Танец Хаоса. Одинокие тропы

В просторной комнате с камином, рассчитанной на большую семью, сейчас почти что и не осталось места, слишком много народу сюда набилось. И было куда жарче, чем прогрели бы и пять очагов. От духоты Мефнут то и дело приходилось оттягивать пальцем воротник формы. Можно было, конечно, и снять куртку, но сейчас она не хотела этого делать. Если все пойдет дурно, придется быстро уходить, а она и так уже лишилась сегодня одной катаны и лишаться еще и одежды не собиралась. Да и пока она носила на спине символ Аватар – шестиконечную звезду с цветком в центре, - все видели в ней Спутницу, а не еще одну попрошайку или бандитку, которыми буквально кишели земли по эту сторону Эрванского кряжа. Во всяком случае, по сравнению с Данарскими горами, где таковых отродясь не видывали. Вот только не очень-то они и видели. Или – упорно не желали видеть, потому что правда была чересчур тяжелой и поганой, чтобы поверить в нее. И совершенно невероятной. Глава этой семьи, тот самый, с кем Мефнут довелось познакомиться первым во время отражения атаки Раба, сам это озвучил, не став кривить душой. - Я бы скорее поверил в чуму или войну, чем в Танец Хаоса, если бы не увидел эту тварь собственными глазами. И Мефнут готова была смеяться сквозь слезы на глазах, так нелепо и так правдиво все это звучало. Неужели же для того, чтобы все они поверили, каждый раз нужно будет, чтобы на них нападали Рабы? Неужели Раб должен наброситься на каждого жителя Этлана, чтобы они, наконец, прозрели? И почему все так легко было на юге в таком случае? Почему Андозабар пошел за ними без необходимости ставить каждого его жителя на грань жизни и смерти? А пошел ли он? Ты помнишь, что Ровинда Эвилид умудрилась весь город опутать тенетами принуждения? Помнишь, что понадобились залитые кровью улицы и Рабы в двух шагах от забитой людьми площади, чтобы они поверили в Аватар? Тогда тоже все висело на волоске, просто по-другому. Да и вряд ли андозабарцы вообще что-то осознали, с каждым днем Мефнут все сильнее в этом сомневалась. Да, там были искренние люди, желавшие помочь, но за Вель пошли, потому что у нее была сила, потому что она была их возрожденной королевой времен величия и процветания. Скорее уж этот фактор в данном случае оказался решающим, чем смутная и отдаленная угроза Рабов. Но сейчас думать надо было не об этом, а о том, как убедить собравшихся фермеров убить собственного сына. Мефнут с трудом подавила вырвавшийся из груди истерический смешок. Вилем Матил звали главного среди них, и этот большой дом делила его семья, семья его брата и родня со стороны жены. Всего семнадцать человек, включая девятерых детей разного возраста и двух стариков, не покидающих своих комнат. И чтобы убедить их всех в необходимости запереть в сарае Рамина, того самого паренька, что пытался убить Раба вилами, понадобилось все красноречие, которое только имелось в запасе Данки. Она бы и вовсе не справилась, если бы господин Матил не прислушался к ее словам и не прикрикнул на остальных. Его здесь слушали, его слову доверяли, и вся надежда сейчас была на него. Потому что, сказать по чести, Мефнут просто не представляла, как им сделать то, что должно быть сделано. Сейчас все взрослые собрались в общей комнате на первом этаже. К ним добавился еще и старший сын одной из семей, паренек лет семнадцати, который не спускал горящего ненавистью взгляда с Данки, и Мефнут печенкой чуяла, что он попробует выкинуть какую-нибудь глупость. Со стороны Аватары присутствовали лорд Ликард, Элия дель Нуэргос и конечно же Авьен, от одного взгляда на которую Мефнут становилось хоть чуточку, но легче. Поразительно, но Батара дель Лаэрт осталась в Дамеровом Плёсе вместе с остальными Способными Слышать, и это было хоть небольшим, но облегчением в сложившейся ситуации. Правда, и благодарить за это стоило не ее, а поток людей, что двигался по дороге из Рескиля в Латр. Данка мимоходом помянула, что следом за повозкой дров приехали и другие, но сейчас ее занимали иные вещи, и в подробности она не вдавалась. Мефнут тоже было плевать на все это по большому счету, плевать на все, кроме одной единственной вещи, которая тревожила ее и не давала покоя ни на миг. Ваден таращил карие круглые глазенки, сидя на руках у женщины по имени Магда, которая прижимала сына к себе и смотрела на Аватару с такой лютой ненавистью, будто та была одним из Эвилид во плоти. И пока еще все их объяснения, рассказы и убеждения не дали никакого результата. Даже при том, что Магда была первой, кто увидел Раба, даже при том, что она в окно видела, как с ним сражалась Мефнут. Даже при том, что почти все остальные с грехом пополам поверили в рассказанное Данкой и следом за Вилемом поддержали необходимость запереть Рамина. И Мефнут прекрасно понимала, отчего так. Если бы кто-то сказал ей, что Авьен заражена, она предпочла бы всех до последнего вокруг перебить, но не верить в то, что это было правдой. Не верить до самого конца. Потому и атмосфера в душном и тесном помещении большого каминного зала сейчас стояла тяжелая, наполненная колючими разрядами человеческой ярости. Все кричали, замолкая лишь на короткое время, когда слово брали Данка или Вилем, а затем вновь принимались вопить, еще громче, еще пуще прежнего. Особенно голосили женщины – Магда, мани Вадена, и Натлин, ее сестра, мани запертого в сарае Рамина. И никакие увещевания не могли заставить их замолчать. Вдобавок сам Ваден, ощутивший общую атмосферу, то и дело принимался хныкать, и к разгоряченным воплям людей добавлялся еще и его отчаянный плач. - Дайте мне хотя бы осмотреть его, - упорно и все еще каким-то чудом спокойно продолжала гнуть свою линию Данка, настойчиво глядя в перепуганные насмерть глаза женщины напротив. – Просто покажите мне его ножки. Мы должны убедиться в том, что с ним все в порядке, мы должны знать наверняка. - А что ты сделаешь, если найдешь признаки болезни? Убьешь моего сына? – почти что выкрикнула в исступлении Магда, прижимая Вадена к себе так, будто Данка пыталась силой вырвать его из ее рук. - Что если ты врешь нам? Как я узнаю, что это зараза от мари? – не отставала от нее Натлин. – Ты заявилась сюда и говоришь мне, что мой сын, мой дорогой мальчик, какое-то чудовище или скоро им станет! Где твои доказательства? Хоть одно! - Лежит за домом, - спокойно ответила Данка, кивнув головой на окно. – Вы сами все видели. - Мы видели тварь, что пришла из Дамерова Плёса, а еще тебя, что пришла следом за ней. Может, ты и создала их, эльфийка! Может, это не Рабы, а ваше мерзкое колдовство! – тряся головой, выкрикнула ей в лицо Натлин. Мефнут закрыла глаза, переживая опустошающую все ее тело усталость. Все это больше всего походило на глубокий пересохший колодец, из которого никак не выбраться. Хоть дери ногти о камни в попытке прокопать проход, хоть пытайся вскарабкаться вверх по отвесным стенам, а все никакого толку. - Успокойся, Нат, - примиряюще поднял руки Вилем, и Мефнут без особой надежды взглянула на него. – Давайте все успокоимся и подумаем, какие у нас есть варианты. Мы все видели одно и то же, своими собственными глазами видели его. Эта женщина говорит, что это был Раб, и я считаю, что надо хотя бы выслушать то, что она скажет. - Она хочет убить моего сына, Вилем! – обрушилась на этот раз уже на него Натлин. – И сына Магды тоже! Если бы это был твой мальчик, ты бы тоже хотел ее выслушать? Скажи это! Тоже бы стал слушать или погнал отсюда прочь вилами? - Здесь девять детей, Натлин! – рявкнул на нее в ответ Вилем, выходя из себя. – Девять, а не двое. И думать надо обо всех! - Ах ты!.. – задохнулась Магда, потеряв дар речи и глядя на Вилема такими глазами, будто именно он сейчас пытался отнять у нее ребенка. Натлин справилась с собой куда быстрее. Она просто бросилась вперед и изо всех сил толкнула Вилема в грудь, так, что он отлетел от нее на несколько шагов назад. - Мерзавец! Изверг! – кричала она, выставив палец и обличительно указывая на него. – Ты давно хотел выжить нас отсюда! Ты просто хочешь, чтобы мы убрались из твоего дома, так и скажи! - Нат, хватит, - попытался успокоить ее муж, но она вырвалась из его рук и продолжила кричать, и от ее воплей в висках Мефнут тихо предупреждающе закололо. Им нужно было что-то делать, как-то решать эту ситуацию, несмотря на то, что прямо сейчас она окончательно выходила из-под контроля. Женщины ударились в крик, разъяренными фуриями набрасываясь на Вилема, да и мужчины тоже хмурились, не спеша занимать его сторону. А молодой паренек все смотрел и смотрел на Данку, почти что не мигая, и кулаки его то и дело сжимались и разжимались, он, кажется, даже не замечал того. Можно было бы скрутить их всех при помощи энергии Источников, внезапно подумалось Мефнут, и она встрепенулась. Можно было бы силой все это провернуть и спасти их всех… Взгляд уперся в сидящую на стуле Данку, которая смотрела на этих людей с глубокой печалью и состраданием в мокрых глазах. Кажется, она почти плакала. А раз так, никого они не будут крутить силой, и Мефнут скрипнула зубами, понимая, что ничего тут не поделать. Она клялась идти за Аватарой, и Аватара, судя по виду, твердо вознамерилась сдержать разрушения. Как прошлой ночью в Дамеровом Плёсе, когда могла сжечь все дотла, но не стала этого делать. Неужели и сейчас тоже она видела во всем этом какой-то выход? Неужели он вообще был? Лорд Ликард склонился к ней и тихо что-то заговорил, но Мефнут стояла в стороне, так, чтобы хорошо видеть всех, кто может попытаться броситься на Данку, потому его слов она не слышала. Та только замотала головой, твердо и решительно, и мелонец, поджав губы, выпрямился. Что ж, этого и следовало ожидать. Неважно, кто и что сейчас сказал бы Данке, она приняла решение. И Мефнут прекрасно знала, что теперь с этого решения сдвинуть ее будет невозможно. Крик слегка поутих, прежде всего потому, что Магда, прижимая к себе маленького сына, почти что бегом выбежала из комнаты. Натлин угомонили двое мужчин, во всяком случае, кричать она перестала, и им удалось усадить ее на стул едва ли не на противоположном конце комнаты от Данки. А Вилем, глубоко вздохнув, тяжело воззрился на нее и проговорил: - Вы видите, вопрос сложный, и нам нужно все обсудить. Могу я попросить вас подождать на улице, пока мы не обговорим все промеж собой? - Конечно, я понимаю, и мне очень жаль, что все так случилось, - Данка с готовностью поднялась со стула, а затем прямо взглянула в лицо Натлин, буравящей ее взглядом. – Я прошу у вас одного: разрешения осмотреть обоих мальчиков. А дальше решать их судьбу только вам. Это ваше право и ничье больше. - Слишком много слов, девчонка! – зло прищурилась женщина, глядя на нее. – Иди прочь, нам не нужна твоя помощь! - Я подожду на улице, - сообщила Данка Вилему, а затем кивнула Мефнут следовать за ней. Они покинули душное и жаркое помещение, и Мефнут с облегчением глотнула свежего воздуха, что нес ветер с окрестных полей. Пахло разогретой землей и травами, густо стрекотали кузнечики, и день казался длинным, почти бесконечным, переполненным солнцем и летом, которое медленно катилось к своему закату, как и солнце на небе. Она и не заметила даже, что уже столько времени прошло. Все эти бесконечные вопли утомляли и выбивали ее из себя. - Они не согласятся отдать детей, - без тени сомнения констатировал лорд Ликард, когда толстая дверь дома за их спинами закрылась, и оттуда вновь послышались приглушенные вопли Натлин. – Это бесполезно. - Мы должны сжечь этот дом, Аватара, это единственный выход, - поддержала его Элия дель Нуэргос, глядя на здание безразличным взглядом и как будто прикидывая, с какой стороны лучше начать его поджигать. – Ты сама говорила, что распространение заразы необходимо остановить. - Я и остановлю его, но не так, - устало покачала головой Данка, продолжая стоять на своем. – Мы не будем сжигать никого, там живые люди, Элия. И не все они заражены. - Тогда нужно силой отобрать зараженных и уничтожить их, Данара, - ведьма посмотрела на нее, будто строгая наставница, в десятый раз объясняющая одно и то же глуповатой ученице, никак не желающей вникать в суть урока. – Мы не можем позволить эпидемии распространиться, и ты это прекрасно знаешь. Других следов Рабов мы не нашли, из становища сбежал только один. Но если ты оставишь в живых этих людей, их будет уже семнадцать. - Я знаю, - буркнула Данка, нахмурившись. - А если убьете двоих детей, нерожденная, у Эвилид будет на пятнадцать сторонников больше, что нам тоже не очень-то на руку, - вставил свое слово Ликард, холодно взглянув на Элию. – Так или иначе, я вижу лишь один выход: уничтожить эту ферму. При любом другом варианте мы лишь наживем себе проблем. Данка ничего не ответила ему, лишь нахмурилась, склонив голову и глядя в пространство перед собой. Впервые за последние недели Мефнут видела ее такой, и это выглядело… странно. Даже во время крушения Таахалдана Данка была бестрепетна и холодна, даже во время побега по наполнявшемуся водой тоннелю, во время атаки Рабов на деревню вчера ночью. Но сейчас она нервничала и колебалась, и Мефнут внезапно поняла, что ее это тревожит куда больше всего остального. Она так привыкла, что Данка все решала сама, все проблемы брала на себя и всегда знала, что делать, что теперь ее колебания стали для Мефнут первым тревожным сигналом. Способная Слышать открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но Авьен успела это сделать до нее. Задумчиво прищурившись и не обращая ни на кого внимания, она обратилась к Аватаре: - Быть может… можно попробовать то, что мы делали вчера ночью? Выпрямить эти нити, очистить их от заразы? Данка с сомнением взглянула на нее. - Но вчера мы просто убирали то, чего в узоре быть не должно, изымали его из проявления. Я боюсь, что в случае с этими детьми у нас не получится. Ведь они не целиком вне проявления, а лишь небольшой частью. - Быть может, можно счистить с них марь? – настаивала Авьен. – Ведь процесс-то один. Только в первом случае ты просто убираешь все целиком, а во втором надо снять больной слой. Как если бы мы чистили рану, например. - Я думал, невозможно исцелить заражение марью, - заметил лорд Ликард, пристально рассматривая обеих женщин. - Я тоже так думала, - кивнула ему Данка, а затем решительно поглядела на Авьен, и морщины тревог на ее лбу слегка разгладились. – Но раз у нас нет другого выхода, мы можем попробовать это сделать. Если они позволят нам. Все вместе они взглянули на окна деревенского дома. Люди спорили за ними о собственной жизни и смерти, и очень важно было, какое решение они сейчас примут. Мефнут очень надеялась, что оно будет верным. Очень просила об этом всех Небесных Сестер и Их Великую Мани. Пожалуйста, не заставляйте меня убивать вас и ваших детей. Пожалуйста! Ждать пришлось долго, не меньше часа, и едва ли не все это время Элия дель Нуэргос и лорд Ликард употребили на обсуждение с Данкой их дальнейших планов. Мефнут почти не слушала, о чем они говорят, сжимая в своей ладони теплую руку Авьен и мрачно думая о том мальчике, Вадене, что смотрел на нее своими широко распахнутыми карими глазенками любопытно и совершенно спокойно, без тени страха. Наверное, на Раба он смотрел также. Вилем даже сказал, что мальчуган побежал к нему навстречу, думая, что это кто-то из деревни, и не зная, что со всех ног бежит навстречу собственной смерти. Как бежали и все они, пожалуй. Мефнут содрогнулась от этой мысли, сжимаясь еще больше. Почему мир был так жесток, слеп и беспечен? Почему люди в нем были так слабы и неспособны противостоять злу не только вовне, но даже и внутри самих себя? Дверь дома открылась, и Мефнут вздрогнула, слишком резко выходя из своих размышлений. На пороге стоял Вилем, и брови его мрачно хмурились, а на щеке багровела алая пощечина. - Магда разрешила осмотреть мальчика, - грубовато сообщил он, глядя только на Данку и при этом хмурясь. Вид у него был совершенно неуверенный, и Мефнут прекрасно понимала этого человека. - Кажется, есть шанс, что мы сумеем исцелить его, если он болен, - с готовностью поднялась ему навстречу Данка, и брови фермера взлетели вверх, а сам он как-то слегка расслабился и глубоко вздохнул: - Хвала Грозару, если это так! Пойдемте. Мы выделим вам комнату, но Магда будет находиться там с вами. Я думаю, вы понимаете, почему так... - Конечно, - без колебаний кивнула Данка, глядя в глаза мужчине. – И я клянусь вам кровью моей мани и именем моей ману, что ребенок не пострадает. Мы здесь не для того, чтобы причинить кому-то вред. Мы здесь только для того, чтобы помочь. - Пусть так и будет, - устало кивнул головой Вилем, а затем отступил в сторону, делая рукой приглашающий жест: - Проходите, пожалуйста, в дом. Мефнут поднялась с бревна следом за Авьен и Ликардом, но Данка взглянула на нее долгим взглядом и проговорила: - Останьтесь здесь, не будем тревожить этих людей еще больше. Со мной пойдет только Авьен. - Разумно ли это, Дань? – насупилась Мефнут. – Я тоже могу помочь. - Не в этот раз, Меф, - мягко покачала головой Данка, и взгляд ее стал сочувственным. – Тебе нужно отдохнуть. Я с радостью приму твою помощь, когда ты придешь в себя. - Но я не устала, - развела руками Мефнут. Данка только поглядела на нее долгим взглядом, а затем поднялась по ступеням крыльца и исчезла где-то в доме. Авьен, напоследок пожав руку Мефнут, двинулась следом за ней, и фермер закрыл за ними обеими дверь почти что перед самым носом Мефнут. Она подвигала челюстью, глядя на эту дверь и прекрасно понимая, почему так произошло. В последнее время она была не в себе, сомнения терзали и жгли ее, без конца донимали мысли. Ночью Данка тоже отослала ее прочь, взяв с собой Авьен, и наверное, это и впрямь было правильно. Потому что толку от Мефнут сейчас не было никакого. Никого она не могла защитить и помочь тоже никому не могла. Рука привычно зашарила по поясу в поисках рукоятки катаны, но схватила лишь пустоту справа, и Мефнут горько усмехнулась, опуская ее вдоль тела. Наверное, она тоже сломалась, как и ее катана, подломилась с одной стороны, коли вторая все еще продолжала оставаться на поясе. А какой прок может быть от обломков? Ликард что-то сказал ей, но она не слышала, резко развернувшись и зашагав прочь, куда-нибудь, где сможет побыть одна. Ноги вынесли ее за угол дома, к заднему крыльцу, и там, возле глухой стены среди густой тени яблонь и груш, Мефнут с усталым вздохом опустилась на землю. Был ли вообще хоть какой-то прок от ее присутствия здесь? Кроме того, что она без конца раз за разом сталкивалась лицом к лицу с проклятыми Рабами, что пугали ее до жути, и сражалась с ними, безнадежно проигрывая все. Потому что в той ночной гостинице ее глупая атака никакой пользы не принесла, лишь ее едва не свела с ума. А утренняя схватка… Мефнут шмыгнула носом. Если бы она поспешила, тот паренек, Рамин, не заразился бы. А если бы еще ночью додумалась осмотреть окрестности, а не в ужасе себя осматривать в зеркале в поисках отметин мари, то Раб и вовсе не успел бы дойти до этой фермы, и маленький Ваден сейчас был бы здоров. Все из-за того, что я трусливая эгоистка, пекущаяся лишь о собственной шкуре. Все из-за этого. Она мрачно взглянула на свои ладони. К правой прилипло несколько чешуек коры от бревна, на котором Мефнут сидела, ожидая решения фермеров. Ладони были крупными, сильными и совершенно бессмысленными, потому что они никого не защищали. И делали только хуже. Вина навалилась на плечи пудовой тяжестью, и под ее весом Мефнут тяжело нагнулась вперед. Злые слезы на саму себя скрутили горло, когда она поняла, как давно не делала этого, и каким отчаянным и бессмысленным поступком сейчас показалась ей молитва. Каким кощунственным после всего. Помнишь, как ты кричала, что не веришь больше в Великую Мани? Что Она бросила тебя, помнишь? А сейчас обратно побежала, скуля, как только припекло? Ладони легли на прогретую солнцем землю, и Мефнут низко склонила голову, тяжело дыша и пытаясь сдержать проклятые слезы. Что ж, вот сейчас у нее и впрямь не осталось выхода, даже Аватара больше не доверяла ей и не принимала ее помощи. И Мефнут ее понимала: она бы тоже сама у себя помощи не приняла. Ее отросшие черные патлы лезли в глаза, и она изо всех сил зажмурилась, отсекая прочь лишние звуки, лишние слова, свет, что лился сквозь веки и колол радужку, заставляя глаза слезиться. Все она отбрасывала прочь, сосредотачиваясь на точке внутри груди, на золотом звенящем волнующемся сгустке, которым была то ли Великая Мани, которую Мефнут так хулила и отталкивала, то ли сердце Данки, которому она присягнула и подвела его. Которым была Авьен, текущая по ее жилам первой весенней нежностью, одна Артрена знает за что полюбившая такую ничтожную трусиху, как Мефнут. У них спрашивала Мефнут, хоть и не могла даже сформулировать свой вопрос, у них просила прощения за свою глупость, за свою слабость, за свою трусость перед лицом беды. Просто тянулась туда всей собой, всем своим существом, мучительно стремилась, пытаясь вновь пережить это переполняющее чувство слияния и единения с ними, которое в последние дни стало лишь пустой разбитой скорлупкой, воспоминанием о дрожащем мираже над раскаленными каменными склонами далеких гор. Она хотела вернуться туда, к лесистым склонам, к безымянной реке, к влажным мхам, в которых тонут ноги, к густому и свежем запаху хвои и россыпям солнечных зайчиков на земле под ногами. Она хотела домой, к самой себе, бродящей там, среди смолистых стволов и косых закатных солнечных лучей, к той глупой всклокоченной девчонке, что мечтала лишь о чужих поцелуях и неувядаемой славе, о смехе взахлеб и танцах среди ночных костров, о серебристых глазах душ предков, переполняющих небо, переполняющихся гордостью при взгляде на нее. Она была такой… маленькой тогда. Горячие слезы закипели в уголках глаз, и Мефнут ощутила их сейчас всем своим усталым, измотанным и разбитым существом. Как далеко ушла она от тех золотых сказок, в какие темные края без солнца, в каких сумрачные миры без надежды. Как состарили ее эти считанные недели, когда темные обручи боли и страха стягивали все существо, мешая дышать, а глаза видели лишь страдания. Ей не было жалко себя сейчас, не оттого слезы навернулись на глаза, не потому, что боялась за саму себя или пыталась убежать прочь с дороги, которую выбрала, нет. Ей было до надрывного воя жалко ребенка, этого маленького кареглазого мальчика, обреченного на смерть, что улыбался ей с внутренней поверхности ее собственных век. Он ведь ничего не сделал для того, чтобы смерть забрала его сегодня. Он еще вообще ничего не сделал в своей жизни, за что мог бы получить наказание, совсем-совсем ничего не успел, не то, что она, вскормленная золотым солнцем на груди бескрайних гор. И вот теперь снова получалось так: она жила, а он умирал, и разве же это было справедливо? Разве так должно было быть? Слезы побежали по щекам, скатились вниз, сорвались с ее подбородка и двумя бесшумными каплями запятнали землю под ней. И чем чаще они бежали, чем гуще капали с ее подбородка, тем меньше уже Мефнут пыталась сдерживать их. Никто не видел ее сейчас, все были заняты делом, что спорилось под их ладонями, в отличие от нее, которая сломалась и не могла больше ничего. Только Небесные Сестры смотрели из самого центра ее распахнутой надвое груди, и ее сердце рвалось и плакало, и истекало кровью, и сжималось, переполненное Их взглядом. Ее собственный взгляд совсем затуманился, да и уши забил густой монотонный звон, сквозь который Мефнут мало что слышала. Она видела только малюсенький росточек между своих ладоней, по которому шлепали, будто капли дождя, ее слезы. Крохотный росточек, как тот мальчуган с любопытным карими глазами, над которым сегодня склонилась жестокая и равнодушная смерть. Понятное дело, что переполненная ядом и тьмой Мефнут не могла спасти того паренька, не могла закрыть его собой от смерти, не могла передать ему свою силу – даже такой малости не взяла от нее Данка. И это было горько и страшно – осознавать, что вот теперь она не способна даже на то, чтобы поддержать свою Аватару, на единственное, что она по-настоящему могла для нее сделать. Мефнут подвела всех, и себя, и окружающих, и все, чего бы она ни касалась, рушилось. И как можно было дойти до такого? Что еще у нее осталось? Только этот маленький росток. Только глупая и безжалостная надежда на прощение, с которой она сейчас всем своим существом тянулась вверх. Хрипя и захлебываясь слезами, она накрыла росточек двумя ладонями, пытаясь сберечь его, спрятать, укрыть. Она не могла спасти того мальчика, Вадена, которого погубила ее собственная нерасторопность. Но быть может, она могла спасти хотя бы этот крохотный росток? Великая Мани, молю Тебя, дай мне знак. Крохотный знак, что для меня еще не все потеряно. Что я еще смогу помочь хоть кому-то. Хоть как-то… Она заплакала навзрыд, сгорбившись и склоняясь над маленьким зеленым ростком, торчащим из каменистой сухой земли. А затем вдруг на самом краю ее слуха родился тихий-тихий звук. Едва слышный, слабый, все время прерывающийся. Но такой красивый. Мефнут почти застонала от облегчения, почти закричала, расслышав эти нотки, ощутив, как Песня начинает нарастать внутри нее. Значит, было еще прощение? Для нее в этом мире было еще прощение, было еще место? Она вскинула голову вверх, к невозмутимому голубому небу, чувствуя, как горячая вина становится топливом для костра ее очищения, и как разгорается на этом костре ее Песня, с каждым мгновением становясь все громче, все могущественнее. Горькие слезы вырывались прямо из ее груди, их выплавляло своим жаром неистово бьющееся сердце, такое слабое и маленькое сердце, чтобы выдержать всю огромную и жестокую муку этого мира. Но оно почему-то держалось. Мефнут не знала, почему оно до сих пор не разорвалось на клочки от страха или сомнений, от тяжести или боли, просто не представляла, как этот маленький жалкий кусок мяса мог нести в себе столько всего этого. Может быть, потому что любви в нем было все равно на самую чуточку больше? Под ладонями разлилось голубое сияние, и крохотный росток потянулся вверх прямо на глазах, выбрасывая ребристые листочки. Одни Богини знали, как он оказался здесь, этот маленький дубок. Быть может, дети, играя, принесли из леса желудь, да забыли про него. Но под ладонями Мефнут прямо сейчас он начал подниматься к небу, и слезы хлынули из ее глаз уже настоящим потоком, вымывая прочь всю ее боль и муку. Этот мир был ужасен и отвратителен, жесток, черств и бессердечен, и населяющие его существа, называющие себя разумными, в отчаянной ярости уничтожали всех и вся вокруг себя, чтобы вырвать себе хоть капельку солнца. Но у них рождались дети, и эти дети смеялись среди залитых солнечным светом цветущих полей, протягивая маленькие розовые ладошки солнечным лучам. Стебелек уплотнился, набрался силы, потянулся вверх. Листья прямо на глазах проклевывались из набухающих почек, а затем прорывали их и свободно раскрывались в стороны, будто стремясь к тому, чтобы обнять все огромное небо над головой. Вся ярость мира обрушивалась на людей черным ураганом из лжи, ненависти, страха и страдания, и порой становилось так темно, что само солнце в небе переставало светить, скрываясь за густым ночным маревом, в котором слепые человеческие глаза уже не видели, куда идти дальше. И казалось, что пути больше нет, но тогда открывало свой единственный золотой глаз другое солнце, то, что пряталось в темноте под ребрами, в далеком и святом детстве, в маленьких розовых ладошках, покрытых коричневыми кружками сока одуванчика, в пыльных коленках и выгоревших волосах, конопатых щеках, на которых оставили солнечные лучи свои уколы-поцелуи. Выход всегда был, и он прятался там же, где и вход. Дубок вытянулся вверх, набираясь силы, разрастаясь, становясь крепче. Он вскинул зеленые ладони над головой Мефнут, и его густая прохладная тень накрыла землю вокруг нее. Его ствол уплотнился под ее пальцами, став шершавым и изрезанным глубокими морщинами, но он был теплым, будто детская ладонь. И она больше не плакала, она смеялась. Потому что это маленькое человеческое сердце, этот крохотный трепещущий и слабый кусочек мяса мог выдержать что-то, что было куда могущественнее и страшнее его самого. Потому что в самой непроглядной тьме становился он светочем, разгоняющим прочь мрак, потому что непобедимая сила билась в нем наперекор всему миру, та же сила, что заставляла росток пробивать неподатливую землю, та же сила, что вырывала из горла птиц песню весны, та же, что вращала планеты и выжигала до алмазной сердцевины звезды, та же самая, что сейчас лилась со слезами из глаз Мефнут и из ее сердца хлестала в толстенный ствол могучего дуба, раскинувшего ветви над ее головой и укрывшего своей тенью половину двора. Эта сила еще раз омыла ее с ног до головы, а затем отступила прочь, тронув сердце Мефнут в последний раз невыносимой нежностью прощального поцелуя. И осталось лишь лето, лишь рыжий закат в стороне, лишь цикады, от которых звенела густая и сладкая степь, набравшаяся за день вдоволь солнца и уже начавшая задремывать под их монотонное гудение. Она открыла глаза и растеряно взглянула вверх, на громаду раскинувшего над ней крону дуба. Он поднялся куда выше крыши фермерского дома, вольготно разбросал свои ветви в стороны, и первые, пока еще едва заметные звезды устроились на его плечах, подмигивая Мефнут сквозь густые зеленые кудри. - Плуг Артрены, - едва слышно прошептала она самой себе, совсем пустая и тихая, совсем нездешняя сейчас. Никого не было видно рядом, никто не глядел на нее, все были слишком заняты иным. Прищурившись, Мефнут глянула на солнце. Кажется, прошло уже очень много времени, раз по краю мира разливался закат. Сколько я уже не Пела? Месяц? Ей казалось, что всю жизнь. Пошатываясь и придерживаясь рукой за могучий дуб, Мефнут осторожно поднялась на ноги. Голова и тело чувствовались такими легкими, будто ветер запросто мог подхватить ее на руки и унести прочь. Она и впрямь сейчас была будто маленькое перышко в его руках, просто еще одна пушинка среди бескрайних потоков, движущихся по воле Реагрес к самому краю мира и еще дальше, ввысь, туда где лишь бескрайняя синева и ничего больше. Нужно было… сделать что-то? Она не очень хорошо соображала сейчас. Придерживаясь рукой за голову, слишком уж сильно та кружилась, Мефнут побрела обратно, огибая дом, к крыльцу, где оставила Элию дель Нуэргос и лорда Ликарда. И едва не споткнулась на ровном месте, когда негромкий голос прозвучал прямо у нее за спиной: - У тебя очень сильный дар, девочка. Признаться, такого я от тебя совсем не ожидала. Мефнут обернулась и увидела Элию дель Нуэргос, поднимающуюся с бревна, на котором до того сидела в тени двух старых кряжистых яблонь. И почему Мефнут сразу ее не заметила? Наверное, не в том состоянии была, чтобы разглядеть. Сейчас она вообще мало соображала, и поддерживать диалог с этой женщиной ей было очень сложно. - Поющие Рощи говорили мне, что однажды я стану сильной. Перед глазами слегка помутилось, и она замолчала, прикладывая ладонь к лицу и пережидая, пока серебристые звезды не перестанут вспыхивать на внутренней стороне век. Она чувствовала себя… свободной, так как не чувствовала уже очень давно. Будто кто-то снял с нее, как с упряжной лошади, всю сбрую, вытащил удила изо рта, стащил намявшее грудь дышло, и она наконец-то смогла спокойно дышать. - Думаю, они даже не представляли, насколько, - проговорила Элия, прищурившись и пристально рассматривая Мефнут, словно диковинку какую. Мефнут не нашлась, что ей ответить на это. Ей нечасто говорили подобные вещи, да и сейчас она была далеко не в том состоянии, чтобы вообще понимать смысл происходящего. А еще она очень-очень четко и сильно чувствовала сейчас Аватару и Авьен, будто все преграды, выросшие между ними за последние недели, в одночасье обрушились прахом и исчезли. Они обе радовались, переполненные светом, будто комната на рассвете, и это сияние лилось сквозь Мефнут с неудержимостью горного потока, почти что приподнимая ее над землей. И они приближались. Мефнут чувствовала, как они бегут к ней навстречу. Дверь в фермерский дом распахнулась, и на пороге появилась Аватара, сияющая в закатных лучах, будто осколок солнца, упавший на землю. Косые солнечные лучи целовали ее волосы, обращая их червонным золотом, наполняли глаза, отчего они полыхнули небесной голубизной. Улыбаясь, она спускалась со ступеней и шла в сторону Мефнут. А за ней следом вышла и Авьен, и она смотрела с такой гордостью, что слезы вновь навернулись у Меф на глаза. Ничего не нужно было сейчас говорить им троим, чтобы чувствовать и понимать все. Потому что связь снова была здесь, сильная, как никогда, звенящая в груди Мефнут и заставляющая все ее тело резонировать в ответ. Аватара просто подошла к ней и молча обняла, пряча лицо у нее на груди. А следом подошла и плачущая Авьен и тоже обняла, крепко-крепко, с другой стороны. Мефнут закрыла глаза, прижимая к себе их обеих и ощущая в каждой клетке тела густое и мощное гудение. Ощущая себя не одной, но тремя, едиными, будто лепестки одного цветка, неудержимо стремящиеся к солнцу над ними. И в тишине, что накрыла их всех, она почти слышала три сердца, стучащие в едином ритме, отбивающие секунды вечности, что омывали их волнами прогретого солнцем океана. И больше не чувствовала себя сломанной. - Ты спасла его, - тихо проговорила Данка, прижимаясь к ее плечу и улыбаясь; Мефнут чувствовала эту улыбку внутри самой себя золотой щекоткой и прикосновением нежности. – Мы ничего не могли сделать, слишком устали, и если бы не твоя сила, Меф, ничего бы не вышло. Прости меня. - Ты прости, - тихо всхлипнула Мефнут, целуя ее непослушные густые кудри и ощущая огромное как весь мир облегчение. Мальчик был цел и невредим, и разве могло быть сейчас хоть что-то важнее этого? Она поцеловала и макушку Авьен тоже, прижимаясь к ней щекой и чувствуя, чувствуя ее так пронзительно сильно и чисто, что слезы вновь полились по щекам. – И ты, светлоликая, тоже прости меня. Я не знаю, что со мной было, но это было ужасно. И без вас я никогда бы не выбралась из этого. - Мы вместе, и это самое главное, - Данка отстранилась от нее, улыбаясь и смахивая выступившие на глазах слезы. – Пока мы вместе, мы непобедимы, и он ничего не сможет сделать с нами. - Господин Лжи? – нахмурилась Мефнут, чувствуя, как одно единственное мрачное облачко на мгновение затмило тот бескрайний свет, что лился сквозь три их сердца наружу, наполняя все вокруг, как и золотой свет закатного солнца на западе. - Да, - кивнула Данка, с благодарностью глядя ей в глаза. – Сегодня ты нанесла ему страшный удар, Мефнут. Сегодня ты выиграла очень тяжелый и долгий бой, я знаю. И бесконечно горжусь тобой. - Ты думаешь, это был он все это время? – нахмурилась Мефнут, глядя на нее. - А кто еще? – дернула плечом Данка. – Но это неважно по большому счету. Потому что ты справилась. Ты вытащила себя, а следом за собой и Вадена. Ты – моя опора, Мефнут, то, благодаря чему я все еще держусь. И я не знаю слов, чтобы выразить тебе, сколько это значит для меня. Слова и не нужны были на самом деле, потому что Мефнут ощущала это в себе – глыбу света, падающую с небес, льющуюся из ее сердца и глаз Данки, Авьен и ее самой. И по сравнению с этой тотальностью все остальное просто не имело никакого смысла. Данка взглянула на нее в последний раз, а затем высвободилась из объятий и мягко проговорила: - Я пойду осмотрю Рамина. Твоя Песнь была такой сильной, что он, скорее всего, тоже исцелен. - Откуда ты знаешь? – удивленно заморгала Мефнут. – Ее кто-то слышал еще, кроме вас? Мне показалось, что звука не было в этот раз. - Звука и не было, но нам не нужно слышать, чтобы чувствовать, - Авьен улыбнулась, положив ладонь на щеку Мефнут, отчего у той от нежности едва ноги не подломились. – Мы же твое сердце, помнишь? Мефнут зажмурилась, впервые за эти недели чувствуя, как это – когда она касалась. Как поет все ее тело, как звенит от восторга каждая струна ее сердца, переполняясь лаской наслаждения. Все зори мира были лишь бледной тенью света ее глаз. Все выкупанные в рассветном шелке облака – лишь каплей в море ее нежности. - Твоя Песня переполнила все здесь, - улыбнулась Данка. - Она перекроила само мироздание, Мефнут, напоила его силой. Эпицентр здесь, но этот выброс накрыл всю территорию фермы и часть окрестных полей. Рамин, скорее всего, тоже исцелен ею, иначе быть не может. - Но как это происходит? Я ведь не пыталась никого исцелить, - заморгала Мефнут, удивленно разглядывая их обеих. - Авьен объяснит тебе, - улыбнулась Данка, отступая назад. – Она все объяснит куда лучше, чем я. Мефнут вопросительно взглянула на бывшую белую жрицу, но та вместо слов просто подступила вплотную к ней, обвила руками ее шею, а затем поцеловала, так нежно, так глубоко и трепетно, в самое сердце, что Мефнут пошатнулась, и мир вокруг нее сделал кульбит, вращаясь с ног на голову. И глупые звезды посыпались ей за шиворот, щекоткой прокатываясь по плечам и спине, а время умчалось куда-то прочь вместе с удаляющейся с неба усталой Роксаной, вешающей Свой щит на бескрайнее синее полотно вечности по ту сторону мира до следующего утра. *** Данка тихонько улыбалась, чувствуя, как губы сами наполняются смехом, пока любовь переполняет ее сердце до отказа. Это было так красиво – когда люди по-настоящему любили друг друга. Когда их любовь творила чудеса, истинные и чистые, простые и совершенно невозможные, но при этом такие естественные. Мефнут ведь и впрямь ничего не делала, но и сделала при этом почти невозможное. Марь не поддавалась лечению, ее можно было только уничтожить. Они с Авьен бились над маленьким Ваденом несколько часов, и все было совершенно бессмысленно. Ни энергия Черного Источника, ни единение, с помощью которого прошлой ночью они вычищали Рабов с улиц Дамерова Плеса, не помогло. Потому что марь только-только окрасила самые кончики пальцев его ног, а сам он и не понимал вовсе, что с ним что-то не так, освоившись в присутствии их с Авьен и что-то лопоча своей перепуганной до полусмерти мани. И как бы они ни пытались, как бы ни бились над ним, а исправлять в нем было просто нечего. Потому что смерть была естеством его природы, как и всех вокруг него, а значит, и стирать из мироздания было нечего – потому что все было гармонично. Потому-то и считалось, что Рабов невозможно исцелить, это Данка тоже вспомнила в самый последний момент, когда уже окончательно отчаялась вылечить ребенка. Смерть пряталась внутри человеческого тела и была естественным продолжением его жизни. Рабы становились искажением узора лишь тогда, когда поднимались с белыми лицами, когда мертвое начинало жить. А до той поры они все еще оставались естественными. А потом Мефнут запела, и это было нечто совсем иное. Не воля сверху, подчищающая узор таким образом, чтобы он не имел изъянов, а естественный ответ узора, растущего к солнцу снизу. Как неостановимая сила проклевывающегося из земли ростка. Да, его можно было лишить солнца, можно было задавить камнем, завалить щебнем, задушить засухой, но он прорастал сквозь все это, как бы сильно оно его не сдерживало. Он все равно прорастал, и чем сильнее становилось давление сверху, тем сильнее рождалось стремление снизу. Так просто! Данка рассмеялась, качая головой. Она ведь тоже ошиблась, ошибалась все это время, не видя всей картины целиком. Ей казалось, что с помощью данной сверху силы она сумеет изменить и вычистить все, что ей не нравилось в узоре вокруг нее. Что ж, сегодня ей показали, что это не в ее власти. Что не ей решать, что естественно, а что – нет. Сам узор показал ей это через Песню Мефнут, через силу самой Жизни, раскрывшей моховые глаза и явившей свою силу напрямую, наперекор воле самой Данки. Ведь она все сделала для того, чтобы не брать с собой Мефнут, считая, что яд и мрак внутри ее сердца лишь ухудшит дело. Что ж, ты всего лишь Аватара Создателя, а не сам Создатель, и не тебе решать, что естественно, а что нет. Как и то, кто может помочь тебе, а кто на это не способен. Сила Песни до сих пор дрожала в воздухе, накрыв невидимым куполом ферму и окрестные поля, но Данка ощущала, как от ее мощи все внутри ее тела дрожит и звенит в ответе. И ответ этот рождался не в энергетических узлах, как было в случае с Источниками, а в самой ее плоти, в руках и ногах, в ногтях и кончиках волос. Даже в собственных зубах она чувствовала едва заметную вибрацию, трогая их кончиком языка, будто глубоко в земле под ними быстро-быстро колотилось громадное сердце Артрены, заставляя весь мир вздрагивать вместе с собой. И все это разбудила Мефнут, та самая Мефнут, от мрака внутри которой еще прошлой ночью Данку физически мутило. Мы ничего не знаем об этом мире, пусть даже нам и кажется, что мы выучили все. Мы не знаем о нем ровным счетом ничего. Ей вспомнилось лицо Магды, сидящей напротив и держащей на руках сына в тот момент, когда запела Мефнут. Она ведь не чувствовала этой Песни, не слышала ее, потому что на этот раз звука у нее не было. Но она ощутила это внутри себя. Данка очень хорошо помнила, как вытянулось ее лицо от неясного удивления, как расслабились мышцы, прогнав прочь хмурую гримасу, как дымка затуманила взгляд, лишив его агрессии и злости, наполнив чем-то иным, неощутимым стремлением, желанием понять. Она и бы не поверила, если бы они с Авьен сказали ей о Песне. Никто бы не поверил. Только малыш Ваден в этот момент вдруг засмеялся, задергал розовыми пятками, будто кто-то щекотал их, и когда в следующий миг Данка поглядела на его ножки, никаких черных пятен там уже не было. Просто не было, будто не было их никогда. - Аватара, - позвал ее знакомый голос, и Данка обернулась, притормозив. Лорд Ликард ждал ее в гостевой комнате вместе с мужчинами, когда они с Авьен вышли наружу вместе с Магдой и Ваденом. Кажется, он назвал им свое имя, потому что теперь в его присутствии они держались очень сдержанно и с почтением, обращаясь к нему не иначе, как "милорд". Впрочем, может дело было и в манере Ликарда держать себя. Глядя на него, сложно было поверить в историю о том, что он простой ремесленник. Слишком уж прямой была его спина, слишком уверенным взгляд, выдавая человека, привыкшего повелевать. Данка уже давно присматривалась к нему, пытаясь понять, что он за человек. Он все еще не принес клятвы, хоть уже столкнулся лицом к лицу с Рабами, да и с самого начала не имел ничего против ее присутствия в этой стране. Но что-то держало его оттого, чтобы присягнуть ей, и Данке было любопытно, что именно. Сама она причины пока еще не поняла. Ликард догнал ее и остановился рядом, глядя внимательно и изучающе. - Я поговорил с мужчинами о вас, их настроение изменилось. Они видели, что вы помогли Вадену, и склонны поверить в то, кто вы. Это нужно использовать. - Никто не справится с этим лучше вас, милорд, - улыбнулась ему Данка. - Я уже обронил несколько слов на этот счет, и господин Вилем выразил желание навестить в ближайшее время своих знакомых и навести справки, не было ли замечено в окрестностях Рабов в последнее время. Заодно он расскажет и о том, что вы сделали для его семьи. - Это хорошо, милорд, - кивнула Данка. – Правда обязательно должна распространяться. Даже если мы убедим двух людей из тысячи, этого уже будет достаточно. Придет день, когда они вспомнят то, что позабыли, и эти двое убедят остальных, если понадобится. - Я тоже так подумал, нерожденная, - склонил голову Ликард и с интересом посмотрел на нее. – Могу я спросить, какие у вас дальнейшие планы? - Сейчас я осмотрю Рамина, полагаю, он уже исцелен, как и Ваден, но нужно убедиться, - отозвалась Данка, оборачиваясь к запертому сараю и кивком головы приглашая Ликарда следовать за собой. - Я не совсем это имел в виду, - сухо заметил Ликард. - Я понимаю, милорд. Но прежде, чем ехать в Латр, я должна убедиться, что очаг заражения погашен. Иначе бороться с Эвилид будет просто некому. - Я понимаю, - кивнул Ликард. Только вот когда они подошли вплотную к сараю, Данка разглядела, что засова на нем больше нет, а дверь приоткрыта. И когда она толкнула эту самую дверь и ступила в расчерченную алыми полосами закатного солнца полутьму сарая, сердце в груди окаменело, затвердевая в предвкушении медленно закипающей за краем мира бури. Потому что внутри среди лопат и грабель, телег и мешков сидела на колченогом табурете ухмыляющаяся Натлин, и ее злорадная улыбка встретила Данку затаенной ненавистью. - Думаешь, ты победила? – прошипела женщина, щуря черные глаза и скалясь ей в лицо. – Думаешь, обманула всех, бессмертная тварь, и теперь все они перед тобой на задних лапках скачут? Привела с собой ряженых, устроила здесь представление, и все тебе поверили? Ошибаешься, бхара! – Она сплюнула Данке под ноги и ожгла взглядом. - Где Рамин? – спросила Данка, уже чувствуя ответ, медленно подступающий из-за горизонта вместе с поднимающимся ночным ветром, несущим первое, совсем слабое и едва ощутимое пока касание осени. - Там, где ты его не найдешь, бхара! – расхохоталась ей в лицо Натлин, поднимаясь со стула. – Пока ты пудрила мозги этим дуракам, я отпустила его, и теперь он тебе не достанется! Ты не сможешь сделать ничего дурного моему мальчику! Не сможешь! – на последних словах она сорвалась на крик, и только выступивший из-за плеча Данки Ликард не дал ей броситься вперед и вцепиться Данке в лицо, будто взбесившейся кошке. - Не смогу, - кивнула Данка, чувствуя, как с каждым мгновением все внутри нее твердеет все больше. - Ты уже сделала для него все дурное, что только могла. Он был бы исцелен, коли ты не выпустила бы его отсюда. Он бы остался в живых. - Ты лжешь! – выкрикнула ей в лицо Натлин, но Данка уже не стала ее слушать. Она развернулась и вышла прочь из сарая, взглянув на раскинувшиеся вокруг поля. Холодный ветер поднялся на востоке и дохнул на высокие травы, заставив их склониться вперед, почти улечься к ногам Данки. Небо быстро набиралось синевы, остывая после долгого горячего дня, но осень уже скалила зубы издали, и сверкающие звезды становились все более колючими. Рамин ушел до того, как Песня Мефнут накрыла эту маленькую ферму, Данка знала это точно так же ясно, как и то, что догнать его они уже не успеют. Как и то, что сражение только начиналось, и пусть первая победа сегодня была одержана, до конца битвы было очень и очень далеко. - Я полагаю, теперь вы примете решение остаться здесь? – усталым голосом спросил ее лорд Ликард. Данка только кивнула ему, ощущая, как надвигается буря из-за края мира. Ощущая это всем своим существом.