***
Спешно ведя за собой молодую королеву, Екатерина не могла унять тревоги при одном взгляде на Марию. В одной ночнушке, покрытая красными пятнами от кровоподтёков, и со взглядом до смерти напуганного оленёнка. Медичи невольно вспомнила себя, когда ей пришлось пережить страшное обстоятельство детства, навсегда отложившее определённый отпечаток в её душе. — Мария, где Франциск? Вы знаете? — Она не стала ходить вокруг да около, заведя невестку в безопасное место — её покои. Девушка продолжала судорожно дышать, словно находилась она на грани истерики. — Я… Не знаю, они пришли за Франциском, хотели ему отомстить. Они сказали, что его здесь нет. А когда поняли, что проиграли, они… — Мария до боли закусила губу, тем самым заставив себя не произносить в слух страшное признание. Как только это будет ею произнесено — это станет правдой, а темноволосая шотландка до сих пор надеялась, что это всего лишь страшный сон. — Мария… — Екатерину внезапно озарило осознание произошедшего. Этот взгляд она знала как никто другой. — Бедное моё дитя… — Нет! Не подходите, прошу вас. — Стюарт отшатнулась от свекрови словно прокаженная и отошла от неё на несколько шагов. — Что они с вами сделали? — Протестанты пришли отомстить Франциску. Они намеревались его убить. Я сопротивлялась, одного ударила по голове, а другой… — она опустила взгляд, не решаясь продолжать. — Я спрошу только один раз, — Екатерина мягко сделала один шаг вперёд. — Чтобы мы обе знали, что произошло с вами этой ночью. Вас изнасиловали? Услышав фразу, подтверждающую реальность происходящего, Мария не смогла сдержать слёз. Присев под столом, и стремясь хоть как-то себя защитить, девушка прижала ноги к себе, не подпуская Екатерину ближе. Её слёзы были подтверждением самым страшным опасениям Королевы-матери. — Внезапно пришедшая картина из далёкого прошлого, когда Мария была ещё рядом с ней, заставила Екатерину мысленно подтвердить слова лекарши, когда они с Хюррем пришли обратно в лазарет. Мелек Хатун была точно таким же запуганным оленёнком, и вздрагивала от каждого шага в её сторону. Каждого движения. Слёзы на её лице казалось уже высохли, но им на смену быстро приходили новые, истерика юной фаворитки не прекращалась. Положив руку на плечо Русинке, которую, соответственно, никто кроме рыжеволосой не заметил, Екатерина привлекла мимолётное внимание будущей Хасеки. — Хюррем, она была изнасилована. Это правда. Вероятно даже не один раз. Роксолана еле заметно кивнула нематериальной фигуре её хранителя, с огромной тяжестью сдерживая внезапный приступ слёз и тошноты. Беременность всегда делала её сентиментальной. Даже угроза, исходящая от наложницы ушла на другой план. Сейчас перед Хюррем лежала на койке лазарета юная девушка, годящаяся по реальному возрасту ей в дочери, над которой так тяжело издевалась судьба. Робко сделав первый шаг в её сторону, рыжеволосая примирительно подняла руки и ободряюще попыталась ей улыбнуться, дабы лишний раз не спугнуть. — Мелек, я не причиню тебе зла. Я хочу помочь. Искренне хочу помочь. Ты веришь мне? — она протянула руку лежавшей девушке, дожидаясь пока та согласится принять её помощь. Спустя минуту размышлений, Мелек неловко подала султаншу свою руку, показывая свою открытость ей. — Дорогая, я знаю, что с тобой произошло. — Рыжеволосая мягко села на край кровати, всё ещё держа руку наложницы. — Я помогу. Тебе теперь ничего не угрожает, я защищу тебя. Всё будет хорошо. — Госпожа… — славянская фаворитка разрыдалась и крепко обняла беременную султаншу, ища поддержки в её объятиях. Так они и остались сидеть до поздней ночи.***
— Госудааарь, я весь вечер дожидался вас, вы так поздно приехали. — Сюмбюль-ага шустро засеменил за пришедшим Повелителем и зашёл за ним в его покои. Султан устало снял тюрбан и кафтан и вздохнув, посмотрел на главного агу. — У тебя что-то срочное, Сюмбюль? Что-то в гареме? Что-то с Хюррем? — Нет, мой Повелитель, что вы, наш гарем и наша Султанша в полном порядке, слава Аллаху. — Евнух довольно поднял палец в излюбленной манере и цокнул. — Но у меня для вас важная новость, Повелитель. Мелек Хатун, вашу отосланную фаворитку, привезли обратно во дворец. Она сейчас в лазарете, очень плоха. — Эти негодяи с ней что-то сделали? — Сулейман грозно посмотрел на главного евнуха, от взгляда которого тот невольно содрогнулся. — Насколько мне известно, Повелитель, девушку избивали, она в ссадинах, синяках и ранах. Имеется сотрясение и треснуто ребро, кроме этого, её жизни ничего не угрожает. Хюррем Султан лично приняла девушку обратно в гарем, проследила за её осмотром и повелела нам присматривать за Хатун. — Передай мою благодарность Хюррем, она хорошо заботится о моём гареме. — Сулейман довольно улыбнулся, ощущая гордость за свою главную наложницу. Она была гораздо спокойнее Махидевран и гораздо выше этих нелепых склок из-за ревности к Падишаху. — Это ещё не всё, Повелитель. Мелек Хатун в положении. Это чудо, что в таких обстоятельствах ребёнок выжил. — Как в положении? Это точно? — радость Султана словно рукой сняло. Да, в глубине души он был рад будущему ребёнку, но мысленно он представлял себе, что детей ему подарит только его смеющаяся Госпожа. — Лекарь подтвердила, Повелитель. Хюррем Султан может засвидетельствовать, она сама всё видела. — Как Хюррем восприняла эту новость, Сюмбюль? — Сулейман выжидающе уставился на своего верного слугу. Наложницы это одно, но дети от других, это совсем другое. И если Султан знал, как тяжело его возлюбленная переносит других женщин, то что уж говорить о детях от них. Тем более, она сама ждёт малыша. — Хюррем Султан была поражена не меньше вашего, и до сих пор приходит в себя после этой новости. Она очень опечалена, мой Государь. Простите мне мою дерзость, но лучше бы вам посетить её и утешить, мы с Нигяр Калфой не в состоянии вытащить её из той депрессии, в которую она ушла. Госпожа в положении, ей ведь нельзя переживать. — Ты прав, Сюмбюль. Сначала проведаю Мелек, затем быстро к Хюррем. Он тут же направился в сторону лазарета. Сопровождавший его Сюмбюль-ага еле поспевал за решительным Падишахом.***
— Хюррем? — Сулейман был поражен картине, представшей перед ним. Намереваясь навестить Мелек Хатун в лазарете, он застаёт рыдающую фаворитку вместе со своей супругой. И они обнимались. — Чшш, я её только начала успокаивать. — Роксолана приложила палец к губам, призывая Падишаха молчать и продолжила ему шептать. — Сулейман, как только она уснёт я тут же приду к тебе и всё объясню. Пожалуйста, не сейчас. Она боится людей, находящихся рядом с ней. Султану не нужно было объяснять дважды. Согласно кивнув, он вновь поразился великодушию своей главной супруги и медленно бредя, вернулся в свои покои. Обескураженный Сюмбюль плёлся за султаном также медленно, ожидая от того приказов. — Судя по всему, девушку сильно избивали и мучали, Сюмбюль. Видел, как она прижалась к Хюррем? Она пережила слишком много, судя по всему. Следует наказать этих негодяев. По всей строгости. Сначала пытать, затем четвертовать. И в назидание всем, мы сделаем это публично. — Ибрагим Паша уже занимается этим, Повелитель. Он разыскивает сбежавших разбойников, я уверен, справедливость восторжествует. — Никто на этой земле не имеет права вести себя так с моими женщинами. Даже если они пробыли у меня всего пару дней. Это — султанский гарем, как у этих тварей только рука поднялась на мою наложницу? Лично отрублю голову каждому, кто прикоснулся к ней.