Танец Хаоса. Одинокие тропы

Выныривать из теплых объятий сна было как-то очень сложно. Ее тянуло назад, ее не желали отпускать. Сон обволок ее со всех сторон, перебирая волосы, давя на плечи, с ненавязчивой настойчивостью удерживая тяжелыми пальцами готовые подняться веки. Но что-то неуловимо изменилось в нем, призывая ее обратно, что-то зовущее и свежее, как ветер. Оно пахло первыми весенними елями, пахло голубым небом и набухающей под толстой корой деревьев жизнью. Вэйнэ слишком любила этот запах, чтобы не откликнуться на него. Глаза медленно открылись, но еще несколько мгновений ей понадобилось для того, чтобы перед ними выстроилась картинка. Из белизны выныривала она на поверхность или это мир поднимался к поверхности белого моря, растянутого над Вэйнэ, прорастал сквозь него, обретал очертания, нависая над ней… Мысли путались, ей было трудно думать, вспышки боли расцветали в голове от этого. Пустыми и свежими, как утренняя роса глазами огляделась она вокруг, вдыхая и выдыхая всей грудью и пока еще не понимая, где она находится. Небольшая светлая комната, наполненная солнцем. Стол, стул возле него, дверцы шкафа у стены. Полная чистота. Солнечный квадрат на потолке из толстых сосновых бревен с подтеками засохшей в камешки смолы, с запахом леса и лета. Белое покрывало укрывало Вэйнэ до груди, ее собственные тонкие руки лежали поверх него, изукрашенные золотыми узорами предплечья ярким пятном выделялись на фоне белоснежной ткани. Где я? Что случилось? Она попыталась вспомнить хоть что-нибудь, и сразу же острая боль вонзилась в голову. Будто тысячи ос одновременно впрыснули в нее свой горячий яд, обжигая изнутри, прокалывая иглами. Вэйнэ застонала, почти закричала, жмурясь от боли, попыталась поднять руки, чтобы сжать ими голову, но они лишь едва шевельнулись, вяло мазнули по постели. Страх беспомощности и непонимания кольнул ее, и она вновь закричала, на этот раз громче. Дверь в комнату почти сразу распахнулась, и внутрь вбежала какая-то женщина в белом балахоне. На лбу ее между бровей черным пятном выделялось вытатуированное око. Способная Слышать, услужливо подсказал мозг, и она вновь вскрикнула от боли, когда вместе с воспоминаниями о том, что значит это слово, вернулось и воспоминание о Белом Источнике. Боль была такой невыносимой, что перед глазами помутилось. - Тихи, тихо! Я помогу! Потерпи! – послышался рядом добрый и мягкий голос, и в нем слышалось столько искренней заботы, что у Вэйнэ из глаз хлынули слезы. Боль была слишком сильной, она и впрямь почти ослепла, вновь перестав различать что-нибудь вокруг кроме пугающей белизны, буквально заполнившей весь окружающий мир. Сквозь вату она чувствовала, как чьи-то руки подхватили ее под плечи, как губ касается холодная глиняная чаша, и кто-то уговаривает ее сделать глоток. Вэйнэ глотнула – вязкого, горько-сладкого, дурманящего, хотя больше всего на свете хотелось просто холодной ключевой воды. Затем ее уложили на кровать, и белизна заволокла весь мир. И вновь цепкие пальцы сна сомкнулись над ней. Ей слышались голоса, много голосов. Какие-то люди обсуждали что-то, и порой она слышала обрывки их слов, а порой – только невнятный гул где-то далеко. Иногда чужие руки трогали ее, поднимали, усаживали. Она даже чувствовала, как в рот вливается влага, а может, это ей просто снилось? Кто-то влажной тряпицей протирал ей лоб, кто-то переодевал ее, когда от жара внутри кожа становилась противно липкой и мокрой. Мучительные видения тянулись перед ее внутренним взором, сменяя друг друга, назойливо ввинчиваясь в ее измученное сознание. Тени в белых клубах тумана, что бродили вокруг нее на самой границе зрения. Она оборачивалась и краем глаза ловила ускользающее движение, она звала, но никто не отвечал ей, она вглядывалась, но не успевала разглядеть ничего, кроме размытых теней. А под ногами ее без конца шипели змеи, скручиваясь в кольца, опасно поднимаясь на хвостах навстречу ей. И Вэйнэ глядела в их страшные пустые глаза, балансируя на цыпочках, чтобы не наступить на них. И при этом изо всех сил пыталась разглядеть того, кто скрывался за белой стеной теней. Каждый раз, когда кто-то тревожил ее тело, сон прерывался, сменяясь легкой полудремой, во время которой становилось чуточку легче. Но стоило чужим рукам исчезнуть, как все начиналось заново. Вэйнэ в центре невидимого круга, белые клубы тумана и фигура за ними. Змеиные глаза и шипение под ее ногами. А потом стало легче. Медленно-медленно тени отступили прочь, и вместо них пришел ровный, теплый, тихий золотой свет. Кто-то пришел к ней – Вэйнэ чувствовала это. Кто-то пришел и встал рядом, простой, давно знакомый, могучий и непоколебимый. Он тоже был белый, но Вэйнэ не боялась его. Ее. Женщина, очень-очень высокая, раза в полтора выше самой Вэйнэ, вся белая, со щитом в руках. Она просто стояла рядом, и от нее шло ощущение безопасности и полной, бесконечной защищенности. С облегчением и глубокой благодарностью измученная Вэйнэ свернулась в клубочек возле ее ног и уснула. И больше снов не было – только золотая тишина, в которой она плавала, будто в теплых, напоенных солнцем прибрежных водах. Только покой. В следующий раз она очнулась уже легче. Не было давящей горячей тяжести, не было тянущей дремоты, никак не желающей отпускать ее. Холодный воздух потревожил Вэйнэ, и она забеспокоилась, медленно возвращаясь в себя. За окнами стояла ночь, и мягкий полумрак стелился в комнате, свернувшись на груди Вэйнэ теплым котом. Только теперь она, кажется, лежала в какой-то другой комнате, потому что из теней выступали очертания двух сундуков, накрытых ткаными холстами, да и квадрат окна до половины прикрывали занавески, которых во время своего прошлого пробуждения она не видела. Светилась лишь чаша с огнем Роксаны в восточном углу, и в танце огня ей почудилось что-то донельзя успокаивающее. Было так тихо, что Вэйнэ слышала, как скребется где-то между бревен дома сверчок. На мир опустился покой, улегся пушистой снежной шубой, перышком, медленно падающим с неба на землю. Как будто что-то дурное закончилось, затихло, и теперь все вокруг отдыхало, наслаждаясь отступившим кошмаром. Вэйнэ сглотнула, чувствуя, как сильно пересохло горло. А еще – слабость в руках и ногах, совершенно обыкновенную каменную слабость, какая бывает после жара или долгой мучительной боли. Рядом с ней скрипнул стул, и какая-то фигура на мгновение перекрыла свет от чаши с огнем. Чья-то теплая шершавая ладонь опустилась на лоб Вэйнэ, мягко касаясь кожи, и тихий голос произнес: - Ты слышишь меня, Вэйнэ? Хочешь пить? - Да, - с трудом выдохнула она. Звук как-то странно шел сквозь горло, будто оно и вовсе разучилось его пропускать. Вэйнэ не узнала свой слабый и хриплый голос. - Сейчас, я дам тебе напиться. Женщина с легкостью подхватила ее под плечи и приподняла над постелью. Вэйнэ пыталась ей помочь, но собственное тело казалось таким ватным и слабым, что толку от того было мало. Зато пить было так хорошо! Вода была теплой и такой сладкой, что Вэйнэ едва не застонала от наслаждения, жадно глотая ее и едва не давясь. Женщина не отнимала чаши и позволила ей напиться вволю, а затем аккуратно уложила Вэйнэ обратно на постель. - Где я? – хрипло спросила она, вновь оглядывая комнату. И впрямь, в первый раз она очнулась в другом месте. Там было очень чисто и пусто, там не жили люди, а вот эта комната выглядела обжитой. На стенных полках стояли глиняные фигурки из тех, какие специально мастерили для Дочерей гончары. На ручке высокого шкафа висел шерстяной наплечный платок. Да и саму Вэйнэ накрыли двумя теплыми пледами, зеленым и синим, совсем не походившими на те, что обычно выдавали в лазарете. Ее догадка подтвердилась, когда женщина негромко ответила ей: - Мани распорядилась перенести тебя поближе к ней, чтобы ты всегда была под присмотром. Поэтому ты в нашем с Морико доме, Вэйнэ. Мы – стражницы Великой Царицы, да сиять Ей вечно среди звезд на небе. Меня зовут Раена дочь Нико, Орлиная Дочь из становища Матхи. Некоторое время Вэйнэ просто смотрела на нее, пытаясь осмыслить ее слова. Огненный ореол чаши с огнем Роксаны обрисовывал контур тела женщины, а ее лицо оставалось в тени. Вэйнэ видела лишь золото волос и мягкий абрис щек, чувствовала на себе заботливый теплый взгляд. А ее слова доходили до сознания Вэйнэ очень-очень медленно, словно сквозь вату. Великая Царица? Значит, она в Роще. Мани… Неужели она в доме Держащей Щит и Великой Царицы? В такое просто не верилось, и Вэйнэ подумала, что, наверное, она что-то не так поняла. Впрочем, по какой-то причине она все-таки оказалась здесь. Что-то случилось с ней. Она попыталась вспомнить, но в голове сразу же зазвенело, будто ее ударили тяжелым тупым предметом в висок. Вэйнэ поморщилась и взглянула на женщину. - Почему я здесь? Что произошло? - Думаю, для этих вопросов еще рано, - мягко, но непреклонно сообщила ей Раена, заботливо подтягивая одеяло и укрывая ее под подбородок. – Вот наберешься сил, встанешь на ноги, и поговорим об этом. Ты была без сознания девять дней, и твоему телу требуется покой и выздоровление. Все остальное успеется. - Девять дней? – недоверчиво повторила Вэйнэ, но ее возглас прервал неожиданный зевок. Странное дело, глаза снова слипались, будто она и не спала все это время. Но что же с ней произошло? - Спи, Дочь Огня, - шершавая ладонь женщины вновь легла на лоб и принялась мягко поглаживать ее волосы. – Спи, и пусть сны твои будут светлыми! И вновь та большая белая женщина стояла рядом, охраняя ее сон, и Вэйнэ ощущала себя подле нее так хорошо, так спокойно. Ей ничего не снилось кроме того, что она просто лежит рядом с этой женщиной, как котенок свернувшись у ее ног, и даже во сне она ощущала блаженство от этого. И разбудил ее какой-то невнятный шум, пришедший со стороны и внесший смятение в ее расслабленную тишину. Вэйнэ зашевелилась на постели, слыша голоса из-за окна. С каждым мгновением они становились громче и требовательнее, и вскоре она распахнула глаза, слыша каждое слово. На этот раз в комнате никого не было, и тихий серый свет лился сквозь приоткрытое окно. За ним виднелась громада горы, темной стеной закрывающая полмира, а еще – какие-то зеленые отяжелевшие под своим весом листья. Они были мокрыми и глянцевито поблескивали. Наверное, дождь только что прекратился. - Я хочу видеть ее! Я не потревожу ее, только одним глазком посмотрю, как она спит. Обещаю тебе, я ее не разбужу, мне бы только увидеть ее, – настойчиво и горячо твердил такой странно знакомый голос. Вэйнэ вслушивалась в него, пробовала на вкус, различая узнаваемые бархатистые нотки. Из памяти всплыло открытое лицо с уверенным взглядом темных глаз, загар по линии воротника, упрямо сдвинутые к носу брови. А следом за этим и имя – первая стрела Каэрос Лара. Радость проснулась внутри Вэйнэ, расцвела хрупким цветком на пронзительном горном ветру. Она ведь так скучала по Ларе! Так давно они не виделись! Но что Лара делала здесь? Она ведь улетела вместе с союзным войском на восток. И что здесь делала сама Вэйнэ? На этот раз боли не было, но в памяти как будто зияла прореха размером со все становище Сол целиком. Вэйнэ помнила Лару, помнила, как они двигались вместе с войском на восток, как она пряталась в походном шатре первой стрелы. Но дальше воспоминания становились все тускнее, тускнее, и в конце концов просто обрывались в вязкой белой пустоте, одна мысль о которой заставляла Вэйнэ вздрагивать. Ей не хотелось знать, что там, в этой прорехе. Отчего-то совсем не хотелось. - Я не пущу тебя, - произнес мягкий знакомый голос, и, покопавшись в памяти, Вэйнэ припомнила его обладательницу – ту женщину, Раену, что была с ней во время прошлого пробуждения. Сейчас Раена звучала очень твердо и непоколебимо. – Ей нужен покой. Жди. Как только она будет в силах принять посетителей, я пришлю за тобой. - У меня не так уж и много времени, Раена, - настойчиво продолжила уговаривать Лара. – Лэйк отпустила меня сюда на побывку, но ей это не слишком-то нравится. Да, пока в Ишмаиле затишье, но одна Роксана знает, сколько оно продлится. Никто из нас не знает, что на уме у Аватары. Меня в любой момент могут отозвать, и тогда я даже не увижусь с ней! - Но сейчас тебе просто не на что смотреть, первая, потому что она спит, - отрезала Раена. – Я понимаю твою тревогу, но поверь, опасность миновала, и теперь Вэйнэ необходим лишь отдых. Я позову тебя, когда она очнется. Иначе ты только повредишь ей. - Почему? И как я могу ей повредить? – в досаде вскричала Лара. – Если ты говоришь, что опасность миновала… - И это правда, - прервала ее на полуслове Раена голосом, не терпящим возражений. – Но Вэйнэ получила слишком тяжелую рану, и любое беспокойство сейчас может затруднить процесс восстановления. Она должна медленно и постепенно вернуть себе свою память, избегая острых переживаний. А твое присутствие может только всколыхнуть их. Я мани ее не пустила, так почему же должна пускать тебя? - Потому что я нужна ей, - твердо проговорила Лара. – Потому что я люблю ее! - Я знаю, первая стрела дель Каэрос. И все же, тебе придется подождать. Ради блага Вэйнэ. Несколько секунд было тихо, потом Лара тяжело вздохнула, сдаваясь. - Я поняла тебя. Я не буду мешать. Но прошу тебя, пошли за мной, как только она очнется! Я должна убедиться, что с ней все в порядке, прежде, чем улечу на восток. - Я все сделаю, Лара, обещаю тебе. Ты узнаешь первой. Сквозь открытое окно Вэйнэ слушала, как тяжелой походкой Лара удаляется прочь. И думала о том, что невольно услышала. О какой ране говорила Раена? Что случилось такого, что все вокруг так переживали за нее? Даже мани здесь была… Почему я ничего не помню? Снаружи послышался усталый вздох, скрипнула, открываясь и закрываясь дверь, и кто-то завозился за стеной справа от Вэйнэ. Наверное, это была Раена, и, быть может, она знала, что произошло на самом деле, просто не хотела говорить. Возможно, если Вэйнэ заставит их поверить в свое хорошее самочувствие и крепость, они расскажут ей? Потому что и дальше гадать о своем прошлом ей не особенно-то хотелось. Тем более, что она оказалась в Роще, почти что в доме у Великой Царицы и Держащей Щит, она, пусть и одна из сильнейших, но все же лишь молодая Боевая Целительница. Почему ее сюда принесли? Что она сделала такого, чтобы заслужить милость находиться подле первых? Разумеется, ничего удивительного в самом этом факте не было: иного Вэйнэ от самой себя не ждала. Но было бы неплохо помнить и подробности своего подвига, чтобы хотя бы знать, за что тебя благодарят остальные. Иначе выходило как-то глупо и уж точно совершенно несправедливо. Вэйнэ решительно откинула с себя пледы и подтянулась на руках, садясь на постели. Голова сразу же закружилась, тело наполнила противная слабость, но она держалась прямо и не собиралась поддаваться унынию и болезни. Она докажет первым первых, что они не зря приблизили ее к себе, продемонстрирует им, что она сильная и выносливая, достойная того, чтобы быть здесь. В очередной раз продемонстрирует, что на нее можно положиться. Вот только спустить ноги с кровати и попытаться встать она уже не успела. Потому что дверь в комнату открылась, и внутрь шагнула Раена, сразу же грозно нахмурившись: - Все-таки разбудила она тебя своими воплями! Вот придет еще раз у меня! Пусть только сунется сюда, я ей покажу! - Я сама проснулась, первая, - замотала головой Вэйнэ, очень надеясь, что женщина поверит ей. – Я просто выспалась и чувствую себя уже гораздо лучше, чем ночью. Лара тут не при чем. - Ну, конечно, не при чем, - проворчала Раена, наградив ее неодобрительным взглядом, и строго наказала: - Даже не думай вставать! Миловаться будете, когда сможешь ложку до рта донести и не раньше. А до этого времени я тебя из кровати не выпушу, так и знай. Звучала она достаточно грозно для того, чтобы не препираться с ней, - тем более, что сама первая стрела получила от Раены от ворот поворот, - так что Вэйнэ притихла и смирно осталась сидеть на постели, ожидая, когда она вернется. Да, лицо у женщины было мягким и красивым, глаза – глубокие и выразительные, морщины лишь только начали касаться кожи. Но при этом смотрела она достаточно сурово и тяжело, чтобы Вэйнэ не начала строить глазки и улыбаться, пытаясь добиться своего. Да и по чести, для хитростей она чувствовала себя еще слишком слабой и измотанной. Почти сразу же Раена вернулась и внесла поднос, на котором стояло несколько мисок. Запах жаркого из баранины и густого овощного супа раздразнил аппетит Вэйнэ, и внутри буквально взвыл желудок. Она едва не вырвала поднос из рук Раены, и не столько для того, чтобы доказать способность удержать ложку, сколько от впившегося в позвоночник голода. Женщина немного смягчилась, увидев, как Вэйнэ набрасывается на еду, по губам ее даже мелькнуло слабое подобие улыбки. - Ешь-ешь, - добавила она, потянувшись и пощупав Вэйнэ лоб. – Раз есть захотелось, значит, на поправку идешь. - А что со мной случилось? – прошамкала Вэйнэ, с трудом оторвавшись на мгновение от рагу, чтобы задать вопрос. После первого же проглоченного куска желудок резануло болью, но так все равно было гораздо лучше, чем раньше. Казалось, она уже тысячу лет ничего не ела. - Об этом можешь рассказать только ты сама, - взгляд женщины стал изучающим. – Только ты знаешь это. - Но ты же говорила Ларе о моей глубокой ране, первая, - вскинула голову Вэйнэ, вопросительно глядя на женщину. – Что это была за рана? - Мне кажется, еще слишком рано для таких вопросов, - покачала головой Раена, пристально разглядывая ее. – К тому же, будет лучше, если ты сама все вспомнишь. Я на самом деле знаю не так уж и много, Вэйнэ. - У меня ничего не болит, - пожала плечами Вэйнэ, прислушиваясь к себе. Тело и впрямь чувствовалось совершенно цельным, пусть и очень слабым. – Если меня исцелили, то понятно, почему я так голодна, почему так долго спала. Это были Боевые Целительницы, первая? – в озарении догадки она вскинула взгляд на Раену. - У тебя не было физических ран, Вэйнэ, как и энергетических, - нехотя проговорила Раена, внимательно глядя ей в глаза. Поколебавшись, она все-таки добавила: – Только ментальные раны, а их исцелять никто не может, сама знаешь. - Ментальные раны? Но откуда? – нахмурилась Вэйнэ. – Я совсем ничего не помню! - в досаде проворчала она. - Ты обязательно все вспомнишь, я уверена, - миролюбиво подытожила Раена, погладив ее по плечу. – А теперь ешь. Тебе нужно восстановить силы. Как только тело почувствует себя здоровым, восстановится и дух. Что ж, здесь Раена была совершенно права, но вот все остальное сбивало Вэйнэ с толку. Она знала, что такое физические раны – это любой дурак понимал, знала и про энергетические, пусть и сталкивалась с ними всего несколько раз в жизни. Они возникали, когда ведуну наносил урон другой ведун или по его собственной ошибке и незнанию. Когда, например, ведун по глупости прорывал собственную ауру, повреждал энергетические узлы, и энергия начинала покидать его тело через раны в тонких оболочках. Такие раны были гораздо тяжелее физических, с трудом поддавались исцелению и всегда требовали очень долгого и трудного восстановления, что в принципе напоминало нынешнее состояние Вэйнэ. Но ведь Раена сказала, что ее рана была иного толка. Ментальная рана. Это слово означало совсем уж дурные вещи, и теперь Вэйнэ не была уверена, хочет ли она вспомнить обо всем произошедшем, или нет. Ментальными ранами называли повреждения сознания человека, которые уж точно не поддавались излечению ни с помощью лекарственных припарок, ни с помощью энергии Источников. Порой их вызывали тонкие сущности из-за Грани – обитатели глубоких нижних миров, сильные, голодные, очень опасные. Порой – тяжелые эмоциональные переживания, ломающие живое существо изнутри и практически неисцеляемые. Ничего такого Вэйнэ в себе не чувствовала, а это значит, что ее вариантом был первый – нападение кого-то из-за Грани. Но где? Как? Этого она не помнила, как ни пыталась вспомнить. Воспоминания обрывались горячими объятиями Лары во тьме ее походного шатра, Гайтаном, с которым они отправились на охоту… Что-то зашевелилось внутри Вэйнэ, какие-то воспоминания о сальвагах, что-то очень важное, с ними связанное… - Первая, где Гайтан? – рассеяно спросила Вэйнэ, уставившись в дно своей опустевшей плошки, в которой еще за несколько мгновений до этого было горячее рагу. – Мой друг, сальваг, где он? – пояснила она, вскидывая глаза на Раену. - Он тоже еще не очнулся, - со вздохом пояснила та. – Как и Элана с Игдаром. Говорят, Ильяни несколько раз приходила в себя, как и ты, но она все еще ничего не помнит. - Игдар… - задумчиво повторила Вэйнэ, припоминая что-то очень отдаленное. Буквально тень, скользнувшую по границе сознания. Да, она помнила это имя. Неожиданно из глубин памяти всплыло лицо: большой нос, прямо глядящие синие глаза, твердые линии челюсти. - Он же… вельд, правильно? – уточнила Вэйнэ, поднимая глаза на Раену. Вид у той стал вконец недовольным, она в досаде поджала губы и строго посмотрела на Вэйнэ. - На сегодня вполне достаточно. Ты долго была без сознания, и твоей памяти требуется время на то, чтобы вернуться к нормальному состоянию. Поэтому отдыхай. Если тебе что-то понадобится, зови меня, я приду. Но помни: сейчас твоя основная задача – спать. Вэйнэ еще попыталась что-то вякнуть, но Раена молча забрала у нее поднос и удалилась с весьма недовольным видом. Да и следовало признать: в чем-то она была права. Потому что силы почти сразу же кончились, голова закружилась еще сильнее, и Вэйнэ откинулась на подушки, чувствуя себя так, будто трое суток провела на ногах. Веки отяжелели, и она не успела даже начать раздумывать об Игдаре, как сон сморил ее. *** В маленькой комнате было светло. Странный это был свет, и впрямь чудесный, но при этом такой невозмутимо обыкновенный, что Морико терялась, не зная, как к нему относиться. За окнами небо затянуло серыми облаками, было пасмурно, уже третий день с переменным успехом моросил дождь. В комнате Держащей Щит горела лишь чаша с огнем Роксаны в восточном углу, но при этом здесь было гораздо светлее, чем на улице. Как будто весь солнечный свет собрался в помещении, заполнив его целиком, но не прорываясь наружу. Как будто светился сам воздух, каждая его песчинка сияла, заставляя все предметы выглядеть четче. И Морико знала, что это сияние исходит от тела Держащей Щит. А еще здесь было тихо. Сколько бы ни выли за окном ветра, как ни волновались бы тревожные кроны деревьев, как ни хлестал бы дождь по крыше, а все равно сквозь распахнутые настежь окна внутрь не проникало ни дуновения, ни капельки дождя, будто сам воздух сгущался и отводил прочь стихию. И пусть снаружи все равно доносились звуки жизни большого становища, тишина внутри была как будто гуще, значительнее, гораздо более полной, чем шум по ту сторону окна. Здесь царила сила, заставляющая все клетки тела Морико резонировать в ответ, и казалось, будто сам воздух наэлектризован до предела, будто в следующий миг его начнут разрывать на кусочки разряды молний. Но этого не происходило. Оттого и вид сидящей в кресле Держащей Щит составлял всему окружающему еще более разительный контраст. Дряхлая иссохшая фигурка, согнутая, согбенная, с присвистом дышащая. Казалось, силы в ней осталось только на самый последний вздох, жизни – на последний взгляд. Что нить ее жизни истрепалась в полотне Милосердной до самого конца, и остается лишь еще несколько мгновений до того мига, когда она изовьется полностью и исчезнет в облаке золотой кудели, навсегда став прошлым. Но она не кончалась. Упорно, упрямо она продолжала виться, и сила продолжала накапливаться, до самых потолочных стропил наполняя помещение и переливаясь за его край волной вполне видимого физическими глазами света. А Держащая Щит продолжала работать, хоть это и казалось невозможным, даже и не сократив своей обычной дневной нагрузки. Поток просителей редко ограничивался полусотней человек в день, и большей части из этого потока требовалось уделить особое внимание, потому что простым благословением их вопросы не решались. И это не говоря уже о письменных распоряжениях, которые дрожащая рука Держащей Щит почти без перерыва выводила на бумаге с утра до вечера. Вот и сейчас она сидела у стола, согнувшись в три погибели от невидимого груза, скрутившего позвоночник, упорно царапая пером по бумаге, тяжело с присвистом дыша. С благоговением и глубоким состраданием одновременно Морико смотрела на ее перевитую синими, выступившими наружу жилами старческую ладонь, скрючившуюся вокруг гусиного пера, на тонкие почти прозрачные завитки седых волос на ее затылке над выпирающей наружу из-под тонкой пергаментной кожи косточкой. - Мне приоткрыть дверь, чтобы здесь было больше воздуха, Мани? – все-таки не удержалась и спросила она, когда в очередной раз Держащая Щит сипло выдохнула, с трудом пропуская воздух через морщинистое горло. - О, мне вполне достаточно воздуха, дочь моя, благодарю тебя, - рассмеялась в ответ Держащая Щит. Голос ее дрожал как будто от плохо сдерживаемого напряжения. Будто звук рвался из ее связок наружу, неистовый и вольный, как усиленный эхом рев горного обвала, но она с трудом удерживала его в границах собственного горла. – Это сила идет сквозь меня, и ее поток такой мощный! В каждый миг кажется: все, больше не могу, сейчас это старое тело просто разорвется на кусочки, сейчас сила раздавит меня в лепешку об землю. И нет, оно все еще держится, Морико. Оно каким-то чудом все еще остается целым. - Хвала Великой Мани за это, - прошептала Морико, склоняя голову и касаясь костяшками пальцев лба. Держащая Щит отложила перо и обернулась к ней, мягко улыбаясь: - Не верь своим глазам, Морико. Ни на мгновение не верь им, потому что они видят лишь это, - Держащая Щит пренебрежительно ущипнула обвисшую, покрытую пигментными пятнами кожу на руке. Улыбка у нее при этом была проказливой и лукавой, будто у ребенка. – И да, выглядит это, надо сказать, не слишком обнадеживающе. Но у тебя, в отличие от остальных, огромное искреннее сердце, и ты чувствуешь всю силу, что идет через меня. По правде сказать, вы с Раеной вообще единственные, кто может ее выдерживать. Потому не страшись ничего. Материя гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. – Держащая Щит смотрела на Морико, и взгляд ее изменился, став глубоким и совершенно бескрайним, как зимнее небо. - С каждым днем я все больше прихожу к мысли, что она и вовсе не изнашивается. Что немощь – лишь видимость, возникающая из-за неправильного угла зрения. И что мое истинное тело гораздо сильнее, крупнее и больше того, которое видят глаза окружающих. - Я не понимаю, Мани, - честно призналась Морико, склоняя голову. - А и не надо понимать, дочь моя! - неожиданно рассмеялась Держащая Щит, вновь становясь лукавой и начиная казаться удивительно молодой при этом. – Это твоя голова заставляет тебя видеть меня слабой и немощной, твое понимание. А что говорит тебе твое сердце обо мне? - Что под твоей кожей вся вселенная, Мани, - не задумываясь, ответила Морико. - И так и есть, - кивнула та, отворачиваясь к листу бумаги, который покрывала ровными строчками аккуратных букв. – И ровно до тех пор, пока ты так чувствуешь меня, ты очень помогаешь мне. Потому что все остальные в этом огромном становище твердо уверены – я умираю, я уже одной ногой в могиле, и еще совсем немного, и смерть заберет меня. Они сами привязывают мне к ногам камень и топят меня. Но я понимаю, веры не будет, пока дело не будет сделано. Морико вновь ощутила это: благоговение и сострадание, так перевитые, перемешанные друг с другом, что отделить одно от другого было почти невозможно. Она и впрямь интуитивно ощущала, какую огромную работу проделывает Держащая Щит изо дня в день, и речь шла не только о приеме посетителей и заполнении бумаг. Был и другой, титанический труд, невидимый для глаз, но вполне ощутимый сердцем, самая страшная, бескомпромиссная и жестокая битва на свете, которую Мани вела каждый миг в эти последние недели, не прерываясь ни на мгновение. Когда она ела и спала, когда одевалась и ходила по комнате, чтобы размять отекающие ноги, когда царапала бесконечные приказы или выслушивала очередные глупости нескончаемой череды просителей, все это время она сражалась не на жизнь, а на смерть, и Морико просто не понимала, как ей хватало на это силы. Раньше такого ощущения не было, оно появилось только после ухода Великой Царицы. Будто ее проводы стали водоразделом, после которого для Держащей Щит началась непрекращающаяся война. - Мани, мне позволено спросить? – тихо проговорила она, решаясь, хоть и не хотела тревожить Держащую Щит, отрывать ее от работы, бесполезно тратить ее и без того до предела забитое время. - Конечно, дочь моя, спрашивай, - без колебаний отозвалась Мани, продолжая аккуратно выводить буквы черными чернилами. Она составляла рекомендации по постройке мельницы в нижнем течении реки Аленны в Роще, там, где она становилась узкой и бурливой, пробивая себе путь сквозь скалу и уходя куда-то под землю. Порой Морико просто не понимала, как эта женщина умудряется успевать и знать все, включая даже такие вещи, казалось бы, никак не связанные с ее основной деятельностью. - Ты видела Великую Царицу после ее ухода? Ты говорила с ней? Больше двух недель миновало с похорон, и траур в Роще еще не был завершен. Традиционно он длился сорок дней и сорок ночей, и все это время полагалось соблюдать тишину, пост и подобающие случаю религиозные обряды. И пусть так и происходило, но с учетом Танца Хаоса работа Держащей Щит все равно не прервалась ни на день, пусть первые девять дней она и не принимала ни единого человека, находясь в уединении. Но ее рукописные распоряжения Морико все равно передавала через других охранниц тем, кому они предназначались, и все это время Мани провела за своим столом, упорно работая над неотложными вопросами. И она не плакала. Совсем. Вся Роща заливалась слезами, все от мала до велика провожали Великую Царицу, самую любимую и дорогую для племени за всю его историю, и даже спустя почти что половину срока траура Морико, спеша по делам, периодически замечала кого-нибудь из сестер, кто украдкой смахивал слезы с глаз или, не стыдясь никого, открыто плакал в стороне, не в силах отпустить Великую Царицу. А Держащая Щит за все это время не проронила ни единой слезинки. Когда Морико смотрела на нее, она не видела ни тени скорби, только сосредоточенность и энергичность, и без того присущие Держащей Щит, а в последнее время ставшие ее обычным состоянием, несмотря на физическую немощь. Казалось, для Мани с уходом Ману ровным счетом ничего не изменилось, разве что работы прибавилось. В самой Морико без конца боролись две противоположные мысли. Пока она была подле Держащей Щит, никаких вопросов и сомнений не возникало. Она знала, что Великая Царица ушла по своей воле, чтобы делать дело, чтобы совершить самую безумную, невозможную и головокружительную дерзость из всех – победить смерть изнутри. Но стоило ей покинуть бестрепетные стены дома Держащей Щит и попасть в окружение траура, тоски и беспросветного отчаянья, мучившего все остальное племя, как и ее сердце начинали глодать сомнения. Что если Великая Царица и впрямь просто умерла? Разве могла она по своей воле войти в смерть, чтобы победить ее? Разве кто-то вообще мог одолеть смерть? Будто волны, наталкивались друг на друга, нахлестывали на нее с двух сторон истина и ее искажение, отчаянно сражаясь и внутри Морико, и пока еще она не могла прервать их бой и окончательно занять сторону. Но это нужно было сделать ради Держащей Щит, чтобы помочь ей. Нужно было верить и не колебаться. Потому Морико хотела знать. Мани улыбнулась, теплая и совершенно умиротворенная сейчас, вновь опустив перо и обернувшись к Морико. Ее карие глаза были такими теплыми, такими понимающими, любящими, что сердце сжалось, и Морико ощутила стыд. Как смела она жалеть эту женщину? Как смела она хотя бы на мгновение усомниться в ее силе? В этих глазах переливалась мощь вселенных, которая могла бы смести все окружающие их горы с той же легкостью, с какой ветер сметает песчинки с прибрежных камней. - Я ни на мгновение не переставала видеть ее, дочь моя, - нежно проговорила Держащая Щит, и любовь хлестала из ее уст, заполняя собой весь мир до самого бесконечного неба над их головами. – Я ни на миг не отводила от нее взгляда, как и она от меня. Она здесь, она никуда не уходила, и мы продолжаем работу, начатую нами много лет назад. Просто теперь она делает ее изнутри, двигаясь мне навстречу, вот и вся разница. - Мне бы очень хотелось увидеть ее, - призналась Морико, улыбаясь в ответ. Стыд исчез без следа, нежность в глазах Держащей Щит смела его прочь, ненужную бледную тень правды. Не имело смысла испытывать все это под ее взглядом, тратить лишние силы на такие выматывающие и совершенно бессмысленные эмоции и переживания. Под взглядом Мани могла существовать лишь полноводная и всеобъемлющая истина, которой не могли мешать иные вещи. Просто не имели силы на это. - Она всегда за твоим плечом, дочь моя. Она направляет твои шаги, она помогает и хранит тебя. Да, твои физические глаза пока еще не могут увидеть ее, но она здесь, поверь мне. И она всегда будет здесь и везде, где будет нужна. Потому что мир на самом деле един, и все, что в нем было, есть и будет, находится в нем одновременно в бесконечно длящемся едином миге «сейчас». Вопрос лишь в том, как нам увидеть это, как разучиться смотреть старыми глазами слепой плоти, оторванной от духа, и взглянуть объединенным взором плоти и духа, ставших едиными. Морико понимала то, что говорила Держащая Щит, пусть и понимала интуитивно. Головой осознать все это она просто не могла – мозг буксовал, отказываясь видеть единство совершенно противоположных понятий. Но ведь Великая Мани Небесная на земле и повторяла без конца с улыбкой, что не имело никакого смысла пытаться осознать все это головой. А раз так – Морико все делала правильно. Она почему-то даже не удивилась, когда послышался тихий и аккуратный стук в дверь. - Заходи, Раена, - не поворачивая головы, разрешила Держащая Щит, и это тоже не было чем-то из ряда вон выходящим и непонятным. Оно просто стало обычным. Мани знала, кто подходит к ее двери, предупреждала о появлении других людей за некоторое время до их прихода, предсказывала множество совершенно обыкновенных событий вроде того, что телега с бревнами для строящихся жилых домов поломается на камнях, или черепица на крыше ее дома прохудится, и внутрь начнет заливать дождь. Все эти мелочи не походили на грандиозные предсказания будущего, вроде предрекания грядущих катастроф или наоборот великой милости. Нет, они касались вещей совершенно заурядных и практичных, и подобный способ общения с миром Морико находила весьма удобным в быту. Одновременно сбивающим с толку своей необычностью и при этом совершенно обыденным. Дверь отворилась, и в помещение шагнула Раена, тихонько прикрыв ее за собой. На волосах ее поблескивали мелкие редкие капельки воды. Видимо, на улице вновь накрапывал дождик. С ее появлением атмосфера в помещении как будто еще немного укрепилась, словно преданность Раены подпитала и без того неограниченные силы Великой Мани Небесной на земле. Улыбнувшись Морико и кутая плечи в шерстяную белую шаль, Раена подошла к ней и встала рядом, в двух шагах от стола Держащей Щит. - Что случилось, дочь моя? – мягко спросила та, окончательно откладывая в сторону перо и отворачиваясь от исписанного рекомендациями листа бумаги. - Вэйнэ очнулась, Мани, - сообщила та, и тень беспокойства пробежала по ее лицу. – Она ничего не помнит, похоже, с того момента, как ее отправили с экспедицией в Эрванский кряж, потому что с трудом припомнила имя Черноглазого Игдара. Кажется, на ее способность мыслить рана влияния не оказала, но для того, чтобы убедиться в этом, нужно будет понаблюдать за ней некоторое время. - Эта девочка сильнее, чем я думала, - задумчиво проговорила Держащая Щит, вглядываясь куда-то в пространство между ними с Раеной своими интенсивными, как два солнца, глазами. – Надеюсь, она окажется достаточно сильной, чтобы выдержать то, что ей отмерено. - Ты видела ее будущее, Мани? – тревожно спросила Раена, кутая плечи в шаль. Своих детей у них не было, но Морико знала, что жена всегда хотела детей. Нерастраченную любовь свою она переложила и на молодых анай, которых неизменно привечала, так что в ее тревоге за Вэйнэ не было ничего удивительного – так Раена относилась ко всем сестрам, нуждающимся в помощи. - Я видела ее прошлое, - ответила Держащая Щит, и взгляд ее потускнел, обращаясь в самое себя. – Это я пока еще не даю ей его вспомнить, присутствуя подле нее и охраняя ее от болевого шока. Она и впрямь очень любопытна и сильна, она и сейчас могла бы открыть глаза и вспомнить все разом. Но это убьет ее или сведет с ума, а я не обреку дочь Найрин на такую участь. Они с женой переглянулись, и Морико непроизвольно повела плечами, ощущая холодок. Невозможно было привыкнуть к тому, что творилось вокруг Держащей Щит, к тому, как выстраивался вокруг нее мир, сколько бы лет человек ни провел подле нее. Все в ее жизни было самым обыкновенным и самым естественным чудом, какое только могло произойти в мире. И очень часто чудо это было отнюдь не самым приятным. - По ту сторону Источника с ними случилось что-то плохое? – все-таки спросила Раена, не выдержав, и Держащая Щит подняла на нее взгляд. - Плохое? Это бессмысленное слово, если мы говорим об уже свершившихся вещах. Но последствия всего этого будут ужасающими для всех нас, можете мне поверить. – Морико вновь вздрогнула от перетряхнувшего тело холодка, но Держащая Щит, кажется, не обратила на это никакого внимания, вопросительно взглянув на Раену: - Что остальные? Я видела Ильяни, она сильно встревожена, но она справляется. - Видела? – переспросила сбитая с толку Раена, и когда в ответ Мани ничего не добавила, лишь кивнув, поспешила ответить: - Никто еще не приходил в себя. Ильяни несколько раз открывала глаза, пила и снова засыпала, но расспросить ее пока никому не удалось. Ты же знаешь, Мани, сальваги общаются совсем иначе. Несколько мгновений Держащая Щит молчала, обдумывая что-то, затем кивнула: - Да, так будет лучше всего. Перенесите Ильяни сюда, положите в одном помещении с Вэйнэ. Мне будет проще защищать их, если они будут рядом. Мне нужно некоторое время, чтобы принять решение. Думаю, какое-то его количество еще есть в запасе, во всяком случае, пока не очнулись остальные. – Твердо кивнув самой себе, она взглянула на Морико: - Что-нибудь еще? - Нэруб дель Раэрн проявляет чрезмерный интерес к еще не очнувшимся спутникам Вэйнэ. Дочери Мани только и делают, что околачиваются возле лазарета, заглядывают в окна, молятся возле крыльца, утверждая, что их молитвы должны помочь ребятам очнуться. – Раена гадливо сморщилась при воспоминании об этом и с надеждой взглянула на Держащую Щит. – Быть может, ты что-нибудь сделаешь с этим, Мани? Своим присутствием они только множат разговоры и ухудшают и без того дурной настрой в Роще. Держащая Щит долго молчала, пристально глядя в никуда и как будто колеблясь. В душе Морико всколыхнулась надежда. Обычно, когда они рассказывали первой первых о становящихся с каждым днем все более дерзкими выходках полоумных фанатичек, она сразу же отметала все их предложения о том, чтобы поставить Дочерей Мани на место или вообще разогнать их сборище раз и навсегда. Впервые за все это время Держащая Щит, кажется, заколебалась, и Морико всей душой взмолилась Великой Мани на небесах, чтобы она помогла Себе Самой во плоти решиться действовать. Но надежды ее не оправдались. - Я не имею права вмешиваться, - в конце концов, покачала головой Держащая Щит, и на этот раз вид у нее был встревоженный. – В это я вмешиваться не могу. Да они и не послушают меня больше, - внезапно криво усмехнулась она уголком рта. - Как не послушают? – ахнула Раена. - Тебя?! – едва не вскричала Морико. – Все послушают тебя, стоит тебе только сказать, Великая Мани Небесная на земле! Никто не посмеет противиться твоей воле! - Посмеют, дитя мое, посмеют, - усмехнулась Держащая Щит, и взгляд ее стал горьким. – Им кажется, что мое время подходит к концу. Совсем скоро они захотят закончить его сами. Я слишком невыносима для них, чтобы никто не решился на это. - Что же ты говоришь!.. – выдохнула Морико, отступая на шаг и просто не веря, не веря в то, что слышали ее собственные уши. Раена прижала ладони ко рту, огромными глазами глядя на нее. - Не тревожьтесь о том много, дочери мои, - твердо проговорила Держащая Щит, поднимая глаза и оглядывая их обеих. Под ее взглядом становилось проще, легче, увереннее. Тень страха и сомнения ушла прочь, Морико ощутила, как укрепляется почва под ее ногами. Что бы ни происходило вокруг, а она не допустит, чтобы Держащая Щит проиграла свою битву. Костьми ляжет, но не допустит. А та, будто отмахиваясь от мешающей мошки, продолжила: - Мне хватит времени на то, что должно сделать, иначе и быть не может. Потому сосредоточимся на том, что надо сделать сейчас. Ты, Раена, распорядись насчет Ильяни, я не хочу, чтобы ее рассказ невольно услышали не те уши. А ты, Морико, приведи ко мне Лэйк. Она ждет моего решения, и пришло время его озвучить. - Как прикажешь, Мани, - почти одновременно с женой проговорила Морико, склоняясь перед ней в поклоне. Сомнения исчезли как тени в полдень, растворившись в небытие под светом ее глаз. Великая Мани Небесная на земле знала, что делать, и не могла потерпеть поражение. Морико твердо верила в это и не собиралась позволять сомнениям сбивать ее с пути.