Они сидели рядышком, соприкасаясь чуть склоненными головками и сплетя холодные побледневшие пальцы, и казалось, будто даже смерть бессильна разлучить их. Спокойные, безмятежные и недвижимые — теперь ничто не могло их ни развеселить, ни опечалить, ведь мертвым чувства чужды. Зато у мертвых есть великая власть над чувствами живых…
— Вы вместе появились на свет, — шепот, тихий, как прощальная мелодия плачущей флейты. — И ушли тоже вместе…
Коленопреклоненный, Изая осторожно, словно боясь причинить погибшим по вине его проклятой крови девочкам еще больше боли, сжимал касающиеся друг друга руки близнецов в своей ладони. Он не успел, и, хладнокровно отняв за раз две жизни, убийца забрал с собой два любивших его сердца. Брат, не сумевший защитить своих сестер, Изая, оглушенный подступающей отовсюду пустотой, наносящей неощутимые, но точные удары, которые обязательно проявят свои пагубные последствия, был молчалив и очень собран. Собран настолько, что это смотрелось ненатурально и мертво, как будто исток такой поразительной выдержки информатора крылся в коварстве корыстных потусторонних сил, непременно взыщущих однажды за свою услугу непомерную плату, обратив то, что некогда казалось прочнейшим камнем, в обнажающий беззащитную душу прах…
Стоявший сбоку Шизуо так же был безмолвен. Он видел, что Изая прощается с сестрами, пока кровь дорогих ему людей не успела совсем остыть, пока, вопреки невозможному, они, может быть, еще могут почувствовать присутствие брата, и потому не мешал. Ни слез, ни стенаний Орихара не проронил. Хейваджима не различил на его лице ни росчерка гнева, ни тени отчаяния, ни горечи скорби. Лишь мягкая, но безнадежно грустная улыбка тронула его чуть посиневшие, как от холода, губы, когда он поднялся с колен и, с ласковым осуждением, словно нашкодивших проказников, потрепав навсегда покинувших его сестричек по волосам, едва слышно произнес:
— Не любите вы своего братика. Оставили его совсем одного…
Последние слова огненной стрелой вонзились в отозвавшееся гулким стуком на их смысл сердце Грозы Икебукуро. В груди тоскливо защемило. Совсем одного… Он представлял, что это означало. Шизуо понимал, что творилось бы с ним, если бы он потерял брата. Находясь посреди гущи сражения между борющихся за его душу гневом, переживанием и жалостью, Хейваджима был растерян. Орихара Изая, его извечный враг и связанный с ним напарник, человек, которого он ненавидит, и который всего за две ночи непозволительно сблизился с ним, потому что им обоим было ради кого объединиться, отставив в сторону неизгладимую неприязнь, теперь он жестоко лишен семьи и одинок. Шизуо не знал, как ему следует поступить. Должен ли он его, ненавистного информатора, причинившего не ему одному столько вреда, поддержать? Должен ли он его, в конце концов, может, и сильнейшего, чем прочие, но все же обыкновенного человека, утешить? Только вот глядя на крепившегося и мрачно-спокойного, или же взаправду не чувствующего ни горечи, ни скорби, ни боли Изаю, Хейваджиме показалось, будто он ни в ком не нуждается, и ничья поддержка ему не нужна…
Собранный. Слишком собранный. Пугающе собранный, Орихара, ничего не спрашивая, приблизился к Грозе Икебукуро, наблюдающему за ним с опаской, вызванной сомнением в адекватности поведения информатора, и ожидающему от него возможных необдуманных поступков, и по-хозяйски запустил руки в карманы его брюк, доставая мобильный телефон оторопевшего, но не ставшего останавливать парня Шизуо. Изая сделал несколько звонков, ровным, бесцветным голосом вызвав полицию и медиков, затем вернул телефон хозяину и, больше не сказав ни слова, устало присел на кресло, откинувшись на его спинку и прикрыв глаза, ни разу не увлажнившиеся слезами.
Угнетающая атмосфера в будто бы сжавшейся в удушающую тесноту комнате была тиха, и сам воздух, казалось, тяжелел и уплотнялся от сводящего с ума безмолвия. Бездвижный, игнорирующий присутствие посреди ставшего обителью смерти помещения еще одного живого человека, Орихара, побледневший, словно теряющий краски и сливающийся с безжизненностью давящих, как чертоги склепа, стен, кривил губы в жуткой, неуместной улыбке. Шизуо угрюмо свел брови: ему не нравился Изая. Ему не нравилось, как он, точно включая себя в общество умерших, подобно нашедшим ужасную гибель в собственном доме сестрам, сидит неподвижный и бессловесный. Ему не нравилось, как он, вопреки разумному восприятию горя и боли утраты, улыбается. Хейваджиме почудилось, что, если Орихара еще хоть ненадолго останется здесь, он угаснет, обратившись в дышащего мертвеца, а перед этим в голос рассмеется, безумно и счастливо…
Изая испуганно вздрогнул, не ожидав настойчивого рывка, заставившего его распахнуть глаза и подняться на ноги. Он не возражал, когда Гроза Икебукуро буквально выволок его, покорно последовавшего за ним, из зараженной вирусом обреченности и смерти квартиры на лестничную клетку в подъезде.
— Здесь посидишь! — приказал Хейваджима, принудив испытывающего странное облегчение Орихару сесть на широкий подоконник между этажами. И Изая, словно ему больше ничего не препятствовало, тихо и чисто засмеялся, ввергая смятенного Шизуо, считавшего такое поведение необычным, в шок.
— Они бы засмеяли меня, если бы увидели плачущим, — успокоившись, признался информатор, внимательно заглядывая в глаза Хейваджимы. Он все видел и все понял — то, что бросало его противника на разные полюса сомнения.
— Давай, я помогу тебе разобраться, — предложил Орихара, привычно усмехнувшись, но в его усмешке отражалась сдержанная грусть. Изая пообещал себе, что это будет первый и последний раз, когда он позволит проявить себе такую слабость, а потом — он справится со всем самостоятельно. Просто сейчас было слишком тяжело вынести это в одиночку. Поэтому он, перестав размышлять об уже решенном, чтобы не пойти на попятный, приблизился к Грозе Икебукуро и произнес:
— Ты ведь спрашивал себя, должен ли ты…
— Должен…
Шизуо оборвал Изаю на полуслове и привлек его к себе, уложив на плечо его голову и зарывшись утешающей рукой в его черных волосах.
— Хватит, — спустя мгновение холодно сказал Орихара, отстранившись от Хейваджимы. Почему-то Изая вдруг почувствовал себя уязвленным, и на сердце как будто стало еще тяжелее, а в душе появилось какое-то гадкое ощущение неприязни. Того, кто утешал, хотелось оттолкнуть. Отчего-то стало еще больнее…
Следующие дни до самых похорон Изая провел вместе с не оставляющим его Хейваджимой, вызвавшимся помочь, но держался с ним отстраненно, словно не замечая, умело скрывая свое равнодушие за массой навалившихся безотлагательных забот. Информатор позволял Шизуо быть рядом, пока это представлялось для него терпимым и сносным. Лишь пока…
Разрастаясь и набирая силу, Орихару гложело омерзительное подобие зависти, некая извращенная обида, разгоравшаяся тем яростней, чем дольше находился с ним Хейваджима. Всякий раз, глядя на Шизуо, Изаю обволакивало леденящее облако пустоты, расширяющей пропасть контраста между двумя врагами, только-только начавшими учиться переносить друг друга и даже оказывать помощь. И по одну сторону этой бездны, чей ненасытный зев никогда не сомкнется, стоял Хейваджима, окруженный людьми, поддерживаемый братом и отвечающий за эту поддержку искренней заботой; а по другую — он, амбициозный и целеустремленный информатор, издалека наблюдающий за толпой, что неизменно остается по ту сторону пропасти, — один. И теперь даже мост, по которому к нему так часто с противоположной стороны наведывались сестры, был беспощадно сожжен. Второй же мост, недостроенный, неустойчивый и совсем хрупкий, Орихара взялся разрушить своими руками…
Это было неразумно — отдалять от себя Шизуо, и Изая отлично осознавал всю степень опасности, которой себя подвергал, и отдавал себе отчет о последствиях, какие могут повлечь за собой его действия. Но терпеть присутствие Хейваджимы становилось для Орихары невыносимым — Гроза Икебукуро напоминал ему о смерти сестер, о Мормо и его ненасытной свите, о том, что он зависит от своего врага из-за какой-то абсурдной прихоти мальчишки-божества. И хотя мизерная часть души саббатарианина противилась уже окончательно принятому решению, разумом ли, чувствами ли пытаясь доказать вздорность и поспешность необоснованного разрыва с ятре, Изая все равно поступил так, как счел нужным.
Сразу же после похорон информатор пригласил Хейваджиму сопроводить его с такой холодной любезностью, что Шизуо, за эти несколько дней почти не оставлявший информатора одного и не могущий не заметить в нем перемен, немедленно заподозрил неладное. Орихару как подменили. И, несмотря на то, что очевидной причиной тому была гибель по-настоящему дорогих Изае людей, Грозу Икебукуро не оставляло некое отдаленное сомнение, будто все гораздо сложнее и серьезнее.
Пребывавший в угнетающем молчании информатор неожиданно саркастически усмехнулся, остановившись сам и вынудив остановиться своего спутника, смерившего его недоверчивым взором.
— Недолгим оказалось наше сотрудничество, — с беззаботной ухмылкой насмешливо произнес Орихара.
— Ты что несешь?
Хейваджима понял, к чему Изая затеял весь этот разговор, но поражался такой опрометчивой бестолковости, казалось бы, всегда расчетливого информатора, который буквально без боя отдавал себя во власть жаждущего его тело демона, ибо без него, ятре, у саббатарианина противостоять Мормо шанс был невелик.
— Да, Шизу-тян, — с издевательской жалостью протянул Орихара. — Ты и вправду сообразительностью не отличаешься. Тебе бы читать побольше — для тренировки мозга и развития мышления.
Подавить яростный порыв и не наброситься на вызывающе ухмыляющегося информатора для Шизуо особого труда не составило, хоть тот и откровенно нарывался на добрую трёпку. Только на этот раз драка со старинным неприятелем была неуместна. Сегодня Гроза Икебукуро не мог позволить себе поднять руку на резко переменившегося, по крайней мере, внешне, в настроении Орихару: ему и так было больно, и хотя Изая похоронил это мучительное чувство глубоко внутри себя, воспользовавшись неисчерпаемым талантом контролировать свои эмоции, его истинное состояние порой давало о себе знать в незначительных жестах или рассеянном взгляде, на долю секунды сквозившем в темных глазах информатора.
— За своего брата ты можешь не волноваться, — между тем, продолжал саббатарианин. — Мои сестры мертвы. Смысла в союзе между нами больше нет. Так что — пока, Шизу-тян!
Махнув на прощание рукой, Изая резво развернулся на каблуках, собираясь покинуть затянутый утренней дымкой тумана сквер, где он вызвал Грозу Икебукуро на разговор. Где не так давно он сражался с мормоликаем на потеху его господина и был смертельно ранен им в грудь…
— А о себе ты подумал, придурок?! — грубо окрикнул Хейваджима неторопливо удаляющегося информатора, но Орихара даже не обернулся. — Решил отдаться Мормо?! Да ты, Блоха, подохнешь без меня!
Шизуо решительно нагнал Изаю и, желая остановить его бессмысленное сумасбродство, граничащее с безумным вредительством самому себе, жестко схватил того за предплечье, разворачивая его лицом в свою сторону, но Орихара вдруг молниеносным движением извернулся, отшатнувшись от Хейваджимы, как от прокаженного, и отойдя от него подальше.
— Не смей дотрагиваться до меня! — На мгновение Шизуо уловил полыхнувшее в точно незнакомых глазах информатора пламя ледяной ярости. — Не недооценивай меня, Шизу-тян. Я способен и без твоей помощи со всем разобраться.
Орихара вновь по своему обыкновению усмехнулся и добавил:
— В крайнем случае, через Ворона надавлю на моего славного покровителя. Ну, а если ты так за меня переживаешь, то я, так уж и быть, буду почаще навещать тебя в Икебукуро!
Завершив свою бодрую речь, насквозь пропитанную приторной наигранностью, Изая поспешил ретироваться прочь, пока Хейваджима не вздумал вновь преследовать его со своими грозными нотациями. Шизуо же, провожая взглядом быстро удаляющуюся фигуру информатора, сперва действительно хотел вернуть Орихару и повторно провести с ним разъяснительную беседу, только уже более настойчивую и убедительную, с применением насилия, если понадобится. Но только зачем ему это? Изая ведь для него всегда был и остается врагом, с которым он даже перемирия заключить не пожелал. И если сгинет информатор по собственной вине, глупости или чрезмерной гордости — то и черт с ним! Поэтому Хейваджима позволил Орихаре уйти. А затем он ощутил, как вязкое чувство неисполненного долга, или неоправданных ожиданий, или предательства внезапного союзника, которому он, несмотря на его сопротивления, нужен, заполняет его резко помрачневшую душу.
Много всего произошло за столь короткое время, что сделало двух давних противников ближе, и если они по-прежнему ненавидели один другого, то, по крайней мере, вполне сносно уже могли друг друга переносить. А еще Шизуо искренне хотел уничтожить Мормо, и негласное обещание помочь в этом Изае он назад не забирал. Да и не в его правилах было отступаться от некогда принятого решения или данного кому бы то ни было слова. А Блоху он пообещал — пусть себе и ради брата, который, как оказалось, вне опасности — сберечь. Завтра Хейваджима опять наведается к Орихаре и заставит его пересмотреть свои эгоистичные взгляды на жизнь. Чувством, движущим Грозой Икебукуро и толкающим его действовать вопреки укоренившейся вражде между ним и тем, ради кого он этой злобно шипящей вражде наступал на горло, была ответственность…
* * *
Навязчиво, неотступно и нещадно Изаю преследовала пустота, украдкой заползшая в его сердце в черный день траура и с каждым часом разрастающаяся внутри, вечно голодная и требующая насыщения. Она жаждала быть заполненной — хоть чем-нибудь, что сумеет превозмочь ее алчность и изгонит ее из обескровленной смертью близких людей души.
Изъедающий и все ширящийся вакуум изводил — настолько, что Орихара с вполне расчетливым рвением погружался в работу до беспамятства, так, чтобы времена суток сменяли друг друга, оставаясь за чертой восприятия информатора, безотчетно ищущего антидот от яда горечи, отравляющей все его существо истлевающей раной необратимой потери. Это помогало — так казалось Изае. Пустота начала заполняться, порой заставляя саббатарианина забываться и теряться во времени, часто дезориентируя его и вырывая целые отрезки событий из его памяти… Она начала заполняться холодным анестетиком тьмы, просочившейся в уязвимую душу сквозь нанесенную ей незаживающую рану. Теперь пустоту заменила ведовская ночь, ласково усыпившая едва способное сопротивляться ей сердце…
А Хейваджима действительно нагрянул к информатору на следующий день после их разговора, разорвавшего недолгое между ними сотрудничество, только Изаи в его квартире-офисе не оказалось. Шизуо повторил попытку на следующий день — с аналогичным результатом. На звонки он либо не отвечал, либо раздражающе дразнил, ни в какую не соглашаясь назвать место своего пребывания или пойти на встречу с Грозой Икебукуро, который уже неоднократно хотел дать зарок плюнуть на судьбу этого невыносимого засранца, только кое-что его все время останавливало. Беспокойство. Отчего-то в беззаботно измывающимся над ним голосе Орихары Шизуо слышался едва различимый шепот страха и зашифрованный сигнал о помощи, будто подавляемый кем-то могущественным. А те периодические случайные встречи с информатором на улицах Икебукуро только подтверждали опасения Хейваджимы, что Изая сильно переоценил свои собственные силы и возможности. Орихара избегал Шизуо, стремился скрыться от него как можно скорее, едва только замечал своего старого противника, изменяя своей излюбленной привычке подойти и в свойственной ему ехидной манере поздороваться с готовым размазать его по асфальту парнем. И взгляд Изаи стал чужим, окрасив его карие глаза в цвет безлунной холодной ночи, и лишь на доли секунды в них можно было различить искры незатухающей внутренней борьбы и непокорства.
Потом информатор и вовсе исчез, перестав появляться в Икебукуро, да и в других районах Токио, где пытался разыскать его ятре, он не появлялся, по крайней мере, в поле зрения Хейваджимы. Шизуо, помня о намерении Орихары связаться с Кораксом, если вдруг что-нибудь произойдет, позвонил Ворону сам, но тот сказал, что саббатарианин не связывался с ним. Квартира информатора все так же пустовала, и единственной, кого Грозе Икебукуро удалось там застать, была его секретарь Намие, на вопрос, куда делся ее босс, лишь несведуще пожавшая плечами.
Все было предельно ясно: Изая доигрался в героя-одиночку и теперь просто перестал существовать. Эта мысль упорно зудела в голове потерявшего от беспокойства сон Хейваджимы. Прошло столько времени, а он до сих пор не выяснил ничего полезного, что могло бы помочь ему в поисках создающего одни проблемы Блохи. Шизуо уже не хотел ни спасать Орихару, ни помогать ему разобраться с его сверхъестественным врагом. Он просто хотел убить его, чтобы тот больше не доставлял никому неприятностей, а потом, наконец, выспаться.
Поиски Изаи превратились для него в навязчивую идею, и Хейваджима бесился от того, что не мог отыскать какого-то ничтожного информатора, чертова вредителя, который выпендривается больше, чем может что-либо на самом деле. А этот вредитель совершенно неожиданно и посреди ночи возьми да и позвони сам…
Едва уснувший после изводящих бессмысленных переворачиваний с боку на бок, Шизуо гневно прорычал проклятье, неохотно потянувшись за оглушительно дребезжащим на прикроватной тумбочке телефоном, обещая при встрече нанести звонившему в неурочный час смельчаку надолго не сходящий макияж. Но все его желание и спать, и мстить за нарушенный сон моментально сошло на нет, как только он увидел мигающее на дисплее имя.
Орихара Изая.
— Ну?! Куда сгинул, Изая-кун?!
Шизуо был просто в бешенстве. Сперва эта тварь пропадает, послав его куда подальше, а теперь беспардонно названивает и молчит в трубку.
— Да говори уже! — рявкнул, не сдержавшись, Гроза Икебукуро.
— Шизу-тян… — Хейваджима смолк, пытаясь вслушаться в голос на другом конце провода, так как информатор говорил очень тихо, словно его что-то пыталось сдержать, и с частыми паузами. — Жди вестника…
Помехи на линии заглотили конец слова, и Шизуо еле разобрал, что Орихара ему говорил.
— …пришлю… вестника, — в трубке раздался приглушенный стон и болезненное шипение. — Пока… могу сдерживать…
Затем тишина и короткие гудки. Перезвонить не вышло: мобильный Изаи был отключен. Но не успел Хейваджима осмыслить весь этот странный поток каких-то непонятных обрывочных фраз, как в его спальню через открытое окно ворвалась крупная черная птица, с лету набросившаяся на оторопевшего парня. Ворон яростно махал широкими крыльями и, угрожающе каркая, стягивал с сидевшего на постели Шизуо одеяло.
— Да успокойся, дурная птица! — крикнул раздражившийся Гроза Икебукуро, встав с кровати и принявшись быстро одеваться. — Ты, что ли, вестник?
Птица громко прокричала и уселась на протянутую ей руку, внимательно заглядывая в лицо ятре. Единственным глазом… Из второй — пустой — глазницы сочился насыщенно-фиолетовый свет…
* * *
Беспрекословно следовавшего за ним Хейваджиму ворон привел к квартире расположенного не так далеко от дома самого Шизуо здания. Гроза Икебукуро иронично усмехнулся: Блоха, считай, все это время был у него под боком, а он не мог даже намек на его присутствие распознать. Сопроводившая парня черная птица уселась на перила подъездной лестницы, после того как указала ему нужную дверь. Ворон молчал и старался не издавать никакого шума, даже легкого шороха крыльев, словно делая все, чтобы скрыть свое существование. Но Шизуо, в отличие от своего магического проводника, таиться не стал. Если Орихара действительно за дверью указанной птицей квартиры, то он как можно скорее должен преподать наглецу, спрятавшемуся в его районе от него же самого, запоминающийся надолго урок. Поэтому Хейваджима без усилий и зазрений совести сломал преграждающий ему вход в убежище самоуверенного информатора замок и, разгоряченный и злой, ворвался в темное, окутанное аурой враждебности помещение.
Изая встречал его, статный, величественный и хищно скалящийся, приветствуя своего неосторожного ночного гостя стремительным броском блестящего совершенной остротой флик-лезвия точно в сердце…
