Deficit Perspective

Ему безумно хочется вызвать по коммуникатору Скотти, велеть принести все свои запасы спиртного и от души надраться, но это слабость, которую он сейчас не может себе позволить. Маккой вкалывает себе стимулятор, чтобы взбодриться – до ночи он дотянет, а там уже поспать придется: еще одной ночи на ногах или в кресле его организм не потянет, а от него самого будет больше вреда, чем пользы. Анализатор закончил работу, и теперь можно просчитать параметры и начать синтезирование сыворотки из крови Хана. Если все пройдет нормально, то к следующему утру она уже будет готова, и Маккою не придется возвращаться в эту белую камеру, в его новый персональный уголок ада. Он автоматически готовит необходимые приборы и думает, вспоминает. Евгенические войны они проходили еще на первом курсе – как пример того, что иногда медикам не стоит лезть в процесс эволюции. Долгие лекции, не менее долгие обсуждения и препирательства на тему. Врачебную этику специально начинали преподавать позже, чтобы вдолбленные принципы не сбивали с дискуссий. Человечество вывело таких, как Хан, но так и не придумало, что с ними делать. Вывело, морщится Маккой. Как породу собак. Мерзкое слово. Но Хан все еще здесь и все еще жив, потому что его организм совершенен, что с ним не делай. Он неуязвим. Маккой замирает с занесенной рукой. Сегодня ему принесли кровь оглушенного Хана. И да, Хан был неуязвим – в двадцать первом веке, когда его создали, когда постарались учесть все угрозы, существующие тогда. Но это двадцать третий век. И у них есть фазеры и бластеры, и еще миллионы приборов, которым не составит труда его оглушить и обездвижить. Хан силен, он быстр, он опасен – но он уже не всемогущ. Они его поймали. И теперь он в их власти. Маккой медленно моргает. Есть вещи, о которых нельзя думать, но если начать, то уже не остановиться. Он задает параметры для синтеза и аккуратно вставляет пробирку с тщательно отмеренным объемом крови – утренней, он перепроверил два раза. А потом он садится, откидывается на спинку кресла и смотрит в потолок. И старается дышать как можно размереннее, потому что ему тошно. До этого момента Маккой даже не думал, насколько в его власти Хан. Но сейчас команда живет надеждой, в ожидании новостей, и Маккой знает, насколько все они дорожат Джимом. Перекачаете в него всю мою кровь, спросил Хан. Разберете меня по органам, сказал Хан. Если Маккой скажет, что для спасения Джима надо разрезать Хана на мелкие кусочки, они первые возьмутся за скальпель. Неуязвимый организм сейчас опасность, а не спасение, а Маккой, кажется, получил абсолютную власть над другим живым существом. Как просто будет вырубить Хана и привязать его к операционному столу. Откачать кровь, вырезать части для исследований – а потом разбудить его и дать организму регенерировать. И снова, и снова. Он боится себя чуть ли не больше, чем боится Хана. Маккой на секунду закрывает глаза, представляет белоснежную камеру, превращенную в операционную, неподвижного Хана – и себя с лазерным скальпелем наизготове. Он вслепую почти бежит до туалета, и его выворачивает наизнанку. Маккой опирается обеими руками на раковину и тяжело дышит. И сильно жалеет, когда заглядывает в зеркало. Поступи к нему пациент с таким видом, Маккой бы первым делом вкатил ему дозу успокоительного, а потом бы погрузил в медикаментозный сон на неделю. Двойные стандарты, доктор, раздается у него в голове вкрадчивый голос, удивительно похожий на Хана. Маккой едва удерживается, чтобы не обернуться через плечо и не проверить, не выбрался ли тот из камеры – сталось бы. Он умывается холодной водой, полощет рот и идет через свой кабинет в медотсек. За процессом не нужен постоянный контроль, главное, что первая стадия, когда надо следить, чтобы вместе с осаждением фибриногена не ушли нужные наночастицы, прошла. Последующие фазы пройдут автоматически. Маккой устало потирает все еще влажное лицо, не замечая ничего кругом, когда к его руке мягко прикасаются. Всего за пару часов он почти успел забыть, что на корабле есть люди кроме него и Хана. Конечно, его команда – профессионалы, и они без малейшего намека с его стороны занялись всеми пострадавшими, дав ему полностью сконцентрироваться на Джиме. Но что это говорит о нем как о враче? Что о нем как о враче говорит то, о чем он думал? Маккою тошно от самого себя. Когда он открывает глаза, Ниота Ухура стоит рядом и обеспокоенно смотрит на него, так и не отведя руки от его запястья. Он боится, что если бы его реакция сейчас не была такой заторможенной, то напряженных нервов хватило бы на то, чтобы он вывихнул ей запястье. Мысленно Маккой снова повторяет: «Я боюсь себя». - Как вы себя чувствуете? – спрашивает она, и Маккой не сразу понимает вопроса. Какая разница, как он себя чувствует. Последнему механику понятно, что его самочувствие сейчас не имеет никакого значения как факт. – Вам надо поспать. - Лейтенант, - как можно спокойней говорит он, следя за каждым словом, потому что нервное раздражение разливается по венам, - я прекрасно это знаю. И как только у меня появится возможность, я последую вашему совету. Он надеется, что тема на этом закончится, потому что сейчас он не в состоянии держать себя в руках, и Ухура в этом совершенно не виновата, но… - Я понимаю, - улыбается она. – Вы делаете все, чтобы с Джимом было все порядке… …но это становится последней каплей. - Да не знаю я, что будет с Джимом! – не выдерживает он. – Кто сказал, что с ним будет в порядке?! Улыбка моментально спадает с ее губ, но Маккой уже не может остановиться, потому что ему не было так страшно даже когда он впервые поднялся на борт космического шаттла и понял, как давят на него такие ненадежные стены. Он боится Хана, он боится себя, он боится за Джима, что из-за его решения сейчас в черном пустом пространстве дрейфуют сотни человек, которым не терпится ступить на родную планету. А что делает Маккой? Представляет, как будет разрезать Хана по кусочкам, чтобы каждый кусочек пошел на спасение Джима. А они доверяют ему. Они ждут, что вот сейчас он вытащит откуда-нибудь волшебное средство, которое мигом разбудит Джима, «Энтерпрайз» разом починятся, и они отправятся навстречу новым галактикам. И да, сейчас он синтезирует сыворотку, и что с того? Ее надо оттестировать, а трибблы с их элементарной физиологией на это не годятся, они не показатель. Где Маккой найдет тестовые организмы в ограниченном пространстве без возможности как-то связаться с окружающим миром? Что скажет, если Маккой их подведет? Он должен знать. - Что если я не справлюсь? – спрашивает он, переведя дыхание после длинной тирады, у Ухуры, которая все это время молча его слушала. И на ее месте, он бы влепил сам себе пощечину, потому что сейчас он сорвался, он сделал то, чего главврач не имеет права делать – показал свою слабину, свою неуверенность. А Ухура печально качает головой и быстро его обнимает. - Нечестно, что вы должны справляться с этим один, доктор, - бормочет она ему на ухо, и Маккой чувствует, как его отпускает, как его перестает трясти. Она это тоже чувствует и отстраняется. - Отдохните, - велит она. – Вот прямо сейчас. Только не спорьте, - обрывает его Ухура, стоит Маккою открыть рот. – Вы на ногах не стоите. Мы что-нибудь придумаем. - Кто тут врач… - бормочет он, и у него нет сил даже спросить, что именно они собираются придумывать. Идти до каюты слишком долго, и Маккой просто падает на свободную биокровать в углу медотсека. Синтезатор подаст сигнал, когда закончит работу, поэтому будильник можно не ставить. Маккой закрывает глаза и моментально засыпает. Ему снится Джим с разрезанной грудью, в которой бьется сердце Хана.