Дворцовый сад Топкапы
— Мустафа, куда же ты бежишь? Погоди! — рыжеволосая не могла угнаться за маленьким шехзаде, бегущим по саду. Увидев Повелителя и Ибрагима Пашу, сын Махидевран тут же устремился к ним. — Сын мой! — Сулейман ловко подхватил прибежавшего сынишку и нежно обнял, как он обычно это делал. Ибрагим Паша поклонился, увидев приближающуюся Хюррем, которая еле перевела дух от такой беготни. — Мустафа, побереги Хюррем, она всё-таки сейчас носит твою сестрёнку. Мальчик стушевался под грозным взглядом своего отца и извиняющимся взглядом посмотрел в сторону русской кадины: — Хюррем, прости меня, я больше не буду так бегать. Запыхавшаяся русинка только махнула рукой, оперевшись о ближайшее дерево и всё ещё пыталась привести дыхание в ровный темп. Сулейман многозначительно кивнул Ибрагиму и тот помог рыжей госпоже дойти до ближайшей тахты, расположенной вдоль их тропинки. От внимательного взгляда Сулеймана не укрылось, как нежно взял Ибрагим его главную наложницу за руку, как она благодарно улыбалась ему и как между ними всё больше проявлялась некая связь. Возможно он себя накручивал, он ведь не мог сомневаться ни в Хюррем, ни в верности Ибрагима, это было исключено. Наверное. Вновь подхватив Мустафу, Сулейман сел на тахту возле рыжеволосой и посадил маленького Мустафу посередине. — Ты так доведешь меня, маленький наследник. У меня чуть сердце не выпрыгнуло, когда я не увидела тебя рядом! — Хюррем, я больше так не буду, прости меня! — в знак своей серьёзности, юный старший шехзаде обнял рыжеволосую, уткнувшись ей в плечо. Переглянувшись с Падишахом, Роксолана только с довольством заметила, как сильно за это время они с Мустафой сблизились. Да, он не называет её матерью, но она ею и не являлась и не требовала себе лишнего внимания. Для русинки самое главное было воспитать Мустафу в окружении его братьев и сестры, дабы в будущем у него никогда не поднялась рука на кого-либо из её детей. — Мустафа, нам привезли чудесных лошадей! Вы с Ибрагимом выберете самых лучших. — Повелитель, это честь для меня, я не достоин таких даров. — Ибрагим уважительно склонил голову, стоя рядом с венценосной семьёй. Взор великого визиря улавливал какое-то подозрение в глазах и движениях Падишаха, но вот только он не мог понять, что тому было причиной. — Никогда не предавай меня, Ибрагим, и ты будешь достойным всех даров, которые я сочту тебе пожаловать. — Повелитель остановил свой взгляд на Ибрагима, явно что-то заподозрившем и вновь вернул своё внимание к семье. Спустя несколько минут привезли тех самых арабских скакунов и ближайший час был весьма увлекательным для Султана и его окружения.***
— Не могу понять, что с нашим Повелителем. Госпожа, вы не находите его поведение странным? — Что вы имеете ввиду, Паша? — Хюррем мимолётно посмотрела на Ибрагима и снова обратила взор на тренирующихся в саду Сулеймана и Мустафу. — Мне кажется, наш Падишах чем-то недоволен. Или же подозревает что-то, вот только я не припомню оплошностей со своей стороны. — Ибрагим, — Хюррем тяжело вздохнула, прежде чем продолжить свою речь. — правящей семье необязательно наличие самой оплошности или же доказательств сего. Ты сам знаешь не понаслышке, стоит им нас в чём-то заподозрить — тут же полетят наши головы. Увы, такова истина этого дворца. — Вы всё не можете забыть обвинения Хатидже Султан о наших тайных «отношениях»? — Ибрагим усмехнулся, на мгновение позволив себе представить, что бы было, если бы утверждения госпожи были верны. Да, Хюррем Султан весьма хороша собой, но он, как названный брат Повелителя — никогда бы не осмелился так предать своего господина. — Как только могло прийти подобное утверждение в голову нашей Султанше? Я — женщина Падишаха, а вы скоро женитесь. Аллах Велик, и он накажет её за подобную клевету. — она не хотела поддаваться чувствам, но каждый раз вспоминая об этой ситуации — она чувствовала себя оскорбленной и непонятой. — Хатидже Султан уже наказана сполна, она не может заполучить меня в мужья. — Он пытался разрядить обстановку и у него это получилось, русинка прыснула с его издевательской шутки и еле могла сдерживать смех. — Шайтан ты, Ибрагим Паша. — Весьма польщён, Госпожа. — они шутливо и понимающе склонили головы. — Но всё-таки… присмотритесь к Повелителю. Возможно мы что-то упускаем. — он не отводил внимательного взгляда от Султана. Семья семьёй, но кошмары, преследовавшие его в последние дни и знаменующие его конец — казнью, не давали ему покоя. — Хорошо, Паша. Я узнаю в чём дело и тут же сообщу вам. — Хюррем было странно ощущать себя в подобной стезе, она раньше никогда не участвовала в подобных делах с великим визирем. Чувствуя себя сообщницей своего давнего и самого сильного врага, она невольно не могла сдержать улыбки. Судьба словно посмеивалась над ней, выдавая в этой временной линии подобные повороты.***
Направляясь в комнату своей «подопечной», Роксолана всё раздумывала над тем, как правильно успокоить юную русскую фаворитку и направить её в правильное русло. К сожалению русинки, в голову ничего не хотело приходить, в конце концов рыжеволосая решила, что разберётся на месте и не будет сейчас ломать себе этим голову. Пока она шла мимо ташлыка, навстречу ей выбежал Сюмбюль-ага, спешно поклонившийся и улыбающийся во все тридцать два зуба. — Сюмбюль, как я рада тебя видеть. У тебя всё хорошо? — Спасибо за беспокойство, моя госпожа! Слава Аллаху, я не жалуюсь. Только рабыни докучают, в другом мне забот нет. — Я очень рада. — Хюррем скользнула взглядом за его спину, заметив знакомую черную шевелюру. Когда хатун повернулась к ней вполоборота и показала часть себя, Роксолана не сдержала шумного вздоха. Сюмбюль заметил, как побледнела русская кадына при взгляде на Викторию-хатун и тут же рукой приказал ей уйти вглубь ташлыка. Тяжело дыша, девушка оперлась о стену, находя в ней хоть какую-то поддержку. — Султанша, что с вами? Это же обычная хатун! Она не пойдёт к Повелителю, будьте спокойны. — он придерживал медленно успокаивающуюся русинку. « — Садыка здесь… Значит Лука тоже скоро появится здесь… Аллах всемогущий…» — это были последние мысли, которые она уловила перед падением в бессознательное состояние. Рабыни сбежались, увидев оседающую и падающую в обморок Баш кадыну Султана. Тут же была вызвана лекарша и султаншу немедленно отнесли в её покои. Обеспокоенная Дайе Хатун наблюдала за всей картиной с балкона второго этажа. Увидев, как султаншу уже отнесли к себе, она тут же поспешила к Валиде Султан.***
Валиде сидела в своих покоях и скучающе смотрела в открытое окно. Любимая дочь в Эдирне, сын занят государственными делами, а невестка в заботе о внуках. Айше Хафсе было не по себе от такого мертвецкого спокойствия в их жизни. Она не могла объяснить, почему происходящие перемены в гареме были так естественны и точны, почему быстро поднявшаяся русская невестка не совершала ошибок, как она в своей молодости, и почему несмотря ни на что, она всё ещё оставалась в фаворе её сына. Сулейман никогда не был однолюбом. Точно также, как и его отец — Грозный Селим Хан. Она не хотела себе признаваться, но такой почёт её новоявленной невестки напрягал мать Падишаха. Она завидовала тому, как легко всё давалось Хюррем и как ловко она справлялась со всеми правилами этого дворца, хоть и старалась не показывать этого. Пришедшая Дайе Хатун разрядила обстановку и Хафса внимательно начала её слушать. — Дайе, что у тебя? — Госпожа моя, не могу объяснить произошедшее в гареме. Хюррем Султан спокойно разговаривала с Сюмбюлем Агой возле ташлыка, судя по всему она шла из дворцового сада, но увидев одну Хатун, она тут же побледнела и упала в обморок. Нигяр передала, что госпоже уже лучше, возможно это совпадение, но… — Думаешь, Хюррем увидела новую хатун и подозревает, что на неё обратит свой взор мой сын-Повелитель? — глаза Хафсы-султан загорелись странным интересом. — Приведи-ка ко мне эту хатун. Я хочу с ней побеседовать. Поклонившись, Хазнедар отправилась в ташлык, искать ту самую рабыню, заинтересовавшую саму мать Падишаха.***
— Ты наверное шутишь… — Что вы, Госпожа? Как я посмею? Валиде Султан лично приказала привести Викторию к ней. Сразу же, после вашего столкновения. — Нигяр тут же направилась доложить обо всём рыжеволосой, видя как ту неожиданно расстроила встреча с новоприбывшей Викторией. — Зачем она Валиде? Неужели та хочет узнать о девушке только из-за того, что я упала в обморок при виде её? — Хюррем не находила себе места. Сначала кошмары, затем Виктория. Она помнила, совсем скоро во дворец должен был прибыть Лука, по её расчетам, незадолго после рождения Михримах и её тогдашней первой ссылки. — Я могу узнать, что последует за этим разговором и тут же рассказать тебе. — Получив одобрительный кивок, Нигяр покинула покои своей подопечной Султанши. Устало потерев виски, рыжеволосая госпожа присела на край кровати, и громко выдохнула. Меньше всего ей хотелось вновь переживать тот ужас, сначала от встречи с Лукой, от страха за Сулеймана и то жуткое ощущение крови на своих руках — убийство Луки. Казалось, всю беременность Баязетом она не могла оправиться после того удара Ибрагима Паши. Сложно было сопоставить сейчас в голове образ дружественного Ибрагима, который смеялся и шутил с ней сегодня в саду, и того человека, которого она ненавидела всю свою прошлую жизнь. Теперь, вспоминая прошлое, она не могла отделаться от паранойи удара в спину от правой руки Падишаха, ведь она только начала ему доверять. — Ты забываешь, он не хочет сейчас с тобой воевать. Зря только себя накручиваешь. — Екатерина сочувственно наблюдала за своей юной подругой, по уму Хюррем годилась ей в сёстры, а по нынешнему возрасту — в дочери. — Я не хочу переживать это вновь…не хочу. — Некогда сильная и непоколебимая султанша судорожно шептала что-то себе под нос, пока её не застала её верная подруга — Гюльнихаль. — Хюррем! Что с тобой?! — перепуганная Мария тут же бросилась к баш кадине, утешая ту в объятиях. Она не понимала, чем была вызвана эта внезапная истерика, ведь проблема с Мелек давно решилась, а о другой опасности русоволосая крымчанка пока не ведала. Роксолана не ответила, продолжая всхлипывать и предаваться жутким воспоминаниям прошлой жизни. Ранее зажившая рана, которую она запечатала много лет назад — снова начала кровоточить.***
Нигяр шла в сторону ташлыка, медленно передвигаясь по закоулкам гарема. Она дождалась Викторию, вышедшую из покоев матери Султана и тут же остановила девушку. — Виктория, зачем тебя звала к себе Валиде Султан? — Она спрашивать меня о моём прошлом, спросить из каких я земель и королева решила, что когда моя рука заживёт — я поступить к ней на службу. — Виктория старательно разговаривала на быстро освоенном турецком, но всё ещё допускала ошибки в глаголах и некоторых выражениях. — Валиде, госпожа, но не королева, хатун. — Нигяр кивнула ей и взглядом отправила к себе в комнату — из-за сломанной руки хатун не могла работать в гареме. Виктория отправилась в свою комнату, она еле скрывала свою радость, ещё бы — всего за несколько дней ей удалось попасть не только в гарем, но и в услужение самой матери Повелителя. Король Лайош будет ею очень доволен. Так же как и Махидевран-султан. Ранее она не собиралась выполнять просьбу её госпожи из старого дворца, но потом взвесив все «за» и «против», девушка пришла к выводу, что Король будет доволен гораздо больше, если она устранит османскую династию, как таковую в полной мере. Теперь молодой венгерке мало было крови одного Падишаха. Она хотела больше.***
Спустя полчаса после обморока, русинка смогла взять себя в руки. Она пресекла все попытки Гюльнихаль узнать о том, что произошло и отправила ту за шехзаде Мехмедом, он как раз был на плановом осмотре у лекарши. Вспомнив о том, что ей нужно было посетить Валиде и Мелек Хатун, Хюррем дождалась прихода детей, и они тут же направились к Айше-Хафсе. В душе русинки вовсю бушевала буря, проявив такую оплошность и показав слабость на фоне появления какой-то хатун, пусть и опасной для Падишаха — Рыжеволосая породила множество сплетен среди гарема и среди окружения самой Валиде. — Конечно она будет спрашивать о том, что случилось. Я не сомневаюсь, что она не обойдет эту тему стороной. — Хюррем всё же решила поделиться своими переживаниями с Марией-Гюльнихаль. — Так что всё-таки произошло, Хюррем? Чем эта хатун тебя так потрясла? — Не знаю, Гюльнихаль. Считай это интуицией или же шестым чувством, но при виде этой хатун у меня пробегают мурашки по всей коже. Надо следить за ней, Гюльнихаль, приставь верного нам человека, пусть не спускает с неё глаз. — Как скажешь, всё что угодно, лишь бы ты не волновалась. Ты же беременна, помни об этом! Не повторяй участь Махидевран-султан, жизнь твоего ребёнка того не стоит. — обнявшись, девушки подошли к покоям Валиде и тут же отошли друг от друга. Гюльнихаль помнила о такой конспирации, лишь бы никто не увидел, как они близки и не использовал это в своих целях. — Валиде, я так рада вас видеть! — Хюррем поклонилась, натянув на себя улыбку. — Бабушка приехала! — Мустафа тут же бросился в объятия своей любимой бабушки, избегая всяких церемоний приветствия. — Хюррем, Мустафа, я так рада вам! Проходите! — Валиде обняла своего любимого старшего внука и расцеловала того в обе щёки. — Мустафа, мой львёнок! Мне кажется, или ты подрос? — Я хорошо питаюсь, Хюррем сказала, что чем больше я буду кушать и учиться, тем быстрее выучусь и стану сильным, как мой папа Повелитель! — И она абсолютно права, мой дорогой шехзаде. Как я по тебе скучала. Пока они радостно обнимались, рыжеволосая подошла к Айше-Хафсе и протянула шевелящийся свёрток с маленьким Мехмедом. — О Аллах, какой у тебя красивый брат, Мустафа. Посмотри, какие у него умные глаза. Хюррем, он просто чудо! — Все подозрения, проблемы были тут же забыты и утеряны в бесконечной заботе к внукам, которых она так горячо любила. — Иншалла, он вырастет таким же любознательным и храбрым, как его брат Мустафа. — Хюррем счастливо улыбалась, позволяя себе на мгновение забыть о тех горестных воспоминаниях, которые она ощущала буквально час назад. Данная картина безумно радовала рыжеволосую султаншу, ей так не хватало в прошлой жизни этого семейного уюта, который дарила Валиде в присутствии не только старшего шехзаде, но и при ней и Мехмеде. Внезапно, Хюррем ощутила, как же она ошиблась в прошлой жизни, сразу настроив мать Султана против себя. Как оказалось, ей так не хватало её материнских наставлений и той заботы, которую она проявляла только к Хатидже, Сулейману или Махидевран. — Аминь. — хором произнесли Валиде и Дайе Хатун, радостно наблюдавшая в стороне за семейной идиллией.Дворец в Эдирне
Хатидже Султан продолжала сидеть в нескончаемой депрессии даже после отъезда матушки. Теперь, юная Османская роза была полностью на своём попечительстве, имела полную свободу действий в пределах Эдирне и могла делать всё, что пожелает. Только ей этого было мало. Всё, что хотела на данный момент эта молодая султанша — Ибрагима, в своей жизни, в своей постели, в своей судьбе. Дочь Селима Грозного вбила себе в голову, что Ибрагим (ныне Паша) — её судьба, и что они созданы друг для друга, но Аллах решил распорядиться по — другому, словно не желая их с Пашой союза и препятствуя их любви. Каждый день, Хатидже проклинала рыжую супругу брата и невесту Ибрагима, только Аллах её не слышал. От этого, на душе Султанши было только хуже. — Госпожа, — появившаяся из ниоткуда рабыня поклонилась и продолжила свою речь. — Из Стамбула прибыл новый бейлербей Румелии, по традиции он остановится здесь, во дворце. Ради вашей безопасности, он будет располагаться в другом крыле дворца и никоим образом не побеспокоит вас. Прибывший Паша просил передать вам, что если вам что-то понадобится — вы смело можете обращаться к нему, он сделает всё, что от него зависит. — Смело могу обращаться… — султанша грустно усмехнулась, смотря в невидимую точку в стене, перебирая в пальцах локон своих запутавшихся кудрей. — Смело могу приказывать, он хотел сказать. Что за неуважение? — Простите мне мою ошибку, Госпожа. Мне что-то передать Паше? — Передай, что я не нуждаюсь ни в чьих-либо услугах, в его тем более. Пусть управляет себе на здоровье, я буду сидеть здесь. — Как прикажете, госпожа. — неизвестная ей рабыня поклонилась и тихо покинула покои Хатидже. Но та этого даже не заметила.***
— Она ничего не требует от вас, Паша. Султанша сказала, что будет сидеть в своих покоях и вас никоим образом беспокоить не будет. Визирь повернулся в сторону пришедшей служанки и задумчиво погладил свою короткую бородку. Когда Падишах вызвал его, и как бы невзначай предложил повышение и поехать именно сюда, Хюсрев не думал, что именно упрямая султанша будет тем самым истинным подтекстом ситуации. Только теперь он понял, для чего Повелитель интересовался его семейной жизнью и почему он был так рад, узнав об отсутствии у Визиря жены. Хюсрев Паша продолжал улыбаться, догадываясь о стараниях Повелителя — он хотел всучить тому в жёны свою эгоистичную сестру, о которой Хюсрев уже успел узнать, расспрашивая слуг про её нрав и поведение. — Благодарю, хатун, можешь идти. — Оставшись наедине с собой, он подошёл к окну и увидел, как вечно всем недовольная сестра Падишаха гуляла в саду, неспешно продвигаясь в глубь дворцового парка. Он не видел её ранее, и был слегка удивлён её хрупким видом. — Красива…очень даже красива. Нежна, как первый распустившийся цветок после зимнего холода. — он покачал головой, снимая с себя внезапно проявившуюся восторженность этой юной госпожой. Он помнил о том, как она своевольна, в некоторых моментах глупа и невероятно упряма. — Любимица Султанской семьи, чего же ты ожидал, Хюсрев? Что она окажется точно так же хороша внутри, как и снаружи? О Аллах, дай мне сил и терпения на обуздание этой женщины, иначе я на ней никогда не женюсь.***
— Хюррем, я хотела поговорить с тобой о происходящем во дворце в моё отсутствие. — Вдоволь налюбовавшись на внуков, Хафса-султан отправила их отдыхать, и уже после решилась поговорить с девушкой тет-а-тет. — Да, моя госпожа. Я в чём-то провинилась перед вами? — Нет, нет, всё хорошо. Дайе хвалила тебя, ты быстро учишься, и я очень довольна тем, как ты меня заменила в эти трудные времена. — Госпожа, я здесь чтобы служить и помогать вам, как же я могла иначе поступить в этой ситуации? — Хюррем хорошо умела пускать пыль в глаза, когда ей было нужно. Сколько раз она благодарила Аллаха за полученное умение в стенах гарема за долгие годы — она уже не знала. — Я довольна тобой, дочка. Но всё-таки расскажи мне, что за происшествие с Мелек? Её нашли, но всё ли в порядке? — Валиде внимательно посмотрела на русскую кадину. — Мелек Хатун осмотрела лекарша, я лично присутствовала вместе с Дайе и Сюмбюлем во время осмотра. Девушка была в ужасном состоянии, это настоящее чудо, что ребёнок выжил в таких условиях. — Да да, Всевышний уберёг нашего нерожденного малыша. — Хафса благодарно возвела руки к нему, как обычно она это делала в подобных случаях. Благо, в этот момент она не увидела как рыжеволосую передёрнуло от последней фразы — Хюррем всё ещё было сложно свыкнуться с мыслью, что у Падишаха будет ребёнок не от неё. — После осмотра я ещё не раз навещала Мелек, она практически пришла в себя, но нужно ещё время на её полное восстановление. — Эта Хатун должна благодарить Аллаха за оказанную ей честь — носить дитя Османской династии. Я сегодня навещала её. Эта нахалка осмелилась мне жаловаться на своё здоровье, забывая о своих обязанностях. — Валиде недовольно фыркнула, вспоминая сегодняшнюю встречу с русской фавориткой. — Госпожа моя, не будьте к ней так строги, она ведь столько всего пережила. Не каждый бы выдержал пережитый ею кошмар. — Я посмотрю, ты прониклась к ней симпатией? Дорогая, это такая редкость в гареме. Нет ли ничего, что я не знаю? — Валиде прищурилась, пытаясь выявить хоть намёк на свои подозрения. Хоть беспокоиться ей было не о чём, но сердце подсказывало, что её любимая невестка рассказывает ей не всё. — Я понимаю к чему вы ведёте, Валиде. Не буду отрицать, поначалу я была очень расстроена возвращением Мелек и также известием о её беременности, но затем…я увидела, как она рыдает в лазарете, и внезапно ощутила, как она напоминает мне мою сестру… Возможно это глупо, но я прониклась к ней симпатией именно на этой почве. Она напоминает мне о моей родине и о моей семье. — Я буду рада, если ваши отношения сохранятся в подобном ключе. Всё-таки, правильный устой гарема должен быть именно таким. По-крайней мере, таковым он задумывался изначально. На это утверждение Хюррем лишь кивнула, в душе благодаря Всевышнего за приобретенный дар изворачиваться и правдоподобно врать в лицо. — Сегодня ты упала в обморок, прямо возле Ташлыка. Сейчас тебе лучше? — Благодарю вас за заботу, Валиде. Сейчас мне гораздо лучше. Возможно я перегрелась на солнце или переутомилась, бегая за Мустафой, он сейчас такой непоседа. — Следи за собой, дочка, и за своим здоровьем. Ведь ты носишь продолжение нашей династии. — Валиде ласково улыбнулась, и поддерживающе погладила русинку по руке. — Как Хатидже Султан? Вы приехали без неё, с ней всё в порядке? — русинка быстро перевела разговор в нужное ей русло. Ей не хотелось больше затрагивать тему с Викторией-Садыкой, и как-то показывать своё неравнодушие к тому происшествию. — Ох, я думала, она образумится. Увы, к сожалению, моя розочка не хочет забывать этого проклятого Ибрагима. Даже в мой последний день пребывания в Эдирне, она мне твердила о том, что должна выйти за него, и более ничего в этой жизни не хочет. — Но он ведь не её статуса…и скоро сам женится. — Я же о том же. Да, Ибрагим теперь Великий визирь, и то, я не совсем согласна с таким поспешным решением моего сына, но он всё ещё обручен и мечтает соединить свою судьбу с дочерью того наместника Анатолии. Разве мы можем противиться уже решенному союзу? — Вы правы, Валиде. Уже всё решено Аллахом, только ему решать наши судьбы. — Твоё бы благоразумие да моей Хатидже. Она всё ещё в обиде на тебя, как бы я не пыталась её переубедить. — Госпожа считает меня виноватой в сложившейся ситуации… Валиде, я никак не хотела навредить нашей госпоже! — Я знаю, знаю, не переживай. Главное, чтобы это осознала моя девочка, иначе придётся тяжело вам ужиться в этом дворце. — Быть может, возобновить ту идею с браком Хатидже Султан? Может новый супруг утолит её печаль по Ибрагиму Паше? — Я разговаривала с сыном по этому поводу, он что-то придумает на этот счёт. Дай Аллах, она забудет этого греческого раба и обратит свой взор на более удачного кандидата. — Аминь, Валиде.***
— Валиде Султан расспрашивала Викторию о её родине, о прошлом девушки и приказала предоставить девушку к ней в услужение, как только заживёт её рука. — А что с рукой? — Сломала руку, пока бежала от недоброжелателей в городе. Нигяр и Хюррем столкнулись недалеко от покоев Валиде Султан, и отправив детей вместе с Гюльнихаль в покои, рыжеволосая взяла калфу под руку и решила пройтись с ней по гарему. — Как ты думаешь, зачем это Валиде? Почему она решила взять себе в услужение конкретно эту девушку? — Тот случай, когда вы упали в обморок, госпожа, говорит сам за себя. — Нигяр остановила маленькую процессию, когда они дошли до дальнего коридора дворца. — Возможно, именно из-за того, что эта хатун так повлияла на тебя — Валиде и решила её забрать к себе. — Выходит, как бы я не старалась, Валиде всё равно против меня? — русинка тяжело вздохнула, снова сомневаясь в правильности своих решений. — Что значит «всё равно»? — Ну, помнишь, какой я была несносной по приезде во дворец? — уловив изменившийся взгляд Нигяр-калфы на молебные возгласы, Хюррем продолжила: — Я ещё тогда поняла, что с таким поведением только больше врагов себе заведу здесь. Оттого и пришлось быстро мириться с вашими порядками, и подстраиваться под эту среду. Выходит всё зря. — Я полагаю, Валиде Султан стремится сохранить уже обосновавшиеся устои гарема, которым не одна сотня лет. У Падишаха не может быть одной женщины, для этого и существует гарем. Пока он увлечён одной женщиной — он слеп, и не может здраво мыслить. Я думаю, что Валиде Султан ориентируется на это, поступая так с тобой. — Значит, она взяла Викторию себе в услужение, дабы в скором времени отправить её к Падишаху, или хотя бы сделать так, чтобы он её заметил из сотен рабынь гарема. Нигяр улыбнулась, видя как быстро её подопечная находит корень проблемы и как спокойно она об этом рассуждает. — Неспокойно мне на сердце, Нигяр. Что-то не так с этой хатун. Следует быть аккуратнее с ней. — Мне кажется, ты зря себя накручиваешь, Хюррем. Твоя мнительность, и ревность может быть усугублена твоей беременностью. — Возможно… — Хюррем продолжила идти с Нигяр под руку, всё ещё раздумывая над её словами. В скором времени, Виктория обратит внимание Султана, или же попадёт к нему в покои, как обезопасить его от её кинжала, которым она ещё в прошлой жизни пыталась его убить? «Я и так слишком много поменяла. Любое вмешательство может быть фатальным для этого времени. Если что-то сделаю не так — Сулейман погибнет от рук этой венгерки, и я не смогу этому помешать. Нужно быстро что-то придумать, пока есть возможность. »***
— Хюррем, ты пришла! — Мелек радостно подскочила с кровати, дабы обнять свою рыжеволосую посетительницу. Роксолана даже удивилась такому порыву и только замерла на месте, пока её радостно обнимала эта юная русинка. — Ты посылала за мной, я думала, что с тобой что-то серьезное и решила проверить на всякий случай. Как твоё самочувствие? — Она внимательно осмотрела русоволосую фаворитку, прежде чем сделать утвердительный вывод. — Вижу, тебе гораздо лучше! Бегаешь по покоям, словно дикая лань! — Я пью лекарства, что мне прописали и следую указаниям лекарши. Всё в порядке и со мной, и с ребёнком. — бывшая Ольга нежно погладила свой живот, после чего усадила Хюррем на тахту возле окна. — К тебе приходила Валиде Султан, познакомились? — Хюррем с лукавой улыбкой наблюдала за изменившимся лицом фаворитки с радостного девушки на обиженное дитя. — Она мне ясно дала понять, что ей всё равно на моё самочувствие, и что главная моя обязанность — это вынашивать наследника Османской династии. — Она же не знает всего того, что ты пережила. Не сердись на неё, тем более, ты не вправе на неё сердиться. Она — королева этого дворца. Негоже нам обсуждать её решения. По крайней мере сейчас. — Хюррем, неужели наша жизнь ничего для них не значит? — Мелек грустно посмотрела на свою наставницу, которая грустно улыбнулась ей в ответ. — Мелек, гарем создают для того, чтобы продолжить род какой-либо династии, наподобие той, под началом которой мы здесь живём. У наложниц две основные обязанности — ублажать, дарить счастье Повелителю и рожать наследников. Мы — продажные женщины и инкубаторы. Рабыни, одним словом. — Несправедливо. Она ведь тоже была когда-то такой! Почему теперь относится к нам так бесчеловечно? — казалось, ещё немного и она может недовольно скрестить руки и топнуть ногой. — Айше-Хафса Султан никогда не была такой, как мы. Она прибыла в этот дворец, будучи уже женой Падишаха, Селима Грозного. А до этого жила в Крымском княжестве, имея на тот момент статус крымской принцессы. Такие, как мы — не ровня ей. Никогда не были и никогда не будем. » — Она так похожа на меня. Столь же глупа и наивна поначалу. Как когда-то я верила в свою значимость для этой династии, в чём неустанно убеждал меня наш Повелитель, так и она до этого момента верила в то, что значит что-то большее, чем рабыня гарема. Неужели, я и вправду была такой глупой?» — Мне Нигяр Калфа рассказала, что Валиде приехала одна, без дочери. Хатидже Султан не стало легче? Она теперь будет жить во дворце? — Ох, Мелек, это долгая история. Ближайший час прошёл за лёгкой беседой двух русских женщин, коим не повезло оказаться в самом сердце Оттоманской Порты.Вечер того же дня. Покои Повелителя
— Это был весьма насыщенный день… — Хюррем устало помяла свою шею и повертела головой, дабы унять напряжённость в мышцах. — Чем ты занималась? Выглядишь такой уставшей. — Сулейман сидел рядом со своей возлюбленной, наслаждаясь ужином, который только-только принёс им один из слуг. — Сначала Мустафа, потом выбор лошадей, затем мне стало плохо, потом мы с детьми навещали Валиде. А под вечер я встретилась с Мелек Хатун, узнала об её самочувствии. — Тебе было плохо? Сейчас всё в порядке? — он обеспокоенно осмотрел вид своей бледной Султанши и заботливо погладил ту по щеке, на что русинка только улыбнулась. — Сейчас мне лучше, Сулейман. С беременными такое бывает, тебе не о чем беспокоиться. — Прикажу Сюмбюлю приставить к тебе лекаря, пусть всегда будет рядом и будет присматривать за тобой. — Падишах нежно обнял возлюбленную и трепетно поцеловал её в висок. Женщина чуть не расплылась от такого внимания, вовсю улыбаясь, словно наевшийся кот. — Ты так беспокоишься обо мне. Лучше расскажи, как проходит подготовка к походу? Вы скоро уезжаете? — лёгкое прикосновение к руке заставило султана встрепенуться и лишь крепче прижать к себе Роксолану. Он чувствовал, с какой болью в голосе она говорит о походе. Понимает, что каждый раз, когда он будет уходить на войну, его смеющаяся Госпожа не будет находить себе места. — Войска собраны, артиллерия готова. Выдвигаемся через день. Мы уже отлили новый вид пушек, который поможет нам прорваться сквозь оборону острова. — Родос окружает стена с башнями, ведь так? — Да, моя солнцеликая. Родос окружён башнями и огромным рвом, делающим остров почти неприступным. Насух-эфенди только вернулся с разведки и доложил нам о местонахождении наиболее удачных мест, где можно будет проложить тоннели и подкопать в самое сердце врага. — Вы хотите застать их врасплох? Хитро. — Рыжеволосая улыбнулась и отпила немного шербета. — Да, моя султанша. Будем брать этот остров хитростью, а не силой. — При таком штурме, вероятно вы понесёте большие потери. Нужно будет быстро убедить людей в вашей лояльности и переманить граждан на вашу сторону. — Каким образом ты предлагаешь быстро расположить к себе народ? — Султан удивлённо и внимательно посмотрел на русинку. Раньше подобных речей он не слышал от женщин. — Всё просто. Ты можешь предложить что-то взамен на их верность. Допустим…жителям-грекам сохранить их вероисповедание и позволить добровольно перейти в ислам, только по желанию. А тех, кто управляет на данный момент островом, я не знаю, как они себя называют… — Ты про ионнитов? Рыцарей ордена? — Да, да, они самые. Можешь предложить им сохранить жизнь, если они сложат мечи, и даже помощь с возвращением на родину. Насколько я поняла из рассказов Ибрагима, вы хотите добиться того, чтобы Европа перестала называть вас жестокими варварами, и воспринимала Османскую империю как соответствующее Европе государство. Таким образом, ты проявишь свою мудрость, своё милосердие и всё равно будешь завоевателем. Но прослыть милосердным завоевателем и справедливым правителем. — Закончив свою речь, Хюррем решилась всё-таки приступить к еде, в тот момент как Сулейман всерьёз задумывался над её словами. До него, никто из султанов не проявлял подобную терпимость к вражеским народам, и это было действительно новшеством в стратегии его похода. — Каждый раз, слушая твои умные речи, я готов поклясться перед Аллахом, что слышу не семнадцатилетнюю гаремную рабыню, а взрослую, уже повидавшую жизнь женщину, которая невероятно умна и поражает всех своей мудростью. — он любовно поцеловал тыльную сторону её руки, вызвав смущённый смех у рыжеволосой. — Если твоя стратегия сработает, получишь от меня много даров с Родоса. — Вернись с войны живым и невредимым, Сулейман. Больше ничего не надо. — они слились в нежном поцелуе, неустанно доказывая друг другу искренность своих чувств. Через день, полностью готовое войско Падишаха покидало Стамбул, направляясь в сторону греческого острова. Этот поход сулил Османскому Падишаху новые завоевания, приобретение большей славы среди Европейских правителей, заставив тех воспринимать Османов всерьёз. После осады Родосской крепости вся Европа бурлила слухами о новом, сильном Османском Падишахе, продолжающем дело его отца — Селима Явуза. Сначала Белград, затем Родос, Ватикан не мог оставаться в стороне, наблюдая за разрастающейся империей под боком у Европы. Негласно, теперь весь мир страшился одного упоминания о мощной Османской армии и её талантливом предводителе.