Танец Хаоса. Одинокие тропы

Косые лучи закатного солнца вызолотили речные берега, окрасив глинистые обрывы в рыжину, обратив стволы отчаянно пьющих лето сосен в молчаливый бесшумный пожар, венчанный темно-зелеными дымными верхушками. Тихонько шуршал камыш, колеблемый плавным течением, перетирая друг о друга сухие стебли, задумчиво покачивая пушистыми былками на ветру. Длинная тень от западного берега легла на реку, сделав половину ее почти черной, в то время, как вторая половина переливалась прозрачной бронзой, в толще которой сновали мелкие серебристые рыбки, вылавливая у поверхности крохотных насекомых. Иверион, как называли эту реку, широкий и извилистый, петлял по равнине с севера на юг, и течение на его середине было достаточно сильным, чтобы лениво волочь вперед широкий, грубо сколоченный плот. Вода в реке была бодряще свежей, но все равно гораздо более теплой, чем бурливые и сверкающие волны безымянной реки Аленны в Роще Великой Мани. Как и весь этот край, щедро одаренный солнцем и теплом, обласканный руками Грозной, что были здесь удивительно нежны, не в пример суровым Данарским горам или жестоко жарящемуся на солнце Андозабару. Отчего столько Своей нежности Она дарила тем, кто даже не знал о Ее существовании? Кто был так неблагодарен к Ее дарам? Бронзовая вода обмывала ноги Мефнут, свешенные с плота, которые в этом рыжем свете казались совсем белыми на фоне набирающейся густой ночной темноты толщи реки. Штаны она подвернула до колена и теперь наслаждалась ощущением прохлады, с которой вода целовала разгоряченную за день кожу. И порой жмурилась от щекотки, когда крохотные серебристые рыбки с любопытством подплывали ближе и легонько щипали ее голени, пробуя на вкус неизвестное им существо. Тяжелый плот тащился по течению совсем медленно, и им никакого труда не составляло догнать ее. Да и она нисколько не мешала им это делать. Под правой рукой лежал наспех сделанный из куска холстины и двух тонких ивовых прутов сачок для мелочи, на которую так хорошо шел залегающий на дне прожорливый речной окунь. Да и щука мелочужкой не брезговала, хватая голодным зубастым ртом все, до чего могла дотянуться. С учетом скудности их запасов рыбалка оказалась не такой уж и дурной идеей, не говоря о том, что занимала время, которое в последние дни, кажется, и вовсе замедлило свой ход, отказываясь двигаться хоть сколько-нибудь быстрее. Это была идея лорда Ликарда – сплавляться вниз по реке на плотах, связанных из срубленных бревен, чтобы сэкономить время и силы, а заодно обзавестись прикрытием. Правда, на взгляд Мефнут, на торговцев лесом, сплавляющих бревна вниз по течению, все они смахивали с большой натяжкой, но другого варианта найти не удалось. Лошадей у них не было; к тому моменту, как Данка решила выступать из безымянной деревеньки, ставшей им убежищем, посланные к развалинам Таахалдана на поиски скотины эльфы еще не вернулись. К тому же, местность в верхнем течении Ивериона была глухой, по берегам тянулись сосновые перелески да заросшие бурьяном холмы. Деревни начинались ниже, там, где к реке подходила караванная дорога, ведущая из Рескиля на северо-западе в Латр на юге. Там согласно первоначальному плану они собирались причалить к берегу и продать лес, на вырученные деньги купить несколько повозок и дальше двигаться в столицу по дороге, постаравшись не привлекать к себе внимание. Правда, как они намеревались сделать это, Мефнут не до конца понимала. Несмотря на данную Валадаром клятву о присоединении к Танцу, Аватара взяла с собой совсем немного эльфов. Только тех, кто рвался следовать за ней после победы над Рабами, а таких набралось всего-то две дюжины. Впрочем, на взгляд Мефнут, и того было много. В Мелонии не привыкли к эльфам, пусть и жили с ними бок о бок очень давно, и появление большой группы бессмертных на дороге, ведущей к Латру, моментально должно было посеять слухи. А как раз это им сейчас нужно было меньше всего. План состоял в том, чтобы незаметно пробраться в Латр и постараться выручить Провидца, удерживаемого правящими там Эвилид, и лорд Ликард настаивал на том, что сумеет этого добиться, стоит ему только снестись со своими сторонниками при дворе. И конечно, в случае вооруженного конфликта им могла понадобиться помощь эльфов, но при условии, что им вообще удастся незаметно пробраться в Латр. А с такой оравой бессмертных сделать это было достаточно сложно. Даже с учетом прикрытия в виде торговли лесом, которое в нынешних местах тоже казалось весьма натянутым. На взгляд Мефнут, взявшийся из ниоткуда лесопромышленник, внезапно в конце лета пригнавший бревна на юг, мог вызвать куда больше вопросов, чем компания голодных и ободранных беженцев, спасающихся от войны в Рамасане. Но вариантов у них и впрямь было немного, так что спорить никто не стал. Потому вереница из плотов вытянулась по всему извилистому течению реки, медленно змеясь вместе с водой вдоль поросших разнотравьем берегов, и компанию им в последние дни составляли разве что певшие в сосняках по берегам птицы да мелкая рыбешка, пускающая по воде круги. И Мефнут не сказала бы, что ее это не радовало. После шума и суеты последних дней во временном убежище для эльфов Таахалдана тишина на реке была настоящей милостью, позволившей ей хоть немного собраться с мыслями и отдохнуть. А рыбалка – занятием, помогающим прогнать прочь назойливые размышления обо всем произошедшим и бесконечные шепоты, переполнившие ее голову. Впрочем, до конца избавиться от шума не получалось, пусть и не по ее вине. И одна из причин сидела рядом с ней на краю бревна, опустив худющие ноги в воду и постоянно забывая о том, что болтать ими нельзя – рыбешка не слишком жаловала шум. У причины были длинные пепельные патлы, сейчас собранные на затылке в хвост, и огромные зеленющие глаза, широко распахнутые и донельзя любопытные. А еще – ломающийся и скрипящий, будто ржавая петля, голос, который переставал трещать над ухом Мефнут только тогда, когда она шикала на него, но этого эффекта хватало ненадолго. Княжич Ханаван и впрямь теперь шатался за ней, будто привязанный, глядя на нее огромными влюбленными глазами и повторяя все, что она делает. Мефнут подозревала, что волосы он забрал в хвост тоже потому, что она носила ритуальный хвост из необрезанных прядей, означавших ее принадлежность к еще не прошедшим третью инициацию Младшим Сестрам. И в поход отправился тоже, чтобы быть поближе к ней, пусть ради этого ему пришлось тайно удрать следом за Аватарой, пока отец отвернулся, занятый делами организации быта эльфов. И каким-то чудом на их плот тоже попал, хоть его сюда и не приглашали. В маленькой наспех сооруженной хижине в его центре места хватало лишь для Аватары, Авьен и Истель’Кан. Мефнут и Рольх’Кан спали снаружи. На этом свободное место почти что и закончилось, но паренек умудрился ввинтиться и сюда, заявив, что желает охранять покой Аватары, и погнать его прочь ни у кого рука не поднялась. Сейчас он тоже удил на маленькую серебристую рыбку, которую для него поймала Мефнут. И терпеливо молчал, шумно дыша, словно это давалось ему очень большим трудом. Краем глаза она видела, как его почти что подбрасывало на бревнах от нетерпения, а восторженные глаза не отрывались от лениво болтающегося на волнах поплавка из кусочка коры. Даже рыбалка стала для него приключением, и ему большого труда стоило молчать, чтобы не спугнуть рыбу. Мефнут видела, как от напряжения у него покраснели уши, а глаза из орбит вылезают, боясь проглядеть даже малейшую поклевку. Поразительно, в Таахалдане ведь было полно рыбы, она сама видела ее, да и тогда, во время ночного купания вместе с Авьен, едва не послужила для нее наживкой. И отчего только отец не учил мальца удить ее? По статусу не подходило? Мефнут учила ману, и она до сих пор помнила науку, преподанную молчаливой и суровой Аико дель Нуэргос, составляющей такой разительный контраст своим смешливым и легким сестрам по клану. Ману никогда не торопилась и все делала основательно: что камень дробила глубоко под землей, что рыбу удила, часами способная простоять на одном месте, невозмутимая и уверенная в том, что делает. И у нее получалось. Не раз и не два Мефнут видела, как в месте, где по всем признакам просто не может быть ни единой рыбешки, ману после многочасового ожидания вдруг вытаскивала такой улов, что по всей Роще это обсуждали еще месяцами после. Или как тщательно и кропотливо могла она подбирать подходящую хворостину для удилища и изготовлять снасти, которые никогда не давали осечки. Все в ней было таким: основательным, совершенно непоколебимым и уверенным, дающим результат просто потому, что иначе быть не могло. И сейчас уверенность ману нужна была Мефнут как никогда, может, оттого тоже она и взялась изготовить удочку для себя и вертевшегося под рукой Ханавана, которого нужно было хоть чем-то занять, чтобы не действовал на нервы. Потому что вопросов у нее было гораздо больше, чем ответов, и саму себя она тоже ощущала сейчас подвешенной на крючок и никак не способной с него сорваться, как ни бей плавниками, как ни выкручивайся всем телом. Ощущала так, как больше всего ненавидела ощущать. Это ведь качество Китари – не знать, что будет через пять минут, ей в этом комфортно. А я должна все просчитывать. Неимоверно бесило, что сейчас она не может этого сделать. Они плыли в неизвестность через неизвестность, и план, составленный Аватарой и мелонским лордом, был еще расплывчатее, чем круги на воде. При одной мысли о том, что вот-вот они причалят в прибрежной деревушке, и им придется рассказывать всю эту чепуху про лес очень внимательным и любопытным местным, у Мефнут по спине озноб пробегал. Потому, наверное, она так радовалась тем моментам, когда Иверион раздавался в стороны, широко разливаясь среди окрестных холмов, и течение становилось совсем медленным, так, что тяжелый плот едва полз вперед по мелководью. Может, надеялась выиграть еще хоть немного времени, чтобы придумать что-то более реальное, более подходящее. Да только ничего-то ей в голову не приходило. Вдруг мальчишка рядом подпрыгнул на месте и вскрикнул тонким голоском, вцепляясь обеими руками в удилище: - Клюет, Мефнут! У меня клюет! Клюет! - Не ори ты так, - поморщилась Мефнут, которая от неожиданности едва не упустила собственную удочку, а затем воззрилась на то место, где до этого был лениво волочащийся следом за плотом поплавок паренька. На воде виднелись лишь круги, да напряженная леска стояла почти вертикально, изрядно согнув конец удилища в руках паренька. У него и впрямь клевало, хоть у самой Мефнут живец только вяло ходил кругами, лишь слегка топя поплавок. А вот мальчуган, похоже, поймал что-то знатное. - Клюет! – повторил он громким свистящим шепотом, крутясь на месте волчком, хоть при этом каким-то образом умудрялся сидеть на краю плота. – Мне тащить? Что мне делать? - Резко дергай, чтобы подсечь ее, а потом перехватывай леску руками и тяни. А я подхвачу, - ответила Мефнут, откладывая в сторону свою удочку и подтягиваясь руками, чтобы вытащить ноги из воды и сесть на край плота. Ханаван рядом тяжело запыхтел, вытягивая на себя короткое удилище и принимаясь тащить обеими руками леску. В его руках она напряглась как струна, натягиваясь и уходя почти вертикально вниз, а затем принялась ходить из стороны в сторону, и Мефнут ощутила, как сладко ёкнуло в груди. Совсем как в детстве, когда рядом стояла ману, короткими скупыми фразами рассказывая ей, что делать, пока на том конце лески билась тяжелая и сильная рыба, не желая сдаваться и выбираться из темных речных глубин. - Погоди! – скомандовала Мефнут, не отрывая глаз от ходящей из стороны в сторону лески. – Сейчас, поводит, устанет, и снова будешь тащить. Нужно ее измотать. - Хорошо! – пыхтя, отозвался эльфийский княжич, а затем вновь почти что во всю глотку заорал, позабыв о необходимости соблюдать тишину: - А что там, Мефнут? Кто это клюнул? Оно большое такое! - Или окунь, или щучка, - отозвалась она. – Сейчас посмотрим. – Леска слегка расслабилась, перестав рваться из стороны в сторону, и она вновь приказала: - Тяни теперь, осторожно только. Как начнет плясать, сразу переставай дергать, чтобы не сорвала. - Я пытаюсь! – отчаянно пискнул рядом мальчишка, намертво вцепившись в свою рыбу. Что ж, это и впрямь было захватывающе, и к тому моменту, как погрузив руки по локоть в воду, Мефнут удалось подхватить рыбу под брюхо и выбросить ее на плот, они оба уже орали в голос и были мокрыми почти что по пояс. Княжич восторженно задыхался, и улыбка на его лице была едва ли не ярче заходящего солнца, окрасившего весь мир в багрянец. А на мокрых бревнах билась, выгибаясь дугой, пестря пятнистым брюхом и клацая зубастым ртом, весьма увесистая щучка длиной с предплечье Мефнут и толщиной с ее ладонь. - Знатная рыба! – оценила Мефнут, и паренек засиял, будто начищенный таз. – Взрослая уже, не щуренок, пусть и не самый крупный. Ты молодец, княжич, отлично вытянул! - Какая зубастая! – восторженно склонился он над рыбой, которую Мефнут для верности придавила к бревнам плота сачком, чтобы не удрала обратно в реку. – И красивая! Пятнышки вон какие яркие! - Это очень красивая щука, Ханаван, - изо всех сил стараясь звучать серьезно, подтвердила Мефнут. – И впрямь крупная. Отличный улов! - Вот это да! – затрещал мальчишка, задыхаясь от радости, и Мефнут вновь вспомнила себя, свою первую пойманную щуку, смех ману и запах, совершенно невероятный запах Рощи Великой Мани, сладкий и свежий, будто самое первое утро рожденного мира. Что ж, иногда, наверное, стоило просто жить в «сейчас», перестав думать о том, что будет дальше. Иногда это и впрямь было очень приятно, в чем-то Мефнут понимала Китари в этот вот самый миг. Потому что изумрудные глаза Ханавана сияли таким неподдельным счастьем, что невозможно было не разделить его с ним. - Что поймали? – мягкий голос Авьен, прозвучавший рядом, вновь заставил сердце Мефнут ёкнуть и на миг перестать биться. Она вскинула голову, прищурив один глаз от бьющих в него закатных лучей солнца, и залюбовалась своей светлоликой, тонущей в этом летнем вечере, в чересполосице света и тени, тонкой, будто первый лунный луч, упавший на тихие перекаты речной воды. Авьен стояла рядом с ними, чуть-чуть склонившись вперед и с любопытством разглядывая придавленную к бревнам щуку. Русые прядки выбились из ее косы, и она изящным жестом убрала их за маленькое аккуратное ушко, и ее серые глаза сейчас походили на рассветное небо, тронутое первой нежностью зари, засветившей их чистым восторгом и радостью. Иногда Мефнут казалось, что в мире нет и никогда не будет ничего чище и совершеннее, чем эта женщина, и от этого груз вины перед ней на сердце становился только тяжелее. Почему она все еще продолжала любить Мефнут после всех тех ошибок, что та уже натворила? Почему до сих пор дарила ей свой свет, которого Мефнут уж совершенно точно не заслуживала? - Это – моя щука! – с гордостью сообщил ей Ханаван, выпрямляясь и расправляя плечи. – И Мефнут сказала, что она уже взрослая и крупная. - Значит, так и есть, - лукавый взгляд Авьен тронул сердце Мефнут с непередаваемой легкостью, и от этого захотелось схватить ее в объятия и зацеловать ее всю, так, чтобы смеялась, отбивалась и шутливо просила прекратить. Любовь была самой прекрасной и самой удивительной вещью в мире, которую Мефнут только доводилось переживать. Непостижимой и неодолимой, бравшей начало в бездонных глазах женщины перед ней. – Ты поймал для нас ужин, Ханаван, спасибо тебе. Я думаю, из нее получится прекрасный суп. – Ее взгляд обратился к Мефнут, и в нем вновь зажглось что-то особенное, что-то загадочное, очень-очень специальное, обращенное лишь к ней. – И это очень хорошо, потому что скоро мы будем причаливать к берегу, так что собирайтесь потихоньку. - Хорошо, светлая, - кивнула Мефнут, не сдерживая рвущейся из груди нежности, и Авьен, наградив ее еще одним бархатным взглядом, направилась обратно в сторону шалаша, где Аватара и Истель’Кан вели тихую беседу. Проводив ее глазам, Мефнут с трудом отвела взгляд и поглядела на Ханавана, который так и стоял над своей рыбой, сияя ярче солнца. - А теперь давай-ка мы ее почистим, раз уж поймали, - посмеиваясь, сообщила ему Мефнут, и радость паренька сразу же слегка померкла. – И делать это будет тот, кто поймал. В последних закатных лучах, косо ложащихся на тихую реку, над которой плясала крохотная летняя мошкара, они причалили к песчаной отмели на западном берегу и разбили лагерь. Стоянка, как и все последние дни, была временной. Приготовив еду и перекусив, они обычно вновь сталкивали плоты на воду и продолжали сплав, чтобы не терять все увеличивающиеся ночные часы и сэкономить время. И после долгого размеренного тихого дня время это казалось Мефнут особенно шумным. Прежде всего благодаря Способным Слышать, которые безапелляционно занимали место возле их костра и наседали на Данку и Анкана с расспросами. Видимо, они успевали знатно наскучить друг другу за долгий день на собственном плоту, да и Батара дель Лаэрт была не из тех женщин, кто упускал возможность покапать другим на мозги. Большую часть дня ведьмы, хвала Артрене, были заняты. Или Авьен учила их, перебираясь на их плот и часами занимаясь с ними в попытке научить их соединяться с Черным Источником, или они учились сами, выгоняя со своего плота всех, кроме эльфа с рулевым шестом, и принимались шушукаться, усевшись плотным кружком и яростно зыркая на всех, кто смотрел в их сторону. Мефнут не слишком вникала в то, что у них происходило, знала только, со слов Авьен, что соединиться до сих пор получилось только у одной молодой ведьмы – Эйве дель Каэрос, и теперь три старшие ведьмы безжалостно наседали на нее, требуя от нее объяснений, будто она могла сделать это лучше Авьен. В эти часы бывшая первая жрица Андозабара тоже была занята – на этот раз обучением Анкана, которые тоже после непродолжительных раздумий попросили у нее помощи. С ними ей, кажется, было легче. Во всяком случае, никто из них не пытался орать на нее или выговаривать ей за свои же собственные неудачи, как делала та же самая Батара дель Лаэрт. Первое время Мефнут пыталась как-то защищать от них свою светлоликую, но быстро поняла бессмысленность этого занятия. Во-первых, пытаться остановить закусившую удила Батару было равносильно попытке остановить лавину, а во-вторых, Авьен и сама прекрасно справлялась с ней, нисколько не реагируя на ее выпады. Так что после очередной дозы холодных взглядов и напоминаний о месте, которое занимают Младшие Сестры в иерархии анай, Мефнут пришлось позорно ретироваться, и теперь она только мрачно поглядывала на остальных ведьм, когда те со всех сторон обступали Авьен и принимались что-то требовать от нее. Вот и сейчас, когда Батара решительным шагом направилась к костру Аватары, только спрыгнув со своего плота и даже не потрудившись помочь остальным разбивать лагерь, Мефнут ощутила, как у нее засаднило в висках. Эта женщина была невыносимее зубной боли. И почему только Держащая Щит выбрала именно ее в качестве своей посланницы к Аватаре? Все чаще Мефнут казалось, что она просто хотела избавиться от Батары и услать ее как можно дальше со своих глаз. И Авьен, как назло, отошла куда-то в сторону, к их немногочисленным вещам, сложенным на краю плота. Обычно в ее присутствии, Данке было легче отбиваться от наседаний Батары, да и Мефнут тогда не требовалось вступать в диалог. Сама Данка как раз копалась с котелком, нарезая туда выловленную ими с Ханаваном за день рыбу, когда ведьма нависла над ней и грозным голосом заявила: - Мне нужно поговорить с тобой, Данара. Тон ее не терпел возражений, будто она приказывала, а не просила. А еще Мефнут до зубовного скрежета раздражала эта ее отвратительная манера – упорно называть Данку именем, данным ей при рождении, а не тем, которым ее называли здесь. Вообще по чести Мефнут тоже до сих пор не привыкла называть ее Ниерой, да и не стремилась к тому. Имя это жгло Мефнут, будто огонь, напоминая ей о том, что она так упорно стремилась забыть. О той ярости уничтожения, которую она видела, о всех тех темных мыслях, что терзали ее. Насчет Рабов, насчет их будущего, насчет того, какое сильное влияние оказывала Аватара на Авьен, слепо следующую за ней и ее волей без единого протеста. Но Мефнут хотя бы знала, что все эти мысли – ее собственная битва, ее собственная глупость, с которой нужно было справиться, которую нужно было изжить. И она, несмотря на все это, принимала Данку такой, какой та была, принимала ее Аватарой Ниерой и следовала за ней, прекрасно осознавая, что иначе нельзя. А вот Батара старательно и будто специально отрицала это, упорно называя ее по обычному имени, и от этого бешенство поднималось внутри Мефнут. Ты считаешь, только тебе можно видеть в ней того человека, что был до начала Танца Хаоса? Только у тебя особое положение, в котором ты близка к ней и можешь звать ее по имени, а всем остальным это запрещается? Эти мысли были такими же противными, как и все остальные мысли в ее голове, такими же отвратительно лживыми, и Мефнут прогнала их силой, приказав себе сосредоточиться на деле. Она точила толстые обрубки веток, чтобы сделать из них крепление для котелка. У нее было дело, и нечего было отвлекаться от него. Данка подняла на ведьму равнодушный взгляд и кивнула: - Говори, светлоликая. Я слушаю тебя. Вот этому точно следовало у нее поучиться – спокойствию и равновесию, которое не могло поколебать ничто, даже такой шторм, как Батара дель Лаэрт. А может, этот шторм только закалял ее, делая тверже и увереннее, Мефнут не знала. Сама она еще не умела так спокойно реагировать на вещи, начиная злиться, стоило только тронуть ее. Отчаянно хотела научиться, но все еще никак не могла. Батара дель Лаэрт выпрямилась, поводя широкими плечами под белым балахоном Способной Слышать с таким видом, будто готовилась к битве. Элия и Меана двумя неодобрительными, но очень решительными статуями застыли по обе стороны от нее на шаг позади, будто боевой клин построили, направленный против Данки. - Я считаю, что все это путешествие на юг – форменное безумие, и тому множество причин, - заявила Батара, скрестив руки на груди и вздернув подбородок вверх. – Но ты упорствуешь в своем плане, о чем, несомненно, рано или поздно пожалеешь. Потому мое дело – сделать так, чтобы ты не пожалела слишком сильно. Я намерена снизить все те негативные последствия заваренной вами всеми глупости, что непременно последуют. - Я пока не услышала предложений, - буднично заметила Данка, возвращаясь к нарезанию щуки с таким видом, будто слова Батары отлетали от нее, как сухие горошины от стены. Способная Слышать потемнела, будто туча, угрожающе нависая над ней, и ей потребовалось несколько секунд для того, чтобы продолжить говорить. - Мое предложение – лететь над облаками, - процедила она, с огромным трудом не срываясь на крик. – Пусть остальные добираются до становища Латр по реке, по земле, как угодно. Я считаю, всю эту глупость нужно закончить как можно быстрее, и для этого вполне достаточно будет нас самих. - Ты действительно полагаешь, что сможешь в одиночку выкрасть из-под носа Эвилид и Гротан Кравор Провидца? – Данка поглядела на нее почти с интересом, будто на какую-то диковинку или откровенную сумасшедшую, твердящую странные вещи. - Не в одиночку, Данара. Нас здесь достаточно, чтобы объединить усилия и сделать, что должно, - Батара с достоинством повела плечами, и две другие Способные Слышать за ее спиной согласно покивали в ответ. Несколько мгновений Данка равнодушно обозревала всех трех ведьм, а затем дернула плечом, возвращаясь к котелку и рыбе: - Делайте, что хотите. - В смысле? – моргнула Батара дель Лаэрт. - Летите, если хотите, - отозвалась она. – Если считаете это необходимым и правильным. Нам в любом случае вытаскивать Провидца, вытащим и вас. Вряд ли это слишком усложнит задачу. - Ты так уверена, что нас захватят, Данара дель анай? – презрительно усмехнулась Способная Слышать, глядя на нее сверху вниз. – В силу своей неопытности ты недооцениваешь нас, но это неверное суждение. Мы не беззащитны и достаточно умелы, чтобы постоять за себя. - Не сомневаюсь, - покивала Данка. – Но думаю, что проживший на свете долгие тысячи лет Эвилид сильнее вас. Не говоря уже о том, что вы никогда не сталкивались с Гротан Кравор и понятия не имеете, как ему противостоять. Однако, если вы считаете, что справитесь, то вперед. Каждый имеет право делать то, что хочет, совершать те ошибки, которые нужны ему для того, чтобы стать сильнее. Я не буду ни удерживать вас от этого, ни отговаривать. - Ты слишком самонадеянна, девочка! – сверкнула глазами рыжеволосая Меана, глядя на Данку из-за плеча Батары. – А самонадеянность к добру не приводит. - Именно это я и пытаюсь донести до вас, светлоликая, - устало вздохнула Данка, и ведьма в ответ пораженно ахнула, - но повторяю: я никого не держу. Вы в праве делать то, что хотите. Но и последствия вам придется расхлебывать самим. В виске закололо еще сильнее, и Мефнут, не удержавшись, потерла его пальцами, беспомощно оглядываясь по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, чем она могла бы занять себя, чтобы не слушать ругань Способных Слышать. Каждый вечер они делали так: придумывали очередную бредовую идею и наседали на Данку, требуя немедленного осуществления своих бредней, доказывая их правильность и разумность. И обычно она долго и упорно объясняла им, почему не будет так делать, раскладывая по полочкам доказательства и разжевывая каждую мелочь, чтобы в конце концов так и не убедить их. И разгневанные ведьмы уходили прочь, обзывая ее самонадеянной, самоуверенной, зарвавшейся или еще Артрена знает как, а на следующий день вновь возвращались с очередным предложением, еще более нелепым, чем вчерашнее, которое Данке вновь приходилось долго и упорно отрицать. Сегодня вечером Мефнут чувствовала себя совершенно неспособной все это выслушивать. Раздражение копилось в ней день ото дня, нисколько не убывая за то время, что Способные Слышать проводили на своем плоту, и больше всего на свете ей хотелось высказать им все, что она думает об их глупых попытках контролировать Данку. О том, сколько людей до них уже пыталось это делать, и о том, какое сокрушительное поражение все они потерпели. Да только это все равно никак не помогло бы, вызвав лишь новую волну склочных замечаний, сил на которые у нее не было. И внутри Мефнут буквально разлилось облегчение, когда лорд Ликард, поговорив о чем-то с Лайамом до’Витором, решительно направился к их костру. Он мог отвлечь ведьм на себя или своим появлением прервать их перебрех с Данкой. В присутствии лояльных Аватаре низинников Способные Слышать обычно с видом загадочного оскорбленного достоинства замыкались в себе и презрительно поджимали губы, не желая снисходить до разговоров с ними. Будто только у анай было право следовать за ней и ни у кого кроме них. Данка тоже заметила Ликарда и вперила в него взгляд, игнорируя возмущенные реплики Батары дель Лаэрт, которая настойчиво доказывала ей собственную состоятельность. Заметив, куда она смотрит, ведьма обернулась через плечо и осеклась на полуслове, неодобрительно глядя на мелонца, который, впрочем, проигнорировал ее взгляд. - Прошу прощения, что отвлекаю, нерожденная, зрячие, Спутница, - Ликард слегка склонил голову, приветствуя окружающих. Лицо его было совершенно спокойным и бестрепетным, на Батару и ее спутниц он смотрел точно так же, как мог бы смотреть на стену или лес, и это, судя по всему, тоже здорово бесило ведьм. Одет он был в простую коричневую куртку и штаны, какие носили обычные люди в мелких городках, но то, как он держал себя, как стоял, как смотрел, сразу же выдавало в нем человека знатного происхождения, будто аиста, пытавшегося затеряться среди ворон. Неужели он и впрямь надеялся сойти за лесопромышленника? С каждой минутой их план нравился Мефнут все меньше и меньше. - Не отвлекаете, Ликард, - покачала головой Данка, глядя на него все-таки с большим теплом, чем на ведьм. В отличие от Способных Слышать, он хотя бы не лез ей под руку и всегда сам выполнял то, на что вызывался. Мефнут симпатизировала ему больше, чем остальным из нового окружения Данки, хоть пару недель назад даже и представить себе не могла ситуацию, в которой поддержала бы представителя Низинных земель, а не своих соплеменников. Быстро обежав собравшихся внимательным взглядом, Ликард сухо проговорил: - Я полагаю, мы подошли уже достаточно близко к тракту, так что неплохо было бы разведать, как далеко отсюда первая деревня. Я собираюсь сходить, поглядеть, что к чему, и подумал, что возможно, кто-то из ваших Спутниц захочет составить мне компанию. Размяться после целого дня на плоту. О, Артрена, Ты услышала мои молитвы, ману! Спасибо Тебе за то! - Я с радостью прошлась бы с вами, милорд, - с готовностью проговорила она, опуская оструганную палку на землю и отряхивая руки. Взглянув на Данку, Мефнут добавила: - Если ты не против, конечно. - Иди, Меф, - улыбнулась ей та, и по глазам Мефнут поняла, что она прекрасно чувствует всю усталость и раздражение Мефнут от присутствия рядом ведьм. – Я передам Авьен, что ты ушла, не тревожься. - Спасибо, Дань, - кивнула та, поднимаясь и чувствуя на себе осуждающие взгляды Способных Слышать. Все три смотрели одинаково: сверху вниз, с презрением, будто она не поддержала низинника, а сделала что-то ужасное, например, потеряла свой долор. Зыркнув в ответ, Мефнут подняла пояс с катанами и направилась к Ликарду, ждущему ее на границе лагеря. Вдвоем они зашагали прочь от берега реки, по густой высокой траве, доходящей Мефнут до бедер, но далеко уйти не успели. Сзади послышалось громкое дыхание, звук хлещущих по коленям стеблей, а затем и знакомый, то и дело дающий петуха голос княжича Ханавана: - Подождите меня! Я с вами пойду! Мефнут вздохнула и бросила взгляд на лицо мелонца. Ни одна мышца не дрогнула на нем, Ликард остановился и без выражения обернулся, глядя на то, как худющий и долговязый наследник эльфийского трона бежит к ним сквозь густую траву, высоко выбрасывая острые коленки. Если он надеялся переговорить с ней о чем-то с глазу на глаз – не просто же так позвал составить себе компанию одну из Спутниц, мог и своих людей взять, - то никак не проявил разочарования от того, что этой надежде не суждено было сбыться. Этот человек скрывал очень многое, ровно столько же, сколько Батара настойчиво демонстрировала окружающим, но при этом удивительным образом доверия к нему у Мефнут было гораздо больше, чем к ней. Запыхавшийся наследник остановился возле них и широко улыбнулся, даже и не догадываясь о том, что мог что-то нарушить. Вот уж кто совершенно не умел следить ни за своими, ни за чужими эмоциями, и даже не задумывался о том, что это нужно делать. После побега от отца Ханавана, что называется, прорвало: от типичной эльфам сдержанности и холодности не осталось ни следа, он смеялся взахлеб, будто никак не мог насмеяться за все предыдущие годы, и лез решительно во все, пусть даже его туда и не звали. Этим он немного напоминал Мефнут Китари, хотя, казалось бы, сходства между ними никакого ровным счетом не было. Ты просто очень скучаешь по ней, вот и все. - Мы в деревню идем, Ликард? – любопытно поглядел на мелонца паренек, совершенно без задней мысли вклиниваясь между ним и Мефнут. - Да, милорд Ханаван, - церемонно отозвался тот, даже бровью не поведя. – Во всяком случае, подойдем к ней поближе, посмотрим, что там. - Зовите меня просто по имени, пожалуйста, как и Мефнут зовет, - попросил княжич, явно смутившись и пряча глаза. Видимо, понял наконец-то, что слишком круто взял с самого начала. – У моего народа не приняты обращения вроде «милорда» и подобного. К тому же, мы все здесь сейчас соратники по беде, и нет смысла в титулах. – К концу фразы он совсем смутился и теперь тихо бубнил себе под нос, вжимая голову в плечи в попытке исчезнуть с глаз спутников. Что ж, эльфийские дети мало чем отличались от всех остальных детей, подумалось Мефнут. И это было как-то очень правильно. - Как скажешь, Ханаван, - ровно отозвался Ликард, и это, кажется, нисколько не успокоило паренька, только заставило его еще сильнее сжаться. Закат на западе отгорел ослепительно рыжим маревом, которое неторопливо угасало по самому краю неба, обрисовав очертания каждой травинки и былки. Небо набиралось синевы, густело, будто поспевающая опара, и первые звезды зажглись на нем сверкающими булавочными головками, яркие и очень близкие, как и всегда в конце лета. На востоке из-за деревьев начала медленно подниматься полная луна, выглядывая из-за черных стволов любопытным белесым глазом, вытягивая тени деревьев на реку и противоположный берег. Холмы тянулись вокруг, перемежаясь темными точками отдельно стоящих деревьев и кустов, полосами перелесков, разбросанных тут и там на фоне светлого неба, и бледное сияние наполняло их серебром. Густая трава доставала Мефнут почти что до пояса и пахла, пахла так сладко и дурманящее, напитанная за день солнцем, что оттого голова кружилась. - У вас очень щедрая земля, Ликард, - негромко проговорила она, ведя ладонью по тугим колоскам дикорастущих злаков, которым и имени-то не знала, чувствуя, как ноги с хрустом приминают к земле сочные стебли. – В ваших краях и солнца, и воды вволю, и земля радуется, одаривая в ответ богато. Почему же столько ее простаивает? Последние недели мы путешествуем через земли, которые вы зовете глушью, но здесь запросто можно было бы настроить становищ и сажать зерно или пасти стада. - Этим вопросом я и сам сейчас задаюсь очень часто, Спутница Мефнут, - отозвался Ликард, и в сумерках она не сумела разглядеть выражения его лица. Но отчего-то ей показалось, что он криво ухмыляется. – Полагаю, дело в людях, Спутница. И их нежелании шевелиться, когда все складывается хорошо. Иного объяснения тому, почему мы покупаем зерно на юге, имея собственные пригодные для высадки поля и отчеты Лордов Страны о невозможности дальнейшей распашки, у меня просто нет. Он замолчал, и Мефнут отчего-то расхотелось продолжать начатый разговор. Разница между ними и жителями земель по эту сторону Эрванского кряжа и впрямь была слишком велика, настолько велика, что даже простой вопрос мог нанести им оскорбление, а Мефнут совсем не хотелось того. Потому она только тихонько повторила самой себе, не в силах сдержать восхищения: - Хорошая земля, - ведя ладонью по тугим травам и чувствуя ответную ласку соцветий на своей коже. Она всегда любила землю и преклонялась перед щедростью ее. И только головой качала, думая о том, что было бы, если бы в Данарских горах стоял такой климат, как здесь. Наверное, анай бы тоже тогда разленились и опустили руки, перестав так отчаянно биться за жизнь, как делали все эти долгие тысячи лет. И наверное, Роксана все-таки недаром была так сурова со Своими дочерьми, не позволяя им изнежиться и ослабеть. Под таким углом Мефнут раньше о том не думала, и мысль показалась ей неожиданно успокаивающей сейчас. Они шли долго, продираясь сквозь высокую траву под полнящимся луной небом, и разговор все-таки сам собой завязался. Начал его каким-то очень естественным образом Ханаван, освоившись в их компании и принявшись хвастаться щукой, которую он поймал. Ликард заинтересовался темой или сделал вид, что заинтересовался, - Мефнут не поняла того, - и принялся и сам рассказывать о своих охотничьих трофеях, которые ему удавалось добыть. Потом разговор плавно перетек на тему лошадей, и явно увлек обоих, потому что они принялись с жаром обсуждать преимущества разных пород и, конечно же, особые стати и силу эльфийских коней, о которых в людском мире ходили разве что слухи. Мефнут не слишком вслушивалась в их беседу, лошади ее не интересовали. К тому же, и голова все-таки разболелась, хоть она и надеялась, что прогулка на свежем воздухе прогонит прочь докучливую боль, вызванную брюзжанием Способных Слышать. В висках теперь противно стреляло, будто иглой насквозь просаживало, и она морщилась, то и дело потирая пальцами голову. Река потерялась где-то слева, среди густых теней, отбрасываемых рощей на восточном берегу. А справа, будто изморосью усыпанные, лежали травянистые холмы. Щит Аленны все выше карабкался вверх, уменьшаясь при этом, и пятна на нем теперь напоминали провалы внимательных глазниц, наблюдающих за Мефнут. Они часто спорили с Китари о том, что на самом деле нарисовано на щите Аленны. Жрицы говорили, что это – прялка, на которой Милосердная прядет судьбы всего живого, Воины, посмеиваясь, - что и не узор это вовсе, а вмятины от копья Роксаны, которым она разбивает щит Переменчивой, оттого и видны они становятся тогда, когда этот щит скован целиком. А Китари пугала ее, особенно зимой, в лютые черные ночи, когда Аленна была в самой силе, оттого и окружало ее щит ослепительно белое гало, что намалевана на нем вовсе не прялка, а череп. Она говорила это свистящим громким шепотом, сопровождая каждый раз новой историей, леденящей кровь, о Лютом Волке, Седой Вире или еще какой-нибудь потусторонней жути, и Мефнут потом спать до утра не могла, закутавшись в одеяло с головой, задыхаясь там от страха и нехватки воздуха, но не смея даже кончик носа высунуть наружу. И пусть с тех пор прошло уже много лет, а детский страх ее так никуда и не делся. Вот и сейчас на круглом белесом щите Аленны виднелись внимательные черные провалы глазниц, и они наблюдали за Мефнут, за каждым ее шагом в неурочное время и неурочном месте. Ночь принадлежала мертвым, это все знали, и Богиня не слишком-то жаловала тех живых, что осмеливались соваться в Ее владения поперек Ее воли. Тем более, в дни триумфа и поражения, когда Ее прекрасный щит начинал крошиться под ударами Грозной. Ты просто проклятая трусиха, Мефнут, вот и все. Эти слова Китари вспомнились сейчас отчего-то особенно ярко, будто подруга ей это прямо на ухо сказала, но только легче от них не стало. Ночь придвинулась к ней со всех сторон, не сводя внимательного немигающего взора луны. И Мефнут вдруг очень сильно захотелось назад, к яркому свету костра, смеху, человеческим голосам. Даже к ворчанию Батары, от которого зубы сводило, но подальше от этой полной неестественной тишины ночи под мертвенно бледным светом. Кажется, атмосфера подействовала и на Ликарда с Ханаваном, потому что оба слегка попритихли, продолжая разговор приглушенными голосами, а потом и вовсе замолчали. Мальчишка вновь вжал голову в плечи и только тревожно посверкивал глазами вокруг, Ликард шагал ровно, но и в его движениях появилась какая-то нервозная резкость. Или Мефнут просто так казалось, потому что она сама разнервничалась на пустом месте, представляя себе невесть что? А потом из темноты впереди выплыли очертания каких-то построек среди высоких, далеко отстоящих друг от друга деревьев, и Ликард негромко сообщил: - Кажется, это деревня. Если верить карте, она называется Дамеров Плёс. Мефнут вгляделась вперед, изо всех сил напрягая глаза. Лунный свет обрисовывал очертания нескольких десятков квадратных приземистых домов с двускатными крышами, мимо которых белой полосой тянулась дорога. Только вот ни единого огонька не было заметно в окнах домов, хоть час еще стоял и не очень поздний. И ни звука не доносилось со стороны деревни. И это при том, как далеко разносились звуки вблизи воды и в ночной тишине. При том, что там, где жили люди, никогда не бывало совсем тихо. То скотина шумела в сараях, то собаки брехали, то кто-нибудь выходил по нужде и кашлял в темноте, или коты драли глотки, пугая соперника отчаянными воплями. Здесь же не слышно было ничего вообще. Ледяные мурашки побежали по плечам Мефнут, заставив ее дернуться. Ей отчего-то очень хотелось уйти отсюда как можно скорее. - Никого не видно, - проговорил Ханаван, вставая на цыпочки и вытягивая шею, будто это могло помочь ему лучше видеть. – Ни огонька нет. Странно как-то. Ликард молчал, не сводя глаз с пустой деревни, и Мефнут приметила, как рука его улеглась на рукоять кинжала на поясе. Она и сама держалась за рукоятки своих катан, так было как-то надежнее, словно оружие могло уберечь ее от того, что поджидало там, в темноте. В виске стреляло так, что она сощурилась от боли. И очень нехорошие мысли внезапно полезли в голову. О том, почему могла болеть ее голова на самом деле. О том, почему молчала впереди лежащая во тьме деревня. - Надо посмотреть, что там, - твердо проговорил Ликард, и Мефнут едва не застонала в голос, проклиная последними словами и его с его идеями, и себя саму со своим желанием удрать подальше от Батары дель Лаэрт. Только выбора-то у нее не было на самом деле. Ровным счетом никакого выбора.