Покои Повелителя. Тот же вечер
Хюррем пришла к Повелителю сразу же после того, как успокоила рыдающую Мелек Хатун. Девушка обо всём ей рассказала и рыжеволосая госпожа решила всеми силами помочь бедной Хатун. Тем более после того, как о её беременности узнают все остальные, лучше будет держать эту девчонку при себе и не упускать её из виду. — Хюррем, как Мелек? Сюмбюль доложил, что девушка беременна, но очень плоха после похищения. Ей лучше? — Сулейман… Сюмбюль знает не всё. И рассказал тебе не обо всём. — Русинка опустила глаза, совершенно не зная, как при дальнейших обстоятельствах смягчить гнев Повелителя и уберечь девушку с ребёнком. — Что ты имеешь ввиду, любовь моя? Что-то ещё произошло? — Сулейман настороженно приподнял её голову за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза. — Хюррем, рассказывай. Не утаивай от меня ничего. — Твоя фаворитка была… изнасилована во время набега разбойников. Несколько раз. И мы не можем сопоставить, чьего ребёнка в себе она носит, твоего или нет. — Выпалив всё как на духу, девушка замерла и исподлобья наблюдала за реакцией Падишаха на эту новость. Быстро проснувшаяся ярость, гнев и неверие сразу отразились на его лице. Отпустив Хюррем, он отошёл ко столу и стукнул дерево столешницы кулаком, видно от бессилия. — Как я могу управлять своим государством, если даже не могу уберечь своих женщин от чужого посягательства?! — сердце Роксоланы словно полоснуло ножом последняя произнесенная им фраза. «Он считает её своей женщиной. Ну конечно же, она ведь часть его гарема. Хюррем, успокойся. » — русинка сжала руки до кровавых следов, всё ещё стараясь унять болезненный вздох от жгучей ревности. Небольшая боль в животе напомнила молодой женщине о том, что ей нельзя переживать, и казалось это отрезвляло её. — Сулейман, ты ведь ни в чём не виноват. Хатун провинилась, согласно правилам — её выслали, то что с ней произошло никак не наша вина. Никто не знал, что разбойники нападут конкретно на эту карету. — Хюррем, ведь в её чреве возможно мой ребёнок. Что мне делать, когда он родится? А если это будет не мой сын? Как мне предугадать это? Я не позволю отродию какого-то раба занять Османский престол, чисто из-за ошибки. «Он хотя бы понимает, что ребёнка нельзя допустить к престолонаследию. Слава Аллаху, хотя бы так станет легче». — Возможно, разумным будет втайне отправить мальчика в бездетную семью, и инсценировать его смерть, если он не будет похож на вас, Повелитель. А если же родится девочка, то одной Султаншей во дворце станет больше. — Ты права, Хюррем. — Наконец взяв себя в руки, Сулейман пришёл к подобному выводу и посмотрел на побледневшую султаншу. — Дорогая, тебе ведь нельзя волноваться, ты навредишь нашему будущему шехзаде. — Султанше. Нашей маленькой Султанше. — Рыжеволосая грустно усмехнулась, вновь прикасаясь к своему плоскому животу. — Хорошо, пусть будет Султанша. Поверь мне, меньше я от этого любить её не стану. — Сулейман радостно взял руки Хюррем в свои и нежно поцеловал её ладони, будто благодаря её за выдержку в этой сложной ситуации и трезвый холодный ум, который ему так сейчас пригодился. — Хюррем, только не говори об этом Валиде. Она не должна знать, что благодаря нашей недальновидности, в гареме ходит вероятно не от меня беременная наложница. — Валиде сразу плохо станет, если она вдруг узнает об этом. Я не расскажу, и лекарь, осматривающий Мелек, также будет молчать. Я уже всем всё приказала. — Тебе ведь только шестнадцать, госпожа моя? — Сулейман хитро прищурился. — В этом году мне уже семнадцать исполнится. А что? — Роксолана не понимающе смотрела на улыбающегося Падишаха. — Ты хитрее и мудрее всех моих улемов, моя смеющаяся Госпожа. Вот отправлю тебя в совет дивана, будешь нам с Ибрагимом помогать в завоевании мира! — Сулеймааан… — она заливисто засмеялась. — Валиде точно плохо станет, если она узнает о твоих планах. Мне не место в политике, я ещё слишком молода для этого. — Зато я знаю, где сейчас тебе уже точно есть место, моя Султанша. — Сулейман ласково начал целовать шею девушки и медленно развязывать её платье. — Сулейман, я же беременна! — Я аккуратно.***
Виктория брела уже второй день по Стамбулу в поисках некоего человека по имени Бурджук-ага, которого ей велел отыскать её Владыка — Лайош, или же «случайно» наткнуться на Насуха-эфенди, по настоянию её сообщницы из Старого дворца — Махидевран, и попытаться пробраться в Топкапы под тем или иным предлогом. Девушка спала на мешках с мукой, когда рано утром её разбудили рабочие и заставили таскать мешки вместе с остальными агами. Девушку переодетую в мужчину продолжали заставлять работать в течение нескольких часов, пока её за плечо не одернул стражник дворца — Бурджук-ага, тайно засланный венгерским королём в Османский дворец. — Виктория, это ты? Я ждал тебя гораздо раньше, где тебя носило? — Виктория лишь кивнула и только собралась объясняться со своим напарником, как их разговор обнаружил её временный хозяин. Быстро сориентировавшись, Бонжук-ага спрятал «поддельника» за спину и начал драку, в то время как Виктория бросилась бежать в сторону дворца. Бродя в переулках Стамбула, она заметила за собой хвост и спешно продолжила прятаться от нежелательной погони. Когда по своему незнанию девушка забрела в тупик, единственным выходом, который она видела на тот момент — это залезть по стене на крышу минарета и продолжать бежать уже вверху. Благодаря ловкости и сноровке, шпионка Лайоша забралась на крышу и продолжила бежать, но погоня не прекращалась — люди хозяина поняли её план и бежали за ней, чуть ли не дыша ей в спину. Добежав до края крыши, венгерка увидела оживленную улицу и только один возможный исход побега — прыгать с потенциально опасной высоты вниз. Обернувшись и увидев, что люди уже направляются в её сторону, девушка делает шаг вперёд и прыгает с края, падая сплошмя на поверхность. Потеряв сознание, вдова Графа Ариэля не ощутила, как её на руки подхватил обнаруживший её Матракчи Насух Эфенди и понёс в своё жилище.Дворец в Эдирне
— Валиде, сколько мы будем находиться здесь? — Хатидже Султан уже некоторое время вместе с матерью находилась во дворце в Эдирне для того, чтобы поправить своё здоровье или же не мешать Повелителю готовить свадьбу Ибрагима с его потаскухой, как она прозвала ненавистную Мухсине-хатун в своей голове. — Мы здесь пробудем недолго, нам следует скоро вернуться во дворец, так как одна Хюррем не справится с управлением всего гарема. Она ещё молода и в положении, ей не до гарема, дочка. — Айше-Хафса вместе с Хатидже и несколькими служанками поодаль гуляли по саду дворца Эдирне, наслаждаясь погодой этого солнечного дня. — Вы слишком доверяете этой русской рабыне, Валиде. — Хатидже аж передёрнуло от того, как заботливо её собственная мать упоминала какую-то русскую наложницу, захватившую власть над Падишахом и гаремом. — Ты всё ещё не можешь простить Хюррем, Хатидже? Она ведь ради тебя старалась. Ты всё ещё продолжаешь её обвинять? — Валиде непонимающе наблюдала за дочерью, видя, как та становится злее при каждом упоминании о любимице их Повелителя. — Матушка, если бы не она с её «добродушностью», возможно я бы уже могла выйти замуж за Ибрагима и всего этого кошмара, который произошёл — не было. Валиде Султан внезапно остановилась, приказала жестом руки отойти служанкам на несколько шагов назад, дабы не слушали их разговор и грубо дёрнула дочь за руку, уводя её в глубь сада. — Даже если бы Хюррем случайно не проболталась о твоей влюбленности в тогдашнего хранителя покоев, этому браку я всё равно не позволила бы свершиться, Хатидже! Как ты можешь себя так опрометчиво вести? Как ты можешь ставить свои земные потребности выше долга, который ты обязана нести, подобно всем нам и твоим сёстрам? Ты позоришь наш род такими выходками. Так должна вести себя Османская госпожа?! Ты потеряла голову из-за этого греческого раба и хочешь, чтобы мы все плясали под твою дудку и позволили тебе делать, что ты хочешь! Заруби себе на носу, Ибрагим тебя не любил и не полюбит! Ваш брак никогда не был возможен! Это против всех устоев и правил нашего дворца. Он женится на дочери Искандера Паши и построит семью с девушкой его ранга, он поступает в этой ситуации мудрее, чем ты. Ты так напоминаешь мне Фатьму, стала такой же упрямой и своевольной. Я отправляюсь обратно во дворец, а ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока между Ибрагимом и Мухсине не будет проведен обряд никяха. Молись, чтобы это было как можно скорее. — Бросив дочь одну в саду, мать Падишаха кивнула служанкам и в их сопровождении вернулась во дворец. Юная Госпожа стояла в шоке, на протяжении нескольких минут, пока не осознала, что она осталась одна. Обнаружив, что в саду кроме неё никого нет, девушка присела на каменную ограду небольшого пруда и тихо заплакала от бессилия.Покои Повелителя
— Мы боялись, что это произойдёт, Ибрагим. И я не смог этого предотвратить, как бы не хотел. — Повелитель, девушка жива и ваш ребёнок также жив, всё обошлось, Слава Аллаху. — Ибрагим не мог понять, отчего Падишах мира с самого утра сам не свой. Вроде бы с задачей они справились, вернули похищенную фаворитку, даже с ребёнком Султана, и это был максимально хороший исход событий, который Ибрагим мог только представить. — Они не только избивали мою фаворитку, Паргалы. — Сулейман посмотрел на своего Визиря с неудерживаемой злостью, будто кто-то посягнул на его вещь и сломал её. — Повелитель…неужели? — Паргалы было трудно осознать, что с этой девушкой могло произойти настолько большое потрясение. Но это… — Повелитель, ребёнок, которого носит Хатун… — Неизвестно. Невозможно сопоставить. Я выслал её сразу после проведенной с ней ночи, а как она рассказала Хюррем, уже в первый день похищения она подвергалась насилию. Я должен найти этих нечестивцев и казнить собственноручно. — Да, мой Повелитель. Как скажете. Мы уже вышли на их след, не сегодня — завтра, мы обнаружим их и справедливость восторжествует. — Хорошо, Ибрагим. Я не успокоюсь, пока не найду этих тварей, и не уничтожу каждого, кто покусился на мой гарем. Паргалы испуганно опустил голову, в душе радуясь, что причиной злости Падишаха является не он. Ему хватило в прошлый раз получить по шее за то, что он нагло отверг любовь Хатидже Султан, но слава Всевышнему — Хюррем Султан уговорила Повелителя не злиться на него, чему Ибрагим был очень благодарен. — Мой Повелитель, простите мне моё любопытство… Но что будет с ребёнком, если точно неизвестно, чей он? — Мы дождемся его рождения. Если родится мальчик, всё окажется гораздо сложнее, придётся тщательно наблюдать за ним и искать сходства со мной, по цвету кожи, глаз и волос. Или же форме носа, чему угодно. Если мальчик не будет на меня похож, Хюррем предложила инсценировать его смерть и отдать его бездетной семье. Если же родится девочка, оставим во дворце, пусть растёт с нами. Хотя бы так я искуплю вину перед Аллахом за свою неосмотрительность. — Очень мудрое решение, Повелитель. — Не меня хвали, хвали Хюррем. Она выручила меня в этой непростой ситуации и помогла увидеть выход из этой проблемы. Я счастлив, что Аллах послал мне её, она невероятно умна не по годам. — Наша Султанша несомненно делает успехи в учебе и становится под стать нашему Повелителю. — Ибрагим усмехнулся про себя, наблюдая, как быстро возвышается его негласная союзница. С такой сильной личностью нельзя конкурировать, только дружить. — Повелитель, как Госпожа отреагировала на приезд вашей фаворитки? По опыту с Махидевран султан, смею предположить, госпожа очень расстроена. — Не спрашивай, Ибрагим. Она хоть старается и не показывает этого, но я вижу, как в глубине души она ревнует и расстроена этим. Знаю, воля Хюррем, и духу наложниц в гареме не было бы. — Так может быть… — Нет. Я люблю одну Хюррем, но Валиде будет против, если я распущу гарем. Это нарушит все традиции, за которые она держится и пытается охранять. — Да, мой Повелитель. Вы как всегда правы. — Завтра привозят аравийских скакунов, Ибрагим. Ты, я, Мустафа и Хюррем пойдём выбирать лошадей тебе на свадьбу. — Я не заслуживаю такой милости, мой Падишах. — Ибрагим вновь услужливо опустил голову. — Брось, ты же мой брат. Устроим тебе пышное торжество, подарки должны быть соответствующие. — Сулейман махнул рукой и посмотрел на карту на столе, и будто вспомнив о чём-то, вновь повернулся к Великому Визирю. — Ибрагим, Матракчи ещё на Родосе? Когда он приедет? — Насух-эфенди должен был уже приехать. Я загляну на рынок сегодня вечером, и зайду к нему, если он вернулся. — Интересно, что он нам привез, Паргалы?***
— Лалезар, вещи уложи в шкафы, подарки Падишаха надо разложить по ящикам. Светильники нужно принести и побольше ковров. — Нигяр Калфа вовсю готовила покои для новой беременной наложницы Повелителя, с грустным видом следя за всеми приготовлениями. Как бы она не переживала в душе за свою рыжеволосую султаншу, долг следовало выполнять, тем более, когда Хюррем Султан с Дайе Хатун лично дали ей распоряжение. — Нигяр, как проходит подготовка комнаты? — Хюррем Султан тихо вошла в небольшие, но весьма уютные покои второй фаворитки Повелителя. — К вечеру будет всё готово, Госпожа. Мы торопимся сделать всё в лучшем виде. — Хорошо, Нигяр. Как только закончишь, переселяйте Мелек из лазарета сюда, приставь к ней Нефизе, пусть следит за её здоровьем и одну рабыню в услужение. Кого ты выбрала? — Хюррем посмотрела на девушку, складывающую немногочисленные вещи её новой госпожи. — Это Лалезар, госпожа. Лалезар, поклонись Хюррем Султан. — Нигяр рукой поманила юную рабыню, заставив ту поклониться рыжеволосой. — Она будет прислуживать Мелек Хатун. — Лалезар, у меня будет к тебе важное поручение, за отдельную плату разумеется. Ты ведь хочешь подзаработать? — Хюррем с интересом смотрела на темно-русую девушку, смущённо опустившую глаза. — Я готова преданно служить вам, Хюррем Султан. Что от меня требуется? — Рыжеволосая довольно кивнула Нигяр Калфе за удачный подбор умной рабыни. — Учти, Лалезар. Предашь меня — будешь плавать на дне Босфора сразу же, как я узнаю о твоих проделках. Будешь следить за каждым шагом своей госпожи и докладывать мне каждый вечер. Что ест, что пьёт, куда ходит с кем разговаривает, какие речи ведёт. Стань её приближенной и я тебя озолочу. А через несколько лет освобожу и выдам замуж за молодого обеспеченного господина. — Госпожа моя, я всегда к вашим услугам! Я не посмею предать вас. — Отлично. — с этими словами Хюррем достала мешочек золотых и отдала его юной рабыне, которая радостно бросилась целовать ей подол платья. Русинка знала — теперь ей следует быть всегда начеку.