Танец Хаоса. Одинокие тропы

Остол Офаль был огромной крепостью, таких Хэлла Натиф себе даже не представляла никогда. Стены его в некоторых местах были шире деревенского дома и вздымались вверх на несколько десятков метров. Его подвалы уходили глубоко в скалу под основанием, доверху забитые припасами, и дикий камень на много сотен метров вглубь служил крепости основанием. Будто два близнеца две главные башни по обеим сторонам бурливого Дионина стискивали в железных тисках реку, соединенные каменным мостом, укрепленным зубчатыми бастионами. Две цепи толщиной в Хэллу Натиф с макушки до пят перекрывали течение реки под водой и над водой, чтобы сквозь арочные проходы моста по реке не могли пройти никакие суда. Остол Офаль мог принять и разместить одновременно до пятидесяти тысяч человек гарнизона вместе с лошадьми. Это был город, упрятанный в высоких мрачных каменных стенах, город созданный для того, чтобы сдержать самый мощный удар Врага. Но сейчас Хэлле Натиф было страшно в его стенах. Старый Рукав рва начинался впереди, примерно в сотне метров к востоку отсюда, для чего берега Дионина пришлось укреплять, чтобы вода не просачивалась в оборонительные сооружения. Да и землю, которую Копатели вынимали со дна, углубляя ров, нужно было куда-то девать. Потому отсюда, из Южной башни, где Хэлла Натиф делила комнатушку с несколькими другими обитателями крепости, ров больше походил на еще одну стену, огражденный с двух сторон высоким земляным валом. Вдоль всего берега реки на протяжении километра в обе стороны от крепости были сложены укрепления из огромных гранитных глыб. В том месте, где ров почти что пересекал реку, виднелись еще каменные башни, в которых содержался постоянный гарнизон. Говорили, что гранит замка вокруг реки в этом месте достигает пятидесяти метров, и что Копатели постоянно проверяют его прочность, выискивают и заделывают даже малейшие трещины, чтобы река не обрушилась в ров. Впрочем, вряд ли сейчас именно это было самой большой их проблемой. Лорд Торвин не приглашал ее на военные совещания, и Хэлла Натиф даже почти понимала, почему оно так, разрываясь между тем, чтобы настаивать на своем присутствии там, с одной стороны и горячим противным осознанием собственной никчемности с другой. Потому что в чем – в чем, а в войне она не понимала ровным счетом ничего. И информацию воспринимала ровно так, как получала, совершенно не умея делать из нее каких-либо выводов, что злило, конечно, но поделать-то с этим все равно ничего нельзя было. Лорд Торвин сказал ей следующее: во время нападения на короля дермаки прорвались в ров и потекли по нему в обе стороны. Одна группа маршировала к Вернон Валитэ, и, судя по донесениям с юга, продвигалась вперед с молниеносной быстротой, сметая заградительные отряды. Но навстречу ей из Вернон Валитэ уже выдвинулся большой отряд защитников, который должен был в ближайшее время остановить ее продвижение. Другая группа медленно, но верно ползла к Остол Офаль, с каждым днем теряя в скорости и все глубже увязая во рве. Обе группы были не слишком многочисленными: примерно по пять тысяч в каждой, но одно дело – сражаться верхом в открытой степи, и совсем другое – в глубоком рве, изрытом дермачьими норами, где всегда оставалась возможность подобраться незамеченными, ударить в тыл, обойти. Естественно, бернардинцы сражались в таких условиях далеко не впервые, именно поэтому продвижение войск на север после первого рывка замедлилось. Но они все же продвигались, и выбить их из рва пока еще не получалось. - Это сделано, чтобы отвлечь внимание и оттянуть время, - объяснил ей Айрен, когда она все-таки набралась храбрости, чтобы спросить у него, что именно происходит во рве. – Их не так много, чтобы захватить ров и обе крепости, но достаточно, чтобы мы завязли, пытаясь отбиться. А в это время они подтянут резервы. - Десять тысяч – не так много? – с сомнением поглядела на него Хэлла Натиф. - Капля в море по сравнению с тем, что будет, когда падет Кьяр Гивир, - мрачно отозвался он. – Эти десять тысяч, я думаю, все, что они смогли наскрести по Хмурым Землям для одного массированного удара для отвлечения внимания. Настоящая сила там, за Черной Стеной, и сейчас она готовится напасть. Вот от этого-то Хэлла Натиф и ворочалась по ночам на своей узкой постели, мучаясь от бессонницы, пытаясь не думать, не ждать и не бояться. Да только ничего-то у нее не получалось. Потому что время вокруг нее обратилось одной огромной водяной каплей, в центр которой она влипла, будто муха, и теперь как бы ни барахталась, как бы ни пыталась выбраться наружу, а все не получалось. Остол Офаль замер в ожидании беды, и даже вечный восточный ветер, несший бурую пыль с далеких предгорий, теперь улегся в тревожной тишине и ожидании на самой границе осени. - Они придут на равноденствие, - угрюмо пообещал Айрен, вместе с ней глядя на восток, через узкую бойницу в стене, совсем не похожую на окно. – Сразу, как только ночь станет длиннее дня. Зима начинается, Спутница Хэлла, а зимы в пограничье черны. От этих слов веяло лютой жутью, как и от этой крепости, как и от мрачной решимости окружающих ее людей. Все они ждали, застыв на самом пороге грозы, ждали, когда вся ярость и чернота мира обрушится на их головы. И были готовы. Это тоже чувствовалось здесь особенно сильно: четкое осознание того, что нужно делать. И это, наверное, было последним, что не позволяло отчаянью безраздельно завладеть Хэллой Натиф. В Остол Офаль не было никакой паники, и каждый совершенно точно знал, что ему делать в преддверии надвигающейся беды. Предельная сосредоточенность владела всеми вокруг, и места для страха в ней не осталось. Но не было в ней и надежды. Серые стены и серое небо, бурая пыль, оседающая на всем вокруг, бурые стяги, обвисшие на древках, мрачные глаза людей, делающих свое дело, сжав зубы и не расходуя лишние силы на постороннее. Эта картина была совсем не такой, какую хотела бы видеть сейчас Хэлла Натиф. Она помнила ревущий огонь в печах и людской смех, и запах жаренного мяса, и стук сшибающихся в тосте кружек, и громкие голоса, и тени на стенах созданных для войны залов, в которых люди пели и танцевали, в которых люди любили. Жизнь ушла из Бреготта вместе с первыми его – надежным как скала королем и его прекрасной дерзкой дочерью, и вместо этой жизни осталась лишь лямка, которую нужно было тянуть, работа, которую нужно было делать. Оттого и не было больше в воздухе золотых сгустков солнечных сущностей, оттого лишь мрачные Тени ползли по коридорам, страшась отсветов факелов и насылая на людей такие же мрачные сны. И Хэлле Натиф виделось что-то очень неправильное в этом, в том, как все это происходило. Потому что побеждал тот, кто верил, а Бреготт сейчас не верил ни во что. Она отчаянно искала эту веру в Торвине, который упрямо отказался снимать королевские знамена с башен, который сжимал зубы и твердил, что поверит в смерть Гаярвион только после того, как увидит ее тело. Который принялся ждать ее возвращения, будто обезумевший от тоски зверь, сидящий возле двери в ожидании ушедшего хозяина, деля свое время между этой тоской и рвом, который ему нужно было отбить. Больше ничто не интересовало сейчас Торвина, и взгляд его затвердел холодной сталью, обреченной и тяжелой, как вина. В нем не было ревущего пламени победы, которое могло бы зажечь сердца окружающих его людей новой верой и повести их вперед. Пламени, которое сейчас было так нужно окружающим, Хэлла Натиф всем своим существом чувствовала это. Не было этого пламени и в Неварне Лэйне, холодном и расчетливом, который уделял свое внимание лишь сухим цифрам, склоняясь над картами и с одинаковой невозмутимостью рассуждая о победах и поражениях, потерях и обретенном преимуществе. Он перестал выходить из зала совещаний вообще, все необходимое слуги приносили ему прямо туда. С утра до вечера он только и делал, что выслушивал донесения гонцов об обстановке во рве, а затем принимался просчитывать и продумывать варианты ответных действий защитников. Несколько раз Хэлла Натиф видела его, склонившегося над картами и тихо бормочущего что-то под нос. Лицо его было равнодушным и совершенно отрешенным, глаза поблескивали, пальцы рассеяно поглаживали тонкий, гладко выбритый подбородок. Когда он находил время, чтобы следить за собой, она знать не знала, и всклокоченный усталый Торвин, обросший щетиной, осунувшийся и помятый, составлял ему разительный контраст. Но Неварна Лэйна и впрямь не интересовало ничего, кроме стратегии, кроме бесконечных хитростей передвижений, ловушек, атак и отступлений. И он был не тем человеком, который смог бы вселить боевой дух в своих людей. Нужен был кто-то, хоть кто-то, кто смог бы заразить сердца бернардинцев, наполнить их надеждой. Нужен был кто-то, кто смог бы поднять знамя победы и удержать его, а вместе с ним и веру в своих ладонях в этот страшный час. Хэлла Натиф совершенно точно знала, что сейчас это – важнее всего, и без конца твердила это Айрену, который слушал ее мрачно и рассеяно, глубоко ушедший в свои мысли. Они тоже застряли здесь вместе с Айреном, не совсем понимая, что им делать. Возвращаться в Вернон Валитэ он наотрез отказался, и Хэлла Натиф понимала, почему так. Часть дермачьих войск, что направилась по рву в сторону Вернон Валитэ, буквально сметала все на своем пути, и уцелеть в открытом столкновении с ними отряд его отца не смог бы. К тому же, разведчики принесли истоптанное и изодранное в клочья знамя с золотым мечом, принадлежащее его отцу, которое нашли в грязи на дне рва у Развилки, где Старый Рукав соединялся с Новым. Но тел кого-то из окружения лорда Гренела в том месте обнаружено не было, и Айрен загорелся надеждой, что они смогли уйти по старым дермачьим норам, которыми были изрыты все стены тоннеля. Или по тому же Старому Рукаву – разведка сообщала, что войска Врага свернули в Новый Рукав, чтобы обойти Вернон Валитэ с запада и ударить с тыла. Возможно, лорд Гренел и впрямь был жив, возможно, он увел своих людей по тоннелям вслед за отрядом дермаков, марширующих на Вернон Валитэ, или направился прямиком в Вернон Валитэ по Старому Рукаву. Торвин говорил, в момент нападения с ним было около трехсот человек – достаточно внушительная сила для того, чтобы трепать нервы даже большой армии, если знать обходные пути. И пока надежда оставалась, Айрен продолжал надеяться, а потому отказывался уходить отсюда. День за днем он упрашивал Торвина отправить поисковой отряд, вызывался сам в одиночку отправиться на поиски отца, пытался уговорить Хэллу Натиф отвести его туда через переходы в пространстве. Пока все эти попытки успехом не увенчались, и Торвин оставался непреклонен. Во рве шли бои, и рисковать единственным наследником дома Гведар он не собирался. Это он повторил им и в полдень восьмого дня в Остол Офаль, когда Айрен упросил Хэллу Натиф помочь ему и поддержать перед Торвином, и они вместе пришли в ставку командования. - Сражаться должны солдаты. Твое место здесь, - отрезал Торвин, и в голосе его раздражение мешалось с усталостью. – Мечом помахать ты еще успеешь, поверь мне. Этого в грядущие дни будет предостаточно. - Но какой толк от меня тут? – в сердцах вскричал Айрен, запуская пятерню в непослушные волосы. Его так и подбрасывало на месте всем его долговязым телом, он даже стоять ровно не мог, все перетаптывался с ноги на ногу, будто готов был сорваться с места и бегом бежать на поиски отца. – Что я тут такого важного делаю, что это хоть как-то влияет на события? Что хоть что-то меняет? Торвин поморщился вместо ответа и устало плеснул себе воды в кубок, стоящий перед ним на столе. Глаза у него были красные, видать не спал уже несколько суток, щеки ввалились, и жесткая щетина на них казалась белее, чем помнила Хэлла Натиф. Они специально пришли к нему в середине дня, в то время, когда в боях случался короткий перерыв, и дермаки откатывались назад, устраиваясь на отдых и давая защитникам рва несколько коротких часов на сон. Правда, Торвин этой возможностью не воспользовался, сидя за столом и просматривая ворохи донесений, приходивших к нему со всей страны, как к наместнику крепости Остол Офаль. Лорд Неварн Лэйн спал на кушетке в стороне, отвернувшись от вошедших и накрывшись простым шерстяным пледом. Черный Жрец Имран, руководящий всеми ведунами, сражающимися на стороне бернардинцев, тоже удалился на покой, едва волоча ноги. А Торвин упрямо работал, погоняя себя без жалости, будто ломовую лошадь, и с каждым днем в его глазах все тверже застывала ледяная обреченность. Сейчас Хэлла Натиф смотрела на него и видела ее особенно ярко: безнадежную, мрачную решимость идти до конца, которая буквально выжигала его изнутри. Не о том огне она просила для него у Вседержителя, не о том молилась. Зато этого огня было достаточно у Эльгара Антира, вот у кого было пламя, способное заражать других, способное вызывать в их сердцах стремление и ответ. Потому Хэлла Натиф решительно посмотрела на лорда Торвина и проговорила: - Милорд, хотите, я приведу сюда лорда Эльгара? - Зачем? – медленно поднял на нее глаза Торвин. Взгляд его стал пристальным и цепким, будто только что он впервые увидел ее, и Хэлла Натиф ощутила себя неловко. Не такой реакции она ожидала, не такого взгляда. - Вместе с ним мы могли бы что-то сделать для отца Айрена, лорда Гренела. Могли бы попытаться найти его! – Она внезапно заробела, осознав, как глупо звучат ее слова. Будто сам Торвин не мог справиться без участия лорда Эльгара, хоть именно ему король доверил оборону крепости Остол Офаль, а вовсе не Эльгару Антиру. Потому она смешалась, сбившись на полуслове, и принялась мямлить что-то совсем несуразное, изо всех сил пытаясь придумать хоть какой-нибудь весомый довод для своего предложения. - Лорд Эльгар мог бы обратиться к людям, мог бы обнадежить их. Я слышала, как он говорил в Вернон Валитэ, солдаты прислушались к нему, воспряли духом… На этом поток ее вялых объяснений иссяк, и наступила тишина. Несколько мгновений Торвин смотрел на нее очень остро, будто обвинял в чем-то, а затем отвел взгляд, устало вздохнул и потер лицо рукой. Взяв со стола кусок пергамента, он бросил его в сторону лорда Айрена, не особенно церемонясь, и сквозь зубы процедил: - Читайте. Пришло утром. Ничего не понимающая Хэлла Натиф вопросительно уставилась на Айрена, который поднял бумагу и углубился в чтение. Она была слишком низенькой, чтобы вытянуть шею и заглянуть в лист, который он из-за слабости зрения держал у самых глаз, а прыгать было слишком унизительно, потому она осталась стоять рядом, испытывая тревогу и глухое раздражение оттого, что приходилось ждать, пока с ней поделятся новостями. А еще нервничая. Теперь Торвин и вовсе на нее не смотрел, будто она была пустым местом, и это пугало. Что было такого в письме в руках Айрена, и что она сболтнула, сама того не ведая? Впрочем, все решилось само собой и очень скоро. Потому что лицо Айрена вытянулось, и он часто заморгал, перечитывая раз за разом написанные на листе строки. - Но этого не может быть!.. – потрясенно выдохнул он. – Это же… бред какой-то! - Отчего же бред? – тихо и зло пожал плечами Торвин, и глаза его стали еще острее. – Вполне законное требование. Требование, выдвигать которое он имеет полное право. - Что там? – едва не вскрикнула Хэлла Натиф, чувствуя, как ее подбрасывает от нетерпения и любопытства. - Приказ для всех первых своего Дома явиться в Озерстраж для проведения коронации и присяги новому королю Бреготта, - отозвался Айрен таким голосом, будто сам не верил в то, что произносили его губы. - Какому королю? – ничего не поняла Хэлла Натиф. - Эльгару из Дома Антир, - Айрен растеряно моргал, глядя в лист в своих руках, и вид у него был совершенно потерянный. – Прямому и единственному наследнику трона Бреготта, племяннику короля Бернарда Эрахира. На комнату пала полная тишина, в которой Хэлла Натиф отчетливо слышала глухой стук крови в собственных ушах. И больше ничего: ни единой мысли, только ширящееся до бесконечности ощущение обиды, обманутости, преданности. - Я же сказала ему, что Милана вернет Гаярвион… - едва слышно пробормотала она, глядя на свои ладони и чувствуя, как внутри поднимает голову и начинает ворочаться горячая болезненная обида. - Он очень внимательно слушал тебя, Спутница Хэлла, - мрачно отозвался Торвин. – И сделал правильные выводы. Теперь он – единственный, кто имеет право на Трон Коня. - Но Гаярвион жива! – вскрикнула Хэлла Натиф, глядя на Торвина и моля только об одном: чтобы он верил в это! Потому что мир внезапно зашатался под ее ногами так сильно, как никогда, накренился, грозя свалить ее с ног, грозя раздавить ее всеми теми бедами, что посыпались на ее голову одна за другой. – Королева жива! – вновь выкрикнула она, поднимая руки и бросаясь к Торвину навстречу, словно он мог что-то сделать с этой правдой, хоть что-то сделать с ней. Потому что сама Хэлла Натиф понятия не имела, что с ней делать. - Жива, - процедил Торвин, набычившись, и в голосе его послышалась смерть. – И я не отдам ее трон этому выродку. Костьми лягу, но не отдам. Еще на несколько мгновений комната погрузилась в тишину, а затем Айрен, часто моргая, тревожно свел к носу брови. - Но если он имеет на этот трон законное право… - Только, когда будет подтверждена смерть Гаярвион, - тихо, почти по слогам произнес Торвин. – Только тогда и ни мгновением раньше. - И что нам делать? – вновь спросил Айрен, глядя на Торвина с видом растерянного и перепуганного теленка, потерявшего свою мамку. - Это я тебя хочу спросить, - поднял на него тяжелый взгляд Торвин, и Айрен под ним как-то сжался, переступил с ноги на ногу, непроизвольно сглотнул. – Пока твоего отца здесь нет, ты – первый своего Дома. Твой друг намерен короноваться в обход законной процедуры без подтверждения смерти наследницы престола, используя в качестве повода катастрофическую ситуацию, в которой сейчас оказалась страна. Что ты будешь делать? Поедешь в Озерстраж и присягнешь ему? Или останешься здесь и будешь вместе со мной ждать возвращения законной наследницы и сдерживать орды дермаков? Хэлла Натиф невольно затаила дыхание. Она не слишком хорошо разбиралась в политике, но кое-что понимала, совсем немного, правда, и в основном то, что объясняли ей другие, к своему собственному стыду. Например, что лорд Гренел Гведар всегда поддерживал Бернарда, как и лорд Неварн Лэйн и лорд Торвин Найдал, как и некоторые другие Дома, бывшие ближайшими соратниками Дома Эрахир. Но владения и богатство леди Дэлаи Антир, матери Эльгара, были настолько баснословными, что едва ли не превышали всю собственность короны. Вдобавок леди Дэлая опутала тенетами интриг весь двор, и теперь многие знатные вельможи, пусть и не первой величины, но достаточно влиятельные, чтобы иметь право голоса, так или иначе были должны ей. И получалось, что на стороне короля оставались несколько могущественных и сильных Домов первой величины, зато на стороне леди Дэлаи были деньги и практически все мелкое дворянство, причем весьма многочисленное. Расклад был равным в условиях мира и безопасности законной наследницы трона, но сейчас, когда Эльгар сделался единственным прямым наследником, равновесие могло сильно пошатнуться. Хэлла Натиф вдруг со всей трезвостью осознала, что на самом-то деле это и впрямь был единственный выход для Бреготта – избрать Эльгара королем. Потому что в условиях войны нельзя было допускать разброда и шатаний, безвластия или борьбы претендентов за эту самую власть. И раз имелся законный наследник, самый близкий к линии престолонаследия, то даже соратники Бернарда согласились бы с тем, что он должен стать королем. И в свете этого попытка Торвина удержать трон для Гаярвион, сидя в осажденном Остол Офаль и дожидаясь удара со стороны Кьяр Гивир, выглядела отчаянной и безумной. Потому что никто не возвращался из-за Черной Стены. Хэлла Натиф непроизвольно прикрыла себе рот ладонью, глядя на человека за столом перед ней и внезапно осознавая все. И то, почему он больше всего походил на загнанного в угол волка, прижавшего уши и оскалившегося в безнадежной попытке подороже продать свою шкуру, и то, почему от него шло это тяжелое ощущение застывшей смертоносной решимости. Он ведь и впрямь сейчас оставался один на стороне женщины, которую все считали погибшей, рискуя собственной головой в почти безнадежной войне против законного наследника. Он ведь становился изменником. Судя по всему, понял это и Айрен, и лицо его неуловимо вытянулось, а плечи опустились вниз, будто кто-то разом свалил на них невыносимый груз. Торвин смотрел ему в глаза, и Айрен держал взгляд, не отводя глаз и даже не моргая. - За кого ты, Айрен? – совсем уж тихо спросил Торвин. – За Эльгара или за Гаяру? Невыносимая тишина длилась еще несколько бесконечных секунд, в которые время стало тяжким, будто каменные жернова, которые перетирали и перетирали между собой хрупкий мир человеческих порывов, стремлений и дел. - Я за Бреготт, - глухо ответил Айрен, и что-то очень упрямое появилось в его взгляде, в развороте его плеч, в том, как он набычился, исподлобья глядя на Торвина. Будто худой поджарый доросток, бросающий вызов матерому самцу. – А Бреготту нужен мир. - И что это значит? – спросил Торвин с плохо скрываемым нетерпением. - Это значит, что я хочу найти своего отца, - твердо ответил Айрен, и на этот раз неуверенности и колебаний в его голосе не осталось. – И я поддержу того, кто мне в этом поможет. – Взгляд Торвина сейчас мог бы дробить камни, но молодой лорд Гведар не дрогнул под ним и добавил: - Ты сражаешься ради без вести пропавшей женщины. Так пойми меня и помоги. Время остановилось вовсе, когда Хэлла Натиф затаила дыхание, наблюдая широко раскрытыми глазами, как внутри этого времени распускалось чудо. Треснули жернова, мелкие трещинки все быстрее и быстрее побежали по ним во все стороны, разрушая то, что казалось нерушимым. А потом они вдруг разлетелись с ослепительной вспышкой, и мгновения бросились вперед быстрее взмыленных в безумии гона лошадей. - Хорошо, - кивнул головой Торвин, встряхнулся, будто пес, и в одно мгновение стал собранным, энергичным и деловым. Айрен рядом с ней едва заметно выдохнул, будто эти мгновения дались ему тяжелее, чем что-либо в жизни. – В последний раз следы лорда Гренела видели на Развилке два дня назад. Куда он двинулся дальше, никому неизвестно. Я почти не получаю оттуда вестей. Копатели заняты тем, что пытаются остановить дермаков, так что на поисковую операцию я смогу выделить очень мало людей. Я не уверен даже, что смогу найти для вас ведуна, чтобы отправился вместе с вами. - Я пойду! – выпалила Хэлла Натиф, не думая и подступая на шаг к столу командующего. Айрен удивленно вскинул брови, Торвин же наоборот прищурился, внимательно отыскивая что-то на ее лице. - Мне казалось, ты предпочтешь вернуться к лорду Антиру, Спутница Хэлла. - Нет, милорд, - решительно мотнула она головой, надеясь, что не слишком ярко краснеет. – Я поклялась Милане, что буду ждать ее здесь. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы Гаярвион заняла свое законное место и стала королевой Бреготта. Если для этого нужно помочь лорду Айрену, я только рада буду. Несколько мгновений Торвин пристально глядел на нее, а потом взгляд его смягчился, и он слегка опустил голову. - Я очень признателен тебе, Спутница Хэлла. А я перед тобой очень виновата, - чуть не сказала она, но вовремя сдержалась. Откуда же ей было знать, что Эльгар Антир не поверил ее словам? Что использует ситуацию с Гаярвион в свою пользу? Глубоко в душе у нее все еще теплилась надежда, что он действует из самых светлых побуждений, надеясь спасти свою страну. Ведь наверное в условиях такого острого кризиса сама Хэлла Натиф, коли была бы возможной наследницей трона, тоже сделала бы все для стабилизации власти. Нет, тихо, но твердо ответил ее же собственный внутренний голос. Я бы прислушалась к своему сердцу и тому, что говорили мне мои друзья. Я бы верила до последнего. Может, это и было по-детски глупо, как всегда говорили ей наставники, но вот сейчас это было правильно, она чувствовала так. Да, Торвин был единственным, кто верил в возвращение Гаярвион, но он верил в него! И это было по-настоящему верно! - Тогда решено, - кивнул Торвин и оглядел их обоих. – Собирайтесь. Я пришлю за вами, когда все будет готово. Хэлла Натиф поклонилась ему, как и Айрен, глубоко и с признательностью, чувствуя, как внутри нее все начинает вставать на место. Так всегда бывало, когда случались какие-то непредвиденные обстоятельства, когда события спутывались и смешивались, будто пряжа, в которую запустил свои лапы котенок. Она уже давно это заметила: то, как странно разворачиваются события во времени, как время играет с ними, как оно указывает им место, как разрушает и сметает все прочь, в равнодушной поступи своего величия. Время было самой непостоянной и самой величественной вещью на свете, как считала Хэлла Натиф, самой бесконтрольной и непостижимой. Потому что оно двигалось только так, как ему самому того хотелось, стелясь гладкой нитью или вдруг начиная вывязывать узлы и петли, путать и рвать все, что так долго и кропотливо создавало. А потом вдруг вновь, вот как сейчас прямо, распрямлялось и катилось, стелилось вперед без единого зазора, и все события в нем занимали четко отведенное место, то самое, которое и должны были занять. Наверное, так было оттого, что Вседержитель Талуга, сжимающий в когтях Цепь Эпох, спал, а сны, как всем известно, были делом путанным, непостоянным и хаотичным. Все могло происходить в снах одновременно, а могло течь вспять, а могло нестись быстрее грозовых облаков по небу, или замереть на месте без единого движения. И коли именно такова была реальность Вседержителя, чего уж удивляться-то, что время так странно развертывалось вокруг одной маленькой Говорящей с Тенями, которая, хоть и обладала большой силой, а все-таки слишком часто чувствовала себя совершенно бесполезной, уязвимой и одинокой. Особенно в те моменты, когда люди, которым она доверяла, обижали ее. И спускаясь по ступеням лестницы следом за взволнованно летящим впереди Айреном, она с трудом не плакала, героически кусая губу и держась, чтобы не разреветься, будто дите малое. Потому что лорд Эльгар очень дурно поступил с ней на самом деле. А еще потому, что все эти дни она только и делала, что боялась: за Милану, за себя, за Бреготт, за Айрена и еще за целую кучу вещей, сидела на одном месте и боялась и не знала, что с этим поделать. А вот теперь все разрешилось наконец-то и пошло вперед, как и должно было с самого начала, и разве нужно было вот всю эту неделю мучить ее? Разве нельзя было сразу сделать так, чтобы они с Айреном пошли искать его отца, а не проводили минуты в этой медленной пытке незнания, что делать дальше, ожидания не пойми чего? И еще обиднее было от того, что она все это осознала прямо сейчас и разом: и то, как ей было плохо ничего не знать, и то, как все это закончилось, и то, сколько времени она потеряла, и конечно же то, что лорд Эльгар оказался обманщиком, как и в прошлый раз. Только в прошлый раз это была всего лишь глупая шутка с дурацким ужином на берегу озера, а сейчас речь шла о судьбе целой страны. О судьбе Миланы. В последнее время Хэлле Натиф казалось, что она чувствует Милану внутри себя. Будто в груди, прямо в том самом месте, где золотыми перекатами нечеловеческой радости установилась связь с Аватарами, теперь жил маленький твердый клубочек, невозмутимый и насмешливый, как Милана. И глаза то и дело сами обращались к востоку, будто Хэлла Натиф могла увидеть ее сквозь пространство и время, углядеть отблеск ее золотых крыльев на однообразно сером небе. А может, просто ей так казалось, потому что она все время думала о Милане, только о ней и тревожилась целыми днями. Вообще, конечно, это нечестно так было, что ее первый же настоящий друг взял и пропал где-то и с собой ее не стал звать. И теперь приходилось изводиться и тревожиться за него, а он и не знал о том даже. Ведь на самом деле кроме Колокольчика у нее и не было никогда никого, если уж по чести признаться. Да, в первые годы она дружила с девочками в школе Говорящих с Тенями, общалась со многими, смеялась вместе с ними и многих могла назвать подругами. Но потом, когда ее дар начал расти, наставник Нгуен забрал ее к себе на обучение. Так делали не со всеми Говорящими с Тенями, только с самыми одаренными или теми, у кого было слишком много дури в голове для того, чтобы начать заигрывать с Тенями и соваться туда, куда не следовало. Хэлла Натиф очень надеялась, что в ее случае причиной личного внимания наставника была все-таки сила ее дара, а не что-то иное. А может, этой причиной был Колокольчик – все-таки у ее сверстников защитники появились только в относительно взрослом возрасте, когда уже сформировался второй узел, а Хэллу Натиф он сопровождал с колыбельки. Сама она старалась о том не думать много, да и наставника не злить дурацкими вопросами, а что надо – понимать своей головой, без чужой помощи. Вот и получилось, что наставник Нгуен забрал ее в ученицы, и это не слишком-то понравилось ее бывшим друзьям. Кто-то решил, что она зазналась, кто-то завидовал свалившейся на нее милости, кто-то и вовсе говорил гадости, которые даже повторять не хотелось. И друзья как-то разом исчезли, а вместо них появились осуждающие взгляды, поджатые губы и демонстративная холодность, стоило только заговорить с кем-то. Так что скоро Хэлла Натиф и вовсе перестала заговаривать, приказав себе не расстраиваться и погрузиться в учебу. В конце концов, дел у нее и впрямь было очень много, а свободного времени совсем мало, да и Колокольчик никуда не делся и без конца маячил вокруг, так что она не скучала. А потом начался Танец Хаоса, и наставник Нгуен сказал ей, что она достаточно сильна для того, чтобы выйти сражаться. Это все было из-за четвертого узла, который она открыла несколько лет тому назад – многие ведуны и на десятилетия старше ее не могли того. Для этого требовалось очень много искренности, так сказал наставник Нгуен, и очень много храбрости – чтобы распахнуть свое сердце и позволить ему любить весь окружающий мир. Хэлле Натиф было приятно, конечно, что он так сказал. Славно было ощущать себя храброй и искренней, куда лучше, чем когда он называл ее бестолочью или торопыгой. А еще развязанный четвертый узел давал неуязвимость, именно поэтому наставник Нгуен взял ее с собой. Многое из того, что погубило бы других ведунов, ей повредить не могло, а с остальным она могла справиться, использовав свою силу и контакт с Тенями. Да и еще Колокольчик ее хранил, тем более бояться было нечего. Потому она так и привязалась к Милане, наверное, ведь Волчица была первым живым существом за долгие годы, которое относилось к ней с теплом и звало «сестренкой». Вот от этого слова вообще хотелось каждый раз жмуриться и лезть под руку, будто котенок, требовательно подпихивающий головку под ладонь для ласки. Наверное, так и происходило, когда у людей было распахнутое храброе сердце – они просто встречали друг друга и понимали, что всегда друг друга знали и всегда любили, просто раньше не виделись. Потому что Хэлла Натиф совершенно точно была уверена: когда-то они с Миланой уже встречались, много-много лет назад, наверное, еще в прошлой жизни. Марны ведь плели и резали одни и те же нити, вновь заплетали их в свое полотно, вновь вырезали оттуда и так без конца. Так почему бы им было когда-то не встретиться с Миланой? Почему не могли они когда-то тоже быть друзьями? Или даже родными, не просто же так Милана ее сестренкой звала. В дверь постучали, и Хэлла Натиф вздрогнула, рывком приходя в себя. И поняла, что застыла со своей сумкой в руках, сидя на краешке кровати и глядя на восток через узкую бойницу в своей комнате. Так иногда случалось, когда она глубоко задумывалась. Весь мир переставал существовать для нее, оставались только ее мысли, и она могла брести куда-нибудь, вяло есть, что-нибудь стирать и даже не замечать, что именно сейчас делает, так глубоко уходила в себя. Там было даже уютно, рядом с Колокольчиком, который дремал, обвившись вокруг ее шеи и порой приоткрывая один золотой глаз, чтобы поглядеть, что происходит снаружи. Вот и сейчас ощутимое тепло и тяжесть на загривке говорили о том, что он здесь. А дверь распахнулась, и внутрь неуклюже протиснулся Айрен, сразу же заняв собой все место в комнатке. Его и так-то почитай что и не было: четыре узких койки стояли в ряд, едва не соприкасаясь боками, и на них спали вповалку усталые женщины, то и дело меняясь. Только кровать Хэллы Натиф принадлежала безраздельно ей одной, остальные три уже несколько раз за прошедшую неделю сменили хозяек. Это могли быть и женщины-солдаты, служившие в армии Бреготта, и Копатели, что поддерживали ров, и даже наемницы, услугами которых корона Бреготта пользовалась для поддержания в сносном состоянии и охраны всей протяженности рва, растянувшегося на сотни километров. Никто из них с Хэллой Натиф особенно трепаться не стремился, они приходили усталыми и падали замертво спать, да и она сама на контакт не шла. Слишком много мыслей теснилось в голове, да и большую часть времени они проводили вдвоем с Айреном в эти дни, пытаясь придумать, как бы им уговорить Торвина отпустить их в ров. И наконец уговорили. Айрен выглядел возбужденным, глаза его сверкали, лицо от волнения то и дело меняло свое выражение, становясь то перепуганным, то встревоженным, то счастливым. Он переоделся в теплый шерстяной костюм из штанов и куртки под горло, на плечи напялил длинный плащ из тонкой-тонкой кожи, на ноги – крепкие сапоги, да еще и прихватил с собой две скатки одеял и два здоровенных тюка с вещами. Пока молодой лорд протаскивал все это через узкий промежуток между двух кроватей, застревая и приглушенно бурча проклятия, Хэлла Натиф просто бездумно наблюдала за ним, даже не пытаясь вникнуть в то, что он делает. - Я принес тебе теплые вещи, - довольно сообщил он, опуская один из рюкзаков на ее кровать и улыбаясь во все лицо. – И еще одеяло. Взял немного еды на нас обоих, но думаю, больше не имеет смысла тащить. Разведчики, которые поведут нас, скорее всего, прихватят все необходимое. - Теплые вещи? – бездумно повторила Хэлла Натиф, в замешательстве глядя на тюк. Лето еще не кончилось, в Хмурых Землях было тепло. Ночью даже душно, и это в том числе стало еще одной из причин, почему она так плохо спала в последнее время. Узкие бойницы открывались только в случае штурма крепости при необходимости отстреливаться, и оттого в маленьком помещении, где спали четыре усталые женщины, дышать было абсолютно нечем. К тому же, женщины эти в условиях штурма не успевали мыться, и это тоже играло свою роль, хоть Хэлла Натиф никогда и не предполагала, что так бывает. - Во рве холодно, он же глубокий, - отозвался Айрен. – И обычно очень влажно. Чаще всего под ногами вода или размокшая глина, так что я прихватил для тебя крепкие сапоги Копателей и кожаный плащ, на котором будет не так мокро спать. Он тяжелый, но в нем значительно теплее, увидишь сама. - Спасибо, - растеряно пробормотала Хэлла Натиф, бестолково глядя на собственную сумку, которую так до конца и не собрала. Большую часть вещей она забыла в Вернон Валитэ, а теперь, послушав Айрена, и вовсе поняла, что не знает, что ей потребуется во рве. Потому что она как-то даже и не думала о том, что там может оказаться сыро. Вскинув глаза на Айрена, она спросила первое, что пришло в голову: - Ты уже бывал там? - Да, с отцом, - кивнул он, и на этот раз лицо его не скривилось от боли. На этот раз глаза Айрена блеснули торжеством и решимостью. – Он брал меня с собой в несколько рейдов пару лет тому назад, чтобы я посмотрел, каково разведчикам и Копателям. Каждый бернардинец должен знать, с чем столкнется однажды. Это входит в обучение всех граждан, вне зависимости от их происхождения. Его слова задели что-то в памяти Хэллы Натиф, и она поморщилась, ощутив горький укол вины. - Мне очень жаль, что так получилось с Эльгаром, - потупив глаза, призналась она. – Я была уверена, что убедила его. Что он поверил мне. - Один Грозар знает, что на уме у Эльгара, - помрачнел Айрен, деланно равнодушно дергая плечом. – Сейчас мне кажется, что я никогда не знал его. Хоть мы и дружили всю жизнь. – Помолчав, он добавил: - С какой-то стороны я понимаю его: Бреготт не может оставаться без короля в условиях войны. Но я бы не бросил наследницу Гаярвион. - Ты ее и не бросаешь, - мягко и благодарно улыбнулась ему Хэлла Натиф, протянув ладонь и накрыв ею его огромный несуразный кулак. Отчего-то ее ладошка на его фоне показалась совсем крохотной, но сейчас это было неважно. Айрен вскинул на нее пронзительный взгляд, а потом почему-то резко отвел глаза в сторону, шумно выдохнул и взлохматил волосы. Хэлла Натиф тоже убрала руку, ощутив глубокое смущение. Она не очень-то хорошо умела общаться с людьми, гораздо лучше контактировала со всякой нежитью с той стороны Грани. - Я хотел сказать тебе спасибо, Спутница Хэлла, - хрипло проговорил Айрен, поднимая на нее глаза вновь, и на этот раз в них появилась какая-то странная решимость. – Спасибо за то, что помогаешь мне вернуть моего отца. Ты ведь совершенно не обязана делать всего этого, помогать нам. Но ты здесь. Я никогда этого не забуду. О да, Хэлла Натиф определенно совершенно не умела контактировать с людьми. Потому что сейчас Айрен посмотрел на нее так, что она сама ощутила, как вспыхивают щеки, мечтая об одном: провалиться сквозь землю и просто исчезнуть без следа. Слишком прямо он смотрел, слишком требовательно, будто ждал чего-то. И глаза у него были по-настоящему чудные, чистые-чистые, будто зимнее небо, а в правом виднелась маленькая черная точка, будто камушек на дне реки, или птица, что парит так высоко, что кажется почти замершей, нарисованной на этом небе гигантской кистью невиданного художника. Как хорошо было, что боги наградили ее очень смуглой кожей, а в маленькой комнате, которую она занимала, стоял полумрак. Иначе Айрен бы заметил, что сейчас она стала краснее свеклы. Неловкую паузу между ними прервал стук в дверь, и Айрен почти что отпрыгнул от нее, будто его кто в грудь ладонью толкнул. В помещение протиснулся лорд Торвин, и вот теперь-то тут и вовсе не осталось места. Его здесь увидеть Хэлла Натиф уж точно не ожидала и порывисто попыталась вскочить с места, но Торвин лишь поморщился, махнул им здоровой рукой и кое-как уселся на ближайшую к двери койку. А затем оглядел обоих и тихо проговорил: - Мне нужно кое-что сказать вам до того, как вы уйдете отсюда, и это очень важно. Это не та вещь, о которой стоит болтать повсюду, но с учетом того, куда вы идете, быть может, есть шанс найти какие-то зацепки, доказательства, что угодно. Я не знаю, каким образом, но будет лучше, если вы будете внимательно смотреть вокруг и также внимательно слушать. – Голос его был таким напряженным, что Хэлла Натиф невольно вся подобралась, начиная тревожиться. И видимо не зря, потому что Торвин подался вперед и едва слышно прошептал: - Все указывает на то, что Враг направлял удар на короля прицельно. Он знал, где мы остановимся на ночлег, знал, сколько нас будет, и ударил конкретно туда, на тридцать первый участок. А это значит, что нас предали. - Предали?! – едва не взвизгнула Хэлла Натиф, во все глаза глядя на Торвина, и тот сверкнул на нее глазами, заставив понизить голос. – Но кто из бернардинцев стал бы по своей воле служить Врагу? Это ведь просто невозможно! - А как иначе ты объяснишь наличие десяти тысяч дермаков на хорошо укрепленном участке рва как раз в тот момент, когда там заночевал король? При том, что для этого пришлось собрать в одном месте всех дермаков, что есть в Хмурых Землях. При том, что ничто не предвещало этого удара, и все указывало на то, что дермаки пойдут на Остол Офаль. – Торвин криво ухмыльнулся и покачал головой. – Я не верю в совпадения и готов поспорить, что весь этот удар по рву, попытка дермаков прорваться сюда и в Вернон Валитэ нужны только для того, чтобы скрыть наличие предателя в наших рядах, который навел беду на короля. Враг не настолько глуп, он прекрасно понимает, что десяти тысяч не хватит на то, чтобы захватить ров. И на то, чтобы мы надолго завязли в нем, тоже не хватит. Совсем скоро мы раздавим их и сумеем восстановить целостность обороны. А вот короля нам уже никто не вернет, да и борьба за власть создаст большие проблемы. В его словах был толк, но Хэлла Натиф все равно никак не могла поверить в то, что он говорил. Она же видела, какими людьми были бернардинцы, видела, как они сражались, как держались. Благородство – такое слово она выбрала бы, если бы ее попросили коротко описать этот народ. А как же Эльгар? Разве он поступил благородно? – тихо шепнул внутренний голос. На этот вопрос у Хэллы Натиф ответа не было. - Смотрите и слушайте очень внимательно, - приказал им лорд Торвин, и на этот раз это и впрямь был приказ, а не простая просьба. – Быть может, вам удастся увидеть то, что проглядел я. Удачи вам, и пусть Громовержец укроет вас своим несокрушимым щитом, а Мать Мегара сбережет во тьме. Они с Айреном забормотали слова благодарности, растеряно переглядываясь и не до конца понимая, что именно должны были искать. И теперь их миссия вновь становилась неопределенной и опасной, будто мало было Вседержителю сложностей, и он вновь посылал своей глупой дочери испытания и трудности. Только я успела порадоваться, что все налаживается, с горечью подумала Хэлла Натиф, спускаясь по лестнице во внутренний двор крепости, где по словам простившегося с ними лорда Торвина их ждали Копатели, что поведут их в ров. И буквально замерла на пороге лестницы, широко раскрыв рот и глаза и позабыв обо всем на свете: и об Эльгаре, и о Враге, и о предателях, и даже о самом Вседержителе. Потому что на мощеном булыжником плацу их с Айреном поджидали трое, и одной из них была крепкая гномиха с ослепительно белыми, будто снег волосами. - Ниити?! – не своим голосом вскричала Хэлла Натиф, узнавая в обернувшейся гномихе свою двоюродную сестру. А та только ослепительно улыбнулась ей в ответ и подмигнула кроваво-красным глазом: - Не ждала, тоща? А я тут! Вот и встретились наконец-то!