FEBRIS EROTICA
We'll figure out our shit and find a way Мы разберёмся с нашим дерьмом и найдём выход. Escape From LA — The Weeknd
Шото толкнул дверь фотостудии плечом, одновременно поддерживая рукой Изуку. Включая слабый свет лампы над столом, парень тем самым нарушил темноту помещения. — Вот, садись, — Тодороки осторожно опустил Мидорию на стул, принимаясь лазить по шкафчикам в поисках чего-то, что подошло бы для оказания медицинской помощи. К сожалению, фотопленка, скотч и листы бумаги никак не подходили для этого. — Я в порядке, — тихо пробормотал Изуку, слегка мотнув рукой. Падающий на его лицо свет являл вид на не очень привлекательную тёмную гематому у щеки, которая успела набухнуть в течение времени, что они шли в студию. Тодороки признательно для самого себя не обратил внимание на чепуху, что зеленоволосый сумел проговорить. — Тебе не нужно… — Нет, нужно. — Отрезал Шото, в довершение громко хлопнув шкафчиком у стола, откуда он выудил спрятанный бутылёк со спиртом. Тодороки выложил все необходимые предметы на стол, взяв для начала спирт и чистую тряпку, чтобы обработать кровоточащие ссадины у скулы. — Ещё помнишь, что у меня прибережено в том ящике? — прошептал Изуку, указывая взглядом на бутылочку. Шото слегка нахмурил брови, осторожно прикасаясь пальцами к его подбородку. — Удивлен, что ты до сих пор его там хранишь, — ответил он, осторожно прикасаясь намоченной тряпкой к ране. Услышав тихое оханье, Тодороки присел на колени, чтобы не заставлять Мидорию поднимать голову к свету, маячившему холодными бликами перед глазами. Шото охотно отвечал ему о бесполезных вещах по типу той же самой бутылочки со спиртом, непонятно для чего необходимой для работы в фотостудии. Возможно, Изуку хранил её здесь, зная, что рано или поздно мог оказаться в такой ситуации, но об этом Тодороки не хотел думать. Пустая болтовня помогала ему: его руки дрожали меньше. — Ты хочешь мне что-то сказать, верно? — подметил Изуку, разглядывая хладнокровно-спокойное лицо Тодороки, которое умело прикрывало своё смятение. — Ещё до всего этого, ты говорил, что… — Для начала, ты не будешь дергаться, иначе я привяжу твою голову к стулу, — буркнул Шото, нанося на розоватую, от крови, ткань дополнительный слой спирта. Изуку тихо хмыкнул от слов парня, возможно, они ему показались несколько комичными, если бы не серьёзное лицо Тодороки, который в полной мере может привязать его к месту. — А во-вторых… — …ты считаешь меня идиотом, который сам полез в драку? — Заметь, это сказал ты. Но да — ты настоящий идиот. Просто, — Шото закончил с обработкой раны, устраивая голову на одном с Изуку уровне. Парень провел пальцем по ране, ощущая теплую и слегка шершавую кожу, при этом заметив, что Мидория не поморщился, только внимательно стал прислушиваться к его словам. — Я считал, что это временно. Твое влечение к Бакуго. Я полагал, что тебе он показался несколько симпатичен, если его можно так назвать. Но, когда ты, даже на секунду не задумавшись, побежал к нему, я… Тодороки встал, отводя глаза к столу. Медленно провёл рукой по гладкой поверхности стола, цепляясь глазами за фотографии и выписки из газет. — Извини, — сказал Изуку. — Изуку, послушай… Дверь фотостудии чуть не слетела с петель от резкого пинка. Тяжело дыша, явно от бега, Бакуго обводил их молчаливую сцену и ломанулся с места к Тодороки, хватая его за рубашку. — Уёбыш, — прошипел от злости Кастуки. Он даже не потрудился смыть с себя кровь на лице и с разбитых в мясо костяшек. Видимо, спешил набить Шото морду настолько, что не заметил этого. — Я тебя прикончу! Тодороки решил не отвечать агрессией на агрессию. Холодно-ненавистный взгляд выдавал его намерения в отношении взбешенного парня. Но Шото не стремился стать грушей для битья: он пошарил рукой за своей спиной, крепко сжимая ножницы. Изуку, увидевший это, поспешил их остановить: — Стойте! — он слишком быстро поднялся с места и не рассчитал острую головную боль, которую вызвало его действие. Схватившись за голову, он смог удержаться на ногах, придерживаясь за край стола. Парни беспокойно посмотрели на него, забывая про разрастающийся конфликт. Шото, почувствовав ослабление хватки, оттолкнул от себя блондина, направляясь на помощь Мидории, но этот самый Бакуго взбесил его больше, преграждая дорогу к зеленоволосому. — Отойди, я должен закончить с перевязкой, — Тодороки произнес это достаточно твёрдо, но не достаточно для того, чтобы преодолеть идиотское упрямство Бакуго. — Я сказал: прочь с дороги, — громче сказал Шото, — Или хочешь оставить Изуку в таком состоянии? Бакуго крепко сжал челюсти, переводя взгляд на Мидорию. Сильно зажмурившись, явно преодолевая свою гордость, блондин отошел к стене, тем самым давая смутное согласие для дальнейших действий Тодороки. — Так как ничего лучше я не нашел, подойдет это, — Шото взял ватку и скотч, снова приседая перед Изуку. Тот слабо кивнул, бросив взгляд на притихшего Бакуго. Тодороки лишь медленно выдохнул. — Полиция скоро будет здесь, — невзначай сказал он, — Тебе лучше подождать снаружи. Со стороны Катсуки не послышался ни один звук. Он продолжал стоять, сложив руки и опустив голову. Растрёпанная челка спадала на глаза. Парень был на удивление слишком спокоен. Или это просто казалось снаружи. — Знай: я продолжаю считать тебя неадекватной сволочью, — сказал Шото, намереваясь избивать блондина словесно. Он приклеил последний кусочек скотча, рассматривая неудачно сделанную повязку, хотя его внимание было сосредоточено на Бакуго. — И если ты ещё раз тронешь его… — Шото, — прервал Изуку. Его голос стал тише. — Пожалуйста. Тодороки понял, хотя это и было противно. Он поднялся, с презрением приглаживая помятую рубашку. Около двери он остановился. — Если ты не ценишь того, насколько Изуку дорожит тобой, то я до последнего буду видеть в тебе лишь ничтожество. Он выбрал тебя, так прими это в полной мере. С этими словами Шото покинул фотостудию, тихо закрывая за собой дверь. В комнате повисла напряженная тишина. Тягучая темнота давила на плечи, вызывала неловкость. Изуку прижался к спинке стула, обнимая прижатые колени. Он не знал, с чего начать. Что сказать. Что сделать, ведь не понимал, как на это отреагируют. Молчание Бакуго было сильнее его оглушительного крика. — Катсуки? — скорее вопросительно прозвучал его голос. Изуку слегка наклонил голову, вглядываясь в темноту, скрывающую парня. Свет от лампы предательски упал на белую повязку у щеки, напряжённо взывая к себе. Бакуго сильнее сжал кулаки. Он отошел от стены и приблизился к Изуку. Мидория поднял на него настороженный взгляд, взгляд с неприкрытым волнением и тихим, молчаливым страхом. Свет отбрасывал на глаза блики, перекрашивая радужку в голубой полупрозрачный цвет. Руки Бакуго всё ещё оставались напряжёнными, грязными от крови и болезненной злости, с мерзко потрескавшейся кожей, между которой уже пробрались кровавые разводы. Кожа Изуку белая от лампы, чистая. Катсуки осторожно протянул руку, слегка прикасаясь к ней, но внезапно промелькнувшая мысль заставила его отдернуть руку. Мидория понимал, что он сдерживал себя. Осознанно не притрагивался к нему, осознанно отдалялся, чтобы не навредить снова. От этого Изуку чувствовал только холодную отчуждённость, колющее одиночество. Он ухватился за его ладонь, притягивая к своему лицу. — Прикоснись ко мне, — настойчиво попросил он. — Пожалуйста. Слегка обескураженный взгляд приобрёл прежний тёплый янтарный оттенок. Быстро втянув носом воздух с приторным алкогольным запахом, Катсуки провел пальцами по щеке. Агрессия, которой он так гордился, та, что приносила ему чувство свободы, глубокой жажды, теперь вселяла только отвращение, мерзкое чувство глупой убогости. — Зачем ты вообще полез? — хрипло прошептал блондин, соприкасаясь лбами. Глаза Изуку непроизвольно заслезились. — Я не хотел смотреть, как тебе снова причиняют боль, — его голос дрогнул. В поисках поддержки Мидория обхватил руками его шею, прижимаясь сильнее. — Не хотел повторения той ночи на Хеллоуине. Ведь, когда тебя чуть не пристрелили, я не… — Изуку подавил всхлип. — Я не мог и дальше просто стоять. Я же… Бакуго с горячностью накрыл его губы своими, прерывая монолог. Мидория поднялся на ноги, крепко сминая пальцами спортивную майку, слишком легкую для ночного воздуха, но слишком теплую для разгорячённой кожи. Катсуки, аккуратно придерживая тельце, посадил его на стол. Руки инстинктивно проникли под толстовку, поглаживая холодную кожу, покрывшуюся мурашками. Изуку тихо охнул, выгибая спину, и обхватил ногами его торс. Мидория зажмурил глаза: видимо, головная боль ещё давала о себе знать, но парень не собирался останавливаться, сквозь туманную дымку удерживаясь за крепкие плечи. — Прими, — Изуку переводил дыхание, не прерывая зрительный контакт. — Прими ответственность. За это. Катсуки нервно усмехнулся. — Я возьму твою ответственность настолько сильно, что ты это на всю жизнь запомнишь. — Эта фраза не должна была иметь двойной смысл, — засмеялся Изуку. — Я говорил серьезно. — Так что, продолжим? — Я и не отказывался. Возьми мою ответственность так, чтобы я был в восторге. — А вот это звучало двусмысленно. — Это то, к чему я стремился, — фыркнул Изуку, обнимая Бакуго. — Больше не уходи. Катсуки прикусил нижнюю губу, утыкаясь носом ему в шею. — Не уйду. ***Well, this place is never what it seems, Это место вовсе не то, чем кажется, Take me out of LA Забери меня из Лос-Анджелеса
Киришима устало почесал переносицу, пятная её отпечатками грязных от пота и мокрой травы пальцев, и обвел взглядом фигуру перед зеркалом. Отражённый сгорбленный силуэт самого себя, побитого и утомлённого, только привнёс новую порцию замотанности всем происходящим в его потрескавшуюся копилку. Киришима пытался понять, что он сделал не так — точнее, чего он не сделал. С каждым днем жизнь становится запутанней, туманней, обнажая подноготную многих душ и всё то дерьмо, в котором не каждый захочет копаться. В том числе и Киришима. А он не хотел копаться и в самом себе. Никогда ещё он не понимал, насколько человеческая усталость может отбить интерес почти во всём. Эйджиро открыл кран, не заботясь о жутко ледяной воде, льющейся в раковину, и подставил под неё руки. Вода мгновенно обожгла разгорячённую кожу, словно оставляя своими острыми ледяными каплями ожоги на ладонях. Как память о прошлой грязи. Киришима тер руки с удвоенным рвением, стараясь не обращать внимание на своё отражение, что маячило бликами холодных ламп перед лицом, так и призывая взглянуть на себя, осмотреть, запомнить свои ужасные очертания, которые обязательно въедятся под кожу и которые Киришима будет потом выискивать у себя, вспоминать, каким он был. Уставшим, подавленным, но тем, кто не жалеет о сделанных поступках. Да, он вёл себя как трус, будучи уверенным, что сможет нечестными способами выиграть доверие у людей, доверие за то, что он не заслужил. Трусом и слабаком, прикрывающим беззаконие и аморальность. Подражая кому-то, он потерял веру в себя, и Киришиме трудно было снова поверить, снова разбудить в себе мужественность. Эйджиро оттянул руки от воды, ведь холод начал распространяться на все руки, будоража тело предательскими мурашками. Спортивная форма выглядывала из его сумки, но без неё он чувствовал себя некомфортно. Неприятно тоскливо. Не глядя освежив лицо и поправив лезущие в глаза красные паклы, Киришима присел к сумке, потянув за замок, но вздрогнул от громкого топота ног, несущегося по коридору. Странно, но после приезда полиции все должны были разойтись, видимо, кто-то был слишком взбудоражен произошедшим на стадионе и поэтому не спешил домой. Киришима поднял сумку и накинул на плечо, собираясь выйти из уборной, пока не столкнулся носом со светлой макушкой, которая по инерции отошла подальше. — Эйджи! — громкий и взволнованно-взбудораженный голос Каминари заставил Киришиму быстро поднять на него голову. — Я тебя столько времени пытался найти, ты словно сквозь землю провалился! — Я, ну, — Киришима отвёл взгляд, почёсывая щеку. — Я просто не знал, что ты меня ищешь. — Ещё как! — возмутился Денки, заталкивая парня обратно в туалет. Каминари без остановки начал тараторить: — Ты даже трубку не брал — я весь универ оббежал, в раздевалке был, в тренерской, да даже на парковке! Думал, ты свинтил, пока тут шумиха с копами происходила! Я думал, ты хотя бы осведомишь меня о том, что наглым образом свалил! Представляешь, насколько я извёлся? Эйджиро раскрыл рот в немом ответе, слегка обескураженный поведением друга. Хотя нет, не слегка — он был сильно удивлен, что Каминари так о нём переживает. — Извини, — тихо произнес Киришима, опуская голову. Стыдливый румянец пробежал по его щекам. — Нужно было предупредить тебя. — Ладно, забей, — тяжело выдохнул Денки, устраивая руки на боках. Но всё-таки он не удержался от надувания щёк. — Но знай, что я тебе ещё припомню за этот недо-рофл, ясно? — Хорошо, — засмеялся Эйджиро, невзначай перемещая взгляд в зеркало. Его хмурые глаза слегка блестели, а само отражение больше не вселяло должный ужас. Может, потому что Каминари светил получше дрянных лампочек на потолке, а может, дело было совсем в другом. — С тобой всё окей, Эйджи? — мягко поинтересовался Денки, наклонив голову. Эйджиро посмотрел на него, слегка кивая, мол, он в полном порядке, хотя красные глаза, синяки под ними и сам оттенок лица не вселяли должной уверенности в правдивости его молчаливых слов. Каминари нахмурился — он сосредоточенно глядел на парня, отчего Киришима не смог не отвести взгляд первым. Снова. — Просто… Киришима напрягся, когда Денки дотронулся до ссадины на его подбородке. — Как увидел ту драку, что Бакуго учинил, — начал Каминари, рефлекторно поглаживая его рану. — Я не думал особо, ты же знаешь. Да я почти и никогда не думаю, — блондин подавил тихий смешок. — Я чисто интуитивно тебе крикнул, ну, знаешь, типа посчитал, что ты его утихомирить сможешь. Но потом, когда это месиво началось, и увидел, как ты пытался их всех успокоить… Чёрт, извини, Эйджи, тебя знатно потрепали из-за этого. Что-то тронуло Киришиму изнутри. Что-то невидимое, непонятное, колющее, вызывающее дрожь по телу. Поэтому парень резко отвел голову в сторону, убирая руку Каминари со своего лица. Тот, словно очнувшись, смущённо забегал глазами, перепадая с пятки на носок — он всегда так делал, когда нервничал. — Я не думаю, что это была твоя вина, — Киришима дергал пальцем лямку от сумки на плече, пытаясь отвлечься хотя бы на неё. — Я должен был это сделать. Иначе бы произошло что-то похуже того, что случилось. — Н-ну да, без геройства ты никуда, — дрогнул голос Денки. Он возвратил свой прежний настрой. — Ну ладно, главное, что всё обошлось. Да уж, вот это игра была! Теперь только непонятно, что ощущать после игры — победы не было, но и не грустно от такого разгрома. Но мы хоть наваляли им как следует, ха! Киришима не смог сдержать смешок, наблюдая за попыткой Каминари его приободрить. Какую бы глупость он не сморозил и как бы не пытался показаться тупым, Эйджиро знал, что Денки просто пытался успокоить его или обнадёжить. Бывало, даже в тот момент, когда Киришима по случайности сломал игральный автомат в игровом центре и Денки со всей своей задорностью и взбалмошностью потащил его прочь оттуда, убегая от разъяренного менеджера. Эйджиро улыбнулся, вспоминая тот момент. Но тут же ностальгическое воспоминание больно ухнуло в сердце, потому что Киришима попытался отыскать в прошлом себе те чувства, что он испытывал сейчас, находясь рядом с Денки. Когда это началось? Вышло ли это спонтанно или же он скрывал их столько времени, просто не обращая на них внимание или просто не веря в это? Может ли он отпугнуть Каминари, разорвать их дружбу? Киришима почувствовал себя героиней какого-то среднестатистического ситкома, которая в течение десяти сезонов пытается разобраться в своих чувствах и признаться в них. Киришима не понимал, почему она не могла заметить очевидное, но сейчас он ощущал себя намного хуже дешёвого сериала. В реальности это выглядит не так романтично и слащаво — скорее, от страха и неуверенности чувства будут казаться мерзкими и противными, которые уж точно не захочется показывать на свет. И Киришима мысленно бесился от самого себя. — Йоу, Эйджи! — Каминари помахал у него перед носом. — Чего задумался? Или всю ночь собрался в толкане стоять? Погнали отсюда, я должен побить свой рекорд в Golden Axe, этот князь тьмы никак не хочет помирать, а ты видел его шмот? Пойдём, — Каминари потянул его за руку, но такую тушу в лице Киришимы ему будет затруднительно двигать. — И я хочу нажраться принглзом с дью, которая, я клянусь, должна разорвать мой желудок к чертям. Сердце Киришимы участило свой такт в несколько раз, проступающий пот начал устранять эффект холода на коже. Он сильно сжал глаза, отчего перед ними пробегали звёзды. Он сглотнул: сейчас или никогда. Или это желание станет обжигать его всё яростнее, до той степени, что просто сожжёт. — Ками, — Киришима оттянул его на себя, крепко зажимая его тело руками. Денки, прижатый к его телу, ошарашенно заморгал, не ожидавший от него такого резкого действия. — Спасибо. Какого-либо глубокого смысла Киришима не придал этому слову. Можно за многое благодарить, можно за многое принимать значение обычного слова — Киришима его сказал потому, что просто хотел его произнести. На место прежнему удивлению на лице Каминари расцвела расслабленная улыбка. Блондин обхватил напряженную до предела спину, похлопывая по ней. — Я тоже очень люблю тебя, Эйджи, — простодушно сказанные слова, вырвавшиеся из уст Каминари, вцепились в Киришиму, обхватывая острыми цепями вокруг горла. Очевидно, Денки сказал их, не задумываясь о настоящей смысловой нагрузке, что они несли, и не задумываясь, какое влияние они окажут на Эйджиро. — Да, я… Я тоже, — Киришима проглотил большой ком в горле, сжимая плечи блондина с новой силой. Он скрыл свою улыбку в волосах, жестких, как солома, от постоянного осветления, но не теряющих свою натуральную мягкость. Он мог почувствовать эту мягкость даже за слабым запахом краски для волос. — Ай-ай, Эйджи, щекотно же, — хохотнул Каминари, начиная мотать головой, водя своим носом Киришиме по плечу. Денки в отместку взлохматил красные паклы, разбрасывая их во все стороны. Теперь на голове Киришимы образовалось красное гнездо, которое он пытался быстро сгладить. — Ты до сих пор боишься щекотки, — усмехнулся Эйджиро, решив завязать хвост, чтобы волосы больше не мешались. Каминари обиженно хмыкнул, тыкая острым локтем Киришиму под бок. — Эй, не делай из меня нытика! Просто ты дышал мне в макушку как бык, я аж вздрогнул! — Ладно, признаю, я просто решил тебя побесить, — засмеялся Киришима, притянув Денки ближе и быстро оставив поцелуй у него на лбу. Парни замерли как статуи эпохи Возрождения. Осознав, что он только что сделал, Эйджиро резко попятился от Каминари, примиряюще выставляя руки перед собой. — А-а-а, прости, я случайно! Блин, как такое получилось! — Твоя башка сейчас взорвётся, если ты не перестанешь краснеть, — насмешливо произнес Денки, глядя на алого друга. Каминари, почесав затылок, подошел к Киришиме, который продолжал пятиться назад, пока не натолкнулся спиной на стену. Он совершенно спокойно и без лишних слов потрепал друга по щеке. — Я знаю, что ты от меня без ума. Впрочем, как и все остальные. Передо мной невозможно устоять, я ведь прав? — Э-э, д-да, точно, — Эйджиро нервно скривил губы, бегая глазами по чему угодно, кроме Денки. — Эх, как же приятно чувствовать себя эталоном красоты! — Каминари шутливо взмахнул волосами, аки топ модель высокого жанра. — А теперь-то ты пойдёшь со мной разрушать желудок? Я ведь говорил со всей серьёзностью. — Конечно, я совсем не против, — успокоился Киришима, неловко обходя Каминари и подбрасывая на плечо сумку. — Тогда идем? Он посмотрел в зеркало. Теперь ему не было так тяжело смотреть на себя. ***If you see what I seen, you wouldn't sleep. Если бы вы повидали то же, что я, вы бы не смогли заснуть
— Так не дождусь, когда тебя уже отпустят, — грустно вздохнул Мидория, прислоняясь щекой к камерной решётке. — Я скучаю. — Я нахожусь здесь около часа, идиот, — тихо ответил Бакуго, лениво перебирая зелёные кудри через прутья камеры. — И ты весь этот час стоишь напротив. Я могу со спокойной душой подать на тебя жалобу, тогда ты будешь валяться в другой клетке. — Тебе не нравится, что я всё это время нахожусь тут, рядом с тобой? — обиженно округлил глаза Изуку, отпрянув от решетки и хмуро скрестив руки. — Я могу уйти. — Да нет, я, — Бакуго цыкнул, прикусив язык. Он протянул руку сквозь прутья, но она не могла достать до Изуку. — Я не против. — Тогда скажи это. — Чёрт бы тебя побрал, — прошипел под нос Катсуки, и заговорил тише. — Ладно. Я хочу, чтобы ты остался со мной. Сойдет? Изуку улыбнулся, подходя ближе и скрещивая их пальцы. Полицейский участок в такое время не находился, по обыкновению, в хлопотах, словно пчелиный улей. Один офицер, засыпающий у стойки регистрации, да парочка сержантов, лениво подписывающие бумаги, — вот и вся компания. Им, видимо, просто нет дела до воркующих около камеры двух молодых людей, пока, конечно, они не станут вести себя неподобающе громко. Хотя у Мидории могла пронестись такая бесстыдная мысль, но он пока повременил с этим. — Как думаешь, Шиндо станет подавать на тебя заявление? — взволнованно спросил Изуку, поднимая на Бакуго глаза. — Он может, и я уверен, что он так и сделает, — ответил Кастуки, снисходительно пожав плечами. — Ну и что? Несколько месяцев исправительных работ или условный срок я могу и просидеть. — Нет, это же Шиндо, он может подать заявление, тогда это точно дойдет до суда и… — Изуку, — позвал Бакуго. Мидория тут же умолк, внимательно посмотрев на блондина, потому что не каждый раз он называет его по имени. — Хватит воздух портить своим занудством. У меня остался неплохой адвокат, он разрулит дело. — Но, — веснушчатый хотел было опровергнуть его слова, однако под тяжёлым взглядом ему пришлось замолчать, нервно топая пяткой кроссовка по плитке. Катсуки, понимая, что парень сейчас начнет накручивать себя по любому мелкому поводу, обхватил лицо руками, вынуждая взглянуть на себя. — Чего ты опять? Снова всякую хрень напридумывал? — Нет, я просто, — Изуку устало выдохнул, подставляя лицо под широкие ладони. Бакуго старался не задевать рану на его лице, лишь слегка проводя по ней подушечками пальцев. — Ладно, твоя взяла. Я тогда буду морально готовиться ждать тебя из тюрьмы. Если, конечно, смогу. — Если смогу? — изогнул бровь блондин. — Чёртов задрот. Конечно, ты меня дождёшься! Иначе я тебя из-под земли достану и шкуру сдеру, понял? — Я просто пошутил, — сказал Изуку. — Я обязательно тебя дождусь, даже если ты ещё не находишься под стражей. Можно сказать, даю обещание на будущее. — То есть, ты уверен, что меня упекут за решетку? — Я должен сказать: «конечно, нет», но… — Засранец, — усмехнулся Катсуки, притягивая его ближе. — Какое романтичное место, не так ли? — парни обернулись в сторону Мины, которая шагала к ним вместе с офицером полиции. На лице Ашидо пробежала лукавая улыбка. — Может, вас здесь и оставить? — Мина, а ты почему здесь? — удивился Мидория. Девушка указала на полицейского и потрясла сумочкой. — Выплатила залог за твоего бунтаря, — вздохнула она, смотря, как офицер, зазвенев связкой ключей, открыл замок и заскрипел дверью камеры. — Мина, это… Ты не должна была. Но спасибо тебе большое, — Изуку искренне поблагодарил её за такой бескорыстный поступок, хватая освободившего Бакуго за руку. — Ты тоже скажи спасибо. Давай! — Спасибо, и всё такое, — вяло ответил Катсуки, обхватывая Мидорию за спиной. — Должен не буду. — Твоя задница дороговато мне пришлась, между делом, — вздохнула Мина. — Но я сделала это ради Изуку, не прельщайся. — И что? — Изуку обернулся на офицера полиции. — Мы можем просто уйти? Или нас ещё что-то ждёт? — А вы думаете, нам так хочется со всеми вами возиться? — устало ответил он. — Мистер Бакуго просто заполнит необходимые бумаги, на этом всё. — Круто! — засиял Изуку, восхищённо посмотрев на Катсуки. — Правда ведь? — Ага. — Но вам поступила просьба детектива Тсукаучи, — сказал офицер. Ребята переглянулись. — Он ждёт. Быстрее разбирайтесь, что там ему от вас надо, и можете расходиться по домам. — Тсукаучи? — нахмурился Изуку. — Он снова хочет нас опросить? — Может, просто свалим отсюда? — предложила Мина, сморщив нос. — Тут противный запах дешёвого кофе и всякого сброда. — Хоть время позднее, но я попрошу вас остаться, — за их спинами неожиданно появился Тсукаучи, держа в руках неизменный блокнот для заметок. — Если вы позволите. — А в чём, собственно, дело, детектив? — спросил Бакуго, недобро прищурившись. — Я думаю, что наш будущий разговор вы найдёте очень интересным. Он насчёт кончины мисс Токаге и мафии, которая может быть связана с этим. Если вы будете работать со следствием, я тоже могу привнести некоторую помощь. Она может касаться заявления мистера Шиндо, — Тсукаучи посмотрел на Бакуго. — Если вы мне поможете, то я могу замять «дело», произошедшее на игре. Ну что, вы согласны? — Своего рода благородный альтруизм? — хмыкнул Катсуки. — Я пас. — А я, пожалуй, прислушаюсь, — высказался Изуку, потянув блондина за рукав куртки. — Не обращайте внимание на этого упрямца. — Ничего я не собираюсь… — Катсуки, — требовательным голосом предупредил Мидория, серьёзно взглянув на него. — Если самим собой ты не дорожишь, я всё ещё беспокоюсь о твоей участи. И, если Шиндо действительно станет подавать в суд, я не могу не согласиться насчёт предложения для закрытия дела. Просто выслушай, что он скажет. Бакуго сжал челюсти и промолчал, тем самым нелегко соглашаясь со словами зеленоволосого. Но также парень не мог не заметить, как взволнованное состояние Мидории так или иначе оставляет приятный след изнутри. — Я сочту это за согласие, — кивнул Тсукаучи, призывая их следовать за ним. — Прошу сюда. Это не займёт у нас много времени. *** Старенький джип скрипнул колёсами, останавливаясь посреди обочины. Киришима сверился с адресом: тот самый дом, что Мирио описал ему. Белое здание с песочной крышей, окруженное зеленым заборчиком и небольшим садом. Видимо, Тогата неплохо поживает в Лос Анджелесе, раз смог приобрести целый дом за такие внушительные цены на недвижимость. Эйджиро открыл калитку и прошел через садик, украшенный красными гиацинтами и яркими желтыми астрами, и остановился около двери. Парню не пришлось нажимать на звонок: Мирио показался на пороге в домашних шортах и свободной майке, лучезарно улыбаясь новоприбывшему гостю. — Киришима, сколько времени тебя уже не видел! — громко заговорил Тогата, сжимая красноволосого в крепких мужских объятиях. — Как ты поживаешь, дружище? — Потянет, — ответил Киришима, обводя взглядом сад. Он прыснул. — С какого времени ты начал разводить цветы? — А, это, — Мирио засмеялся, впуская парня внутрь. — Это дом моей тетушки, я присматриваю за ним, пока она в отпуске. А цветы — это её хобби. Я бы сказал, что это её настоящая страсть! И да, — Мирио наклонился к нему, прошептав, словно это очень большой секрет. — Оказывается, ухаживать за садом — это так увлекательно. Только не говори никому, что я подался в садоводы! — Ха-ха, хорошо, — вторил ему Киришима. Даже находясь рядом с Мирио около одной минуты, невольно заразишься такой яркой жизнерадостностью. Удивительно, но могло показаться, словно с губ Тогаты никогда не слезала широкая улыбка. — И в связи с чем ты меня навестил? — поинтересовался Мирио, приглашая Киришиму в гостиную. Эйджиро плюхнулся на диван, обхватывая большую подушку. — Или просто хотел проведать давнего товарища? — И то, и другое, я думаю, — сказал Эйджиро, обводя неловким взглядом обстановку ярой любительницы цветов, кружева и кошек. — Мой друг… хотя нет, я приехал поинтересоваться у тебя. — О, и о чём же? — Мирио присел напротив него, заинтересованно хлопая в ладоши. — Что-то начудили в команде? Кстати, как там дела у вас идут? Как отборочные? Я слышал, что у вас произошла та ещё заварушка… — Да, я позже хотел это обсудить, а сейчас, — Киришима порыскал во внутреннем кармане куртки, протягивая Мирио откуда-то взявшуюся у парня фотографию. — Мы нашли её в нашей комнате. Я просто хотел спросить, это ты её сделал? — Ух ты, — хохотнул Мирио, сосредоточенно анализируя фотографию в своих руках. Он нервно прыснул. — Не знаю, откуда она у вас. Но я впервые её вижу… — Это была твоя куртка, — Киришима насторожился, указывая пальцев на плечи Сецуны. — И эта фотография была сделана за день до смерти Токаге. Просто объясни мне, в чём дело? Ты её знал? Как близко вы общались с Сецуной? Мирио, некоторое время не сводя с фотографии глаза, медленно опустил её, снова улыбнувшись. На сей раз она показалась наигранно-натянутой, вынужденной. Это Киришиме больше всего не понравилось.ЛЮБОВНАЯ ЛИХОРАДКА