Наследник проклятой субботы

Стоило только двери закрыться за Орихарой, как расслабившегося было Шизуо ждал новый посетитель. Приехал Касука, решивший сразу после допроса о происшествии на съемочной площадке в отделении полиции навестить брата. Младший Хейваджима, бывший единственным, как полагали власти, свидетелем случившегося ночного инцидента, бесстрастно разрушил и без того хрупкую надежду сотрудников органов правопорядка на то, что его показания смогут пролить свет на череду не прекращающихся преступлений, немыслимых в своей жестокости. — Те существа, похоже, — Касука прямолинейно перешел сразу к делу, присев в кресло рядом с лежащим на диване Шизуо, — не хотят, чтобы город охватила паника. Мне пришлось подстроиться под их желание, чтобы не быть принятым за сумасшедшего. Шизуо, чьи путанные мысли угнетал упорно не стремящийся рассеиваться тоскливый образ умытого слезами крови информатора, перевел угрюмый взор с потолка на брата. — То есть? — Еще до появления полиции тела убитых тобой и Орихарой-саном созданий обратились в рассеявшуюся на ветру пыль. Подтвердить существование демонов, повинных в до сих пор не раскрытых преступлениях, было нечем. Я сказал, что ничего не видел, а очнулся лишь тогда, когда уже все закончилось, и сразу же вызвал полицию. — Хочешь сказать, — Шизуо приподнялся, мрачно глядя на Касуку из-под сведенных бровей, — что мормоликаи хотят, чтобы среди следователей продолжала бытовать версия о слетевшем с катушек маньяке? Ханеджима отвечал невозмутимо: — Но это же звучит более по-человечески и гораздо правдоподобнее, чем существование вампиров. Касука так спокойно рассуждал о таких невообразимых и ужасающих вещах, что казалось, будто ему и вовсе не было страшно, даже тогда, когда он сам мог погибнуть, когда жизнь его висела на волоске. Его ровный голос не выдавал и толики испуга: в нем не было ни дрожи, ни неуверенности. Юхей Ханеджима блистательно владел собой. И на по сути риторический вопрос вновь тяжело откинувшегося на диван Грозы Икебукуро: «Зачем?» последовал его незамедлительный и непререкаемый ответ: «Испуг имеет пряный вкус, а панический страх — отвратительную горечь». В отличие от невозмутимого брата, Шизуо боялся и даже не пытался скрывать этого, хотя чувства его все равно оставались не замеченными, спрятанные под решимостью их обладателя. Гроза Икебукуро боялся за брата. Он и помыслить не смел о том, что с ним может произойти нечто ужасное и непоправимое, поэтому любое «а что, если…» парень безжалостно пресекал, не позволяя таким идеям развиваться в четко оформленную фразу. «Если» быть не могло. Если Касука погибнет, то какой из него, Шизуо, брат? А если погибнет Изая?.. Хейваджима-старший закрыл лицо ладонью и прикрыл глаза. Как смешно и нелепо! Раньше подобный вопрос не вызывал в его сердце столько мучительных чувств, не заставлял ощущать такого колоссального напряжения и беспокойства. Что если погибнет Изая? Как он сможет защитить брата и других небезразличных ему людей без него? Шизуо усмехнулся, как-то иронично и горько, осознавая — удивительно для самого себя, что переживание за близких, чьи жизни косвенно зависимы от способности Блохи, перерастает в беспокойство за пройдоху-информатора. — Орихара-сан в порядке? Касука прервал хаотичный поток мыслей Грозы Икебукуро, который слегка оторопело уставился на брата, безэмоционально интересующегося состоянием его временного напарника так, будто он по-джентльменски задавал пресловутый вопрос о погоде на пресном до скуки светском рауте. Шизуо показалось, словно Юхей мысли его прочитал, и ему сделалось неловко, точно его разоблачили при совершении непростительного деяния, так что парень резко и раздраженно бросил: — Да что станется с этой блохой! — Ясно. Я встретился с ним, когда шел к тебе. Ему очень идет твоя одежда. От неожиданно переведенного разговора в подобное русло Гроза Икебукуро аж подскочил. Ему не нравилась эта тема. Шизуо совершенно не хотелось обсуждать Орихару — того, что бесил его одним своим существованием, и чье существование он обязан был по прихоти стечения обстоятельств оберегать как нечто бесценное. А Юхей словно издевался, сохраняя все тот же безразличный тон: — Помнишь, Орихара-сан подарил тебе ту футболку и заявил, что возьмет ее у тебя поносить. А ты рассердился и сказал, что выбросишь ее. Не выбросил. Интересно, почему? — Да, черт возьми! Забыл я — вот и все! Шизуо медленно закипал, вот-вот готовый сорваться и погнаться за ублюдочным Блохой, дабы припомнить ему тот издевательский случай с подарком. Внешне процесс одаривания выглядел вполне благопристойно, но Хейваджима нутром чуял, что Изая просто в очередной раз забавляется с ним, играя чуткого и внимательного к своему врагу противника. Если бы не присутствовавший при этом действе Касука, он бы удавил Блоху на месте его же подарочком… — Орихара-сан все же добился своего. — Если бы можно было в бесцветном голосе талантливого актера выявить какую-либо эмоцию, то, пожалуй, в данном случае ею было бы восхищение. — Он взял ее у тебя поносить, несмотря на твой прошлый грубый отказ. Терпеть дольше Шизуо уже не мог. Разъяренный, он бросился вдогонку направившемуся домой, в Синдзюку, Изае с единственной навязчивой целью: раздеть зарвавшегося информатора.

* * *

Орихара Изая с трудом открыл глаза и огляделся. Он лежал на собственной постели, в кровати у себя в комнате. За окном день уже клонился к закату, полыхая дьявольским светом багряного солнца на обоях и мебели словно охваченной огнем спальни. В душе информатор чувствовал чудовищную опустошенность, отчего сердце щемило неясной тоской, такой чужой… Такой родной, давно уже изгнанной и забытой… Голова разрывалась от боли, так что у парня едва хватило сил медленно привстать с постели, затем сесть, зарывшись руками в черных взъерошенных волосах. В ушах стоял монотонный гул, точно внутри его сознания осело кем-то заговоренное заклинание, повторяющаяся мантра, призванная свести его с ума или заставить запомнить то, о чем шептал постепенно начинающий угасать тихий, но способный внушить что угодно голос. Как он попал домой, Изая вспомнить не мог. Все, что произошло после того, как он покинул квартиру Хейваджимы Шизуо и перемолвился позже парой фраз с его младшим братом, Орихара не знал. Ему снился сон — его он запомнил хорошо. В нем было много огня, обступившего его со всех сторон, горячего, яростного, бушующего, но не обжигающего. Огонь был повсюду, но не убивал, а, казалось, оберегал. Информатор словно ощущал это пламя до сих пор… Кровь внутри него точно кипела, смаривая и расслабляя… Неожиданно Изая рассмеялся, вспомнив еще одну деталь своего необычного сна. Шизу-тян. Такой суровый, такой грозный Шизу-тян тащит его за собой из огня — другого, едкого и черного, разворачивает, за грудки тянет его рывком на себя и… Не решается… А он, Изая из сна, поддразнивая, тянет: «Жаль», заставляя Грозу Икебукуро злиться и действовать… Потом Орихара проснулся, ощущая горький, отдающий бесконечной печалью, привкус на губах… Кто-то оставил на них свою безмерную скорбь, кто-то, встречу с кем он сейчас вспомнить не мог, лишь чувствовал пугающие последствия этого столкновения на себе… А во сне Шизуо ведь его поцеловал… Или этого Изае просто настолько хотелось? Сокрушаясь по поводу впустую потраченного времени, информатор, скоро пришедший в норму и ощутивший необъяснимый прилив сил, встал с кровати и направился в гостиную. Там, на низком стеклянном журнальном столике он обнаружил свой телефон, жалобно хныкающий, требующий зарядки. Изая по привычке проверил входящие и удивленно присвистнул. — Ну и ну! — усмехнувшись, протянул Орихара. — Каков ревнивец! Стоило дать свой номер телефона и ненадолго исчезнуть, как он забрасывает меня своими звонками. А ведь между нами еще ничего не было… Перезванивать Изая не стал. Если Шизу-тян так за него волнуется, то позвонит еще раз. Тем более информатору предстояло сделать несколько более не терпящих отлагательства звонков, если он не хотел попасть в немилость до бесстыдства серьезных людей и потерять таких важных марионеток в срежиссированной им постановке. Которой и так, однако, грозил грандиозный провал, так как вмешательства Гермесов, Мормо и прочей нечисти он отнюдь не планировал. Пока батарея в телефоне не разрядилась окончательно, Орихара подключил его к зарядному устройству в гостиной у зеркала, ненароком бросив взгляд на его хрустальную гладь. И выронил вновь начавший звонить аппарат, выскользнувший из его вмиг вспотевших дрожащих ладоней. Оцепенев от парализующего ужаса, информатор застывшим взором загнанной добычи, не мигая, смотрел не на свое отражение… Но спустя пару мгновений зеркальная поверхность затянулась серой дымкой, стершей своими тревожными клубами безраздельно печальный лик, лишенный каких-либо четких черт, но словно способный примерить на себя любую форму, лицо и обличье. И Изая вспомнил. Он вспомнил это всё и ничто, завлекшее его в свою идеальную ловушку немой тоскливой песней, усыпившей волю и способность сопротивляться… Нещадно разрываемый громким сигналом телефон все также продолжал безнадежно оповещать о входящем вызове своего хозяина, не слышавшего и не видящего перед собой ничего, кроме событий казавшегося окончательно вытравленным из памяти отрезка времени… Изая, покинув квартиру своего теперешнего напарника и встретившись с шедшим к брату Ханеджимой Юхеем, направлялся домой, в Синдзюку, чтобы разобраться с накопившимися за последнее время делами, затем уладить требующие срочного решения проблемы. Однако, сам того не заметив, он вдруг неожиданно сменил направление, а когда понял, что забрел в совершенно незнакомый район, у него на пути возникло то отвратительное, неприметное и отталкивающее существо. Ведомый его чарами, Орихара, волю которого усыпили, подчинился влекущему зову могущественного создания и оказался один на один с тем, чей даже единственный взгляд был невыносим. Впервые в жизни Изая испытывал такой ужас. Именно в тот момент, когда не поддающееся описанию, лишь слабо напоминающее женщину существо неотвратимо и безмолвно начало приближаться к нему, он по-настоящему испугался — до колющего онемения в каждой клеточке тела, мешающего даже едва пошевельнутся, приковывающего обездвиживающими иглами к земле. Этот страх заставлял почти переставшее биться сердце сжиматься в маленький испытывающий боль и тоску комок, а похолодевшую душу чувствовать веяние близкой смерти… Такой властный ореол отчаянного кошмара не венчал даже сумрачное величие повелителя ночи Мормо… Оно не имело четкой формы. Окутанное серым пеплумом тонкое тело создавало туманную иллюзию обманчивого неприсутствия, а бледное тусклое лицо, обрамленное длинными струящимися волосами цвета пасмурного неба, не выражало никаких эмоций. Блеклые глаза топили в омуте тысячелетней грусти, разрывая сердце глядящего в них на миллионы плачущих частиц, резонирующих друг с другом и умножающих чувство беспросветной горечи и желания смерти. И оно оставалось безгласным — когда в жутком церемониальном поклоне поприветствовало оцепеневшего саббатарианина, подчиненного влиянию ее демонического страха; когда, словно в медленном траурном шествии, приближалось к нему, с каждым шагом меняя обличье, но оставаясь никем; когда протянуло хрупкую ладонь к его приоткрытым слегка подрагивающим губам… «Эмпуса, — произнесло существо в горький холодный поцелуй. — Мое имя…» Затем Изая ощутил, как начинает пылать его кровь, как вскипает она в его набухающих венах, а с резкой болью в голове его сознание заполняется чем-то насильным, однообразно повторяющимся. Он слышал монотонные слова, которые не мог понять, которые разбивали его душу, словно вытесняли его существо из собственного тела. В его разум вживляли нечто чужеродное… И все это время Эмпуса обнимала его одной рукой, а узкой ладонью другой руки почти невесомо касалась губ информатора, который, прежде чем потерять сознание, сквозь головокружение и давящую боль слышал ее тихий голос внутри себя. Ее речь, донесенную до его разума через странный поцелуй… Ведьма была нема. Отпечаток ее губ Орихара ощутил прикосновением ее ладони… После Изая очнулся уже у себя в комнате. — Ты какого хрена не отвечаешь, урод?! Вырванный из нещадного плена воспоминаний громогласным ором, Изая вздрогнул и резко обернулся, тут же ойкнув, поскольку его стали совершенно безбожно трясти за плечи. — Ойя, Шизу-тян, полегче! — чуть прищурившись, желая придать своему лицу подобающее ехидное выражение, проговорил информатор. — У меня и без твоей встряски мозг в голове скачет. Недовольно перекосив лицо, Хейваджима все-таки отпустил в глубине души благодарного его появлению Орихару, вид у которого был весьма потрепанный. — Я гляжу, ты совсем расклеился! — насмешливо бросил Шизуо, бесцеремонно хватая Изаю за подбородок и отворачивая его лицо чуть в бок. — Снова стигма кровоточила. — За языком следи, Шизу-тян! — с возмущенной едкостью огрызнулся в ответ информатор, сбрасывая чужую руку со своего лица. Он с опаской подошел к всколыхнувшему в его памяти пугающие картины прошедшего зеркалу и взглянул на свое отражение. На левой стороне лица и вправду багровела уже затянувшаяся стигма, обрамленная пятнами засохшей крови. — Черт, даже не заметил! — едва слышно прошипел Изая. — Тебе не кажется, что твоя вредительская работа может подождать? — пробасил Хейваджима, стоявший позади оставшегося у зеркала информатора. Изая оглянулся на него, закурившего и скрестившего на груди руки, через плечо, сомнительно смерив его оценивающим взглядом. — Уже начинает казаться, — деловито согласился Орихара, приблизившись к своему противнику. — И не кури у меня в квартире. Изая потянулся к сжатой в зубах Грозы Икебукуро сигарете, но Шизуо перехватил его руку. — Ну, — жестко спросил Хейваджима, буравя ледяным взглядом недоуменно вскинувшего брови информатора, — где ты шлялся? — Тебе-то какое дело? — рассмеялся в ответ Орихара. Его очень забавлял строгий тон временного напарника, от которого он начинал чувствовать себя прогулявшим уроки мальчишкой. — Волнуешься, как бы из-за моего исчезновения твоему братику не пришлось несладко? Едва подавив в себе желание переломить хребет невыносимому информатору, Шизуо лишь с силой отшвырнул от себя саббатарианина, с трудом устоявшего на ногах и до сих пор слегка заторможенного после оставившей в его душе неизгладимый отпечаток встречи с Эмпусой. — Я сказал, что должен знать, где ты и как с тобой связаться! — угрожающе прорычал Хейваджима. — Значит, ты должен отвечать, когда я спрашиваю тебя об этом! — О, Шизу-тян, да ты и впрямь ревнивец! — Орихара изогнул изящную линию губ в плутовской ухмылке. — А знаешь, нелегко ответить на твой вопрос, когда сам едва помнишь, где был… Пораженный откровением информатора, Хейваджима нахмурился, но, давно зная змеиную натуру Орихары, он сомневался, стоит ли верить его словам. Однако иногда проскальзывающая во взгляде Изаи странная растерянность и опустошенность, умело спрятанная под развязной насмешливостью, говорили в пользу искренности его противника. Какое-то время Шизуо молча, о чем-то раздумывая, смотрел вслед удалявшемуся в ванную Орихаре, а когда он, отерев засохшую кровь с лица, вернулся, повелительно кинул тому: — Прогуляемся. — Да-да, — лениво поддразнил Изая чересчур посерьезневшего Грозу Икебукуро. — Дай только позвоню нашему безотказному ведьмаку, готовому принять таких склочных типов, как мы, в любое время дня и ночи. Ну, в основном, ночи, — уточнил Орихара, глянув в потемневшее пространство за окном. Информатор поднял с пола совсем не успевший еще зарядиться аппарат и набрал номер Ворона, при этом беспрерывно ощущая на себе тяжелый и вызывающий дождь мурашек по коже злобный взгляд Шизуо. Когда же Изая договорился с Кораксом о встрече и кивнул Шизуо, чтобы тот следовал за ним, Гроза Икебукуро его остановил. — Я, собственно, зачем тебя искал… Хейваджима как-то недобро оскалился, неожиданно накинувшись на не успевшего даже слово поперек вставить Орихару и схватив его за футболку. Белую. Ту самую, школьную. Треснувшую по цельной ткани, разорванной сильными руками разгневанного парня и теперь представлявшей собой не более чем бесполезное тряпье, безжалостно скинутое на пол. — Надо было ее сразу выбросить, — успокоено проворчал Шизуо. А Изая, насильственным действием обнаженный по пояс, не сдержавшись, рассмеялся, от души и до слез, неосознанно положив ладонь, словно доброму другу, на плечо Хейваджимы и спрятав лицо у него на груди. Как же давно он так не смеялся — так беззаботно по-детски. Когда же теплая широкая ладонь осторожно легла на черноволосую макушку заразительно смеющегося информатора, тому показалось, что даже ужасная Эмпуса была всего лишь призраком из вспугнутого его ятре кошмарного сна…