Сломанная

      Инстинктивно я сделала шаг назад, сбросив с себя тем самым руки Максима и оставшись без их успокаивающего действия. Лицо парня было искажено гримасой вины, а руки, оставив мои плечи, опустились, как плети. Видимо, его совсем не обрадовала моя реакция. Скорее защитная, рефлекторная, чем осознанная.       Я, стоя в стороне от него, обхватила себя руками, будто от холода, осторожно двигаясь спиной. В голове, будто сорвав замок с того ящика, куда я их спрятала, начали вспыхивать ужасающие картины той самой ночи. Мне резко поплохело, затрясло, а голова закружилась от воспоминаний, вспыхивавших, как на старом проекторе.       — Я… Я не хотел тебя пугать… — извиняющимся тоном пробормотал Максим, слегка прикусывая губу от переживаний. Видимо на моем лице ясно читался испуг, хотя я пока чувствовала только боль. Он сделал шаг вперед, выпрямляясь, из-за чего я невольно отступила еще на шаг, упершись спиной в арочный проем, ведущий на кухню.       — Не подходи, — выдохнула я, начиная задыхаться от боли. Сломанная. Я сломанная. На такую ситуацию сломанная я дала сбой. Зажмурившись, я сползла вниз, стискивая виски ладонями. — Не подходи ко мне, — еле слышно повторила я, слыша его шаги.       Не обращая внимания на мои слова, он торопливо подхватил меня на руки и прижал к себе, неся в комнату.       — Не трогай меня, — всхлипнула я. — Пожалуйста…       Я тяжело дышала, задыхаясь и все еще стискивая виски.       -Не трогайте меня! — с неподдельным ужасом и слезами, кричу я. — Пожалуйста!..       Ответом мне был только смех со всех сторон.       Из глаз покатились слезы, обжигающие лицо, и дышать стало еще труднее. Я глубоко вздохнула, пытаясь пробить воздуху дорогу к легким, и тут же разразилась рыданиями. Это был первый раз, когда я ревела в голос после того, что случилось. Я закрыла лицо руками и Максим, сев на диван, прижал меня к себе, позволяя заливать соленой влагой его футболку.       Я давно так не плакала, честное слово. Обычно я плачу тихо, едва заметно роняя слезы, чтобы тут же их вытереть. Но теперь я кричала, всхлипывала и сотрясалась от рыданий на руках у парня. Меня просто прорвало. Я прямо-таки почувствовала, как та рана, которая нарывала внутри меня эти несколько дней, вскрылась и теперь избавлялась от всей той гадости, что в ней копилась.       От разъедающей боли я сжимала кулаки, оставляя на ладонях своими же ногтями кровавые царапины, наоборот, вцеплялась в футболку Максима, пачкая ее своей кровью, или колотила кулаками в грудь… А он все спокойно переносил, прижимая меня к себе как можно крепче и иногда вздрагивая, когда мои ногти оставляли борозды и на его коже.       Не представляю, сколько времени прошло, но когда дышать стало немного легче, кажется, уже светало… Я полностью вымоталась, и теперь глаза сильно жгло от слез и хотелось спать. Закрывать их было тоже больно, но только в начале, потом, если проморгаться, то становилось легче. Наконец, свернувшись в клубок на коленях уставшего не меньше моего Максима, я мгновенно уснула.       Разбудил меня звонок в дверь. Кто-то звонил очень настойчиво и, видимо, не первый раз, потому что за дверью принялись даже стучать ногами, и кричать голосом обеспокоенного Кирилла, чтобы немедленно открыли дверь. Максим, который тоже, похоже, еще спал, вздрогнул, и хотел было встать и открыть дверь, но вспомнил, что на его коленях спала я. Тогда он осторожно обхватил меня, чтобы взять на руки, и быстро зашагал в прихожую, открывать дверь моему брату.       — Кристина! — раздался его возглас, как только Максим открыл дверь.       — Она спит, — раздраженно буркнул ему парень, державший меня на руках. Но было уже поздно, я уже проснулась. Облегченно выдохнув, Кирилл тут же накинулся на Макса.       — Я даже знать не хочу, что она делает у тебя на руках, извращенец! — как минимум зло, прошипел он. — Поставь ее на ноги!       — Я не смогу стоять, — слабо подала я голос, отчего мой дорогой братец вообще чуть было не задохнулся.       — ЧТО? — выдохнул он, наконец, приобретая багровый оттенок.       Максим вздохнул и понес меня в кухню, где ссадил на диванчик, а сам принялся ставить чайник.       — Что у вас вчера произошло? — Кирилл сел напротив меня и, заметив на моих руках и на шее свидетеля моей истерики, кровь и царапины, добавил. — Вы что, дрались?       — Нет, царапалась и дралась только она, — негромко ответил парень, глянув на меня и потянувшись за заваркой в шкаф.       Я чувствовала себя просто ужасно. Все лицо стянуло, глаза щипало и жгло, ладони палило огнем и саднило. Плюс ко всему на душе яростно скреблись голодные кошки. Я невольно покраснела, вспомнив, что вообще-то, мне вчера в любви признались…       — Мне просто стало плохо, — выдавила я. — Прости, — это было адресовано уже Максиму. Я встала и быстрым шагом направилась в ванную. Там я закрылась и включила воду. В зеркало было смотреть все еще страшно… Поэтому я снова умывалась вслепую, вслепую же и расчесывалась.       Приведя себя в порядок, я села на бортик ванной и, обняв себя руками, задумалась. С одной стороны стало легче — я поняла, почему ругаются Максим и мой брат, почему первый ничего не рассказал второму и почему он же не устает со мной возиться дни напролет. Но с другой стороны, легче мне стало едва ли.       Как я заметила, со вчерашнего инцидента, ко мне стали возвращаться эмоции… Не знаю, хорошо это, или плохо… Ненависть к самой себе чувствуется теперь острее. Но вместе с этим острее чувствуется и боль. Нет, без эмоций было лучше.       Я осмотрела свои ободранные руки. Все ладони были в глубоких бороздах, с запекшейся корочкой крови, несколько приличных царапин было и на запястьях. А стало ли мне легче это этого?..       — Кристина? — постучав, позвал из-за двери голос того, кто тоже опробовал на себе мои ногти. — Все в порядке?..       — Да, я сейчас, — торопливо пробормотала я, открывая замок на двери ванной.       Я вышла под внимательным взглядом парня. Вполне резонно, что он боялся меня оставлять одну… Кто знает, что может прийти мне в голову.       — А где мой брат? — рассеянно спросила я, заходя на, ставшую почти родной, кухню.       — Уже ушел, — с какой-то хорошо скрытой ноткой ответил Максим.       Мне стало немного неуютно. Они дружили около пятнадцати лет и ни разу не ругались, насколько мне известно. Но теперь, из-за какой-то никому не нужной сломанной меня, они ссорятся. Понятно, что Максим переживает по этому поводу…       Парень достал из верхнего шкафчика аптечку и, поставив ее на стол, подошел ко мне. Он подтянул к себе табуретку и уселся прямо напротив меня, чтобы стол не мешал.       — Боевой у тебя маникюр, однако, — слегка улыбнулся он, доставая из аптечки бинты и уже знакомую мне перекись водорода. Мне улыбаться не очень хотелось, да и разбитые губы этого не очень позволяли. Парень полил одну из моих ладоней прозрачной шипящей жидкостью и, прежде чем начало щипать и жечь, он быстро забинтовал мою руку. Потом ту же операцию он проделал и со второй рукой. Смочив кусочек сложенного бинта все той же перекисью, он протянул его мне.       — Не поможешь? — попросил он, отодвигая ворот своей футболки. Видимо он уже переоделся, потому что ни пятен крови, ни пятен от слез на футболке не было. Я кивнула и осторожно, боясь причинить боль, протерла нанесенные своими же руками царапины. Потом так же осторожно заклеила их пластырем. От прикосновений моих холодных пальцев Максим иногда вздрагивал, не глядя на меня. Когда я, наконец, закончила, он заключил мои ладони в своих:       — У тебя руки такие холодные, — пояснил он, видимо, пытаясь их согреть.       — Это из-за давления низкого, — ответила я негромко, не пытаясь выдернуть ладони. Во-первых, бесполезно, во-вторых, не очень-то и хочется. Я чувствовала, что настал неловкий момент и сейчас придется говорить обо всем, что произошло вчера. Мне не очень этого хотелось. В конце концов, мне и без этого хватало проблем.       Он молчал, я молчала. Никто не решался начать первым, хотя поговорить было надо.       — Прости, я не хотела тебя расцарапать, — наконец, начала я, из-за чего Максим вздрогнул, будто я выдернула его из раздумий. — Не знаю, что на меня нашло…       — Нет-нет, — он покачал головой, серьезно глядя на меня. — Это мне надо извиняться. Не нужно мне было так глупо себя вести… Прости меня.       Я промолчала, опустив глаза вниз. Осторожно вытащила из его теплых ладоней свои и, обняв себя руками, прошептала:       — Не надо извиняться. Просто давай сделаем вид, что ничего не было, — попросила я. Это было очень жестоко и эгоистично с моей стороны, и я это знала. Это было нечестно и несправедливо по отношению к тому, кто так обо мне заботился эти несколько дней, которым я уже потеряла счет. Я знала, что причиняю ему боль, отвергая его признание, но я просто не могла на него ответить. Я сломана, я испорчена, не надо со мной связываться.       Я увидела, как на секунду по его лицу тонкой, но ощутимой тенью пробежала грусть. Но парень быстро берет себя в руки и кивает:       — Да, так будет лучше всего, — тихо соглашается он.       Мне становится больно от мысли, что я причинила боль ему. Несправедливо… Но что можно еще ожидать от такой, как я? Я сломана. Я не смогу ответить на твои чувства.       Максим натягивает на свое лицо улыбку и решает сменить тему:       — Давай лучше пить чай? — и, не дожидаясь моего ответа, он пересекает кухню, подходя к плите, возле которой стоит чайник.       Я заставляю себя выпить то, что было в протянутой мне чашке. Чай горячий, почти обжигающий, но я его пью, заедая его бутербродом, чтобы не обжечься. Становится теплее внутри, но мерзкое ощущение не пропадает. У меня появился еще один повод себя ненавидеть.