***
Как и остальным обитателям небес, мне следовало стать воплощением невозмутимости, спокойствия и принятия. Ангелы не вмешиваются в ход Замысла, не нарушают законов, не поднимают восстаний. Но это не значит, что на небесах их нет совсем. Своих несогласных везде хватает, но обычно с ними расправляются тихо и бесшумно. Те, на кого подобные методы не действуют, лишаются права носить белые крылья и больше никогда не увидят райских врат. Кроули был одним из таких. Но на самом деле он не делал ничего плохого, а всего лишь выступал против некоторых предписаний, которые казались ему безумно нелогичными и устаревшими. В этом я не мог с ним не согласиться, и однажды был готов вступиться за него, но за миг до того, как его крылья окрасились в черный цвет, а ангельские стражники подняли пламенеющие клинки, он остановил меня, обреченно прошептав: «Не стоит жертвовать собой ради такого, как я». Кроули не нашлось места ни на одной из противоположных сторон, но всегда было место рядом со мной – ровно посередине, в этом удивительном человеческом мире. Мы принимали друг друга такими, какие есть, приглядывали за миром и все больше видели себя настоящих – в нем. Но самым сложным оказалось признаться самому себе в том, какие чувства со временем стали зарождаться в глубине моего сердца. Во-первых, потому, что Кроули не был любителем сентиментальных сцен, а во-вторых – он бы не позволил мне пожертвовать собой. Он отлично знал, какие наказания уготованы небесами для тех, кто впускает в душу запретную страсть, тем более, если это – страсть к демону. Знал это и я, и каждый раз страх сковывал мое тело. Но было бы глупо предположить, что небеса не наблюдают за своими обитателями. Гавриил осознал происходящее еще раньше меня. Неделю назад он целенаправленно явился в мой магазин, чтобы, как он сказал, раз и навсегда решить этот вопрос. Я сидел за столом и листал недавно приобретенный сборник Оливера Голдсмита, изданный в восемнадцатом веке, когда Гавриил бесшумно вошел. Обернувшись, я увидел его серьезное лицо, больше походившее на каменное изваяние. Разговор предстоял не из легких. – Азирафаэль, – начал он, – нам нужно немедленно поговорить. Это касается тебя. И того демона, Кроули. Ладонь над книгой еле заметно дернулась от упоминания этого имени. – Тебе не кажется, что ваши… отношения, если это можно так назвать, грозят выйти из-под контроля? – Гавриил, - я поднялся со своего места, чтобы мы оказались на одном уровне, - мы всего лишь выполняем свою работу на земле. Вот и все. – И ты до сих пор не видишь очевидного? Или же… – он внимательно разглядывал мое лицо, изучая каждую эмоцию, - или же ты просто не хочешь признаться в этом самому себе? – Ты не доверяешь мне? – Дело не в этом, Азирафаэль, а в том, что ты ставишь всех нас под угрозу, но в первую очередь – себя. Кроули повторил бы то же самое, и эти слова, которые я был не в состоянии забыть, огненным мечом рассекли мой разум. – Скажи мне честно, – теперь мне некуда было бежать от его всевидящих глаз. – Ты полюбил этого демона? – Да. Полюбил. Я не смог солгать. Просто не смог. От Гавриила не укроется ни что, и рано или поздно он бы и так обо всем узнал. – В этом случае у тебя есть два пути: первый – разделить его чувства, но тогда вы оба станете людьми, и дорога в прежние обители будет закрыта для вас навсегда. Второй – отречься от греховной страсти, сохранив то, что имеешь. Для того чтобы облегчить боль, у нас применяется выборочная фрагментация ангельской памяти, то есть – изменение сознания. Мне стало жутко от одной мысли, что все наши совместные воспоминания исчезнут навсегда. Я забуду все, что связано с Кроули: его шутки, желтые глаза, голос… Но и в первом случае я могу потерять Кроули навсегда. Он не поймет, скажет, что это глупо, что я не должен отказываться от всего ради него. А что, если этого бы мне и хотелось больше всего... – Я не могу сделать такой важный выбор прямо сейчас, - мне очень хотелось остаться одному. – Но, возможно, мне удастся его переубедить. Пожалуйста, просто позволь мне самому с этим разобраться. Гавриил посмотрел на меня с явным сомнением. И у него для этого были все основания: влюбленному ангелу не то, что с проблемой – с самим собой разобраться бы. – Ладно. Но не забывай – с каждым днем Великий замысел приближается к завершению. Я вымученно кивнул. Гавриил ушел, но легче не стало. Я остался наедине с собой, со своими мыслями и тем, в чем сотни лет не мог признаться самому себе.***
Уже было почти три часа дня, когда я привел себя в порядок и справился с невыносимой головной болью. Я был уверен, что должен позвонить Кроули, но абсолютно не знал, что сказать. Ладно, главное – убедиться, что с ним все в порядке. В таком состоянии он мог решиться на что угодно. Я снял трубку и набрал номер. Потом еще раз. И еще. Вместо привычного голоса Кроули меня встретила оглушающая тишина.