Deficit Perspective

Такой текучки в медотделении он не наблюдал со времен землетрясения в Миссисипи. Первым приходит Скотти. Во фляжке, выуженной им из кармана, завлекающе плещется алкоголь, и Маккой без капли сожаления отказывается. Другие приоритеты. - И то правильно, док, - одобрительно кивает Скотти и делает большой глоток. Маккой неодобрительно качает головой, и Скотти поспешно убирает фляжку обратно. - Один глоток, - оправдывается он, как будто Маккоя в данный момент может волновать, что он застрял на полуживом корабле, главный инженер которого готов послать к черту все директивы и надраться. – Джим меня выдернул из бара, даже допить не дал, а тут у вас уже космические баталии. Ты видел, что он сделал с моей девочкой? Маккой не отвечает. Вместо него в приоткрытом ящике стола одобрительно тренькает триббл, оживший и вполне бодрый. - Он вообще как? – У Скотти в глазах сквозь общую браваду мелькает усталость. У него голос человека, из-под ног которого выдернули ковер. В каком-то смысле так и есть, только Маккой не знает, что ему ответить. Цел? Это вряд ли. Жив? Нет. Скоро поправится? Как врач, он не имеет право проецировать свои надежды. - Я делаю все, что могу, - говорит он вместо этого, и Скотти понятливо кивает. - Я не сомневаюсь, док. Кстати, можете не переживать насчет того, что флот полезет на наш корабль. Нами получено разрешение на орбитальный дрейф. Маккой вопрошающе приподнимает бровь, и Скотти криво усмехается и наклоняется к нему поближе. - Коммандер у меня тут спросил, - заговорщицки начинает он, - насколько сильно пострадал корабль и не может ли что-нибудь помешать ремонту. Волновался он. - И как? – с невольным любопытством вопрошает Маккой. Скотти довольно хлопает ладонями по бедрам. - Ну я ему и сказал, как есть. Что варп-ядро нестабильно, и чинить его можно или в дрейфе, или на орбитальной станции, что некоторые транспортеры барахлят. А потом прошел вызов с флота. И я не знаю, то ли коммандер чего не расслышал, то ли еще чего, но к «Энтерпрайзу»-то, оказывается, нельзя приближаться для стыковки без угрозы нарушения стабильности варп-ядра, ремонтникам со станции опасно даже думать о наших транспортерах, поэтому команда просит пару дней для восстановления порядка на корабле. Нерасслышавшего что-то Спока Маккой представляет слабо, поэтому… - То есть, он соврал? – недоверчиво уточняет он. Скотти мотает головой. - Да вы что, док. Чтобы коммандер да соврал? Он просто… не все договорил. Нам же это надо? Маккою неуютно под его выжидающим взглядом. - Надо, - соглашается он, и Скотти немного оживляется. - Вот и отлично. Тогда договорились, док? - На что? – уточняет Маккой. - Ну как. Я чиню «Энтерпрайз». Вы – ее капитана. Встречаемся здесь через несколько недель? Ни один врач не должен обещать ничего. Ни один врач не должен давать прогнозы. Ни один врач не должен… Энтузиазм Скотти заразен. Может, сейчас ему, Маккою, и не хватает этой абсолютной веры, что все будет хорошо? - Не забудь фляжку, - велит он. – И залей туда что-нибудь нормальное и покрепче. - Будет сделано, док, - соглашается Скотти. Дверь в медотсек мягко захлопывается за его спиной. Спок приходит позже, когда «Энтерпрайз» мягко покидает земное небо и впадает в плавный дрейф неподалеку от Марса. - Наслышан о представлении на капитанском мостике, - встречает его Маккой. Пробирки с кровью Хана тихонько звякают около его локтя, и он переставляет их подальше, чтобы случайно не смахнуть. – Нос расти не начал? - Мой процесс взросления закончился несколько земных лет назад, - отстраненно говорит Спок, глазея куда-то за плечо Маккоя. Впрочем, не «куда-то». За ним располагается отсек с криокамерами, в одной из которых сейчас находится Джим. Он ждет и ждет вопроса, но Спок молчит, иначе бы Маккой уже давно выдал бы ему положенные слова успокоения и выставил бы из медотделения. - Взятых образцов вам будет недостаточно, - внезапно говорит Спок, сбивая его с мыслей. - Я в курсе, - без особого запала огрызается Маккой. - Вы собираетесь пойти и взять еще. - Ты безумно наблюдателен. - В таком случае я прошу известить меня, чтобы я смог вас сопровождать. Маккой так резко поворачивает к нему голову, что у него щемит шею. - Чего? – уточняет он. Спок глазеет на него, сложив руки за спиной и изредка моргая. - Как человек, имеющий большое значение для капитана, вы подвергаетесь от Хана гораздо большей опасности, чем остальные члены экипажа. - И ты… собираешься меня охранять? – осторожно уточняет Маккой. - Да, доктор. - Потому что Хан может попытаться пробить мной переборку? Спок молчит так неловко, как только может. Маккой практически видит, как у того в мозгу перещелкивают разные варианты ответа, один за другим, и Спок отметает их как слишком нерациональные и нелогичные, и немного эмоциональные. - Потому что когда капитан Кирк проснется, - говорит Спок, и Маккой невольно цепляется за это «когда», не «если», «когда», и как только Джим ухитрился собрать команду безумных оптимистов? – Когда он проснется, я не хочу докладывать ему, что во время моего присутствия на корабле был нанесен вред одному из его близких друзей. Маккой смотрит на него, сжав губы в узкую линию. - Спок, - наконец произносит он, - почему ты назначил временным капитаном Сулу? У тебя ведь есть опыт управления кораблем. Он почти готов поклясться, что Спок стиснул зубы. Или это, или у «Энтерпрайза» где-то опять скрипит растерзанная прошивка. - Потому что мое эмоциональное состояние не соответствовало состоянию, требующемуся для управлением корабля. Маккой вздыхает. Ну не ждал же он в самом деле фразы: «Я переживаю, потому что мой друг сейчас умирает». Хотя именно это от Спока он сейчас и услышал. Чертов гоблин даже выразиться по-человечески не может. - Завтра, - говорит он. – На сегодня у меня достаточное количество для проведения необходимых экспериментов. Спок кивает и уходит, не прощаясь. Маккой роняет голову на скрещенные руки. Тихо шуршит дверь, и он поворачивает голову посмотреть – Спок забыл что-то сказать, что ли? На пороге переминается Чехов. Маккой тяжко вздыхает. У Чехова делается взгляд ритуальной жертвы, которая поняла, что вся эта религия ей не особо-то и сдалась. - Меня мостик послал, - честно признается он. – Там все беспокоятся за капитана. И я тоже беспокоюсь, - поспешно добавляет он, как будто Маккой вкупе со всем кораблем способен не заметить щенячье обожание, с которыми он обычно смотрит на Джима. Как будто усилившийся русский акцент, сливающий нормальную речь в кашу, не выдает нервозность Чехова с головой. Умер наш капитан, хочется сказать Маккою. Капитан мертв, да здравствует капитан, если вы все провалите из моего лазарета и дадите мне поработать. Поработать, потом вколоть себе ядреную смесь антидепрессантов и снотворного, устроить себе мини-кому, потом поработать опять. Сходить к Хану и выкачать из него всю кровь, и залить ее в Джима. Вцепиться Хану в шею и потребовать, чтобы он своим генетически развитым мозгом придумал, как спасти Джима, раз уж именно он виновен в происшедшем. Он представляет, как высказывает все это Чехову, представляет его широко распахнутые от ужаса глаза, делает глубокий вдох и берет себя в руки. - Передай мостику, - велит он, поднимая указательный палец, на который Чехов загипнотизировано пялится, - что если хоть кто-то из них думает, что я не приложу для спасения Джима все силы, то я лично дам ему пинок под зад в открытый космос. Понял? Чехов улыбается – все еще неуверенно, но так доверчиво, что у Маккоя щемит сердце. - Ага, - говорит он. – Я в вас и не сомневался, доктор. Через пять минут Маккой по полной убеждается в том, насколько не сомневается в нем Чехов – когда по всему кораблю проходит открытая трансляция. - …и скоро капитан снова вступит в свои прямые обязанности, - вещает Чехов. – Доктор Маккой в этом уверен. Доктор Маккой уверен, что сейчас ему надо встать, пойти на капитанский мостик и свернуть чью-то цыплячью шею. Он стискивает зубы и считает до десяти. - Ты мне должен, Джим, - бурчит он под нос и начинает перетаскивать все необходимое оборудование в личный кабинет. Закрыть доступ в него на терминале и отключить передатчик внутри. У него есть капитан в криокамере, которого надо спасать.