Считая секунды до встречи с небом

      Поначалу это казалось забавным: горстка людей, бегающих по самым захудалым районам Лондона глубокой ночью, изобретающих собственные способы шифрования и пополняющих английский словарь только им известной лексикой. Целыми неделями можно было наблюдать за этим аквариумом с рыбками, которые рано или поздно теряли работу, друзей и неизбежно добровольно загоняли себя на самое дно. Но потом этих рыбок стало так много, что они придумали новый способ борьбы за единственный оставшийся у них корм – убийство. Тогда стало уже не так весело, и я впервые пожалел о том, что сотни лет назад подкинул им эту дрянь.       И сейчас именно за ней я направляюсь.       Не весь ночной Лондон – переливающиеся огни, завлекающие неоновые вывески и переполненные пабы. От некоторых районов даже адские создания стараются держаться подальше. Харлингтон – небольшая деревня неподалеку от Хитроу, где унылый пейзаж разбавляют разве что пролетающие и гудящие двигателями самолеты. Каждый месяц в нем совершается не менее трех убийств – и это только те, о которых знает полиция, – и ни в одном из них не были замешаны посторонние силы. Мне становилось тошно от одной мысли, что люди – они как хищники и жертвы, хищников всегда больше, а жертвам некуда спрятаться. Но еще хуже было от того, что я добровольно шел на самоубийство. Я был и хищником, и жертвой одновременно.       Он ждал меня на пересечении Литтман Роуд и Бэкхог Лайн – в месте, где старые четырехэтажные таунхаусы стояли вплотную друг к другу, не оставляя ни малейшей лазейки для посторонних глаз.       Он – один из немногих людей, с которыми я поддерживал связь. Роль глаз и ушей Ада в Лондоне он выполнял безупречно, сам не подозревая об этом. Его звали Дэвис, но в последний раз он слышал это имя разве что от своих родителей, погибших в автокатастрофе больше трех лет назад. Дэвиса это известие не сильно обеспокоило, ведь под его эгидой процветал крупный подпольный синдикат, простирающий свои цепкие клешни по всей стране. В своем мире и за его пределами он был известен как Ист-Эндский Душегуб. Ад невероятно гордился проделанной работой. Я же ненавидел его, как и себя, за то, что когда-то приложил к этому руку.       Он ждал меня в тусклом свете медного фонаря, который еще сильнее подчеркивал окружающую нас темноту. Он не знал, зачем я назначил ему встречу в этой забытой всеми дыре, но об одном он не забывал – указания любых представителей этой шайки следует выполнять беспрекословно, если хочешь жить.       Душегуб примял ботинком дымящийся косяк, заметив мое приближение.       – Мистер Кроули, – он натянул подобострастную ухмылку. – Вам снова требуется моя помощь в устранении некоторых неугодных личностей?       В жизни бы не пошел к этой самодовольной нахальной крысе, но сейчас я едва отдавал себе отчет в каждом слове и действии, и церемониться с ним не было ни малейшего желания.       – Что у тебя с собой самое сильное?       В его мутных глазах отразилось искреннее недоумение.       – Если ваши хотят поставить на уши пару коповских шавок, то обычная «чернуха», «зелье» и прочая мелкая дурь сгодится. Или же… – он еще раз удостоверился, что за ними не следят, – если вы собираетесь закатить национальный скандал, то предоставим известную «опиуху» или «джеф».       – Мне все равно, что с этим сделали бы они. Я пришел только для себя.       Теперь серые глаза Душегуба смотрели на меня с состраданием. Вряд ли он одаривал подобным взглядом каждого пропащего человека, приползавшего к нему за очередной дозой. Для него это был бизнес, не более того. За стеклами очков он не мог разглядеть мою бесконечную тоску и усталость от самого себя. Он задал лишь один вопрос:       – Вы готовы отправиться в ад?       – Куда угодно, только не туда. Умоляю.       Умолять этого червя избавить меня от мучения – куда уж хуже. Плевать. Пусть только делает свою работу.       – Есть места, из которых нет возврата. Глубокие, мрачные и холодные. И все они – в нашем подсознании. Я освобожу тебя от оков с помощью зелья, дарующего забвенье бедам. Но вот вопрос цены…       – Это не вопрос.       – Есть другая цена, но её придется заплатить позже.       – Через несколько месяцев тебя это не будет волновать. А меня не волнует уже сейчас, – я устал от этого места, устал от ожидания. – Просто дай мне самое сильное, что у тебя там есть. Дай мне забыть самого себя.       Он вытянул из внутреннего кармана потрёпанного пальто два пузырька: в одном была жидкость розоватого цвета, в другом – темно-янтарного.       – «Порох» и «слёзы». Второй сильнее, но если хлопнешь оба за раз – хлопнешься сам. Так, предупреждаю. А то, знаешь, с тобой-то проще найти общий язык, чем с другими черноглазыми…       Я молча протянул ему свернутую пачку купюр, взял пузырьки из дрожащей ладони и, не сказав ни слова, направился обратно к машине. Душегуб проводил меня взглядом, забыв про внушительную сумму в руке, и неслышно прошептал свой последний – и оставшийся без ответа – вопрос:       – Тебе правда нечего терять, да?..