Лаванда и розы.

Наверно последний раз, когда Женя просыпалась от такой головной боли и с такого сильно похмелья. По голове как молотки били, от принятия вертикального выражения захотелось подставить тазик и выпорожнить туда внутренности. Чудо, но на тумбочке стоял аспирин, что-то от похмелья и стакан с вкусной прекрасной водой. Внутри было плохо, тоскливо, как кошки царапали по обнаженному сердцу. Еще одна странность: она была в растянутой огромной футболке, явно ее, потому что помнила, как ее покупала. Аккуратно, стараясь не навернуться, Женя дошла до двери, а там врезаться из ниоткуда появившегося Даню, было неожиданно. Он придержал ее за талию и поцеловал в лоб. В таком ступоре она давно не была, она что-то пропустила, с какого он ее в лоб целует? — Доброе утро, как себя чувствуешь? — Шокирована, это что сейчас было? — Женя высвободилась из рук, Даня немного поник. Ну, а как она должна была реагировать? Даня непонимающе на нее уставился, а потом сник. В голову пришла одна сумасшедшая догадка, ну не могла она к нему приставать, хотя учитывая, сколько она выпила вчера, вполне возможно. Вспомнилось, как она после университетской вечеринки, на которую ее еле затащили, пьяная пришла домой, а там Олег, она буквально заснула на нем, а потом по его рассказу поняла, что, кажется, к нему лезла с не совсем приличными мыслями. Опять противный ком слез подступил к горлу. Все, больше никакого Меньшикова не будет в ее жизни, есть Даня, она ему нравится, вот и отлично. Да, эгоистично и плохо по отношению к нему, но, а что ей еще делать? Одна она точно скатится по наклонной. Даня только открыл рот, чтобы ответить, как Женя завлекла его в сумасшедший поцелуй, да сквозь скатывающиеся по щекам слезы. Главное забыть, вычеркнуть Меньшикова, как-будто его и не было. Даня оторопел, не ожидал, но потом сам с таким остервенением ответил, что была уже очередь Жени удивляться. — Женя, это значит, мы теперь вместе? — Козловский прервал поцелуй, прислонившись лбом к ее, немного неудобно для него, из-за роста наверно. Женя угукнула. Все, новая жизнь, без Олега, без него. Данила молодец, прибрался, вынес все бутылки, и квартира стала похожа на квартиру, а не на место сборища алкашей. Только она все равно как нежилая, вещей мало. Хоть бы у него вопросов не возникло, хоть бы. Кстати, из ее окон открывался потрясающий вид на Тверскую, снежную, светящуюся Новогодними огнями, внизу спешат люди, несмотря на уже давно начавшийся рабочий день, яркие вывески магазинов, машины. — Слушай, а что у тебя квартира не украшена, елки нет даже? — прервал созерцание улицы, Даня подойдя сзади. — Сегодня Новый Год ведь. — Новый Год…уже сегодня? Я как-то замоталась, думала в клуб сходить или бар. — Как же не хотелось отмечать, ничего не хотелось. — Мне надо отъехать, я вернусь к вечеру, и мы вместе отметим. — Женя согласилась. А что еще делать? В данный момент одной оставаться не хотелось, ну, а что бы она сказала Дане? «Не оставляй меня, потому что мне плохо от мыслей об Олеге Евгениче»? Хлопок двери и тишина, звенящая, стало страшно неуютно, на нее как-будто начали давить все стены, захотелось лечь, сжаться в маленький комочек и снова стать маленькой, когда все было хорошо, от нее ничего не требовали, она никого не любила, просто жила и радовалась. Холодные струйки слез непроизвольно потекли из глаз, в голове опять проносились вчерашние вопросы, удивительно, что она хоть что-то помнила. Захотелось завыть от тупой боли, как волк, потерявший свою пару. И Женя завыла, тихонько, глуша звук в обивке дивана, это было больше похоже на щенячье поскуливание, но хоть какой-то выпуск эмоций. Отвлечься бы как-нибудь, может, прогуляться и заодно положить заявление об уходе из театра на стол художественного руководителя. Хорошо даже, что Меньшикова не было в театре, зато когда она уже была на обратном пути, из-за угла на нее вышел Петров, нагло скалясь, ничего не сказал, зато посмотрел, как-будто грязью облил, как-будто она блядь какая-то, другого слова не подберешь. Гад, ведь Женя считала его другом, доверяла, он скотина… В клубе было шумно. Хоть Женя и обещала встретить Новый Год с Даней, но хотелось забыться в шумном море не совсем трезвого народа. Музыка неприятно била по ушам, да и противные сальные оценивающие взгляды так и скользили по выставленному телу на показ, дернул ее черт надеть платье, больше напоминающее тряпку, да еще и обтягивающее, не вздохнуть толком, зато бармен только и делает, что подливает, даже просить не приходится. На часах над танцполом стукнуло одиннадцать, Новый Год, новая жизнь совсем скоро, хотя чувствует, заберут ее скоро отсюда, Даня звонил, сам догадался, что в клубе. А как по бьющей из телефона музыки не догадаешься? Рядом подсел смазливый красавчик, из типа «одна моя улыбка и ты моя», конечно, заказал выпить, и начались пошлые подкаты и намеки. — Красавица, а не хотели бы вы уединиться? — улыбнулся, аж передернуло, Женя хотела ответить своим еле шевелящим языком от огромного количества алкоголя, как внезапно на острое плечо легла теплая рука, а следом до острой боли и слез знакомый голос произнес: — Нет, не хотела бы, извините уж, дама занята, — лицо блондина исказило, а Женю подняли за локоть и потащили сквозь толпу. От застилающих слез глаза она ничего не видела, в голове как набатом било, а от крепко держащей за плечо руки как током пробирало. Разум более-менее заработал на морозном воздухе, Меньшиков как всегда красив, собран, только взгляд пылает, как огненная бездна. Такое ощущение, что его выдернули с новогоднего корпоратива, даже с того расстояния пахнет коньяком, многочисленными духами, сладким запахом роз и чего-то пряного. Зачем он пришел? Поиздеваться? Все это она озвучивает и поток других мыслей о том, какой он гад и сволочь, необращая внимания на уже посиневшие пальцы и ноги, как ее трясет, сама не знает, как оказывается чуть-ли не вплотную к нему и выплевывает все ему в лицо. Женя кричит, срывая голос, хотелось тоже на нее наорать, попросить прощение, обнять, прижать, вдохнуть терпкую лаванду, дать подзатыльник за то, то что изводила целые сутки: ни смс, ни ответа на звонки. А все гребаный Петров, ведь началось все невинно, и правда сидели обсуждали сценарий, как Саша оказался у него на коленях, Меньшиков аж онемел от такого нахальства, а как тот припал поцелуем к его губам, вообще не смог пошевелиться, просто не веря в происходящее. А тут она, была б воля — выгнал бы Петрова из театра к чертовой матери, да кто ж позволит. А Женя там уже вся посинела, дура, нет бы остаться, объясниться, прояснить ситуацию, хотя он ее понимал, не послушал бы тоже. — Женя, давай все объясню, ты там все не так поняла, — гнев затопил все внутренности. Не так поняла. Типичные фразы, что говорят в таких ситуациях. Скинув его пиджак, успевший лечь на ее плечи, она со всего маха дала ему пощёчину. — Да как ты, сволочь, можешь после такого вообще подходить ко мне? Нет, ладно бы ты не говорил, что любишь меня, но ты это говорил, много раз. Зачем обманывать? Я не понимаю, у вас, звезд, такое развлечение — издеваться над доверчивыми влюбленными девушками? — было неприятно, больно, просто досадно. Женя не хотела его слушать, может быть это и неправильно, но сейчас она хотела высказать все, что думает об этом и о нем, и желательно уйти и никогда с ним не пересекаться, не видеть этих любимых омутов цвета пьяной вишни, обворожительную, теплую, которая предназначалсь ей и только ей. Холодные слезы моментально замерзали на щеках, а губы уже покрылись противной коркой. — Я не хочу больше тебя видеть. Никогда. Оставь меня, мою жизнь в покое и не появляйся. Никогда. Слова били кнутом, причиняя невыносимую боль. Все, что мог сейчас Олег, так это смотреть на рыдающего Рыжика, только его Рыжика, сквозь пелену подступающих слез. Когда он в последний раз плакал не по роли? Давно, очень давно. Тогда даже было не так больно, как сейчас, сейчас он понимал, что теряет смысл жизни, как это пафосно не звучало бы, любовь единственную, не повторимую, самую искреннюю. Рядом с ними остановилась машина, оттуда выскочил переполошенный Данила, Женя предвкушающе медленно подошла к нему, обхватив рукой за затылок и яростно целуя. Думал, больнее быть не может. Нет, может. Как-будто раскаленным железом выжигают по сердцу жестокие узоры. Ничего не сказала, головы не повернула, просто уехала.