Сломанная

      Я тихонько села на диван, постель на котором еще не была собрана, и обняла свои колени. Слезы перестали капать, но вот руки у меня еще не согрелись до конца. Хлопнула дверь, а потом раздался щелчок закрываемого замка. В комнату зашел Максим, его взгляд сразу нашел меня, сидящую на диване.       — Я не хотел тебя расстроить, — пробормотал он, садясь рядом. Я не смотрела на него. Не хочу, чтобы он смотрел на меня… Не надо на меня смотреть…       — Я не расстроилась, — ответила я, все еще не глядя на собеседника.       — Разве так не было бы лучше?.. Я-то ведь уже все знаю. Мне они ничего нового сказать не могут, — вздохнул он.       — Просто оставьте все, как есть, — тихо попросила я.       Наступило неловкое молчание. Максим мне ничего не ответил…       — Давай лучше натрем твои синяки мазью? — предложил парень, желая сменить тему. — К тому же, нужно осмотреть твое запястье.       Я пожала плечами.       Парень достал тюбик того, чем собирался меня намазать. Да хоть зеленкой…       — Давай я займусь спиной, шеей, лицом и руками, а ты всем остальным? — предложил он, выдавливая себе на ладонь прозрачный шарик. Растерев его в ладонях, он начал с плеч. Спала я в майке и бриджах, так что плечи и лопатки были открыты.       Мазь была очень холодной, но в то же время теплой. Как только она касалась моей кожи, она становилась холодной, принося облегчение от ушибов и синяков. Максим осторожно касался моей кожи, стараясь не давить на травмированные участки, но в тоже время его ладони мягко массировали мою спину. Я выпрямилась и постаралась расслабиться.       — Можешь лечь, — негромко предложил лучший друг моего брата. Нет, спасибо, я лучше посижу… Так и не дождавшись моей реакции, он продолжил растирать мою спину мазью. То, отодвигая лямки, то приподнимая края, но, так или иначе, он намазал мне всю спину. Теперь он занялся моими руками. Выдавив еще один прозрачный шарик, он взял мою левую руку, которая была одним сплошным синяком. Неудивительно — за эту руку меня пристегивали, так что естественно, что она такая пострадавшая…       Каждый раз, когда его ладони касались какого-нибудь синяка, я невольно вспоминала, кто и за что его мне нанес… Покончив с левой рукой, он осторожно размотал бинт на кисти правой. Опухоль спала, хотя и не до конца, но, в общем, рука меня не беспокоила. С ней он обходился еще осторожнее, чем с синяками. Но я сидела спокойно, не чувствуя боли. Наконец, он перешел на мою шею. На затылке была ссадина и пара синяков, а в остальном шея была в порядке. Хорошо, что никто не додумался меня слегка придушить…        Макс осторожно тронул меня за плечо, прося таким образом, чтобы я повернулась. Но я не хочу, чтобы он лишний раз смотрел на мое лицо. Зачем смотреть на лицо сломанной куклы?.. Но, он оказался находчивее. Он сам повернулся ко мне, приготовившись обработать лицо. Я все время смотрела вниз и молчала.       Он начал со лба, очерчивая все шишки и ссадинки, потом осторожно погладил виски и, наконец, спустился к большому синяку на скуле. Он был практически во всю щеку и был самым болезненным из всех затронутых. Но Макс решил завершить растирания как-то своеобразно…       Он осторожно обхватил ладонями мое лицо, отчего меня сразу сковал холодок. Легко поглаживая кожу, он подался слегка вперед. Я все еще смотрела вниз, поэтому не видела, как он, прикрыв глаза, потянулся к моим губам. Когда они, наконец, соприкоснулись, единственное, о чем я подумала было следующего содержания: как можно хотеть целовать разбитые в кровь губы? Насколько я ощущала, они были разбиты в трех местах. Один раз верхняя губа, правый угол, потом левый угол нижней губы и еще нижняя же губа, посередине.       Потревоженные ранки тут же засаднило и я с легким недовольным полу-стоном, полу-вздохом, отодвинулась.       — Прости, — прошептал Макс. — Больно?       — Да, — я, нахмурившись, дотронулась до трещины на середине нижней губы, которая болела сильнее всего. Потом я посмотрела на свои пальцы, хорошо, что на них не было следов крови. Значит, не кровоточит, уже лучше…       До меня как-то медленно доходило, что меня только что пытались поцеловать. Меня, сломанную и грязную. Противно… Я сжалась еще сильнее, опустив голову на колени и накрывшись своими же руками.       — Кристина?.. — неуверенно позвал Максим, после затяжного молчания       — Не надо так делать, мне противно, — ответила я, все еще не поднимая головы. Мне было тошно от самой себя… Оставьте меня… Бросьте… Я сломана. Парень тихо вздохнул и осторожно обнял меня за плечи. Хотелось сначала сбросить его руку, оттолкнуть дальше от себя… Не надо ему быть ко мне так близко… Я грязная. Но, когда вновь почувствовала тепло его объятий, устоять не смогла и прижалась к нему так сильно, как могла.       Почему-то он не боится испачкаться об меня… Не боится возиться со сломанной игрушкой… Почему?.. Мне и хотелось бы это узнать, но мысли уже были заняты другим — чувством защищенности, которое приносили его объятья. Я успокаивалась, когда он просто обнимал меня, когда я слышала стук его сердца так близко, когда обнимала его в ответ… Мне становилось спокойно и легко… И чувствовала себя… почти как раньше. Я ему доверяла. А он просто меня защищал, пускай пока только и от душевных терзаний. Он такой… добрый. Хороший. Честный. Светлый!.. Вот оно — нужное слово! Он именно светлый, излучающий свет. Особенно в сравнении со сломанной и грязной мной.       — Не плачь… — прошептал обеспокоенно Максим, склонившись над моим лицом и вглядываясь в него. — Прости, если заставил тебя что-то вспомнить… Я… Прости… Я кретин!..       Я стерла слезы со щек, и уткнулась носом в его шею.       — Все… все нормально, — хрипло прошептала я, цепляясь пальцами за его футболку.       Он слегка наклонил голову, прижимаясь щекой к моей макушке, и провел ладонью по моим темным волосам. Длинной они были чуть ниже плеч, поэтому его рука то взлетала надо мной, то отпускалась. Я открыла глаза и стала смотреть на шею Макса, потому что больше смотреть было не на что, а закрывать глаза не хотелось. Чуть пониже шеи, ближе к лопатке, у парня был шрам. Тонкий, но довольно длинный. Наверное, сантиметров пять или шесть…       В голове промелькнула мысль, что ему могло быть когда-то тоже больно, отчего я загрустила. Как его можно обижать?.. А затем в голове всплыл другой вопрос, который интересовал меня много раньше.       — Сколько тебе лет?.. — тихо спросила я, все еще хрипловатым голосом.       Он, кажется, ухмыльнулся или усмехнулся, прежде чем ответить так же тихо:       — Двадцать один год.       Двадцать один?.. Я думала, он младше… Надо же… Целых пять лет разницы!.. Впрочем, моему брату было двадцать, так что следовало ожидать, что Максим окажется примерно такого же возраста…       — Слушай, — его тихий голос вырвал меня из раздумий. — Надо тебя чем-нибудь занять… Может, хочешь чего-нибудь?       — Чего, например, я могу хотеть? — равнодушно спросила я.       — Ну, я не знаю… Порисовать там, телевизор посмотреть, можем в шахматы поиграть или еще во что-нибудь…       Я зажмурилась.       — Давайте чем-нибудь займемся? — раздался задорный голос хозяйки вечеринки. — Может… в прятки поиграем? Попробуй спрятаться от нас, Китти!..       Тело непроизвольно вздрогнуло, а я снова сжалась в комочек.       — Как хочешь, — тихо ответила я, снова пряча свое лицо.       Кажется, он сочувственно вздохнул.       — А… А давай поиграем… ну… в Морской бой, например?       — Мне все равно, — согласилась я меланхолично, отгоняя от себя неприятные воспоминания.       — Тогда, — Максим перехватил меня покрепче и встал. — Пошли искать бумагу и ручки!