* * *
Следуя за уверенно ведущим за собой крылатого коня, в который раз выручавшего его, вороном, Хейваджима не мог отделаться от подозрения, что их, предсказуемых спасителей, вот так безыскусно и бесхитростно заманивают в западню, в которую, по сути, они мчатся добровольно. Судя по всему, Коракса одолевали те же сомнения, что и Грозу Икебукуро, поскольку он был крайне серьезен и собран, словно в любую секунду ожидая нападения с какой угодно стороны и готовясь отразить внезапную атаку скрывающегося противника. Казалось, будто, похитив саббатарианина и не лишив его товарищей возможности отыскать его, а лишь зачем-то потянув время, усыпив одноглазого ворона, Мормо или кто-либо еще из его свиты решили навсегда избавиться от тех, кто был помехой в планах повелителя ночи. Неспроста Кси оставили в живых и даже не уничтожили его второй глаз, тот, что был нанесен на тело Орихары, и с помощью которого всегда можно было обнаружить, где находится временный носитель магической татуировки. Чувство опасности усиливалось по мере приближения к роскошному, но выглядящему опустевшим и безжизненным, точно на него была наложена печать потусторонности, особняку. Пространство вокруг зловещего здания окружал плотный давящий холод, который леденил лишь душу, а тело, наоборот, бросал в вулканический жар. Страх становился материален, и создавалось навязчивое ощущение, будто его персонифицированное воплощение вот-вот явит перед заманенными в ловушку гостями свой безобразный убийственный лик, уничтожит их, не успевших даже попытаться противостоять его молниеносно поражающему цель ужасу. Приземлившись на крышу мрачного, несмотря на заливающие его светлые стены золотом утренние солнечные лучи, особняка, пегас сбросил с себя ловко спрыгнувших с его спины наездников и спокойно проводил их, последовавших за юркнувшей в зиявший чернотой чердачный дверной проем птицей, оставшись терпеливо ожидать возвращения своего хозяина и его спутников. — Это их логово? — изумленным приглушенным голосом поинтересовался Шизуо у утвердительно кивнувшего Коракса, двигаясь вперёд за резво мчащимся по лабиринту темных коридоров и комнат вороном и бегло осматривая мелькавшие перед его глазами сцены застывших в каком-то странном оцепенении крылатых тварей. Мормоликаи были повсюду, в каждом встречающимся оккультному мастеру и ятре помещении, но никто из родичей повелителя ночи не шелохнулся и словно не выказывал признаков жизни, и путники беспрепятственно прошли к большой величественно убранной спальной комнате, где, остановившись, Кси завершил свою обязанность проводника. Информатор был здесь… На широкой, устланной шелком насыщенно-кровавого цвета, постели посреди плотно занавешенной тяжелыми, не пропускающими свет, шторами комнаты Изая лежал, укутанный в то самое одеяло, которым Шизуо накрывал его, у ног жуткого, но словно не существующего в реальности существа, скрывавшего свое лицо за занавесью длинных пепельных полос и облаченного в просторные серые одежды, почти полностью прятавшие его тело. Голова саббатарианина покоилась на его коленях, и создание, чье величественное спокойное молчание венчало его личность короной страха, с ласковой неторопливостью перебирало черные волосы Орихары хрупкими бледными пальцами, едва показывающимися из широких рукавов его одеяния. Изая спал, безмятежно, умиротворенно, и с какой-то детской доверчивостью расслабленно обвивал руками тело медленно поднявшей глаза на вошедших в комнату гостей сидевшей на постели ведьмы. Хейваджима, чье сердце кольнула безжалостная мысль, что уже поздно что-либо делать, с порога кинулся на не выказывающего никаких эмоций противника, но порыв его быстро угас, а ноги словно примерзли к полу. В ответ же на молниеносную попытку Коракса поразить ведьму заклятьем, та лишь выпростала вперед изящную тонкую руку, и Мелас, коротко охнув, упал на колени, связанный обвившимися вокруг его тела усеянными острыми шипами лозами, туго сдавившими и до крови впившимися в его плоть. — Это было… — Ворон говорил сбивчиво, задыхаясь от стягивающих горло живых пут, разрывающих и царапающих тонкую кожу на шее, — бесполезно… Ни я… ни ты… ей… не соперники… Оккультный мастер, склоненный превосходящей силой и поверженный, не успел еще договорить, как ведьма внезапно, но очень бережно, подхватила своего спящего пленника с удивительной для ее хрупкого строения легкостью и в мгновение ока оказалась лицом к лицу с застывшим в колдовском оцепенении Грозой Икебукуро. Заглядывая прямо в глаза парня своими изучающими самую душу почти прозрачными, словно хрусталь, очами, Эмпуса передала Изаю пораженному Шизуо и, в последний раз погладив информатора по волосам, медленно обошла Хейваджиму, прильнув сзади к его спине и обвив рукой его плечи. Ладонью другой руки с разомкнутой тонкой линией губ на ее внутренней стороне она припала к губам Грозы Икебукуро… Ведьма говорила — размеренно и гипнотизирующе, минуя голос, не произнося слов, вливая смысл того, что стремилась донести до содрогнувшегося от холода ее фраз и холода ее близости парня, непосредственно в раскрытый перед ней, как свиток ценного пергамента, разум. Она произносила жестокие речи, описывала страшные вещи, и чем дальше заходила она в своем повествовании, тем крепче прижимал к себе Шизуо тихо лежащего на его руках Орихару, то ли стараясь согреться таким необходимым в этой мертвенно-ледяной атмосфере теплом его тела, то ли пытаясь согреть таким образом нуждающегося в защите Изаю. Ведь те слова, которые внушала Хейваджиме с внешним безразличием и внутренней печалью таинственная ведьма, угрожали саббатарианину, вещали о его гибели… Обещали стереть существование информатора со страниц книги бытия… Когда речь Эмпусы была закончена, и ведьма отошла от Грозы Икебукуро и приблизилась к до сих пор связанному колючими лозами Кораксу, чтобы освободить его от пут и внушить ему несколько слов, Шизуо ощутил отсутствие ограничивающей его прежде скованности. Исцарапанный и окровавленный, останавливающий сочащуюся из порезов кровь при помощи распавшегося на перья-тени ворона, оккультный мастер тронул Хейваджиму за предплечье, обращая его рассеянное внимание на себя. — Идем, — хрипло произнес Мелас, стараясь отдышаться. — Пора уходить. Шизуо согласно кивнул, и, не тратя времени, ятре и оккультный мастер направились прочь из гнетущего места, где все вокруг таило для них опасность быть в любую минуту уничтоженными. Их никто не преследовал, никто не гнался им вослед. Лишь Эмпуса провожала их холодным и пустым, как космос, но мудрым и скорбным от познания вечности взглядом, удерживая своих сородичей в цепях искусственного сна до тех пор, пока беглецы не покинули убежище мормоликаев, названное Гнездом. Ни Шизуо, который вместе со склонившимся во сне к его плечу Изаей был унесен пегасом, ни Коракс, которого, израненного и ослабленного, Кси телепортировал сразу домой, уже не могли видеть, как ведьма, слегка улыбаясь нежно и заботливо, вышла встречать возвратившегося в свою резиденцию Мормо, сопровождаемого Ламией, довольного и возбужденного от предвкушения грядущих скорых событий…* * *
Изая спал долго — достаточно, для того чтобы терпение Шизуо, прикидывающего в уме всевозможные мотивы для странного похищения информатора, иссякло. Ему важно было знать, что, если Орихара, конечно, будет помнить это, делала с ним ведьма, чтобы понять, чего ожидать, чего опасаться, с чего начинать контратаку. Быть готовым, в конце концов — к чему угодно. Без объяснения саббатарианина композиции застигшего ятре врасплох похищения не хватало целостности, все казалось разрозненным, размытым и лишенным смысла. Изая, если верить редко ошибающейся интуиции Хейваджимы, был Изаей, и присутствия чужеродной воли, даже едва уловимой и слабой, Шизуо не ощущал. Да и не отходил он от информатора ни на шаг к тому же, расположившись рядом со спящим парнем на своей постели и уложив его голову себе на грудь, чтобы не прерывать тактильный контакт. Так, на всякий случай — вдруг Мормо все же искусился попытать счастье заполучить Орихару еще раз. Кроме того, Шизуо и Коракс беспрепятственно проникли в убежище мормоликаев и, вопреки их убежденности в приготовленной для них западне, так же свободно покинули мрачное заселенное вампирами место, при этом вернув саббатарианина целым и невредимым, по крайней мере, внешне, и отделавшись лишь неровной дробью разуверившихся в благополучном исходе предприятия сердец и неопасными ранами. Похищение, таким образом, казалось безвкусным и насмешливым фарсом. Или демонстрацией силы, мол, защита у вас ни к черту, и саббатарианин, будучи рядом с обязанным оберегать его ятре, уязвим так же, как если бы он был один. Гроза Икебукуро во внезапном гневе, оправданном осознанием собственной оплошности, скрипнул зубами, припомнив слова, что внушила ему противница-ведьма. Они не выходили у парня из головы и непреклонно требовали от него решиться, принимать ли их и согласиться на оговоренное условие или игнорировать их смысл и найти другой способ избавить информатора от беспощадного предначертания. Только другой способ нуждался и в другом человеке, а Шизуо не мог не признать, что доверить саббатарианина кому-то другому он уже не может. И дело вовсе не в привязанности, вернее, не только в ней. Была еще и не девшаяся никуда неприязнь. И взаимные раны, нанесенные друг другу осмысленно или неосторожно, а кровь и боль связывают людей гораздо крепче, чем даже взаимная любовь. Ибо любовь не требует платы, а кровь — всегда. Хейваджима, уставший от одолевающих его мыслей, порожденных неизвестностью, сперва слегка потряс Изаю, перекинувшего руку через торс Грозы Икебукуро, за плечо и негромко позвал его по имени, но информатор не откликнулся, лишь недовольно поморщившись и невнятно промычав, давая понять, что он желает, чтобы от него отстали. Но Шизуо снова, уже настойчивее, тряхнул Орихару. — Блоха! — рявкнул Хейваджима, решивший во что бы то ни стало добиться пробуждения потерявшего всякий стыд информатора, который превысил весь мыслимый лимит приличий, отпущенных для времени сна. — Ну, чего ты причитаешь, Шизу-тян? Изая медленно привстал, усаживаясь на колени, и сонно потянулся. Он, казалось, был нисколько ни удивлен, ни смущен, ни, после всего произошедшего, напуган тем, что проснулся совершенно нагой в обнимку с Хейваджимой. Как обычно — естественно воспринимает любые неожиданные вещи. — Все со мной в порядке, — продолжил он, будто зная, что хочет выяснить ятре. — Эмпуса рассказала мне сказку и уложила баиньки. Есть вопросы? — саркастично поинтересовался саббатарианин. — Ублюдок! — Шизуо ощерился, разъяренный вызывающим поведением неблагодарного информатора. — Это не вопрос, а восклицание, — скучающе отозвался Изая на брошенное ему оскорбление, поднимаясь с постели и озирая комнату в поиске своих вещей, совершенно не стесняясь своей наготы. — Рассказывай, что эта тварь с тобой делала! — грозно выпалил Хейваджима тоном, которому опасно было возражать, усевшись на край кровати и устремив на натягивающего на себя белье и брюки информатора такой взгляд, словно он готов был кинуться на того и загрызть в случае, если Орихара сделает или скажет что-либо, способное раздразнить Воплощенное Насилие. — И не вздумай меня баснями кормить! Саббатарианин, оглянувшись через плечо, окинул Шизуо колючим взором, затем, вновь отвернувшись, серьезно проговорил: — Я правда не могу ничего рассказать, — информатор тихо, так, чтобы Хейваджима не мог различить, вздохнул, но ятре заметил, как понуро опустились плечи Изаи, будто отяжеленные невидимым, но весомым грузом. — Слова — это магическая субстанция. Все может обернуться весьма скверно, если я озвучу то, что знаю… Неожиданно Орихара вздрогнул, и дыхание его на какой-то миг прервалось. Возникший за его спиной Шизуо легко коснулся пальцами его кожи на пояснице, затем стал проводить ладонью вверх по спине саббатарианина, шепча ему на ухо: — Глаз ворона. Наконец-то нашел. В самом деле — блуждающая татуировка. Не уследив за скоростью проворного информатора, Хейваджима и не заметил, как Изая быстро развернулся к нему лицом, а лишь спустя секунду ощутил, что лед тонко отточенного лезвия впивается в его горло, жадно впитывая ускользающие от него кровавые капли. Сердце Орихары бешено стучало, но твердая рука точным скорым движением слегка рассекла кожу на шее ятре. — Достаточно, — странным севшим голосом предупреждающе шипел информатор, с горящим, как при лихорадке, взором, но остро глядящий в глаза отчего-то ухмыляющегося Грозы Икебукуро. — Не хочу, чтобы не удавшаяся постельная сцена повторилась. — Догадался? — будто бы разочарованно спросил Шизуо, которому показалось забавным лицезреть застигнутого врасплох Орихару. Лезвие еще плотнее уперлось в горло раздразнившего противника парня. Информатор парировал холодно: — Вспомнил, когда было уже поздно. Но, чтобы не оставаться в долгу у Грозы Икебукуро, набравшего очки за мимолетное превосходство над давшим слабину саббатарианином, Изая тут же спросил, добавив в голос как можно больше ядовитого меда: — А ты, Шизу-тян, ответь мне, сделай милость: с каких это пор твое желание меня убить преобразилось, хм… — информатор деланно задумался, сделав театральную паузу, — в желание меня? К удивлению Орихары Хейваджима не растерялся. Он даже не взбесился, как будто Изая сказал правду, с которой ятре уже примирился. Или он просто привык к подобным замечаниям своего вечного противника? У Грозы Икебукуро ответ был готов. — Наверное, с тех самых, — Шизуо несильно, но крепко, сжал запястье Изаи и, преодолев непродолжительное сопротивление, опустил его держащую нож руку, — как ты стал настолько беспомощным, что тебя то и дело приходится спасать. Орихара отошел от своего, признаться, задевшего болезненными словами самолюбие весьма эгоистичного саббатарианина, противника и надел черную водолазку, затем вновь сблизился с мрачно окинувшим его мерзкую улыбочку Хейваджимой, который приготовился услышать очередную остроту в свой адрес. — А ты, оказывается, латентный некрофил! — весело воскликнул информатор, на что Шизуо непонятливо вскинул бровь. — Выходит, если я привлекаю тебя своей беспомощностью, то если я умру, ты, следовательно, меня полюбишь. — Ха! — Хейваджима возражать не стал. По сути ведь мертвый Изая некогда был его мечтой. — В точку. — Спасибо, что бросился меня вызволять. Изумленный, Шизуо проводил взглядом саббатарианина, с показным достоинством удалившегося из спальни и таким образом оборвавшего неожиданными словами благодарности отнюдь не приятный обмен взаимными насмешками, который, возможно, мог бы вылиться в неуместную ссору, если бы Изая не решил проявить экзотичное для него некое подобие такта. Орихара был наделен не только проницательностью и наблюдательностью, но и чувством меры. С помощью первых он пришел к выводу, что, судя по речам и поведению Грозы Икебукуро, и зная его импульсивный нрав, тот однозначно не сидел сложа руки, обнаружив, что его напарника увели у него из-под носа. С помощью второго он понял, что следует остановиться в пререканиях с Хейваджимой. А благодарность — она была нужна, чтобы привязать к себе того, привязанность к кому ощущал сам. Благодарность была посредником между ними. Была залогом преданности, которой гениальный информатор непременно сумеет воспользоваться…