Сломанная

      Странно, но когда я открыла глаза, я увидела только свои спутавшиеся волосы и чьи-то сильные руки, которые все еще держали меня. Сначала я испугалась, вспомнив обрывками события прошлого дня, но потом, когда память ко мне вернулась полностью, я успокоилась.       Макс сидел в кресле и, судя по размеренному дыханию и сердцебиению, дремал. Он все еще держал меня на руках, прижимая к себе. Не ушел. На душе стало радостно и противно одновременно. С одной стороны мне было противно оттого, что кто-то держит столь грязное существо, как я. Меня от самой себя тошнило. Но, с другой стороны, я была безумно счастлива, чувствовать защиту этого доброго парня… Была рада, что он не услышал моих внутренних воплей, и не выкинул меня на улицу, умирать в одиночестве от отвращения к себе.       Противоречивые чувства заставляли сердце болезненно сжиматься, а из глаз бисеринками вытекали слезы. Я снова прижалась к Максу, спрятав лицо у него на груди. Тот, спросонья, сжал меня еще крепче и тут же распахнул глаза. Оказывается, они у него светло-голубые. Я закрыла глаза и сделала вид, что еще сплю. Мне не хотелось видеть, как он смотрит на меня. Я испорченная… Грязная… Но Макс, сочувственно вздохнув, осторожно провел по, наверняка, багровой скуле кончиками пальцев. Как-то странно болезненно полувсхлипнув, полувздохнув, он так же осторожно убрал с моего лица прядь разметавшихся волос. Кажется, он хотел сделать что-то еще, но я сонно открыла глаза, поднимая голову.       — А?.. Что?.. — тихо пробормотала я, покрутив головой, пока не наткнулась на светло-голубые глаза. — Ах!..       От его взгляда меня снова захлестнула волна отвращения к себе. Стало тошно так, что защемило сердце, и заболела голова. Я свернулась плотнее. Макс осторожно провел по моим волосам и пробормотал:       — Все в порядке, все уже кончилось… — я зажмурилась, и из глаз снова посыпались искры. — Я не дам тебя никому обидеть, все в порядке…       Я на секунду замерла от его слов. В них было столько участия, что мне захотелось плакать еще сильнее. Почему он не испытывает того же отвращения, как я?..       Максим снова начал укачивать меня, что-то нашептывая. Я обняла его за шею. Все-таки как бы я себя ни ненавидела, я не могу отказаться от этого чувства защищенности, которое испытываю рядом с ним. Добрый. Он добрый…       — Никому не дам тебя обидеть, слышишь? — я так хочу ему верить… Но после всего, что я пережила за эти двадцать четыре часа, было непросто вновь поверить в доброту людей. И, кто знает, может он так говорит, потому что не хочет расстраивать сестру своего друга, а на самом деле ему противно меня держать. Мне бы было противно… Я уже сама себе противна, настолько, что тошнит.       — Меня тошнит, — слабо пробормотала я, все еще пряча лицо. Все еще не хочу, чтобы он на меня смотрел. Не надо на меня смотреть…       Макс встал с кресла и пронес меня в ванную, прямо к раковине. Над раковиной висело большое зеркало в серебристой кованой раме.       — Только не к зеркалу, — я сжалась еще сильнее, когда представила, что увижу свое лицо. Макс моментально развернулся и понес меня на кухню. Там тоже есть раковина.       Парень аккуратно поставил меня на ноги и включил воду. Я тут же склонилась над мойкой и меня стошнило. Макс достал откуда-то стакан и набрал в него воды, и, как только я подняла голову над раковиной, заставил меня его выпить, после чего меня стошнило снова, но на этот раз легче. Он набрал еще один стакан, пока меня выворачивало наружу. Боюсь даже говорить, чем меня рвало… Наконец, я сделала один глоток и, прополоскав рот, выплюнула воду в раковину. Голова тут же закружилась, ноги стали ватными, а в ушах привычно загудело. Я и раньше часто падала в обмороки из-за низкого давления, поэтому симптомы узнала сразу. Все звуки, проходящие, словно через вату, болезненно отдавались в голове.       Максим метнулся к аптечке и, прежде чем я вырубилась, мне в нос ударил резкий запах нашатыря, от которого желудок снова свело судорогой — он был уже пустой. Я скривилась и закашлялась, а парень, убрав нашатырь и посадив меня на кухонный диванчик, дал мне стакан воды и полез в холодильник. Я медленно пила воду, приходя в себя после несостоявшегося обморока, как по кухне разнесся запах курицы. Меня снова замутило, и я прижала ко рту ладонь. Желудок снова свело, но там была одна вода.       Тем временем Максим выключил газ и снял с плиты кастрюлю с подогретым (сварить он его за три минуты ну никак бы не смог) куриным супом. Я снова скривилась, стараясь не дышать, но парень все же налил бульон в тарелку и поставил ее передо мной. Я думала, меня начнет тошнить снова… Макс подошел ко мне с ложкой и посадил к себе на колени. Я отвернулась от источника запаха, но парень осторожно повернул мою голову к себе.       — Открой рот, — попросил он, набирая ложкой содержимое тарелки. Я вздрогнула всем телом. Всего на секунду закрыла глаза и тут же перенеслась в прошлую ночь.       -Открывай рот, тебе сказали! — рявкнул кто-то, а в мою мокрую от слез щеку ткнулось что-то горячее. — Открывай! — на мою скулу обрушилось что-то тяжелое настолько, что искры из глаз полетели.       Я зажмурилась и всхлипнула, отгоняя от себя воспоминания, которые наверняка еще долго будут меня преследовать. Максим заметил перемену и, резко вдохнув и оставив ложку, прижал меня к себе, успокаивая.       — Прости… — виновато забормотал он, качая меня на руках и прижимая к себе одновременно. — Прости… Давай, тебе надо поесть, а то опять в обморок упадешь…       Я приоткрыла глаза и еще раз вздрогнув, повернула голову к тарелке, чтобы Максим смог вылить ложку бульона мне в рот. Жидкость была не горячей, но теплой. Тепло приятно разлилось по пищеводу, и я поняла, что практически целые сутки ничего не ела.       Парень все еще держал меня на руках и кормил с ложки, как маленькую. Я невольно задумалась о разнице в возрасте. Сколько ему? 19? 20? Сколько лет разницы?.. Четыре года? Три?       Я не заметила, как съела все и теперь просто сидела у парня на руках. Что делать? О чем говорить? Как вообще мне теперь жить дальше? Я определенно не знала. Да, впрочем, какая разница?..       Лежавший на столе мобильник завибрировал, и заиграла какая-то мелодия. Парень даже не глянул на определитель, сразу нажав зеленую кнопку. Было тихо, а я сидела совсем рядом, так что мне было все прекрасно слышно.       — Макс, братишка, у меня сестра пропала! — раздался в трубке беспокойный голос моего старшего брата. Максим скосил глаза на меня. Я безразлично смотрела вниз, сделав вид, что ушла в себя.       — Я уже догадался, — пробормотал он в трубку.       — Что? Ты ее видел? Где она? — брат так за меня беспокоится, хотя мы обычно ругаемся…       — Она у меня, я подобрал ее на улице, — вздохнув, ответил парень. — Она еще спит.       Теперь я глянула на него. Вряд ли брат потребует меня разбудить, только чтобы поговорить. Максим поджал губы.       — С ней все в порядке? — напряженно спросил в трубку мой брат. Видимо, Макс уловил в этом нечто иное, поэтому слегка порозовев, ответил:       — Все нормально. Несколько синяков, один из них на лице, кисть была вывихнута, — теперь я действительно видела в нем медика. — Я думаю, тебе лучше самому заехать, мне не хочется ее будить.       — Хорошо, я заеду в магазин и сразу к тебе, — в трубке послышались короткие гудки.       Я, молча, смотрела на Максима, который по-прежнему держал меня на руках.       — Где твой телефон? — вдруг спросил он.       — Я… я не знаю… — я нахмурилась, силясь вспомнить, выронила я его сама, или у меня его отобрали.       — Значит, скажем, что у тебя отняли телефон, когда ты шла домой, — предложил парень, глядя на меня своими светло-голубыми глазами.       — Х…хорошо… — ответила я пораженно. Я и не думала, что он правда станет прикрывать меня перед братом. Неожиданно.       — Я же обещал, что никому ничего не скажу, — пробормотал он, прижимая меня к себе.       Я облегченно выдохнула и обняла парня за шею. Тот обнял меня в ответ и ссадил меня на диван, встав, чтобы налить в тарелку еще супа. Пока я разглядывала узоры, которыми она была украшена, Максим вымыл раковину. В тот момент, когда я занесла ложку с бульоном, чтобы отправить ее в рот, раздался звонок в дверь. Макс, вытерев руки, пошел открывать дверь, а я сжалась, в ожидании прихода своего брата.