***
Тем же вечером в гареме приказали устроить праздник. Наложницы танцевали, вкушали лукум и различные вкусности, везде был слышен девичий смех, а калфы неустанно старались утихомирить рабынь. Валиде позволила в этот вечер наслаждаться праздником и радоваться за рождённых шехзаде и султанш, восхваляя могущество Османской династии. Гюльнихаль стояла в окружении рабынь, с удовольствием рассказывая им о самочувствии Хюррем Султан и её новорожденных детей, во всех красках описывала маленького шехзаде Абдуллу и уже проявляющуюся красоту малышки Михримах. Вдалеке ото всех стояла Лалезар Хатун — рабыня Мелек, и внимательно следила за обстановкой в гареме. Её госпожа щедро оплатила ей её новую обязанность — следить за происходящим в гареме и за репутацией Мелек как наложницы Падишаха. Лалезар поняла, почему её Госпожа так трепетно переживала о своём имени среди рабынь, ведь о детях Хюррем Султан и её самочувствии пеклись все, а о Мелек Хатун даже и не вспоминали. Ещё не раз обведя взглядом гарем, и приняв для себя неутешительные выводы, девушка взяла поднос с лакомствами и поднялась на второй этаж, в комнату, отведённую Мелек Хатун. Фаворитка встретила её слабой улыбкой, и вновь вернулась к покачиванию своей светловолосой Султанши. Лалезар тихо подошла, поставила поднос и осторожно, стараясь правильно подобрать слова, решила поведать своей Госпоже о свежих новостях. — Госпожа, в гареме устроили целый праздник. Я принесла вам немного лакомств, попробуйте. — Попозже, Лалезар. Сначала я уложу Разие. Что-то нового слышно в гареме? Я отсюда слышу смех девушек. — Девушки радуются, среди них раздают лукум и шербет. Дайе Хатун приказала раздать рабыням золото, в честь рождения шехзаде и султанш. — Хюррем Султан хорошо потрудилась в этот раз, Лалезар. Наша Госпожа умудрилась родить сразу двух детей Падишаху. Меня Аллах наградил лишь дочкой. — Госпожа, вы ведь — фаворитка нашего Султана, я убеждена, что он вызовет вас к себе и вы подарите ему наследника. — Это не имеет значения, Лалезар. Уже не имеет. Государь никогда не подпустит в свои покои испорченную рабыню. Не то что Хюррем… Внимательно осматривая лицо своей маленькой Султанши, Мелек пыталась выявить на её лице признаки Падишаха, или же её насильника. Но девочка была упрямо похожа только на Мелек, не давая ясности о своём происхождении. — Ташлык только и говорит о нашей Султанше. Рабыни поражаются плодовитости и благосклонности Всевышнего к Хюррем Султан, называют её чародейкой, покорившей Османскую династию. — Немудрено, Лалезар. Удача благоволит Баш-кадине, даже старшего наследника ей отдали на попечение. Или неслыханная фортуна, или чистый расчёт. Или же магия. — Мелек улыбнулась, поражаясь в душе, как жизнь наказала её. Она находится в тени великолепной рыжеволосой любимицы Падишаха и всей династии, в то время как вся империя восхваляет имя Хюррем Султан, о ней же практически никто не говорит. Жестокая реальность, больно ударяла по самолюбию светловолосой хатун. На что она только неискренне улыбалась.Военный лагерь. Спустя несколько дней.
Сулейман сидел за своим столом, просматривая отчёты с последней военной кампании. Только завершившийся совет пришёл к выводу о полной победе и захвате Родоса, о невероятном успехе этого похода. Они многое пережили, покушение на их флот, огромную опасность их армии и повторное покушение на уже самого Сулеймана, благо Ибрагим защитил его собой и спас от неминуемой смерти. Это был невероятно тяжёлый поход, янычары устали от потерь, люди Родоса уже дали свою присягу, а Паши смогли вздохнуть полной грудью, передавая ключ от острова венценосному султану. Посоветовавшись с Пашами, Сулейман пришёл к выводу о возвращении в столицу через семь дней. — Мой Повелитель, вам письмо из столицы. — Ибрагим радостно вошёл в шатёр, и поклонившись, передал султану свиток, обрамлённый золотом. — Как твоя рана, Ибрагим? Ты разве не должен восстанавливаться? — Сулейман обеспокоено осмотрел своего друга, наградив того недовольным взглядом. Ибрагим виновато опустил голову, но нашел в себе смелость ответить султану. — Повелитель, моя рана почти зажила, вашими молитвами, всё хорошо. Я с нетерпением заканчиваю подготовку к обратной дороге, мне не терпится вернуться в столицу. — Ах да, ведь мы играем свадьбу по возвращению. Всё не терпится увидеть свою Мухсине, Ибрагим? — Султан весело покачал головой. — Понимаю твою тягу к возвращению домой. Не представляю, какой ужас пережили наши женщины, узнав о нашей мнимой гибели в начале похода. Благо, Хюррем не потеряла ребёнка, а матушка не заболела от волнений. — Мой Повелитель, мне пришли известия из дворца о том что ваши любимицы уже разродились. Хюррем Султан подарила династии двоих детей: шехзаде и маленькую султаншу, Мелек Хатун же родила дочку. — Ибрагим радостно застыл, видя как меняется лицо Султана от упоминания его любимой Хюррем. — Аллах, ты велик к своему преданному рабу! Благодарю тебя, Всевышний! — он радостно возвёл руки к нему. — Ибрагим, пусть палят из всех пушек, моя Госпожа подарила мне прекрасных детей! — Слушаюсь, мой Повелитель! — Паргалы радостно отправился исполнять приказ Падишаха, оставляя его наедине с письмом, опоясанным фиолетовой шёлковой лентой с золотым орнаментом. Как-то Государь проговорился, что обусловился со своей любимой Хюррем о подобном знаке, чтобы всегда сразу видеть её письмо, среди остальных. Читая историю, Паргалы не находил сводок о позволении рабыням поддерживать переписку с Падишахами во время военных походов, ещё раз подмечая про себя, насколько сильно Повелитель был привязан к своей рыжеволосой Султанше. Он рассчитывал в следующем походе так же получать любовные письма от своей уже жены Мухсине, и с тем же трепетом перечитывать их в моменты тишины на военном фронте. О Аллах, что же делает с мужчинами любовь! Сулейман дождался, пока Паргалы покинет его и тут же открыл письмо своей любимой Госпожи. Только наедине, он мог читать письма своей Хюррем и представлять, будто она находится где-то рядом с ним. Радостно пробегая глазами по строкам, он увидел её грамотный изящный почерк и аккуратно сложенный маленький платок, с любимым запахом его рыжеволосой гурии — лавандовыми духами, от которых Падишах всегда терял голову. Вдохнув запах своей любимой, он развернул письмо, и принялся читать: Мы были созданы Аллахом друг для друга, предназначены судьбой. Никогда и ни при каких обстоятельствах я не оставлю Вас, Повелитель. Я пронесу эту любовь в себе в этом мире и после смерти в своей душе. Мой родной, мой любимый Сулейман, не нужны мне ни золото, ни драгоценности, ни подарки, лишь бы мне видеть Вас рядом. Перечитывая несколько раз, он всё шире улыбался и нежно прижал письмо к себе. — Я уже еду к тебе, моя любимая Хюррем. Скоро мы увидимся.Топкапы. Коридоры дворца.
— Дорогая, ты быстро восстановилась после родов. Сияешь словно солнце, я рада видеть тебя такой счастливой. — Валиде шла рядом с Хюррем после прогулки по саду. Они встретились в саду и радостно обсудили скорый приезд Падишаха, и полученную от него весточку о славной победе Османов над неверными. Айше-Хафса тут же решила устроить праздник в честь приезда их Государя и с удовольствием обсуждала с рыжеволосой организацию праздника. — Меня окрыляет мысль о скором возвращении Повелителя, Госпожа. Я уверена, детям нетерпится увидеть его. Возможно Мехмед уже не помнит Повелителя, а Михримах с Абдуллой ещё только предстоит познакомиться с отцом, но Мустафа каждый день спрашивает о Государе и военной компании. Он нетерпелив, и хочет побыстрее отправиться в поход вместе с отцом. — Хюррем только улыбнулась, от упоминаний о старшем наследнике. — Я счастлива наблюдать за тем, как вы с Мустафой нашли общий язык. Он больше не вспоминает Махидевран? — Редко спрашивает про неё. Конечно же он не забудет маму, но я пытаюсь всячески не давать ему грустить по этому поводу. Он очень привязан к братьям и сестре, ещё и Повелитель скоро приедет. Если уделять Мустафе достаточно внимания, вероятно мы поможем ему пережить расставание с матерью. — Махидевран поступила низко, а расплачиваться за это должен наш Мустафа. Хюррем, продолжай заботиться о нём, он — будущее Османской династии. — Валиде поддерживающе взяла Хюррем за руку и улыбнулась ей, показывая своё расположение. Улыбнувшись в ответ, русинка еле сдержала недовольство, от резанувшей по её уху фразы. Мустафа — будущее Османской династии. А как же Мехмед? — Хюррем, что это за шум? — Женщины уже поднялись на второй этаж, направляясь к покоям Валиде, дабы вместе пообедать, как стали невольными свидетелями разразившейся ссоры в Ташлыке прямо на их глазах. — Не знаю, Валиде, там кто-то кричит. Наложницы снова, что-то не поделили. — Роксолана обеспокоенно посмотрела вниз, и с замиранием сердца увидела ругань Айше и Мелек Хатун. Явно было показано, что на стороне Айше стоял практически весь гарем, поддерживающий её в данном споре. До ушей султанш дошёл только фрагмент их ссоры: — Ты не имеешь права так со мной разговаривать, я подарила династии султаншу! — Роди хоть нескольких детей от Падишаха, для наших Господ ты как была пустым местом так и осталась! Посмотри на себя, жалкая Мелек Хатун. Родила девочку, а о ней и тут же всё забыли. Будто и не мать султанской дочери! — Айше чуть не набрасывалась на бедную русинку, калфы еле сдерживали их ссору. Хюррем сделала шаг в сторону лестницы, дабы спуститься вниз и помочь бедной землячке и навести порядок, как была остановлена рукой Валиде султан, державшей её за предплечье. Посмотрев на мать Падишаха, русинка увидела как та предупреждающе смотрит на неё и кивком показывает не спускаться туда. Роксолана подавила буйный порыв и подчинилась. В это же время подбежала Дайе Хатун, и получив позволение Айше-Хафсы, спустилась вниз и усмирила рабынь. Темноволосую фаворитку, учинившую ссору отправили на фалаку, получить десять ударов по ногам, а Мелек же отправили в свою комнату и запретили выходить из покоев. Валиде довольно кивнула и отправилась в свои покои, оставив Хюррем в одиночестве и неверии наблюдать за наказанием Айше и несправедливым, по её мнению, наказанием для Мелек. Справедливость этому дворцу неведома. Если ты в почёте, можешь хоть убить — тебя лишь пожалеют. А если ты в немилости — даже доказать свою правоту не в силах. Внезапно русинка увидела обратную сторону жизни гарема, находясь на неведомом ей ранее пьедестале Махидевран из прошлой жизни. Если раньше она была любима Падишахом и ненавистна Валиде, и не могла самостоятельно отстоять свои права, то теперь же она находилась в состоянии неприкосновенности, подобно её предшественнице. Смотря вниз и наблюдая за поникшими рабынями, которым была в сладость эта ссора, разбавившая их обыденную и скучную жизнь, а теперь же вынужденым наблюдать за наказанием их «подстрекательницы», Роксолана увидела как незнаком ей гарем в этой стезе. Если раньше дворец был несправедлив к ней, сейчас же ей сложно было свыкнуться с несправедливостью к другим. Закончив свои раздумья, она всё же отправилась в покои Валиде, отдавая дорожную накидку Эсме Хатун. Придя к Госпоже, ещё раз поклонившись и с её позволения усевшись рядом на подушках подле неё, Хюррем уж было хотела задать вопрос, но Валиде её опередила. — Я знаю, что тебя смутило, Хюррем. Ты хочешь узнать, почему я не пустила тебя защитить Мелек и прекратить их ссору. — Валиде, но ведь девушки были неправы, обращаясь так к ней, она ведь выше их по статусу. — В гареме не будет уважения к тебе, даже если ты родишь десятерых детей, Хюррем, пока ты не будешь вести себя как представительница нашей семьи. Ты вовремя усвоила этот урок, Мелек ещё предстоит пройти волну ненависти девушек. — Но Валиде… — Хюррем, прошу тебя, не вмешивайся. Не показывай своей благосклонности к той, кто этого не заслуживает. — Не давая ей дальше и слова сказать, женщина начала трапезу, показывая этим, что беседа окончена. Русинке ничего не оставалось, как молча взять ложку и начать обедать вместе с ней. На душе было невероятно гадко.***
— Они никогда не начнут уважать меня, Лалезар. Я не знаю что с этим делать. — Мелек безутешно ходила по комнате, осознавая как её авторитет был подорван. — Валиде Султан видела вашу ссору. И Хюррем Султан тоже. Хвала Аллаху, что вас не наказали за подобный скандал, хотя не сомневаюсь, что Валиде Султан ещё может вызвать вас к себе и отчитать. — Но я ведь была права, Лалезар! Никто в гареме не относится ко мне, согласно моему статусу, когда я на голову выше этих рабынь. О, Аллах, чем я заслужила подобное отношение? — Быть может вам следует умаслить их? Подарки, золото, шелка? И тогда их отношение к вам изменится? — А Хюррем задаривала их подарками, Лалезар? Нет. Но её все любят и почитают, что бы она не делала. — Мелек устало села на тахту, потирая виски и морщась от внезапной вспышки мигрени. — Принеси мне что-нибудь от головной боли, голову сводит невероятно. Служанка поклонилась своей Госпоже и тут же выбежала из покоев в сторону лазарета. Из-за угла выглянула Садыка Хатун, незамеченная и подслушавшая их разговор. Внимательно посмотрев на двери покоев Мелек Хатун, Садыка спешно покинула их и отправилась обратно к Валиде.***
— Лалезар Хатун! — Хюррем увидела служанку своей протеже в дальнем конце коридора и тут же подозвала к себе. Лалезар быстро подбежала и поклонилась рыжеволосой Госпоже. — Да, моя Госпожа. У вас есть какие-то пожелания? — Расскажи мне о Мелек, что с ней происходит? Сегодня мы стали свидетелями ссоры в гареме. Это неслыханно для наложницы её положения, о чём она думает? — У Мелек Хатун начался сложный период, Госпожа. Она стала очень задумчивой, иногда у неё случаются приступы истерики, появляется мигрень. Она стала нервной, так как не видит должного внимания в свою сторону и уважения. Хюррем тяжело вздохнула, вспоминая себя в её годы. — Мелек Хатун завидует вам. — Лалезар продолжала свой рассказ. — Она почти приходит в бешенство каждый раз, когда Айше Хатун указывает ей то, что Османская династия не относится к ней должным образом, а гарем почитает только Валиде Султан и вас. Ей необходимо это, а она… — Я понимаю, Лалезар. Иди, куда шла и не рассказывай ей, что я тебя останавливала. — Слушаюсь, Госпожа. — Поклонившись на прощание, Лалезар покинула Роксолану, оставившую её наедине со своими мыслями. Её беспокоило поведение Мелек, и она не знала, как вести себя в данной ситуации. Или пустить всё на самотёк и при этом оставаясь в тени, или же поддержать Мелек, при этом потерять долю приобретённых отношений с Валиде Султан. Если ребёнок не от Султана, она не имеет права требовать к себе должного уважения. В её положении следовало бы сидеть тише воды и ниже травы, дабы все не узнали настоящую причину её побоев и не выгнали из дворца, лишив возможности видеть дочь.Покои Мелек Хатун. Спустя несколько дней. Вечер.
Светловолосая фаворитка уже несколько часов мучилась с головной болью, внезапно заполонившей её голову. Как назло, именно в этот же вечер маленькая Разие Султан, будто провоцируя свою мать, начала истошно плакать и кричать, невзирая на любые старания Мелек и её служанки. - Лалезар, успокой ты уже её. Сколько можно? Почему она плачет?! - Мелек сдавливала свою голову, пытаясь унять вновь появившуюся боль в голове. Разие не переставала плакать уже долгое время, Мелек была бессильна и Лалезар не могла успокоить султаншу. - Госпожа, я не знаю, что с Султаншей. Быть может, у неё что-то болит? Я могу отнести её к лекарю, если позволите. - Лалезар беспомощно укачивала юную султаншу, стараясь и петь ей песни и гладить живот специальным образом - от коликов. Всё было бессильно. - Делай что хочешь, Лалезар, только избавь меня от этих криков. И попроси у лекаря ещё что-то от головы, ничего не помогает. - Мелек села на кровать, даже не обращая внимания, как служанка уносит её дочь. За углом снова стояла Садыка Хатун, так удачно выждавшая нужный момент, когда фаворитка останется одна и незаметно проникшая в покои фаворитки Падишаха. Русинка встала попить воды, и не услышав, как из-за спины к ней подходит Садыка Хатун, успела лишь мгновенно вскрикнуть, как её рот тут же зажала незнакомая ей рука с сильно чем-то пахнущей тряпкой. Попытавшись выбраться из чужих рук, девушка продержалась лишь минуту, как вдруг то самое снадобье, которым была пропитана та ткань, заставило её упасть на пол в беспамятстве. Осторожно обступив её, Садыка открыла рядом стоящий сундук и под сложенную одежду положила окровавленный кинжал, закутанный в несуразную ткань. Так же сложив всё на место, девушка аккуратно закрыла сундук и осмотревшись, тихо покинула покои фаворитки.Покои Валиде Султан. Вечер.
Валиде Султан сидела в окружении Хатидже Султан и Дайе Хатун, разбирающая бумаги с расходами на предстоящий праздник в честь приезда Османского Государя. — Дайе, нам следует пригласить на праздник и семью этой Мухсине Хатун, будущей жены Ибрагима Паши. Познакомимся с будущей женой Великого Визиря и обсудим расходы на их свадьбу. Произнесённое предложение заставило замереть Хатидже Султан, застывшую с тканями в руках, которые она перебирала для пошива новых платьев. Она еле подавила в себе желание посмотреть на Валиде, и убедиться в том, что та специально зовёт ту женщину, назло её нерадивой дочери. С трудом взяв себя в руки, девушка продолжила осматривать ткани, не замечая изучающего взгляда Дайе Хатун и самой Валиде. Айше Хафса будто изучающе смотрела на свою дочь и затем продолжила: — Свадьба будет пышной, мой сын пожелал подарить молодым дворец на Ипподроме, следует всё там подготовить к их переезду. Дайе, вызови ко мне Хафсу Хатун, следует заранее обсудить обустройство их дворца. Возможно, Мухсине тоже захочет поучаствовать. — Будет сделано, моя Госпожа. — Матушка, позвольте не присутствовать на торжестве. Мне кажется, я захворала и не хочу усугубить своё состояние. — Хатидже старательно пыталась скрыть дрожь в голосе, просяще смотря на свою Валиде. — Хатидже, ты должна присутствовать. Ты хочешь выразить неуважение к своему брату-Падишаху? — Нет, но… — Я не принимаю твою просьбу. Или же ты боишься увидеть ту женщину, ради которой Ибрагим отказался от тебя? — Валиде жестоко процедила последние слова, словно издеваясь над дочерью. — Я хочу, чтобы ты уяснила одну вещь, Хатидже. Рабы женятся на рабах. А Султанши династии выходят замуж только за Беев с благородным происхождением, а не выходцев из Парги. — Валиде… — Ты выйдешь замуж за Хюсрева Пашу. И этот вопрос решённый. Он — выдающийся Паша с великолепным будущим, благородных кровей и всегда будет предан нашей династии. Теперь твой взор должен быть направлен только на него. — Вот только самое великолепное будущее, о котором вы говорите и которого мог удостоится мой будущий супруг, сейчас занято Ибрагимом Пашой — Великим Визирем нашего государства и рабом из Парги, как вы выразились, Валиде! — Хатидже яростно поднялась со своего места и вылетела из покоев матери, даже не поклонившись на прощание. — Хатидже! Не смей так со мной разговаривать! — Валиде безуспешно кричала вслед своей дочери и беспомощно посмотрела на тихо сидящую Дайе. — Она упряма, как её отец. Дайе, что мне делать с этой её влюбленностью? — Будем уповать на Аллаха, Госпожа. Возможно, Всевышний пошлёт вам решение этой ситуации. — Аминь, Дайе. Аминь. Крымская ханша устало села обратно на тахту и выпила рядом стоящий лимонный шербет. Только после этого она смогла успокоить свои нервы, как тут же в дверь её покоев внезапно влетел запыхавшийся Сюмбюль — ага. На евнуха было страшно смотреть, он был перепуган словно увидел шайтана и чуть ли не истерично обратился к Валиде. — Валиде Султан, беда, беда в нашем Гареме! — Что такое, Сюмбюль? Что случилось уже на ночь глядя? — Девушки нашли… Айше Хатун… — он запнулся, стараясь внятно произнести следующую фразу. — Ей перерезали горло, Госпожа. Девушка мертва.