Гарем
Спустя несколько недель гарем пришёл в обычное состояние. Девушки работали не покладая рук, праздников в ближайшее время не намечалось, единственной отрадой в этих скучных неделях для наложниц были постоянные стычки между Махидевран и Хюррем. Черкешенка вела себя вызывающе, хотя это было несвойственно её теперешнему хрупкому положению. Рыжеволосая же пыталась каждый раз или отразить словесную атаку своей главной соперницы, или же вести себя как-будто Баш-кадины вовсе не существовало. Именно железное спокойствие Русинки и её игнорирование всех провокаций Весенней Розы раздражало её до глубины души. Черкешенке было невдомёк, что Хюррем соблюдает вежливую дистанцию только для хоть какого-то соблюдения гаремных порядков. Рыжеволосая ждала того дня, когда она родит на свет своего первенца и утрёт нос Баш-кадине Повелителя. Практически каждая попытка спровоцировать Хюррем на ссору передавалась Валиде Султан её верной Дайе Хатун. Хазнедар всячески следила за тем, как себя ведут главные женщины Повелителя и не упускала возможности доложить о той или иной ситуации своей Госпоже. Айше-Хафса была разочарована своей первой невесткой. По возвращению Сулеймана из похода, Валиде намеревалась поговорить с ним о дальнейшей судьбе его первой супруги. Такое вызывающее поведение раздражало Айше-Хафсу, и та всерьёз задумывалась над ссылкой Черкешенки. В один из таких шумных дней, Мария с твёрдой решительностью направлялась в покои агов гарема. Одна назойливая мысль посещала её достаточно давно, и не давала ей покоя на протяжении последней недели. Отчего-то в лучшей подруге Хюррем проснулось неудержимое желание стать мусульманкой. Чем это было вызвано, не могла с точностью сказать и сама Мария. Руководствовалась ли она завистью, глядя на свою подругу, или же просто хотела быть поближе к ней, Мария всё же решила принять ислам. Сюмбюль-ага охотно ответил ей в этой просьбе, и дал благозвучное имя — Гюльнихаль. Означало же оно — «Нежная роза».Комната Хюррем Хатун
— Узнают, что ты так хорошо владеешь турецким и в устной, и в письменной форме, подумают, что ты — засланная врагами шпионка, помяни моё слово. — Екатерина недовольно бурчала на протяжении получаса, пока её подопечная писала любовное письмо своему Падишаху. Такие фривольные обороты и слащавые речи казались Медичи не признаком любви, скорее признаком полного подчинения, что ей вовсе не нравилось. — Я писала ему такие же письма в прошлой жизни, он был рад их читать и хранил у себя на протяжении многих лет. — Рыжеволосая пыталась оправдаться, но посмотрев на своего Хранителя, она осознала, что ей не удастся её переубедить. — Ты права, мой турецкий слишком чист. Но даже если они начнут под меня копать, и искать информацию — они ничего не найдут, я же не шпионка. — Врагам не нужны доказательства, чтобы тебя уничтожить. Хватит сплетни, семени сомнения, и ты уже не в Раю Повелителя. Вспомни себя в свои годы. Ты на протяжении долгих лет сеяла сомнения в сердце Повелителя насчёт Шехзаде Мустафы и Ибрагима паши. Оно бы дало свои плоды, если бы я не переместила твоё сознание на пару десятков лет назад. — Я бы победила Ибрагима?! — Хюррем не уставала поражаться своему несбывшемуся будущему и тем ошибкам, которые она совершала раньше. — По той линии времени, Ибрагим был бы казнён за свою неусмиримую гордыню, а Мустафу ты бы оклеветала в сговоре с персидским шахом. Оба были бы мертвы, рано или поздно. — Я не думала, что мне это удастся. — Хюррем задумалась на пару минут, не заметив как она случайно поставила жирную кляксу в своём письме. — Подожди, если я в будущем бы победила, зачем тогда мы вернулись изменять прошлое? — Твои сыновья перебьют друг друга в борьбе за трон. Ни Селим, ни Баязид не были достойными в полной мере и боролись за трон не на жизнь, а на смерть. Джихангир умер бы вслед за Мустафой, они были так близки, он не выдержал казни своего старшего брата. Никто из твоих детей не был бы счастлив в той жизни, Хюррем. Ценой твоей победы, они потеряли спокойствие и возможность прожить счастливую долгую жизнь. — Я и не думала, что это обернётся так… — от представления всех этих страшных картин Русинке стало тяжело дышать, нарастающая истерика начала захватывать организм будущей Султанши. Хранитель начала быстро успокаивать Рыжеволосую, не забывая о её беременности. — Хюррем, ты носишь ребёнка! Сейчас будешь истерить — потеряешь Мехмеда, так его и не родив. Успокойся, быстро! Мы здесь не для того чтобы терять твоих детей, а для их светлого будущего. — Т…ты права… — Хюррем начала глубоко дышать и только спустя несколько минут она смогла успокоиться. Теперь главная цель будущей Султанши была не любовь Падишаха, а счастье её детей. — Я исправлю то, что натворила. Я больше не буду глупой рабыней. Я устраню всех, кто захочет навредить моим детям. — Умница. Хороший настрой, боевой. Всё будет хорошо. — Екатерина продолжала успокаивать свою подопечную и привлекла её внимание на дверь, в которую уже несколько раз постучали. — Войдите! — Русинка громко крикнула и удивлённо обнаружила на пороге своей комнаты свою подругу — Марию. — Мария, я рада тебя видеть! Тебя разве не отправили убирать? Я думала, ты внизу помогаешь девушкам. — Я помогла им и меня отпустили отдохнуть. Хюррем, у меня для тебя новость! — Мария, вернее уже Гюльнихаль, не могла держать в себе такую новость и стремилась побыстрее поделиться ею с Хюррем. — Ты вся светишься. Что произошло? — Хюррем, я приняла ислам. Я — мусульманка! Меня теперь зовут Гюльнихаль! Сердце рыжеволосой пропустило удар. «История хочет сбыться. Она хочет вернуться в прежнее русло» — вспоминала она слова своей хранительницы. Внезапно Хюррем осенило воспоминание о том, что Гюльнихаль была с Падишахом и была отравлена за это её собственными руками. К удивлению и осознанию той ситуации, Хюррем с ужасом обнаружила, что тогда не стыдилась сделанного и не жалела об этом происшествии. Она мысленно поражалась своей неуёмной ревности и жестокости по отношению к своей лучшей подруге. Чем её предательство было лучше поступка Марии? Ничем, даже хуже. Бедняжку хотя бы заставили идти к Падишаху, а Рыжеволосая выплеснула на неё весь свой гнев, забыв обижаться на самого Повелителя. С трудом натянув на себя улыбку, Хюррем одобрительно кивнула и обняла свою подругу. — Ты молодец, Гюльнихаль! Мусульманским женщинам гораздо легче выжить в этом дворце. Тебя с большей охотой возьмут замуж, когда придёт время. — Ты не гневаешься на меня, Хюррем? — Гюльнихаль удивлённо посмотрела на свою подругу, отмечая, что с каждым днём Хюррем становилась всё более спокойной и рассудительной. — Что ты? Ты — моя лучшая подруга. Ближе тебя у меня никого здесь нет. Если тебе так нужно, я приму это и не буду тебе мешать. Подруги ещё раз обнялись, пытаясь скрепить сложившуюся ситуацию подобными узами. Они обе не хотели друг друга терять. Но теперь Гюльнихаль хотела большего и мечтала о месте Хюррем, не осознавая этого до конца. Хюррем же в свою очередь знала, что избавится от своей подруги, как только та захочет по своей воле чего-то большего. Предательства она не простит.Покои Махидевран Султан
Махидевран задумчиво расчёсывала свои волосы, пока служанка помогала ей разложить все оставшиеся украшения по шкатулкам. Рядом сновала верная Гюльшах, готовившая ей некое лекарство по совету лекарши. Баш-кадину уже пару недель не отпускали ночные кошмары, от них появились неудержимые переживания и соответственно — боль в сердце. Черкешенку сильно беспокоила ситуация, сложившаяся с Хюррем Хатун. Русская тварь беременна. Махидевран неустанно молила Аллаха о скором выкидыше у своей соперницы, иногда и вовсе желала ей смерти. Гюльшах всячески поддерживала свою Госпожу и поддакивала на все увещевания в сторону Русской рабыни. Их разговор перетек в другое русло только тогда, когда Махидевран заметила странный пузырёк в руках своей помощницы. — Это что за лекарство такое? Мне его надо пить? — Госпожа, это сердечные капли. Лекарь посоветовала. Всего несколько капель, больше нельзя, если вылить больше — смерть. Идея отравить соперницу возникла в голове Черкешенки молниеносно, как только прозвучало слово «смерть». Весеннюю розу совершенно не беспокоили предупреждения Валиде Султан, она уже и забыла о своём последнем шансе и практически пожизненной ссылке в случае какого-либо происшествия. План созрел моментально. Махидевран с хитрым выражением лица смотрела на заветный пузырёк, не отрываясь. Лишь спустя несколько задумчивых минут, она вновь продолжила разговор. — Дай мне его, Гюльшах. Этот пузырёк. Я спрячу его. — Зачем, моя Госпожа? — Я от Мустафы спрячу. Не дай Аллах, он наткнется на этот пузырёк, беды не миновать. Служанка сдалась сразу же после последнего предложения. Её госпожа была абсолютно права, но то, как она говорила об этом пузырьке — настораживало Гюльшах. В глазах Махидевран уже вовсю плескалось предвкушение от предстоящей мести и такое огромное количество ненависти, что Гюльшах не сомневалась в своих догадках — Махидевран думала как расправиться с Хюррем. Плохо скрываемое торжество выдавало Черкешенку с головой. Гюльшах начала переживать за будущее своей Госпожи. Мысли Гюльшах прервал приход Хатидже Султан. Служанки тут же покинули покои Баш-кадины, давая посплетничать Махидевран и Хатидже. Сестра Повелителя обеспокоенно осмотрела Махидевран, и заметив что-то подозрительное в ней, наконец высказала свои опасения: — Я как услышала о беременности Хюррем, сразу к тебе пришла. Как ты, Махидевран? — Спасибо за ваше беспокойство, Госпожа. Я держусь. На всё то воля Аллаха, что я могу сделать? — Не переживай, Махидевран. У тебя всё ещё есть Мустафа, удели ему время, а не своим переживаниям по поводу соперницы. — Да, Госпожа. Так и сделаю. Лучше о себе расскажите. Как ты себя чувствуешь? Ты такая грустная в последнее время. — Валиде хочет меня снова замуж выдать. Первый раз выдали за нелюбимого, и второй раз так же собираются. — У тебя есть кто-то на примете, Хатидже? Быть может ты сама выскажешь, за кого ты хочешь замуж? — Я не могу, Махидевран. Тот, по кому страдает моё сердце, не любит меня и не хочет на мне жениться. — Ты уверена в этом? — Да, я видела это в его взгляде и в его поведении. Он разбил мне сердце. — Ибрагим тот, по кому ты страдаешь? — Махидевран с хитрой улыбкой посмотрела на свою Госпожу, увидев как она встрепенулась при упоминании Хранителя Покоев. — Махидевран! Как ты догадалась? Только никому не говори, это позор. — Хорошо, я никому не скажу. Но Ибрагим такой хороший, может ты напишешь ему письмо? Напомнишь о себе, и он оттает? — Я подумаю над этим. Спасибо за совет, Махидевран. И улыбнувшись друг другу, девушки утешающе обнялись. Хатидже напрягало железное спокойствие и смирение Махидевран. Она что-то задумала, Хатидже чувствовала это нутром.Покои Валиде Султан
Валиде и Дайе Хатун занимались делами гарема уже на протяжении нескольких часов. Поход истощил казну и приходилось покрывать расходы из своих средств, чем Айше-Хафса и занималась. Когда же они закончили с бумагами, Валиде приказала принести шербет с лукумом, и посадила рядом с собой свою верную подругу, дабы поболтать. — Я вчера поговорила с дочкой о свадьбе. Хатидже так смутилась, услышав мои планы. Даже не смотря на моё предложение — она продолжает страдать. Я бы подумала, что она страдает от разбитого сердца, но она же никого из мужчин не видит. Как такое возможно, Дайе? — Госпожа, может Хатидже Султан только волнуется из-за предстоящей свадьбы и разлуки с вами? Вспомните, как тяжело она перенесла прошлую свадьбу. Ей было так тяжело выходить за старого пашу. — Ты права, Дайе. Новый муж должен быть красивым, молодым, умным и с хорошим будущим в совете Дивана. Не могу только найти подходящую кандидатуру. — Повелитель вернётся с похода, и с помощью Аллаха вы найдёте нужного человека для Хатидже Султан. — Аминь, аминь. Как там Хюррем? Она ни в чём не нуждается? — Хюррем Хатун почти всё время сидит в отдельной комнате, которую вы для неё выделили. Она учится, много читает, Нигяр Калфа недавно жаловалась, что Хюррем уже ей надоела со своими просьбами, то ей хочется перепелов, то дайте бумагу — написать письмо любимому Падишаху. В целом, ведёт она себя спокойно — девушек в Гареме не задирает, они в свою очередь относятся к ней с почтением. — Это всё маленькие прихоти, связаны токсикозом, Дайе. Помню, и у меня такое было несколько раз. Бывают дни, когда очень очень хочется чего-то, часто ты даже не можешь понять чего. Ох уж эти причуды беременности. — Валиде тихо засмеялась, вспоминая все свои прихоти во время беременности. — Махидевран продолжает её задевать? — Да, моя Госпожа. Не упускает возможности почти каждый раз при встрече с Хюррем Хатун. Благо, Хюррем продолжает игнорировать её нападки, иногда позволяет себе что-то тихо ответить, что ставит Махидевран в неловкое положение. — Где это видано, Дайе, чтобы главная супруга Падишаха ведёт себя как недостойная рабыня? Я поговорю с Повелителем. Такая мать Шехзаде не может научить его ничему хорошему. — Вы правы, Валиде Султан.Покои Хатидже Султан
Хатидже последовала совету Махидевран и начала писать письмо Ибрагиму. В письме она вновь пыталась выразить ему свои безответные чувства, показать, насколько сильны её намерения по отношению к нему. Хатидже всем сердцем желала завоевать его расположение и заставить его ответить взаимностью. То, что это было в высшей степени эгоистично — её ничуть не волновало. Она же Госпожа. — Вы пишете письмо Ибрагиму? — Гюльфем хатун тихо подошла к своей Госпоже и задумчиво осмотрела Хатидже Султан. Та выглядела необычно вдохновленной и полной намерений совершить то, чего она так долго ждала. Это немного пугало. — Да, Гюльфем. Махидевран посоветовала мне написать ему и ещё раз признаться в своих чувствах, может он оттает и не будет так холоден ко мне. — Госпожа, нельзя же насильно заставить любить человека. — Гюльфем, я открою ему столько возможностей, если мы поженимся. Он получит должность в совете Дивана, кучу золота и почёт среди остальных. Кто сможет от такого отказаться? — Ибрагим сможет. Если он вас не любит. — Гюльфем пыталась мягко осадить глупые мечты своей Госпожи, но та будто её и не слышала. Бывшая супруга Султана отметила про себя, что Хатидже с каждым днём всё больше превращается в эгоистичную госпожу, перед которой весь мир должен склонятся. Он не будет этого хотеть, так как она этого не заслужила, но сестра Повелителя своим плачем и истерикой заставит преклонить пред собой весь мир. Правда никакой любви и уважения она этим не добьётся. Как открыть глаза Хатидже, Гюльфем не знала. — Вы про беременность Хюррем тоже написали? — Да, внесла пару строк об этом внизу, пусть брату передаст. Это должно окрылить Повелителя. — Хатидже немного задумалась и решила высказать свои опасения своей подруге. — Меня в последнее время напрягает Махидевран. Она ведёт себя очень тихо в своих покоях. Она так спокойно отнеслась к новости о беременности Хюррем, что я невольно задаюсь вопросом: а не задумала ли она что-нибудь? Это настораживает. — Махидевран Султан ведёт себя не совсем корректно по отношению к гарему Повелителя. Она ревностно пытается защитить свою любовь, которой у них с Падишахом уже нет. — Да, ты права. Как бы она опять не выкинула чего-то. Я боюсь за Хюррем. Она хорошая девушка и не заслуживает столько ненависти. — Вы поймёте Махидевран, Когда выйдете замуж, Госпожа. Одна мысль о том, что ваш супруг может полюбить другую — будет уничтожать ваше сердце изнутри до тех пор, пока в нём не останется любви — только ненависть. Так и рушатся отношения. — Да, но мой брат — Повелитель. Ему положено иметь много женщин. Не сравнивай меня и Махидевран, Гюльфем. Если мой муж мне изменит — я разведусь с ним и уничтожу его, как он уничтожил нашу любовь. — Простите, Госпожа. Вы абсолютно правы.