безраздельно правило миром, уходя за его край всего на несколько коротких часов. А сейчас, на пороге осени, темнота накрыла мир густым одеялом, выкрав из него все тепло. Ветра не было, но воздух выстыл, лишенный тепла и радости до следующего рассвета, и Лэйк с удивлением осознала, что почти мечтает о возвращении в душную ночь Асфея, полную дыхания лета и танцующих у редких фонарей мотыльков. Под покровом темноты они с Тьярдом отступили прочь от наблюдательного поста, цепляясь за неровности горного склона, и когда бордовое пятно наблюдателя скрылось за поворотом, раскрыли крылья и взлетели. Лэйк всегда любила летать ночью, в час охоты, час, не принадлежащий живым. Близилось полнолуние, и щит Аленны медленно поднялся в небо, почти целиком откованный заново. Он посеребрил ледяные шапки гор, заострил их очертания, превратив в поблескивающие кинжалы, устремленные в небо, залил первозданной чернотой глубокие ущелья между ними, спрямил очертания склонов. Снежную порошу, которую ветер срывал со склонов и играючи разбрасывал по ночному небу на зависть звездам, превратил он в загадочно мерцающие алмазы, вспыхивающие один раз, чтобы сразу же навсегда исчезнуть. Лэйк вперила свой единственный глаз в ночь вокруг них с Тьярдом, прислушиваясь к тишине и ощущая, как зверь внутри нее поднимает косматую голову и весь обращается в ожидание. Что-то неистовое пробуждалось в ее груди, несмотря на усталость, несмотря на разочарование из-за провалившейся миссии и тревогу за дочерей. Что-то, чего она не чувствовала уже очень долгие годы, заваленная тяжестью забот, рутиной повседневных дел, чередой похожих друг на друга дней. - Дикая ночь, - тихо проговорил рядом Тьярд, читая ее чувства в собственной груди, прислушиваясь к ночи и вглядываясь в нее черными как вакса зрачками. Лэйк ничего не сказала в ответ, лишь кивнула, соглашаясь с ним. Она уже и не помнила, когда в последний раз зверь внутри нее начинал переминаться с лапы на лапу, беспокоиться, ждать чего-то неназванного. Много лет назад он затих, свернувшись в клубок под теплыми властными пальцами Саиры и лишь порой открывал один льдистый глаз, оглядывая мир, чтобы убедиться, что его тихому дому больше ничего не угрожает. И вот сейчас вновь, как тогда, много лет назад, посреди пепелища, боли и ужаса Великой Войны он вскидывал свою голову и поднимался, чтобы грудью встретить неизбежное. Она чувствовала его приближение в тишине окружающей ночи, донельзя мирной и одновременно с этим наполненной тяжелым дрожащим ожиданием, резким запахом непоправимой перемены. Она чувствовала его в напряженном молчании Тьярда рядом с ней, в слабом мерцании звезд, мертвенной белизне склонов вокруг. Мгновения раскаленными искрами плавящегося металла прожигали ее грудь, и каждое из них на одну градину сокращало отмеренное время, приближая ее к чему-то неназванному, к чему-то неотвратимому. И к тому мгновению, как впереди среди темных вершин мелькнул огненный всполох, Лэйк уже знала, что что-то случилось. Она не сомневалась в этом ни на мгновение. - Разведчицы, - невозмутимо заметил летящий рядом Тьярд, хоть в его груди Лэйк и читала спокойную, стойкую готовность к беде. - Вижу, - кивнула Лэйк. Не сговариваясь, свернули они в сторону огненных точек, полетели по кратчайшей траектории к ним. По задумке разведчицы должны были ожидать их в предгорьях, в том самом месте, с которого они и начали свой путь сюда, чтобы не привлекать внимание гринальд и не навести их на мысль, что за ними следят. Раз они покинули оговоренный пост, значит и впрямь случилось что-то непредвиденное. Все мысли покинули голову Лэйк, оставив ее в переполненной готовностью тишине. Она чуяла рок, нависший над ней так же, как черное небо над острыми склонами гор, она ощущала его каждой клеткой, переполненной дрожанием напряжения. А еще – время, невозвратимо уносящееся в прошлое, мгновения, что просыпались песчинками сквозь ее пальцы, чтобы навсегда сгинуть в огромном колышущемся море минувшего, до которого она не могла дотянуться. Разведчиц было три, две Каэрос и одна Лаэрт, и они еще издали заметили их с Тьярдом по очертаниям крыльев на фоне неба. Чтобы не быть принятыми за разведку гринальд, Лэйк вытянула нагинату из-за плеч и подала ей несколько знаков, какими разведчицы еще издали обозначали важные вести и необходимость скорейшего извещения командования. После этого все три огонька устремились им навстречу еще быстрее. - Что случилось? – еще издали крикнула она, всем своим нутром ощущая, что таиться уже не имеет никакого смысла. Мир как будто сдвигался, изгибался ей навстречу, и то, что сейчас лежало за ее спиной – становище гринальд и его тайны, - значило гораздо меньше того, что ждало впереди. Разведчицы подлетели вплотную, и Лэйк узнала их. Орлиные Дочери Идая и Маил из становища Сол, Двурукая Кошка Малена дель Лаэрт входили в поисковый отряд под предводительством Иниры дель Лаэрт, который вместе с вельдами все эти дни обшаривал горы в поисках Вэйнэ и хоть каких-то следов гринальд. Запах у всех троих был одинаковым – страх, и это очень не понравилось Лэйк. - Царица, Царь Небо!.. – сипло выдохнула задыхающаяся Идая, глядя на Лэйк во все глаза. Она была совсем еще молодой, ровесницей Волчиц, но уже успела заслужить почет и уважение своей рассудительностью и смекалкой, потому и вошла в поисковый отряд. Вот только сейчас вид у нее был, как у беспомощного ребенка, да и две другие разведчицы, бывшие значительно старше ее, тоже мрачно хмурились. Справившись с собой и глубоко вздохнув, Идая выпалила, глядя на Лэйк с жадным ожиданием: - Пришли вести из Рощи. Великая Царица при смерти, да смилостивится над ней Милосердная Небесная Пряха! - При смерти, - повторила Лэйк, кивая и чувствуя, как стремительно разрастается пустота внутри нее. Словно воронка в мокром песке, какие она как-то видела в песчаных карьерах земель Раэрн, все расширяющаяся и расширяющаяся, ведущая куда-то к самому сердцу земли. - Первая Зрячая Найрин принесла эту весть, сказала, что Держащая Щит просит тебя как можно скорее прибыть в Рощу, первая, - добавила Маил, и в голосе ее звенело плохо сдерживаемое напряжение. - Она не хотела, чтобы информация распространилась среди других сестер, - добавила Малена, упрямо нагнув голову, и раздражение прорезалось в ее запахе сквозь заполняющий его липкий страх. – Держащая Щит намеревалась поставить в известность только тебя, первая, а остальным царицам сообщить позже. - Не думаю, что это здравая мысль, но ее можно понять, - Лэйк нужно было что-то сказать, нужно было что-то сделать… Воронка в груди разрасталась все сильнее, всасывая в себя весь мир. На мгновение ей показалось, что еще немного, и она сама исчезнет в этой черноте, следом за всем окружающим. – Мы возвращаемся. Тьярд, извести Магару и командование, а я направлюсь прямиком в Рощу. - Хорошо, Лэйк. – Он взглянул ей в глаза и тихо произнес: – Если я могу хоть чем-то помочь, зови меня. Я пришлю лекарей, ведунов, прилечу сам. Я и весь мой народ в твоем распоряжении, что бы ни понадобилось. - Спасибо, Тьярд, - Лэйк протянула руку и пожала его мозолистую ладонь, ощущая признательность. Пусть даже и вряд ли он мог что-то действительно изменить. «Чтобы одолеть Смерть раз и навсегда, чтобы уничтожить ее для всего мира, мне нужно посмотреть прямо ей в глаза». Лэйк видела перед своим внутренним взором старческое лицо Эрис, сморщенную кожу, седые волосы, отяжелевший взгляд карих как дубовая кора глаз, которые смотрели так глубоко, что все ее существо содрогалось, стоило этому светочу упасть на нее. Сквозь ночь летела она следом за разведчицами бок о бок с Царем Небо и больше не видела ничего кроме этого лица, пусть и метались перед ней отблески огненных и водных крыльев, пусть бледный свет щита Аленны отражался от ледяных шапок на вершинах гор. А в голове звучал хриплый голос сестры, надломленный и дрожащий, но не от слабости, а от невыносимого напряжения, способного сотрясти все становище Рощи, все Данарские горы, весь мир до его основания, если бы только Держащая Щит народа анай позволила бы себе это сделать. «Помни об этом, Лэйк. Как только ты встаешь против Смерти, весь мир встает против тебя, потому что Смерть и есть весь мир. Если ты хочешь победить, тебе придется стоять до конца, до самого конца во что бы то ни стало». Время прекратило существовать, растянувшись одним бесконечным мгновением, которое отделяло Лэйк от Рощи. Или – соединяло с ней, и с каждым ударом крыльев сокращалось, сжималось, укорачивалось. Она мерно хлопала крыльями рядом со своими сестрами и думала о многом сразу, и мысли лихорадочно сменяли друг друга, натыкались друг на друга, мешались. Холодные снега на подступах к Железному Лесу, над которыми они летели, возвращаясь к объединенной армии во главе с Лартой, что вела своих дочерей в безумный и бессмысленный поход против вельдов. Смеющаяся Тиена, посадившая на закорки светловолосую хохочущую девчушку с глазами Эрис, катающая ее над становищем Рощи. Алые от клубники ладони конопатой Эней, которая протягивает Эрис наполненные солнцем ягоды и улыбается щербатыми зубами и дыркой на месте верхнего правого клыка. Саира, обнимающая плечи и прижимающая к себе голову рыдающей Лэйк в ту первую ночь после Великой Войны, когда что-то в ее груди разжалось, и все непролитые слезы, обратившиеся в камень за три долгих года боев, в одно мгновение растаяли и хлынули наружу вместе с тоской по ушедшим навсегда. Ты и вправду веришь, что вы победите Смерть? Она никогда не спросила бы Эрис о том, глядя в глаза, не спросила бы, зная, что Тиена уходит. Зная, что это их совместные действия, принятые ими обеими решения привели к этому. Очень легко было верить Держащей Щит народа анай, когда она смотрела прямо в твою душу и говорила, что все в мире возможно, стоит только захотеть это сделать. И совершенно иначе становилось, когда ее не было рядом. Когда глаза видели смерть и страдания, несправедливость, боль, мрачный рок. Когда зло протягивало свою когтистую лапу над миром и сжимало людские сердца, безжалостно выдавливая из них всю кровь и всю силу, всю опьяняющую жажду жить, всю правду и волю к сопротивлению. Лэйк ощутила себя измученной и старой, дряхлой, будто истрепанная непогодой, изъеденная червем, скрипящая проржавевшими петлями на ветру ставня. И одновременно с этим что-то в ее груди билось и билось так неистово, что зверь обеими лапами скребся, скулил и рвался наружу с безумными глазами и распахнутой пастью, с пеной, срывающейся с жемчужных клыков. Что-то в этом мире прямо сейчас ломалось, и трещины крошились, разбегаясь во все стороны, безжалостно разрушая то, что казалось нерушимым и вечным. И вся его громада смещалась, выбирая новое направление, как смещается бурная река, наткнувшись на загородившую русло скалу, начиная пробивать себе новый путь и безжалостно сметая все, что препятствует ее движению. Долго летели они, возвращаясь назад, туда, откуда начали, и у Лэйк в этой тишине отчаянно кружилась голова. И не имели больше значения вести, которые они раздобыли вместе с Тьярдом, как не имело никакого значения то, устроит Магара скандал из-за того, что Эрис не собиралась ставить ее в известность о смерти Тиены сразу же, или нет. Как не имело значения больше ничто, кроме Эрис, которой она была нужна. Эрис, которая билась против самого страшного, жестокого и неумолимого врага на свете, и чью битву Лэйк не могла разделить, потому что не знала, как это сделать. Эрис, которая могла быть самой правой из всех, а могла заблуждаться и собственными руками убивать женщину, бывшую светилом не только ее жизни, но надеждой всего их народа. Эрис – ее сестры, которая позвала ее на помощь. Они приземлились, ориентируясь на свет на освещенной факелами площадке у подножия гор, где обычно садились макто. Ровный расчищенный от мусора и травы квадрат со всех сторон обступали горящие факелы, земля на нем и вокруг него была изрыта глубокими бороздами, какие проделывали неуловимые в небе и неуклюже переваливающиеся на земле макто. Неподалеку от него приглушенно светились во тьме шатры – покрупнее вельдов, помельче анай, и оттуда тянуло запахом горячей еды, теплом очагов, уютом постелей. Лэйк взглянула туда, пустая и безумная, как и ночь, что раскинулась над ее головой, и отвернулась прочь, бросив разведчицам: - Приведите Найрин. Я не буду заходить в лагерь. Дочери поклонились ей, торопливо отступая прочь, оглядываясь на нее с немым вопросом на дне тревожных глаз, но что она могла сказать им? Разве же она знала хоть что-то из того, что они хотели услышать? Разве же были у нее ответы на их вопросы? Холодная ночь предгорий влилась и в ее тело, наполнив его изнутри, и она даже отстраненно удивлялась тому, почему не срываются с губ белые облачка пара. Тьярд посмотрел на нее долгим взглядом, потянулся и положил ладонь на ее плечо, крепко сжав. Ему не нужно было ничего говорить теперь, связь между ними никуда не делась, и слова больше не требовались, все было понятно и так. Впрочем, в этом было не так уж и много нового, брат по крови всегда понимал ее с полувзгляда, ей и говорить-то ничего особенно не нужно было. Просто сейчас он это еще и делил в своем собственном сердце. Лэйк кивнула ему, посмотрев в глаза, и Тьярд, на прощанье тихонького проговорив: «Позови меня, когда я буду нужен», ушел прочь, и ночь поглотила его силуэт, оставив Лэйк наедине с чернотой, луной, ветром над горами. Оставив ее с самой собой. Она развернулась так, чтобы щит Аленны падал прямо в оставшийся глаз и наслаждаясь его прикосновением к растревоженной душе, которую переполнял безымянный голод. Слишком давно она носила в себе зверя, чтобы от этого он потерял разум, слишком много лет она держала его в железных тисках воли, не позволяя вырваться за их рамки. И вот сегодня, впервые за эти годы, ей хотелось отпустить его на свободу и дать ему бежать так, как вздумается, позволить обгонять ветра и воем своим бросать вызов самим звездам в бескрайней черной дали. Она ощущала собственную усталость и иссушенность, долгие годы, что легли грузом на плечи и давили к земле. Она ощущала дикую и неконтролируемую силу внутри самой себя, огромную, как все это небо, вся бескрайняя чернота бесконечных миров над головой, которую ее бедное тело просто не могло вместить в себя. И каким-то образом два этих чувства жили в ней одновременно, никак не противореча друг другу. А затем во тьме двинулась серебристо-белая тень, и Лэйк поймала в воздухе запах, который знала едва ли не лучше своего собственного. Найрин была одна, она шагала быстро и энергично, и она тревожилась – это Лэйк тоже теперь ощущала непосредственно, не нуждаясь даже в отслеживании ее эмоций. Найрин не стала ничего говорить, она просто подошла и обняла Лэйк, крепко обхватив руками и прижавшись лицом к ее плечу. И ветра вокруг них дышали, поднимая с полей горьковато-терпкий аромат наступающей осени. И короткий ежик Боевой Целительницы покалывал Лэйк щеки и подбородок, а белая ткань ее формы под ладонью была точно такой же на ощупь, как много-много лет назад. Долго они стояли так, слушая, как бьются их сердца, а потом Найрин отстранилась и аккуратно взяла лицо Лэйк в свои ладони. - Ты голодная, - тихо проговорила она. – И не спала больше суток. - Потом, - качнула головой Лэйк, отбрасывая от себя всю эту бессмысленную шелуху. Взгляд Найрин был полон заботы и мягок, как весенняя ночь, и в нем тоже стояла боль. – Что там случилось? - Тиена уходит, Лэйк, уже немного осталось до того, - брови Найрин сошлись к переносице, она хмурилась и явно боролась с собой сейчас. – Держащая Щит говорит, что так и нужно, что все идет своим чередом, и что нет смысла лить слезы, но с этим очень тяжело смириться. К тому же, не все так просто. Многие неверно восприняли ее слова. Кто-то услышал в них совершенно противоположное. - Дочери Мани, - мрачно кивнула Лэйк, прекрасно понимая, о ком говорит нимфа. - Я слышала шепотки о том, что время первых приходит, что их Небесная Мани хочет забрать их к Себе. И пока половина Рощи рыдает от этого, другая половина воспринимает это, как утешение. Проклятая Нэруб дель Раэрн внушает своим товаркам и тем дурам, которым хватает глупости это слушать, что настает время выбрать новых первых для того, чтобы вести Танец. Что это воля Великой Мани Эрен – забрать к Себе Тиену и Эрис и заменить их кем-то молодым. - Вот ведь бхара! – выругалась в сердцах Лэйк, чувствуя черную лютую ярость внутри. – И что, слушают ее? - Кое-кто слушает, но их становится больше сейчас, в момент общей скорби, - Найрин пристально посмотрела Лэйк в глаза. – Думаю, я знаю, почему Эрис хотела видеть тебя одну, до того, как об этом узнают остальные царицы. Лэйк тоже знала это, знала с самого начала, хоть по-настоящему поняла только сейчас. Может оттого внутри и раскрывалась бездна, грозя поглотить в себя все, чем она была, все, что являла собой. Потому что одно дело – вести за собой клан, и совсем другое – представлять весь свой народ. Рискнула бы она взвалить на свои плечи такую ответственность? Подходила ли она для нее? Помнишь, как горячо молилась о том Роксане, когда была совсем маленькой? Лэйк помнила тугие удары молота, жар, упрятанный в самой сердцевине рыжей полосы стали, которую этот молот растягивал, деформировал, распрямлял. Помнила капли пота на собственном лбу и запах жженого угля, запах горелых искр. Помнила собственную молитву, самую жаркую из всех, которую она вкладывала тогда в каждый свой удар: стать царицей, во имя народа, во имя анай. Тогда все было гораздо проще и понятнее, тогда еще не было ничего иного, и сама она не была ничем, кроме глупости и огромного жара, который не могли вместить ее собственные кости. Не могли вместить его кости и сейчас, только помимо него теперь там был еще и страх, потому что время на все раскрывало глаза и все расставляло по своим местам. И если в пятнадцать лет она и грезила о том, чтобы стать первой всего своего народа, то сейчас молила о другом. Никогда ею не становиться. Что ж, Грозная, Ты всегда решаешь за нас. И я всегда следую Твоей воле. И все же молю Тебя: измени решение. Не потому, что я не справлюсь, но потому, что должны справиться они. Дай им время, Огненная, дай им сил уничтожить смерть. Не забирай раньше времени, как бы они сами того не просили. - Пойдем, - сухо сказала она Найрин, невольно поднимая глаза и глядя на запад, в сторону темной стены гор. В сторону дома. - Держись за меня, - кивнула та, беря ее за руку, и это чувствовалось точно так же, как много лет назад, накануне самой страшной битвы, которую когда-либо знали анай. Битвы, которая внезапно показалась Лэйк незначительной и совершенно мимолетной по сравнению с тем, на что сейчас обрекала себя Эрис. Серый квадрат возник в ночи перед ними, и Лэйк бестрепетно шагнула в него следом за Найрин, не отпуская ее теплой надежной руки. И сразу же исчезли все звуки, все запахи и ощущения, осталось лишь тело, медленно шагающее вперед через однообразно блеклый мир, в котором не было света и оттого не было разницы между ночью и днем. Горы проносились мимо, становясь статичными в перерыве между шагами, расплываясь в одно закручивающееся пятно, когда они делали шаг. Будто это сам мир двигался вокруг них рывками, а они не шевелились, их и не было вовсе. Лэйк старалась не слишком глазеть по сторонам, чтобы не привлекать к себе внимания сущностей, светлых и темных, что обитали по эту сторону. Да, со временем ведьмы усовершенствовали переход, и он не был уже так опасен, как тогда, когда они впервые шагнули внутрь. Теперь уже существовало то, что Боевые Целительницы называли червоточинами – своеобразные нахоженные тропы между местами, по которым путешествовали часто. И в этих червоточинах формировалось что-то вроде буферной зоны, не позволяющей эмоциям людей вырываться наружу и привлекать паразитов. Но все равно мир тонких форм оставался крайне опасным местом для тех, кто совался туда во плоти, и Лэйк никогда не питала иллюзий на его счет. Она старалась не думать, просто шагая в ту же сторону, куда и ослепительно-серебристое пятно, бывшее Найрин. И прислушиваясь к тому, как непривычно и в то же время знакомо шевелилась в груди безымянная сила. И эмоций-то по-хорошему в ней сейчас и вовсе не было, потому что невозможно было выстроить отношение к этой силе. Она просто была. Не хорошая и не плохая, как Роксана, создающая Сета, чтобы анай бились с ним и становились сильнее. Как смерть, существующая для того, чтобы Эрис с Тиеной вышли против нее и победили. Вот я почти и дома, горлинка. И совсем скоро увижу тебя. Вот этого Лэйк сейчас хотелось больше всего на свете – двух родных теплых рук, что обхватили бы ее усталую голову и уложили к себе на колени, как тогда, после Великой Войны, как всегда эти долгие-долгие годы. Чтобы они перебирали ее пряди, серебрящиеся все сильнее с каждым днем, чтобы гладили виски, и чтобы самые любимые на свете губы шептали о том, что она дома, в тишине и покое, и что обязательно все будет хорошо. Саира тоже была неистовой, как и Грозная, Яростная и Гневная, но и самой нежной на свете она умела быть, самой чуткой и родной. И четче всего Лэйк осознавала одну простую вещь: никогда бы она не справилась, если рядом бы не было Саиры. Просто сил бы не хватило, и безжизненный хребет переломился бы под весом забот, будто сухая хрупкая тростинка. Саира была силой в ее венах, прочностью в ее костях, гибкостью в жилах, огнем в груди. Саира и была Огненной, пусть Жрицы прокляли бы язык Лэйк, сорвись с него однажды такая крамола. Но это было правдой. И Лэйк даже на мгновение не хотела представлять, что бы она чувствовала, если бы Саира находилась при смерти. Проще и впрямь было умереть самой. Нерадостные мысли все-таки заставили мир вокруг них помрачнеть, как бы Лэйк ни гнала их прочь. Но все же защита ведьм работала, и ни единая сущность не проникла сквозь невидимый щит, со всех сторон окружающий их. И совсем скоро уже они выступили обратно из серого прямоугольника прохода в нигде, вышли прямо в густую и черную ночь посреди гор, будто само время обогнали. Стоило только ногам коснуться земли, как Лэйк снова ощутила это – густой свинцовый жар, поднимающийся по ее стопам вверх, расползающийся по телу ослепительно змеящимися молниями. Прохладный воздух наполнял укромную чашу Рощи среди гор, и в нем сладко пахло криптомериями и свежей землей. Но ровно так же Лэйк всем своим существом ощутила и чудовищное напряжение, которое зависло в недвижимом воздухе. Такое бывает на самой краюшке грозы, когда кипящие тучи в тишине сверкают зарницами вдали, и чувство неотвратимости их приближения растет с каждым мгновением, хоть воздух еще и безмятежно тих. Но одна за другой замолкают птицы, и насекомые прячутся под землю, под кору и камень, в страхе перед неуловимой угрозой. И воздух становится удушающе горячим, перехватывающим горло и вязким, будто перезрелый мед. Возле площадки для перехода в такой час не было ни одного человека, и Найрин отпустила руку Лэйк, первой направившись к темнеющим вдали домам становища Рощи. Разноцветные фонарики горели над дверьми тех домов, где обитали роженицы, но сейчас отчего-то они казались насмешкой над новой жизнью, которая вот-вот должна были прийти в этот мир. Или самой рвущей жилы его надеждой – Лэйк и сама не знала, как все это может существовать одновременно. - Вы что-то нашли в горах? – негромко спросила Найрин, чтобы хоть как-то заполнить сгущенную тишину, сквозь которую они шагали в сторону дома Держащей Щит и Великой Царицы. - Нашли, - кивнула Лэйк, поражаясь тому, каким это все сейчас казалось далеким. Будто произошло это с ней не сегодняшним утром, а долгие месяцы назад. И говорить об этом сейчас отчего-то совсем не хотелось, потому она ограничилась короткой фразой: - Поселение гринальд, спрятанное среди склонов. Когда закончу дела здесь, будем решать, что делать дальше. - Что-нибудь о поисковом отряде? – уточнила Найрин, и ее запах стал настолько напряженным, что Лэйк ощутила укол боли. - Мне очень жаль, Найрин, пока никаких следов. Как только мы что-то обнаружим, я сразу же пришлю весточку, - пообещала она, глядя на нимфу. Та только кивнула, закрываясь, будто створки раковины на мелководье. - Конечно. Я поняла. Вероятность того, что Вэйнэ находилась в плену у гринальд, была столь ничтожна, что всерьез эту версию никто не рассматривал. Но проверить все же стоило. Запаха ее Лэйк в поселении не обнаружила, да и в окрестностях его, когда они с Тьярдом облетали эту зону, тоже. Скорее всего, девочка и впрямь пропала в аномалиях, слишком уж много их видели в том квадрате, куда ушел за ней поисковый отряд. Оставалось лишь молиться, чтобы это было так, и Лэйк по вечерам просила перед чашей с огнем Роксаны за своих волчат и девочку Найрин, уповая на милость Небесной Пряхи. В тишине дошли они до маленького домика, ничем особенным не выделяющегося на фоне остальных строений, кроме разве что небольшой деревянной пристройки сбоку, в которой жили охранницы первых – Морико и Раена. Но на посту на крыльце дома сейчас стояла не одна из них, и это было первым, что насторожило Лэйк. Одна из молодых сестер, Кабир из становища Мераше Раэрн, вытянулась по струнке возле косяка, и даже в ночных тенях Лэйк видела, что лицо ее было мертвенно бледным. Лет ей было вряд ли сильно больше, чем Вэйнэ, черные непослушные кудри топорщились на ее висках мелкими завитками. Когда она разглядела в темноте, кто приближается, вздох облегчения сорвался с ее губ, и она едва не бросилась навстречу им с Найрин. - Как хорошо, что вы пришли, первые, да пошлет вам Хлебородная легкого пути! – переминаясь с ноги на ногу, выпалила Кабир. – Держащая Щит давно ждет вас. Она еще не ложилась. - Светлого вечера, Кабир, - кивнула ей Лэйк, поднимаясь по ступеням, и разведчица придержала ей дверь с таким видом, будто прибытие их с Найрин и впрямь могло что-то изменить в сложившейся ситуации. Лэйк прошла в два шага через знакомые сени, и время внезапно растянулось для нее. Будто и не мгновение отняли у нее эти шаги, будто не пару метров пола она пересекла, а переплыла целый океан, нырнув на самое его дно и вынырнув с другой стороны. Концентрированная тишина собралась в этом месте в одну кристально-чистую секунду, наполненную простотой и светом. И сколько бы окружающий мир ни пытался атаковать ее, продавить ее, смять, сломать, а он не мог пройти сквозь эти стены, потому что в них жило иное. С облегчением Лэйк вздохнула, позволяя этому иному заполнить ее изнутри, как происходило всегда, когда бы она ни пришла к Эрис. Оно заливалось внутрь каплями божественной чистоты, вымывая из ее души сомнения, тревоги, обиды и боль, сбрасывая с нее прочь всю сутолоку, спешку и бессмысленную суету внешнего мира. Оно прорастало из ее груди наружу бесконечной простотой узнавания, гармоничной тишиной единения, которая в этот раз установилась даже легче благодаря тому, что они проделали вместе с Тьярдом, казалось, века назад. Лэйк непроизвольно повела плечами, с которых и впрямь в одно мгновение перстью осыпался шлак сомнений и мрачных размышлений, и когда она открыла дверь во внутреннее помещение, в ее сердце царил лишь мир. - Как хорошо, что вы наконец-то здесь! Надтреснутый голос Эрис звучал ураганом, заключенным в узкие стенки крохотной стеклянной склянки, каким-то чудом удерживаемый тонким стеклом. Она сидела в кресле возле разожженного камина и улыбалась, и Лэйк ощутила слезы облегчения, которые начали накипать в ее оставшемся глазу, размывая картинку перед ним и наполняя ее сердце блаженством. Она должна была бы кричать и биться от боли, но она чувствовала восторг и наслаждение, и бесконечную радость победы, и ликование триумфа, перехватывающего дыхание и едва не разрывающего на части отчаянно стучащее в груди сердце. В два шага она оказалась подле Держащей Щит и упала перед ней на колени, прижимаясь лбом к ее иссушенным, сморщенным, перевитым синими жилами вен ладоням. Прикосновение к ним отдалось в кончиках пальцев покалыванием, будто где-то неподалеку разорвала стоячий воздух на части обрушившаяся с неба молния. Рядом точно так же с облегченным стоном опустилась на пол и Найрин, и руки Эрис выпутались из хватки Лэйк, бережно опустились им с Найрин на головы. - Наконец-то вы здесь! – повторила Держащая Щит, и настоящее облегчение прозвучало в ее голосе. - Как ты? Как первая первых? – Лэйк вскинула голову, глядя в темные, мягкие, беспредельно нежные глаза Держащей Щит и ощущая на своем лице прикосновения первого весеннего солнца, принесшего облегчение промерзшей до дна земле. Эрис улыбнулась еще мягче, и лучики морщинок осветили ее глаза сиянием. Она повела рукой, и Лэйк без слов поняла, что она хочет. Поднявшись на ноги, Лэйк подошла к столу и подцепила под спинки два стула, стоящие возле него, подтащила их к креслу Эрис для себя и Найрин. Вдвоем они уселись, и взгляд Держащей Щит вновь обнял их обеих согревающей лаской. - Прежде всего, я хочу, чтобы вы запомнили одну вещь, - начала она, наклонившись вперед и становясь очень серьезной. – Я говорила тебе об этом, Найрин, и теперь ты видишь, что я была права. - Прости меня, мани, - устало опустила голову нимфа и криво ухмыльнулась уголком рта. – Это из-за моей тревоги за Вэйнэ, наверное, из-за усталости, из-за всей этой паники, которую развили разведчицы, узнав о произошедшем. Это не потому, что я не верю тебе. - Я знаю, моя хорошая, и это было нужно, чтобы ты увидела, как это работает, почему так происходит. Во второй раз ты уже не позволишь себя обмануть. - Найрин с благодарностью кивнула ей, и Держащая Щит подняла глаза на Лэйк. – Все вокруг считают, что Тиена умирает, и очень сложно оставаться стойкой и знать правду о том, что это не так. Очень важно сохранять эту веру и эту правду, потому что от этого напрямую зависит то, получится у нас все или нет. Потому обещай мне, Лэйк, что ты не позволишь им обмануть тебя. Ты должна знать: Тиена не умирает, она рождается в ином мире, в новом мире, она пробивает скалу насквозь, чтобы позволить меду выйти наружу. И у нее почти получилось. - Я не усомнюсь больше, клянусь тебе, - тихо пообещала Лэйк, глядя ей в глаза. И Держащая Щит кивнула, вновь улыбнувшись ей, мягко и успокоено на этот раз. - Для того, чтобы у нас все получилось, ей нужно перейти на ту сторону, это очень важно. Нужно построить мост, понимаете? Мост, по которому все остальные смогут пройти, по которому тот мир перельется в этот и обратно, по которому они свяжутся друг с другом. Он уже существует, - глаза Эрис замерцали, погружаясь вглубь самой силы, и взгляд ее стал невыносимым, как отражение зимнего солнца на ослепительном снегу. – Он существует от начала времен так же, как существуют в семечке все деревья, что дали ему жизнь, и все те, которым даст жизнь оно. Просто его нужно развернуть, как скрученную в комок ткань, позволить ему прорасти наружу, как прорастает зеленый росток. И для этого нужно, чтобы мертвые и живые сражались вместе. - Мертвые? – тихо переспросила Найрин, и в запахе ее появилось легкое беспокойство. - Да, - просто улыбнулась Эрис, глядя на нее. – Они никуда не деваются, Найрин, если ты об этом. Все они здесь, все они рядом, потому что есть только один мир. Другое дело – можем мы видеть их или не можем. Тебе это должно быть яснее ясного, ведь ты ведьма и можешь войти за Грань во плоти и увидеть всех ее обитателей своими глазами. У нового мира тоже есть такие глаза, и у нас в нем они есть. Они просто еще не открылись. Лэйк молчала, переваривая информацию, пытаясь понять ее, прочувствовать. Кажется, теперь Эрис стала еще более далекой по сравнению с тем моментом, когда они виделись в последний раз. Теперь она не пыталась растолковать свои слова, сделать их понятнее и яснее, и это даже было не очень-то и нужно Лэйк. Сердцем она слышала то, что говорила Держащая Щит, хоть и не могла до конца понять головой. Но сердце шептало ей, что они значат. - А еще у нового мира есть руки, - она подалась вперед и взяла в каждую свою ладонь их с Найрин ладони. В мире стало тихо-тихо, мирно, и вся тревога, ощущение нависшего рока, ощущение великой перемены внезапно изменилось для Лэйк, словно бутон цветка раскрылся, обнажая свою суть. Это было тихо, как покрытые золотым пушком тычинки в самом сердце цветка, о которые неуклюже и ворчливо трется мохнатыми боками шмель, выбирая сладкий нектар. И это было красиво, так красиво и так милостиво, что слезы все-таки побежали по щеке Лэйк из широко распахнутого глаза, который ловил льющееся из глаз Эрис золото надежды и непобедимой правды. – У нового мира много-много рук, трудолюбивых и добрых рук, которые делают тихое и великое дело, - говорила Держащая Щит, и с каждым мгновением слезы лились все сильнее и сильнее. – Их дело маленькое и никому незаметное. Их дело такое трудное и страшное, что впору скрежетать зубами от ужаса, впору рваться сердцам от стиснувшего их страха. Их дело такое настоящее и важное, что впору ложиться перед ними ниц и возносить им хвалу до самого неба. Потому что они не хотят ничего для себя и ничего не просят. Потому что они просто не могут не делать его и делают, хоть это просто невозможно. - О чем ты говоришь, мани? – хрипло пробормотала Найрин; по ее щекам тоже ручьем лились слезы. - Я говорю о том, как мы победим, - ласково прошептала им Держащая Щит. – О том дне, который каждый из вас подготавливает своими руками. О том, какое трудное, страшное и бесконечно прекрасное время разворачивается вокруг нас. Этот мор и этот страх, эта битва со злом всего мира, эта страшная и трудная битва ведется не одним человеком, не двумя людьми, но всеми нами. Каждый из вас открывает свое бесконечно прекрасное золотое сердце и поднимается на ноги, каждый из вас говорит: «Я не боюсь больше!» и смотрит своему страху в глаза. Каждый из вас поднимает руки, бессильные человеческие руки, такие слабые и такие неумелые перед огромной бедой этого мира, и этими самыми руками начинает сворачивать колесо, огненное колесо крови и боли, муки и страдания, которому все мы подчинены. Не только те четверо ломают его прямо сейчас, о нет. Каждое сердце, что не желает сдаваться, не желает бояться, которое стучит, чтобы жить, каждое такое сердце пускает трещины по кровавому колесу и вливает капельку сил в те руки, что рано или поздно развалят его на куски. И пусть каждому из нас страшно, больно и тяжело, это не беда. Потому что новый мир уже в каждом сердце, и в каждой слезе, и в каждой муке, и в каждой улыбке радости, он уже здесь. Осталось только открыть глаза и увидеть его. - Ты видишь его? – жадно спросила Лэйк, вглядываясь в глаза Эрис в надежде уловить там хотя бы отблеск того, о чем она говорила. - Вижу, - кивнула она, и вновь ее глаза сделались двумя провалами в бездну сияния. – После боли и муки, в самый темный час отчаянья и великой надежды придет он тише перышка, упавшего на весеннюю траву. И все будет кончено в один миг, все будет сделано раз и навсегда, невозвратно, как истинная любовь. Вот увидите, мои родные, так и будет, обязательно будет. Но для того, чтобы так случилось, мы должны будем много трудиться. - Что нужно делать? – подняла на нее взгляд Лэйк, готовая к любому ответу, который даст ей Держащая Щит. Какой глупой она была, когда считала, что идет сюда, чтобы утешить сестру, горюющую по умирающей жене! Сейчас перед ней сидело нечто гораздо большее, чем обычный живой человек, перед ней сидела сама Сила, готовая к тому, чтобы развернуться, потрескивая от жара, способного переплавить в своем горниле весь мир, готовая бороться. И Лэйк хотела только одного – помочь ей в этом. - Совсем скоро сюда придет твоя дочь, Найрин, и принесет с собой проклятие с той стороны мира, которое заразит Белый Источник, а следом за ним и всех, кто имеет к нему хоть какое-то отношение. – Найрин вздрогнула рядом с Лэйк всем телом, во все глаза глядя на Держащую Щит, и у самой Лэйк тоже от удивления перехватило дыхание. – После этого мы уничтожим Источник Рождения и все его жилы, выходящие на поверхность. Нейтрализовать нужно и ведунов, которые его касаются, переучить – Данара Ниера сказала, что это вполне возможно. Но если не получится переучить, то уничтожить. Не такого ответа ждала Лэйк, и все ее существо содрогнулось, услышав его из уст Эрис. Казалось, сама земля под ее ногами раскололась надвое, как тогда, много лет назад, на окраине Кренена, когда они узнали правду о своем народе. Только тогда они слышали страшную правду о своем прошлом, с которым уже ничего нельзя было поделать, кроме как стиснуть зубы и идти дальше. А сейчас это была правда об их будущем, и Лэйк просто не знала, как вынести ее. Просто не знала. - Откуда ты это знаешь? Ты не говорила, что Вэйнэ с этим связана! Почему ты не сказала мне, что дело в ней? – прохрипела рядом Найрин. Лэйк взглянула на нее, не понимая, что чувствует. Лицо нимфы было белым, его искажал ужас и боль, и какой-то дикий огонек засветился в ее глазах. - Потому что так должно быть, - просто ответила Эрис, с нежностью поглаживая большим пальцем ее ладонь. - И ты… не предотвратишь этого? Лэйк не смогла бы сказать, чего сейчас было больше в голосе Найрин: страха или надежды. Одно долгое мгновение они с Эрис смотрели друг другу в глаза, а затем Держащая Щит народа анай покачала головой и проговорила: - Не предотвращу. Так ведь и должно быть. Так должно случиться. Иначе нельзя. - Но ведь… Это Источник Рождения. Это будущее анай! – вскричала Лэйк, захлебываясь от той мощи, что прямо сейчас распирала ее грудь изнутри. – Это будущее нашего народа! - Да, - просто кивнула Эрис, и глаза ее загорелись такой гордостью, что смотреть в ее лицо стало больно. – И мы встретим это будущее лицом к лицу! Для того нас и ковала Грозная, чтобы встретить его и выдержать, чтобы вынести его и перебороть. Потому что мы – Ее народ, и Ее воля – наша судьба! Лэйк содрогнулась с головы до ног от звучания ее слов и, неспособная вынести их мощи, склонилась перед Держащей Щит в поклоне, принимая ее волю. Ты же уже думала сегодня о том, что сражаться с детищем Огненной во имя Огненной – твоя судьба. Так и сражайся с честью! Лэйк поняла, что смеется, захлебываясь слезами. Смеется изо всех сил.