NOMINA SUNT ODIOSA
Im feeling fine Чувствую себя замечательно Blood Like Lemonade — Morcheeba
— Очень занимательный случай, — Тсукаучи задумчиво поднял голову к небу. В ночном небе продолжали маячить мигалки неотложки и полицейских машин, раздражая глаза яркими красными с синим пятнами. Мужчина тяжело выдохнул, бессмысленным движением топча носком ботинка траву, и обернулся на его «занимательный случай». — До сих пор не могу в голове уложить, — обеспокоенно верещал давний друг Тсукаучи, Тошинори, который, словно неприступная стена, возвышался над полицейским, но при этом выглядел донельзя напуганным произошедшим. — Да я даже в мыслях не мог представить, что такое… Тошинори протянул последнее слово таким голосом, будто оно заключало в себе его главный и непонятный страх, на что полицейский только нахмурился. — В мирное время люди тоже не задумываются, что их спокойной жизни может что-то помешать, и осознанно стараются не замечать летящие по небу боеголовки, — скептически произнёс Тсукаучи, рвано доставая из кармана пачку сигарет. — Нужно жить по принципу «всё может быть», и жизнь поплывёт гораздо легче, чем есть на самом деле. Я понимаю, — выдохнул мужчина сигаретный дым. — Такое предсказать невозможно, и я вовсе не виню тебя в проявлении страха. Просто постарайся успокоиться и взять себя в руки, ведь никто из студентов, к счастью, не пострадал. — Но здесь произошла не просто драка, Тсукаучи, — упрёк его Тошинори. — Не просто студенты не поделили что-то. Все намного хуже! К нам пробрались совершенно не знакомые люди, да к тому же оказались какими-то бандитами! Они могли кого-то убить! — Если кто-то и пробрался в университет, то лучше вините систему безопасности, а не полицию, — с нажимом сказал Тсукаучи, продолжая перепалку со слишком импульсивным мужчиной. — А если сюда и пробрались, то явно по какому-то делу, а не просто своровать статуэтки. Тошинори, твоя забота о молодёжи восхищает, но и слепит одновременно. Заметь: эти придурки пробрались сюда не ради наживы. Они хотели отомстить, или прикончить, или ещё что-то, касающееся студентов. — Но зачем? Ради чего? — Вот этим я и буду заниматься в ближайшее время, вместо того, чтобы идти на заслуженный выходной, — Тсукаучи выкинул недокуренную сигарету, попрощался с Тошинори и зашагал к массивному зданию университета, который казался сейчас своеобразным павильоном для съёмок фильма ужаса. И снова Юуэй, и снова мафия Лос Анджелеса, и снова эти дети, — размышлял полицейский. Все события взаимосвязаны, а значит, расследование этого случая может подтолкнуть к делу о погибшей девушке, в этом Тсукаучи был уверен. Не зря ему всучили это незаконченное и давно закрытое задание, оставляя один на один с пустыми дырами в допросах, сырыми фактами и притянутой за уши теорией об убийстве. Что уж говорить, звучит вся эта ересь очень интригующе и глупо. Но он не собирался опускать руки. Ведь он только что поймал очень жирную зацепку в расследовании и намеревался извлечь из своего неудавшегося выходного всю пользу. Катсуки недоверчиво глядел на легавого, разговаривающего с тренером, пока работник неотложки обрабатывал ему кровоточащую руку. — А осторожней можно как-то? — прошипел парень молодой девчонке, которая слишком туго перебинтовала ему рану. Та, вздрогнув, ойкнула и быстренько ослабила повязку, немного нервничая под пристальным и явно недовольным взглядом блондина. — Хорош мусолить с повязкой, у тебя других дел нет? — теряя терпение и так шатких до предела нервов, рявкнул он на неразумную и пугливую медсестру, которая, дернувшись, скрылась с глаз, видимо, поняв, что жизнь ей дороже какого-то разгневанного идиота. Пусть тогда сам о себе заботится, раз умный такой. — Твою мать, — пробубнил себе под нос Катсуки, двигая рукой и удостоверяясь, что рана неглубокая и особо не задела мышцы и кости, но импульсом проходящий по всему телу неприятный ток давал о себе знать. Он наконец поднял голову, всматриваясь в толпу испуганных студентов и сотрудников полиции, выискивая необходимые зелёные волосы, хотя в темноте поиск будет слегка затруднителен. Но Катсуки полагался ещё и на уродский костюм, который точно можно приметить аж за километр. Странно, но события произошли так неожиданно и одновременно стремительно, что Катсуки даже не успел толком поговорить или просто переброситься словами с Мидорией, поскольку сам вылетел из раздевалки раньше, чтобы догнать змееподобного ящера, но этот мудак сумел свинтиться, скрипя колёсами байка и ревом старого полудохлого двигателя. Бакуго тогда особо не вглядывался в Мидорию, но все-таки успел вовремя оттолкнуть его в сторону, иначе пуля на стене находилась бы как раз в башке этого недоумка. Внутрь Катсуки вдруг вкралась затаённая тревога и даже неприкрытое никаким равнодушием волнение. А вдруг он не уследил, и сейчас веснушчатый просто валяется на полу в собственной луже крови, пока копы сморщенными от неприязни лицами осматривают его труп, усмехаясь над тем, что парень умер в таком нелепом наряде. Поэтому Катсуки начал выслеживать Мидорию ещё тщательнее. Испытывая с каждой секундой пустых поисков сильнее разрастающийся страх, который, блять, он точно не должен ощущать, Бакуго зацепился за знакомую худощавую фигуру рядом с почти оголившимся деревом, тем самым, где они курили в первый день. Неосознанно и даже против своей воли он выдохнул, удивляясь своему бешеному сердечному ритму и находя причины данного нонсенса. Изуку, по-обыкновенному кусающий ноготь большого пальца, сгорбленно прислонился к стволу дерева и нервно топал ногой. Видимо, почуяв взгляд со стороны, он повернулся на Бакуго и, блондин мог поклясться, в его глазах пробежала отчаянная паника, правда Катсуки мог себе это и придумать, ведь в темноте он бы точно не разглядел такие эмоции на лице парня. Но все равно, его мозг выдал именно это чувство, может, потому, что Катсуки сам хотел увидеть его на Изуку, или он просто слишком много акцентирует свое внимание на каждой эмоции Мидории. Катсуки назвал бы это потребностью или желанием, но признаваться в таком точно не стал. Таким образом, излишнее внимание к этой наркоманской персоне точно не пойдёт на пользу Бакуго. Да, все верно. Ну ладно, осознание того, что Мидория жив и вроде как не ранен, доставляет облегчение. Только и всего. Он видел, как зеленоволосый оттолкнулся от дерева и поспешил к нему, прямо-таки бежал быстрым шагом. — Ты в порядке? — сбивчиво затараторил веснушчатый, во все широкие и красные глазенки оглядывая фигуру Катсуки. В очень редкие моменты, считая и этот, Бакуго не был раздражен обеспокоенным лепетом паренька, и, не беря во внимание все факторы, которые могут в одно мгновение разозлить его, он оставался невозмутим. — Просто царапина, — Катсуки рефлекторно повёл плечом, как обычно происходит в дрянных и пошлых американских фильмах: сильный психологически и весь такой идеальный снаружи герой после кровавых побоев и со сломанной ногой заявляет, что все в порядке и он чувствует себя превосходно. Видимо, для того, что глупые девки поверили во все эти сопли и продолжали считать этого мудака самым храбрым мужчиной на свете. Катсуки резко стало мерзко от собственных мыслей. — Болит? — Мидория, похоже, принял его выражение лица всерьёз, осторожно прикасаясь ледяными и подрагивающими пальцами до бинта. Бакуго только сейчас заметил, что на парня накинуто одеяло со скорой помощи, а, значит, его уже проверили медики. — Я не обращаю внимание на боль, — пробурчал Катсуки, ощущая в воздухе материальное беспокойство веснушчатого, его обкусанные губы, напряженную спину и неопределённые движения. И нахмурил брови. — Вот как, это хорошо, — закивал Изуку, поглаживая большим пальцем розоватое пятно от ещё не просочившейся крови. Катсуки, сидящему на краю кареты неотложки, пришлось приподнять голову, чтобы взглянуть на парня. Не успев произнести и слова, Бакуго был мгновенно стиснут в крепких объятиях, а его лоб оказался прижатым к груди зеленоволосого, из которой отчётливо отдавались учащенные стуки и короткое, сбивчивое дыхание. — Я переживал, — просипел Изуку в светлую макушку. Сердце слегка кольнуло, а по телу пробежала волна мурашек. Отойдя от непродолжительного ступора, Катсуки похлопал Мидорию по пояснице здоровой рукой и слегка отстранился, сожалея, что из-за ноющей раны он не мог схватить это дистрофичное тело и унести подальше от всей этой херни и мути. — Хватит сопли жевать, я же не сдох, — протянул устало Бакуго, немного прикрыв глаза от приятных прикосновений по его колючкам, которые оттягивали, приглаживали и вытворяли все, что пальцам вздумается. — Не говори так, — насупился Мидория, наклонив голову вбок. — Хочешь, чтобы моим нервам точно пришёл конец? — Не вини меня в своей же слабохарактерности. Ты всегда был трусом. — Не порть такой интимный момент своими язвительными фразочками, — Мидория снял с себя одеяло и накинул на плечи блондина. — Вот. Может, тебе станет лучше, и ты перестанешь оскорблять всех направо и налево. — И как, по-твоему, мне поможет обычный кусок ткани? — хмыкнул Катсуки. Изуку деланно задумался, не скрывая слабую полуулыбку на белом от грима лице. — Всё зависит от самовнушения. Просто поверь, что ты окутан не простым одеялом, а божественным благословением. И да, это благословение преподнес тебе я, имей в виду. — Просто помолчи уже, — шумно выдохнул Бакуго, притягивая Мидорию ближе и утыкаясь носом в диафрагму, вдыхая знакомый и уже залезший в подкорки мозга запах этого зеленоволосого паренька, тот самый, который имеется лишь у него. Приоритет в аромате табака и машинного масла оттесняется человеческими феромонами. Катсуки точно сошёл с ума. — Прошу прощения, что нарушаю вашу идиллию, — парни обернулись на пришедшего офицера и напряглись. — Показания решили с нас снять? — понял сразу Бакуго и нехотя продолжил: — Валяйте, только быстро. — Простите, но я хотел бы переговорить только с мистером Бакуго, с вашего позволения, — офицер с фамилией Тсукаучи в открытом удостоверении выразительно посмотрел на Мидорию, но словно давая понять, что его черед тоже настанет. Изуку открыл рот, чтобы ответить, но Катсуки его опередил: — Хотите побазарить, так смелее, — он сильнее обхватил Мидорию за пояс, прижимая к себе, ясно показывая, что тот даже не двинется с места. — Я весь внимание. Катсуки нагло ухмыльнулся, на что коп пессимистично посмотрел на него, но решил промолчать. — Хорошо, — нехотя начал Тсукаучи, доставая из кармана пальто приготовленный блокнот и ручку. — Опишите, что произошло сегодня вечером на празднике Хеллоуина, начиная с самого прибытия. Бакуго похмурел, но спустя пару минут заговорил: — Приехали, пришли в зал, постояли, послушали идиотскую музыку и ушли. — Ушли? — изогнул бровь полицейский. — И куда же? — Мы, как бы сказать, — решил вклиниться Мидория, многозначительно стреляя глазами. — Подумали, что не против прогуляться по пустым коридорам университета и… ну, отдохнуть от шума. — Можно поподробней, это необходимо для дальнейшего расследования произошедшего. Куда вы пошли? Что делали? Не видели ли чего подозрительного? Изуку чувствовал, что Катсуки начал беситься, поэтому принял переговоры с офицером на себя, ведь блондин бы просто наорал на полицейского, что точно бы не пошло на руку обоим сторонам. — Как бы сказать потактичнее, — Мидория настойчиво похлопал блондина по макушке, чтобы тот сейчас даже не открывал своего рта. — Мы решили уединиться и немного отдохнуть. Вас устраивает такой расклад? — Понятно, — по сморщенному лицу офицера было видно, что он понял, к чему парень клонил, и, откашлявшись, задал другой вопрос: — У вас были какие-то определённые цели посетить этот вечер? — Нет, мы просто решили, что отдых нам не помешает. — Вы не видели поблизости от университета странных личностей? Их отличительная черта заключается в езде на мотоциклах… — Вроде нет. Сегодня таких не встречали. — У вас были конфликты с кем-то не только из студентов, но и, например, из людей криминального круга? — Нет, — солгал Изуку, не моргнув и глазом. Тсукаучи долго всматривался в их невозмутимые лица, но вскоре сдался. — Вы знали нападавших? — Может, пару раз видели, только и всего, — пожал плечами Изуку. — Такую выделяющуюся внешность нельзя не заметить. — Но они осознанно напали именно на вас, я ведь прав? — резко перебил его коп. Мидория на секунду опешил, но после продолжил держать лицо. — Каким-то образом члены мафии Лос Анджелеса вторглись на территорию университета, и им явно помогал кто-то, находящийся здесь, а пришли они именно к вам, словно знали, что вы находитесь в раздевалке? Я могу быть неправ, но мне приходит на ум только то, что мафия имела конкретную цель в виде одного из вас, или вас обоих. Так что, я неправ? Катсуки не мог дальше терпеть этот разговор и резко поднялся с места, возвышаясь над мужчиной. — Да, черт возьми, их целью был я, довольны? — прорычал он. — Благодарю за честный ответ, — спокойно продолжил офицер, теперь устремляя все свое внимание на блондина, явно не доверяя словам Мидории. — Почему вы стали целью мафиози? — Они меня грохнуть хотели, потому что я когда-то от них свалил, вот эти утырки и мстили, — прорычал сквозь зубы парень. Ему данная тема была очень неприятна и, если допрос продолжится и дальше, Катсуки либо набьёт этому легавому морду, либо просто пошлёт все нахер и точно свалит отсюда. — Вот и вся история. — Вы числились в составе мафии Лос Анджелес? — с интересом спросил Тсукаучи, быстро помечая это в своём блокноте. — Какие причины сподвигли вас это сделать? Вы что-то не поделили с главарем, или совершили что-то противоречащее их уставу, или… — А вот это уже вас не касается, — бросил Бакуго. Мидория как мог сдерживал гнев парня, настороженно мотая головой. Катсуки на него шикнул. — Свое наказание я уже получил, и вообще, не видите на мне одеяло, я типо больной, мне положен отдых. — Ещё парочку вопросов, и будете свободны, — Тсукаучи умело лавировал между напускным хладнокровием и низким непоколебимым голосом, и Катсуки было трудно предугадать полет мыслей полицейского, раздражаясь ещё сильнее. — Что в это время в раздевалке делал юноша по имени, как его, Хитоши Шинсо? — А вот он уже пришёл ко мне, — вклинился Мидория, быстро переглянувшись с Бакуго. — У нас с ним в последнее время были очень натянутые отношения, и поэтому он пришёл поговорить и выяснить все недомолвки. — Поговорить? Вы имеете в виду, озвучить какую-то угрозу или, не знаю, какое-либо намерение насчёт вас? — глаза Тсукаучи отражали ничто иное, как обычную насмешку и недоверие словам парня. — И какие у вас произошли недомолвки? Может, это все по причине того, что Шинсо связан с мафией? — Так, с меня довольно ебучей болтовни! — воскликнул Бакуго. — Хотите побазарить, так ждите, пока тот сумасшедший придурок оклемается, и можете хоть опыты над ним проводить, мне плевать. А мы уходим! Давай, шевели задницей, идиот. — Если вы больше не настроены на беседу, то я попрошу вас явиться в ближайшие дни в полицейский участок для дачи настоящих показаний, — флегматично сказал Тсукаучи, так довольно закрывая свой дурацкий блокнот, словно только что разгадал тайну человечества. — С какого ещё бока я должен туда тащиться? — удивился Катсуки. — Чтобы в дальнейшем не вышло никаких разногласий между вами и полицией. Я настоятельно рекомендую вам явиться туда. — Ещё чего, — фыркнул Бакуго, но коп продолжал назойливо давить на перепонки. — Но запомните: если ваши заявления пойдут в противорез с другими, то это уже будет сочтено как клевета и лживые показания. И поэтому я советую вам прийти. Так будет лучше и вам, и мне. Прошу прощения за беспокойство. — Вот же ублюдок, — выругался Катсуки, когда офицер скрылся с их поля зрения. Мидория, до этого странно притихший, тихо заговорил: — Он нам не поверил. — А? С чего это? — По его глазам было понятно, что он не верил нашим словам, — Изуку с волнением посмотрел на блондина. — А вдруг он поговорит с Шинсо раньше нас? Или этот мафиозник все ему выложит? Тогда мы будем в конкретной заднице. — Хватит панику разводить, — приструнил его Бакуго, несильно хлопнув по голове. — Твоего другана скорая увезла, а пока копы этой херней занимаются, у них не будет времени поговорить с ним, да к тому же я считаю, что он особо трепаться не будет насчёт всего, ведь он пойдёт как преступник. А вот про того ублюдочного я пока не знаю, но тот тоже лишнего не выболтает. Каждый будет спасать в первую очередь свою шкуру. — Звучит резонно, — кивнул Мидория. — Но все равно нельзя расслаблять бдительность. А сейчас я так устал, что можно сделать маленькое исключение, — зевнул веснушчатый, потягиваясь. — Может, ты меня подбросишь, а то ночь на улице, не хотелось бы на неприятных личностей наткнуться. Катсуки внимательно посмотрел на Изуку. — Ко мне домой поедешь. — Звучало, скорее, как утверждение, а не вопрос. Мидория удивился. — Домой? С чего ты приглашаешь к себе? Наши отношения зашли уже настолько далеко? — Не хочешь, так, блять, скажи прямо, — недовольно пробурчал блондин. — Тогда я выброшу тебя около твоей помойки. — Я и не отказывался, — поспешно уверил его Изуку. — Напротив, мне очень приятно, что ты зовёшь меня к себе. Знаешь, очень давно хотелось взглянуть на твой дом. — Я тебя на ночь зову, а не переезжать заставляю, — цокнул Бакуго, но невольно приподнял уголки губ. — Потом я просто выкину тебя. — Обидно, — надул губки зеленоволосый. — Но от такого не отказываются. Как знать, может, ты меня и со своими родителями познакомишь? — Поверь: в моей семье я ещё самый адекватный. ***Evil spirits flow he drank the blood like lemonade Злые духи шептали, что он пил кровь как лимонад
— Посиди пока здесь, малец, — полицейский усадил парня на лавочку в коридоре, а сам собирался уже уйти к остальной группе, но быстро бросил с ноткой беспокойства: — А лучше, иди домой, пацан. Отдохни, поспи и вымойся хорошенько. Сквозь мутную пелену и звон в ушах Киришима кивнул копу и продолжил индифферентно пялиться на скрещенные на коленях руки. Полицейский коротко хмыкнул и протопал к концу коридора, отчего громкие стуки ботинок о плитку врезались в перепонки, отдаваясь приглушенной болью в голове. Эйджиро прислонился спиной к белой стене, на которой точно останутся красные разводы, но сейчас его совсем не волновало сохранение университетского помещения в должном виде. Со всех сторон раздавались шаги, притихшие змеиные шепотки, шуршание одежды, цоканье, бормотание, а Киришима даже не мог ни о чем думать. По лбу пробежала холодная дорожка бутафорской крови, немного останавливаясь у бровей и спускаясь на дрожащее веко. Непривычная тяжесть капли только надоедала, и парень осторожно потёр глаз, стараясь не допустить попадания инородного на слизистую. Киришима устал. Тяжесть вниз летящей крови несла за собой ещё и гигантскую массу апатии, тягости и измученности, и, похоже, крепкие и натренированные плечи парня не выдержали такого груза. Стоило лишь закрыть глаза, как мозг одну картинку за другой прогонял летящее со скоростью света воспоминание получасовой давности, а может, даже больше. Киришима не мог сосредоточиться. Мысли хаотично опадали на веки полупрозрачной плёнкой, складывающиеся в мозаику. Не мог никак выкинуть отчетливый отпечаток страха и холодного ужаса, изменяющий лучезарную и безмятежную улыбку. Как светлые и пронзительные глаза быстро переместились сначала на откинутых в его сторону девушек, как голова поворачивается в сторону Эйджиро, как рот в немом выражении приоткрывается и, боже, Киришиме в тот момент было страшно вовсе не из-за себя. Только быстрый взгляд Каминари вгонял его в ледяную дрожь, выбивая одним ударом воздух из лёгких. Это лицо настолько сильно отпечаталось в его голове, что Киришима зажмурился сильнее, словно делая татуировку на внутренней стороне век, тем самым добивая себя нокаутирующими приёмами. Его всего просто затрясло, а лицо не исчезало. Тогда Киришима проморгался, вздрагивая, что видит перед собой все того же обеспокоенного Каминари, который и тряс его за плечо. — Эй, ты как? — сипло, словно после продолжительного сна, спрашивает Денки. Неестественно-белое лицо стиралось, являя небольшие куски телесного цвета. — Всё хорошо? Последний вопрос слишком наивен и объективен и, видимо, был задан только ради приличия, потому что даже невооружённым взглядом можно было понять, что Киришима только что вернулся из глубин ада, сказать, что погодка там отменная, да и кровавые ванны из внутренностей грешников очень освежают. Эйджиро хмыкнул от своих мыслей и заметил, что от его перемены эмоции Каминари немного успокоился и криво усмехнулся, присаживаясь слева от него. Ощущение теплоты чужого тела импульсом прошлось по коже, и Киришима содрогался от непонятных изменений своего организма от вроде обычных жестов внимания. — С тобой точно все в порядке? — снова поинтересовался Каминари. Киришима повернул к нему голову и кивнул. Небольшие капельки на кончиках волос упали на костюм и пол, а так все было просто превосходно, чудесно, распрекрасно и много ещё чего, что не выразит лексикон парня из-за неимения красноречивых и заумных фразочек, кроме нецензурных, но их он постарался не озвучивать. — Да нормально все, — выдохнул Эйджиро, нервным движением растирая руки друг от друга, пытаясь избавиться от красных пятен, хотя только лишь усугубляя ситуацию и втирая искусственную краску в кожу. Киришима отнюдь не страдал какими-то бзиками или отклонениями в субординации, но в этот момент он неосознанно продолжал это делать, вдобавок совмещая ещё и дергающуюся ногу. — Да уж, — только и выдал Каминари, на какой-то момент замолчав. Все это время Киришима старался не смотреть на друга, но ловил себя за тем, что крайне продолжительное время вглядывался в выученные черты лица и слышал громкие стуки о грудную клетку. Видимо, это стучали его остатки здравого смысла. — Но это было неожиданно, — начал Каминари, напяливая на свое лицо непринуждённую улыбку. Он так делал, когда старался его подбодрить, — подумал Киришима и на секунду успокоился, понимая, что Денки остался прежним. — Ты повёл себя прямо как доблестный рыцарь, загородил всех своей спиной от этой, — Денки подбирал слова, — штуки. Намеревался подобрать шутку из какого-то фильма ужаса, или боевика, но ничего в голову не лезет. — А я вспомнил «Рембо», — непонятно ради чего сказал Эйджиро, слегка приподнимая уголки губ. — Мы ещё с тобой шкетами были, помнишь? — А то! — бодро ответил Каминари. — Мы тогда ещё у твоего отца кассету сперли и пошли ко мне домой смотреть. Я так обожрался на ночь чипсами, что пролежал в кровати ещё дней пять. — Точно, — кивнул Эйджиро, выдыхая невидимый, но остро ощутимый груз неловкости. — Славные времена были. — Эйджи, — Денки протянул его имя таким голосом, который свёл желудок Киришимы в стальные тиски, а самого заставил удивлённо воззриться на странно сосредоточенного друга. Он так давно не слышал свое укороченное имя, что парню стало не по себе. — Да? — проглотив конвульсивно вырывающийся наружу возглас, хрипло отозвался Киришима. — Это ведь ваших рук дело, так ведь? — с грустью и скрытым недовольством за чёрными зрачками Каминари привстал, возвышаясь над ним. — Это ведь все не просто так. Я знаю, что Хатсумэ надоумила тебя это сделать, чтобы напакостить Мине, но, блин, кровь, серьёзно? Это уже ни в какие ворота не лезет. Под мнимой стеной ностальгии, лёгкости и спокойствия Киришима даже и забыл, в чем заключается главная проблема. Ведь Каминари, к огромному сожалению, пришёл к нему не просто так. — Да, это так, — Эйджиро постарался не замечать, как горечь острым клинком вычерчивает узоры в груди. — Это была лишь страховка, а когда я увидел, что Королевами стали Очако и Асуи, то просто… — Просто — что? — перебил его Денки. — Решил удостовериться, не упадёт ли это все на их головы? Я бы очень сильно перепугался за наших девчонок, но, Эйджи, а вдруг бы там стояла Мина? — Я же говорю, я просто решил перестраховаться, — внезапное раздражение напало на него из-за сочетания звучащего укора в своем имени и елейном ужасе при выговоре розоволосой. Киришиму это взбесило, и он не мог понять, почему вдруг имя Ашидо так сильно резануло уши. — Ничего не могло пойти не по плану, ты меня слушаешь или нет? — Тогда вообще ради чего вы все это затевали? Чтобы навредить Мине? Вы снова за своё? Я же сказал, что не позволю сделать ей плохо. — А кто, по-твоему, потянул за верёвку? — усталым голосом сказал Эйджиро, не собираясь продолжать дальнейший разговор и вообще намереваясь уйти отсюда подальше, лишь бы не видеть того, с каким упрёком на него взирали светло-карие глаза, словно Киришима тут — главный преступник. — Ты думаешь, я сам потянул её и быстро побежал к сцене, чтобы подставить Ашидо? — Мина бы такого не сделала, — неуверенно произнёс Каминари, потупив взгляд. Киришиме хотелось взвыть от безнадежности и тугости своего друга в логических вещах. Киришима устал. Мина то, Мина сё, Мина вон какая, Мина, Мина, Мина… Слепое восхищение несоизмеримо нервировало все нутро Эйджиро. Хотелось отлепить этому идиоту пощёчину, затрещину, крикнуть все слова, так и вырывающиеся из горла, вбить в тупую башку, что он сделал неправильный выбор, выбрал не ту; просто сжать эти худые плечи и как следует потрясти, взять его руки в свои, крепче прижать к себе… Киришима разорвал поток мыслей, страшась того, что могло бы идти дальше воображаемых объятий. Его просто все достало. Поэтому рот сам приоткрылся, выдавая непонятные для парня слова, смысл которых он понял только после того, как их озвучил: — Ты её любишь? Каминари замер, непонимающе глядя на ошарашенного друга, и нахмурил брови. С каждой пронёсшейся в небытие секундой Киришима винил себя за слова ещё сильнее. — Люблю? — Каминари неопределённо повёл плечом. — Не знаю. Это сложный вопрос. — А ты попробуй ответить на него. — Зачем тебе знать это? — Просто скажи, — твёрдо и даже безнадёжно сказал парень. Денки вновь замолчал, переминаясь с ноги на ногу. — Не знаю, — Каминари суетливо почесал затылок, уводя глаза. Денки смотрел куда угодно, но только не на него. Это обида? Злость? Неловкость? Вина? Киришима запутался. — Она классная, весёлая, красивая, даже дерзкая, можно сказать. Боевая, — Денки невольно улыбнулся. — Ещё и самая популярная девушка в универе, я… Не знаю! Мне просто… она нравится, вот и все. За то, что она может быть собой. Эйджиро думал, что больнее было бы: услышать правду или завуалированную и непонятную ерунду о симпатии, но все-равно лучше не становилось. Всё только стало намного паршивее. — Ясно, — через силу сказал Киришима, обречённо поднимаясь с места. — Чувак, подожди, — Каминари осторожно дотронулся до его плеча. Он хотел услышать «Эйджи», а не долбанное «чувак». — Слушай, если я сказал что-то не то… — Нет, все в порядке, — Эйджиро уже перестал считать свою ложь. — Я пойду. Меня отец должен забрать. — А, ну, хорошо. — С досадой ответил Денки и отпустил его. Это вовсе не то, чего ожидал Киришима. Почему он убрал свою руку? — Ты там держись, хорошо? — бодрее произнёс блондин, поднимая большой палец. — Буду тебя ждать. Ведь мы вроде как снова вместе, да? Прежняя банда снова в сборе? Буду ждать? Вместе? От громко орущего голоса в голове Киришима не заметил, как вяло кивнул и вышел из здания. Ему стало страшно от самого себя, потому что непонятные и неизвестно откуда взятые чувства так рвали его изнутри, что Эйджиро хотелось закричать, если бы он имел хоть каплю силы открыть рот и сделать ещё один шаг, стараясь не упасть на землю и проваляться на ней вечность. Девушка стояла за углом, слушая развернувшийся разговор. По неведомой причине она продолжала стоять на месте, не вмешиваясь. Прозвучавший низким голосом вопрос Киришимы поставил не только Каминари в ступор, но и скрытую в стороне Мину. А в принципе, чего она ожидала? Что блондин признается в своей нескончаемой и преданной любви? Сам этот разговор ревнивого Киришимы только мешал Ашидо прихватить с собой Каминари и умчаться подальше. Вот только зачем он ей сдался? Мина уже привыкла повсюду водить за собой этого недотепу, словно куклу, но вот сейчас девушка желала не простую безмолвную игрушку подле себя. Она хотела, чтобы Каминари увидел её переживания, прочитал все эмоции без слов и успокоил, словно ребёнка, впервые увидевшего сон. Мина мотнула головой: её ожидания и желания зашли слишком далеко. Никогда и ничего не может идти по её плану, в это Ашидо давно уверовала. Но сейчас ей просто хотелось хотя бы на миг предстать перед кем-то слабой, ранимой, чтобы её пожалели, ведь женщины и созданы ради этого, черт возьми? Чтобы быть слабыми, защититься от кошмаров мира сильным плечом. Мина так сильно задумалась о своём, что не заметила уход Киришимы и очнулась, только когда услышала тяжёлый выдох. Заглянув за угол, она увидела, как Каминари присел на лавку и устало опустил голову. Ашидо сомневалась, нужна ли она ему сейчас, но вот он ей… Позади послышались торопливые цоканья каблуков. Мина резко обернулась, лицом к лицу встречаясь с Очако. — Мина? — тревожно вырвалось у шатенки. Руки Ашидо слегка затряслись, стоило ей вспомнить, с каким задором и нетерпением она тянула за верёвку. Но сейчас она не испытывала прежних чувств, а только потаенный ужас с крайне малым процентом вины, который даже не отразился на её лице. — Мина, ты в порядке? — Очако слегка наклонила голову, смотря на молчавшую уже с минуту девушку. Ашидо опомнилась и взяла себя в руки, правда брезгливая улыбка даже с силой не появлялась. — Я, — розоволосая обернулась на поникшего Каминари, и обратно на Очако. — Я, пожалуй, пойду. — Подожди, — тихо остановила её Урарака. Мина как по команде замерла. В голосе шатенки проскользнула незнакомая доселе угроза. — Это ты вылила кровь? — Мне нужно идти, — быстро ответила Ашидо. Но Урарака, видимо, сказала не все, что хотела: — За что ты меня так ненавидишь? Ашидо с удивлением посмотрела на Очако и открыла рот, но вовремя одумалась и промолчала, стремительно исчезая с глаз Урараки. Потому что она убила Сецуну, — возникла мысль в голове, но впервые Мине она послышалась донельзя натянутой. Ашидо сжала губы, зажмурившись. А может, это она сама завела подругу в могилу? Мина боялась, что правда могла быть такой. ***Cross that line Пересеки эту черту
— Что скажете на это, сэр? — Тсукаучи зашел в раздевалку и быстро окинул взглядом обстановку. Молодой сержант подошёл к нему, отдав честь, и стоял рядом, ожидая дальнейших приказов. — Мне нужно немного подумать, — произнёс офицер, опускаясь на корточки рядом с уликой в виде отброшенного в дальний угол комнаты пистолета. Словно синхронизируясь с местностью, Тсукаучи медленно рассмотрел каждую улику, бросил взгляд на кровоподтеки на стенах, разбитое на небольшие куски зеркало, вмятину на одном из шкафчиков и далее. Будто гончая, он рыскал по правильному следу, с каждой найденной вещью или небольшим пятнышком увеличивая свои шансы на построение верного события. — Сэр? — неловко начал сержант, немного пугаясь сосредоточенного и сурового лица офицера. Тсукаучи остановился, медленно выдохнул и нахмурился, озвучивая свою догадку: — Нападавшие стояли здесь, — мужчина указал на дверь. — Они нацелили пушки и закрыли путь для отступления. Наши жертвы находились в этом месте, — Тсукаучи встал спиной к шкафчикам. — Справа от них был выход, но он был длинным и прямым, так что по ним легко можно было попасть. Видишь вон тот пистолет? — Ага, — кивнул сержант. — Он не был оружием преступников. Расстояние далековато, если бы у нападавшего смогли отобрать пушку. — Что это тогда значит? — Значит, один пистолет находился в руках наших потерпевших, — твёрдо произнёс Тсукаучи. — Нужно взять на экспертизу и проверить. — Так точно! — Одного преступника смогли обезвредить, и он без памяти лежал в этом месте, — мужчина кивнул в сторону. — У него смогли отобрать оружие, перед этим с силой толкнув в сторону стены, как раз, где находилось зеркало. — Вот оно как. — Конечно, преступник попытался застрелить того, кто на него напал. Без сомнений, это был мистер Бакуго, ведь только с его комплекцией можно было так сильно ударить головой о стекло. Но вот что со вторым? — Каким вторым? — Вторым преступником. Почему он не спустил курок, когда увидел, что на его напарника напали? Видишь сгусток крови прямо у входа? — Его застрелили? — Только задели, — поправил сержанта Тсукаучи. — Видимо, вот тот пистолет находился в руках либо господина Мидории, либо Шинсо, а потом кто-то из них с ужасом кинул оружие в угол. — Понятно. Одного мафиозника смогли нокаутировать, а другой сбежал. — Но мы теряем одну вещь. — Какую? — удивился сержант. — Что в это время делал Шинсо? Он напал на преступников или, наоборот, на пострадавших? Почему его нога была сломана? Что-то не вяжется. — Что вы предлагаете, сэр? — Я думаю, сначала нам нужно попробовать поболтать с преступником, а после с Шинсо. Если мы что-то сможем накопать, то нужно готовить ордер на арест. Здесь точно не простое нападение. Может, за всем этим скрывается что-то большее.ОБ ИМЕНАХ ЛУЧШЕ УМОЛЧАТЬ