CRUDELIS CAECITAS
When did everybody get a god complex? Когда у всех появился комплекс бога? Sleep Like Owls — Derek Pope
Мина постепенно начала испытывать странную несдержанность. В моменты её привычного высокомерия поднятая губа невольно дрожала, складки на переносице уже окончательно начали напоминать морщины, не спрятанные никакой косметикой. Её макияж не напоминал изящный взрыв красок, привлекающий заинтересованное внимание: он стал приземленным, пастельным, тихим. Почти незаметным, и девушка сама не понимала, почему её рука не доходила до ярких теней или же тёмной матовой помады. Она просто… не хотела выделяться? Вот из-за такого Мина начала волноваться в разы. А что с одеждой? С важной составляющей её непоколебимого стиля? Почему она сменила короткие юбки на чёрные юбки-карандаши? В связи с чем укороченный топ, несменяемый даже зимой, вдруг стал тёплым свитером? И пропали каблуки. На их место пришли удобные кожаные ботиночки. Если даже в таких нелепых нарядах она продолжала сохранять чувство стиля, для других это означало красный свет. Значит, что-то произошло с самой завидной и стервозной красоткой Юуэй. Мина никогда не любила копаться внутри себя. И ненавидела, когда эту работу за неё делает кто-то другой. Она просто хотела принять всё, как есть. Как часть неизбежного взросления. Потери молодого горячего стержня, прежней живой энергии. Ну вот. Теперь она говорит, как какая-то старуха. Сецуна была права — в её возрасте она та ещё пожилая женщина. И ещё Мина ненавидела испытывать чувство вины. Это ощущение, когда внутри что-то сжимается, рвётся, бьёт в голову противным колоколом; то ощущение, которое разрасталось всё больше с каждой секундой, кислотой собственных мыслей разъедая свою уверенность в словах, в делах, в самом себе. И это чувство не уходит в небытие: оно остаётся вместе с тем моментом жизни, с которым оно было связано. Прирастает слизнем к черепу, напоминает о себе именно тогда, когда думаешь, ты освободился от прошлых неудач. Как же оно раздражало своим постоянством. И Мина, так или иначе, продолжала испытывать вину. Зачем она прислала то сообщение Изуку? Она ведь знала, что для парня Сецуна — это болевая точка. Так зачем она это сделала? Чтобы преподнести долгожданную искорку правды? Ашидо не должна оправдывать себя, хотя очень хотелось. Одно сообщение — и оно чуть не сломило жизнь её друга. А вдруг они с Бакуго не подоспели бы вовремя? Если бы Изуку использовал пакет с наркотиком? Ведь в таком отчаянном состоянии он запросто мог перебрать с дозой, и тогда… Мина бы допустила ещё одну страшнейшую ошибку в своей жизни. И да. Мина чертовски виновата. Как же её это бесило. В задумчивости припарковывая свою машину, чуть не задевая бордюр, она взяла в руку сумку и быстрым шагом направилась в сторону главного корпуса. И тут же отдёрнула руку от своего лица. С какого времени она начала грызть ногти? Слегка мотнув головой, она достала телефон. Сообщения, в том числе и голосовые, остались непрочитанными. Каминари так бесится из-за того случая в баре или из-за их с Бакуго спонтанной выходки? Но Каминари не тот тип людей, которые, обижаясь, не отвечают на сообщения. Он бы определённо начал строчить ей, что она виновата, что дело в ней, что больше не в обиде… Ведь так? Что бы он на это ответил? Что бы сказал при их встрече? Какой взгляд бросил бы ей? Как же много она о нём не знает. Что если за личиной легкомысленного весельчака скрывается совсем другой человек? Мине было страшно. Потому что влюбилась она именно в несносного, глупого, наивного паренька, а не в кого-то другого, притаённого за такой миловидной маской. И поэтому она должна как можно быстрее найти его и поговорить. Но о чём? Что ему сказать? Да, чёрт возьми, почему она так об этом волнуется?! Это он должен просить у неё прощения, быть настойчив! Почему она постоянно проявляет инициативу? В душе Мины раскалилась злость. — Мина, хей, — слабо окликнули её. Ашидо резко обернулась, замечая обеспокоенное и такое бесящее круглое лицо. Мина тут же недовольно нахмурила брови, не находясь в должном настроении слушать Урараку. — Чего тебе? — Я просто хотела спросить, — Очако явно нервничала. Розоволосая напряглась лишь от этого, излучая в воздух немую рассерженность. И, чёрт бы побрал эту девчонку, откуда она достала этот кремовый удлинённый пиджак и такого же цвета лодочки? Да их даже в Лос Анджелесе днём с огнём не сыщешь. Да и стоили они прилично, это Мина поняла, лишь взглянув на них. Видимо, Асуи знатно инвестирует во внешний вид своей девушки. — Ты в порядке? — чуть не пропустила мимо ушей Ашидо. И, удивившись неожиданному вопросу, язвительно прыснула, пытаясь выглядеть перед Ураракой более статной, чем есть на самом деле. Она знала, что Очако в первую же секунду заприметила её свитер, узкие джинсы и кожаные сапоги. И, конечно, не могла оставить без внимания распушенные розовые волосы с разглаженными кудрями, потому что каждый день Мина выпрямляла свои волосы от натуральной курчавости. Да, это Урарака заметила давно. Ну как, довольна? Радуешься теперь? Ведь это всё сделала ты. — Почему интересуешься? — усмехнувшись, спросила Ашидо, подняв подбородок. — Хотя, погоди, нет. Мне абсолютно плевать, что ты обо мне думаешь и в связи с чем проявляешь такую заботу. Так что всего хорошего. — Я правда не понимаю, почему ты меня так ненавидишь! — Очако бросилась вперёд, хватая девушку за руку. Мина, шокировано смотря черными глазами на слегка обескураженную своим поступком шатенку, как ошпаренная скинула её руку с себя. — Ненавижу — это ещё мало сказано, — прошипела Ашидо, отходя на пару шагов. — Ты посмотри хорошенько в зеркало, совет тебе. Потом ещё скажешь, что увидела. — Я хотела, эм… — замялась Очако, слегка покраснев от резких слов Мины. Всё-таки, наряжай не наряжай, Урарака осталась той же неуверенной овечкой, какой и всегда была. Есть в жизни постоянство. — Я хотела вернуть тебя в группу поддержки. Прости, что поступила так радикально, но пойми меня… — Вернуть? — на этом моменте Ашидо засмеялась, не заботясь о том, что до сих пор находится перед оживлённым входом в корпус. — Нет уж, поздновато просишь. Это теперь твоя обязанность, вот и руководи. Я ни ногой больше не вернусь к тем уродкам. И к тебе, по большей части. — Я… — Хватит. Я больше не хочу слушать ни единого звука, вылетающего из твоего рта. И не подходи ко мне, хорошо? Прощай, дорогая моя. С насмешкой на лице Мина, эффектно развернувшись, сильно толкнула дверь, которая с громким звуком вернулась обратно. Кривая улыбка предательски дрогнула, противно растягивая губы. Спасибо несносной Урараке, настроение Ашидо подпортилось ещё в несколько раз. И почему она ни с того ни с сего начала спрашивать о её самочувствии? Пусть спрашивает у мусорного ведра, получит больше полезной информации. На пары Мина забила уже давно. Она должна разыскать Каминари и окончательно поговорить с ним. Потому что недомолвками она сыта по горло. Заворачивая за угол в сторону шкафчика Денки, Мина замерла на месте, раскрывая глаза от непонимания, разворачивающегося перед ней. К Каминари, что-то ищущего у себя в рюкзаке, подошёл откуда-то появившийся Киришима и схватил из-за спины, устраивая голову на его плече. Совсем не по-дружески. Совсем. Не по-дружески шепча в светлую макушку. И Каминари совсем не по-дружески смеялся с этого. Мину будто ударил со всей скоростью несущийся грузовик. Вильнув слегка вперёд и удерживая на двух пальцах болтающуюся сумку, она чувствовала, как что-то невидимое, неприятное и вместе с тем сильное образовалось в груди. Чувство растерянности, смеси удивления и тревоги. Теперь Мина чувствовала вину ещё из-за самой себя. В ту ночь она оставила Денки наедине с Киришимой и совсем забыла об этом. О своей цели отодвинуть этого парня как можно дальше, но лишь притянула ближе. Между двумя крайностями — спасти своего друга от собственной ошибки или не дать ревности и дальше грызть душу — она выбрала первое. И что? Теперь она жалеет об этом? Что для неё было дороже в тот момент? Изуку или собственное счастье? Почему она постоянно должна выбирать? — Киришима! — звонкий голос быстро распространился по коридору, заставляя находящихся рядом с ними испуганно вздрогнуть. Киришима, вздрагивая вместе со всеми, посмотрел на Ашидо, выпрямился и машинально отошёл от удивленного Каминари. На лицах обоих проскальзывало открытое ошеломление. Мина плевать хотела на это. Она быстрым шагом настигла их место и, не рассчитав силы из-за взбудораженности, толкнула Киришиму. Тот опешил и ударился спиной о шкафчик, в мирном жесте поднимая руки. — Воу, Мина, успокойся, — он попытался утихомирить её льющуюся агрессию. — Ты неправильно… — Да всё я правильно поняла, не думай, что я такая тупая! — воскликнула она, поворачиваясь к Каминари. Её лицо выражало крайнюю озлобленность и отчаяние. — И давно ты с ним, м? Именно поэтому не отвечаешь на мои сообщения, потому что больше разговаривать со мной не хочешь? — Мина, прости, я хотел позвонить тебе… — быстро начал оправдываться Денки, подходя ближе к Ашидо и пытаясь взять её за плечи, но она намеренно не позволила этого сделать. — Но был занят, да? — едко фыркнула она, пригвождая Киришиму горящим взглядом к месту. — Это же всё началось тогда, в баре, я же права? Из-за того, что я к тебе полезла, ты взбесился и оттолкнул меня. Чтобы к нему пойти? — Я ушёл, потому что ты захотела сделать… это, прямо в коридоре. И ты ещё была пьяна, я всё скинул на твою неадекватность… — Вот оно как, ясно, — тихий голос заместо разъярённых громких нот резанул по ушам. — Тогда скажешь мне, почему я нашла в твоём телефоне голосовое сообщение Сецуны в папке под названием «Киришима. Срочно»? — Ты взяла мой телефон? — опешил Каминари. — Что за сообщение? — подал голос Киришима, попеременно смотря на обоих. — И что за папка? — Почему Сецуна оставила своё последнее голосовое сообщение тебе? — растягивая каждое слово, сквозь зубы прошипела Мина, видя паническую растерянность на лице Денки. — Может, ты был как-то связан с ней? — Нет, вовсе нет! — импульсивно задёргал руками Каминари. На их спор уже смотрели десяток пар глаз и Мине было бы плевать на них, но, когда дело коснулось Сецуны, ей не хотелось, чтобы лишние уши услышали детали их разговора. — Я даже сам не понял, почему она оставила мне это сообщение и… — Тихо! — шикнула Ашидо, кивая в сторону открытого кабинета. — Там поговорим. Ей пришлось это сделать скрепя сердце. В голове всё перемешалось и девушка не могла собраться с мыслями. Её разум выдавал бессвязные потоки слов от раздирающей горечи, злости и чёртовой брошенности. И поэтому, в очередной раз удивляясь сама от себя, она посмотрела на Киришиму и тоже приказала следовать за ними. Эйджиро молча согласился. — Теперь доходчиво объясни, почему сообщение оказалось у тебя в телефоне? — спокойнее произнесла Мина, присаживаясь в профессорское кресло. Киришима закрыл дверь и по-привычке прислонился к ней, и Ашидо старательно пыталась избегать его. — Да не знаю я! — удручённо выдохнул Каминари, устраиваясь на парте. — Я спал в это время. Засмотрелся одним фильмом да так и заснул. Утром проснулся и увидел пропущенный звонок, у меня он на беззвучном стоял, поэтому и не слышал ничего. А потом я прослушал голосовое и… — И — что? — снова завелась Мина. — Ты не мог рассказать об этом раньше? Почему молчал при даче показаний? — А вдруг они бы всё скинули на меня? Мне, блин, совсем страшно было. — Это не повод обвинять тебя, — высказался Киришима. Мина цыкнула. Эйджиро продолжил, обеспокоенно смотря на Денки. — На тебя не было никаких улик. Ты же сам говорил мне, что вы с Сецуной даже приятелями не были. Это можно было списать на, например, случайный набор не того номера. — И почему ты не рассказал об этом мне? — обиженно спросила девушка. Каминари понуро опустил голову и сгорбился. Киришима, приметив состояние друга, решил обратить внимание розоволосой на себя. — Слушай, Ками просто не думал от страха, окей? Не нужно его винить ни в чём. — А теперь скажи мне, малыш Киришима, что ты узнал у Мирио? — Я… — в глазах Киришимы пробежало сомнение и быстрый испуг. Каминари удивлённо посмотрел на Эйджиро, поскольку понятия не имел, что за дело связывало его, Мирио и, странным образом, Мину. — Он сказал, что Сецуна с ним состояла в некоторых, кхм, романтических отношениях. — Что? — по-настоящему удивилась Мина, сбавляя обороты ненависти. — О чём ты? — Та фотография. Он сделал её, когда Сецуна пришла к нему. Сказать, что он ей нравился. И об этом она пришла говорить с Мирио на ту вечеринку. Чтобы поговорить насчёт их отношений. — Но… — всерьёз задумалась Ашидо, переваривая бессмыслицу, рассказанную Киришимой. — Нет, она не могла встречаться с Мирио. Это же полнейший бред! Я знала, что ей не нравятся футболисты или другие спортсмены. Она не могла бы… — Это всё, что он мне рассказал, — ответил Киришима. Его лицо виновато сморщилось и тут же возвратило прежний нахмуренный вид. В груди Мины трепыхало что-то такое, что никак не давало ей покоя. Она чувствовала, что это ещё не вся история. — О чём ты молчишь, Киришима? — прошептала розоволосая, не сводя с него внимательного взгляда. — Что ещё ты узнал у Мирио? Киришима дрогнул плечами и промолчал, отворачиваясь. Мину не покидало чувство, что ей постоянно врут. Нужно с этим уже свыкнуться. *** — Зачем мы здесь? — сухо протянул безэмоциональным голосом Шинсо, неторопливо шагая за Даби и его группой по вечерней улице Лос Анджелеса. Шататься по Южному Централу со столь разношёрстной компашкой он считал крайне небезопасным. Хотя он должен был уже давно положить конец понятию «небезопасность», прогуливаясь вдоль «долины смерти». Да, Шинсо читал и читает полицейские сводки, нередко зависает в социальных медиа, узнаёт много нового насчёт принципиально горделивого города Анджелес. И Вестмонд ни в коем случае нельзя назвать «безопасным»; сказать к примеру, это далеко не самый преступный район в топе опасных для жизни или для обычного вдоха там воздуха. Полиция не зря упускает из виду жестокость на переулках. И блюстители правопорядка тоже порой беспокоятся о своей жизни, Шинсо не винит их за такой рациональный поступок. Эти улицы. Вонючие, пропитанные удушливым запахом бедности, густой пыли, наркотиков и грязи, всеми разом оседающие на стенках гортани. Мерцающие слабыми огоньками фонари скрывают человеческие тайны, основанные на уродливой похоти и жестокости, запыленные вывески магазинов в страхе прячутся от бессознательного вандализма, от людей, не имеющих ни капли чести и стремящихся заполучить то, что якобы принадлежит им по праву на основе всеобщей дозволенности. Обычные люди прячутся, скрываются за закрытыми окнами, за несколькими замками на хлипкой деревянной двери, томятся в постоянной тревоге за свою жизнь. И всё из-за таких, как они. Из-за таких, с кем Шинсо идёт под ногу. Мир окружает невообразимая жестокость. Она окутывает, вынуждает быть тупым куском безмозглого мяса; приводит в действие человеческое зверство, отбрасывает все понятия человеческой слабости. Жестокость дешёвая. Она заслуживает лишь того единого заржавевшего цента, брошенного в канализацию на растерзание крысам. И именно поэтому люди ведутся на кровожадность. Не имеющее цены либо отвратительное уродство, либо недосягаемое, возвышенное желание. Не в состоянии иметь второе, человеку ничего не остаётся, кроме как давиться ошмётками со стола богов, кидающих сверху такие ужасные чувства, призывающие следовать им. Он ширкнул носком ботинка лежащий на пути кусок мусора, летящий на оживлённую дорогу. В столь позднее время такие районы оживают, ведь настал их черёд показать себя. Находясь в хвосте движущейся процессии, парень обводил скучающим и крайне настороженным взглядом громко болтающую компанию подростков-идиотов со скейтами, зависающих на ступеньках дрянного подъезда. В руках они держали дешёвый Лайт, смердящий отвратительным привкусом разведённого спирта, запах которого Шинсо мог распознать с закрытыми глазами. Он чувствовал эту вонь каждый раз, приходя домой и видя полуразвалившуюся на диване обрыганную мамашу. Ему даже могло показаться, что он сам смердел этим запахом. Пара девчонок закидывались сделанной самокруткой, передавая из рук в руки, глотали колёса, запивая кислой содовой, при этом так смеясь, что у Хитоши аж уши закладывало от их супер-писклявых обкуренных голосов. На вид этим подросткам можно было дать от силы лет шестнадцать, и Шинсо вообще не удивлён, что нынче молодое поколение стремится настолько разрушить свою жизнь наркотиками, алкоголем и множественными незащищёнными половыми связями, только ради того, чтобы в старшем возрасте жалеть себя и перекладывать всю вину на несправедливость судьбы. В современном мире иметь собственный разум и быть умным — значит быть изгоем общества. Шинсо ненавидел себя за маргинальное состояние между двумя крайностями. Он пытался преодолеть свои идиотские загоны, быть хоть каплю полезным этому миру, не быть послушным стадом с отсутствием конкретного лидера; и он никак не мог стать умнее. Он продолжал являться изгоем. Ведь все люди изгои. Но быть тупым изгоем, решившим идти против абсолютного большинства — это всё равно что самому копать себе могилу. Что, впрочем, Шинсо и делал. — Ты никогда прежде не был на Честергилд-Сквере? — обернулся на него через плечо Даби, замечая рассеянный взгляд фиолетоволосого, блуждающий по компании детей. При упоминании самого криминального района Лос Анджелеса Шинсо передёрнул плечами, растерянно смотря на мужчину. Даби развеселила столь приятная для него эмоция на болезненном лице. — Тебе там понравится. — Для чего мы идём туда? — хрипло поинтересовался Хитоши, нагоняя ушедшую вперёд группу. Он прибавил шагу, потому что стоящий у фонарного столба темнокожий индивид больно угрожающе провожал его взглядом со слишком яркими белками глаз, устрашающе блестя ими в тени. Шинсо снова передёрнуло. — Недельный обход, — коротко прохрипел Токоями, нервно жующий полуистлевшую во рту сигарету, искра от которой медленно затухала во всеобщей темноте. Весьма молодое лицо парня, украшенное осевшими морщинами на лбу и у крыльев носа от постоянных презрительных выражений, освещалось желтоватыми фарами несущихся машин с орущими басами из-под открытых стёкол. Опущенный капюшон неизменной Чёрной Тени делал его вид похожим на протагониста из популярной игры «Кредо убийцы», или просто Токоями нравились такого рода готические штуки. Направляясь всё дальше по прямой, что неизменно приведёт их к Честергилду, Шинсо вдоволь насмотрелся не очень приятного зрелища. На одном из перекрёстков, в тёмном углу между фонарями и жилыми домами, лежал бомж, окутавшись такой грудой рваного и грязного шмотья, что поначалу его можно было принять за обычный мусор. Хитоши могло показаться, что над ним жужжали мухи. И таких примеров полусгнивших в прямом смысле слова людей он заметил ещё несколько. Валяющихся словно неживой предмет, обязательно вымазанные в каком-то дерьме, одетые в несколько слоёв найденной на свалках одежды, медленно ожидающих своей участи. Некоторые даже сидели с табличками, просящие о помощи, и надеялись на пару центов. Какая жалость, что людям на людей абсолютно посрать. В том числе и Шинсо. — Я советую не гулять здесь одному даже в полдень, — произнёс Даби, возглавляя их группу. Как будто Шинсо прямо горел желанием заявиться сюда, чтобы просто порыскать туда-сюда. Но скептический взгляд парня Даби сформулировал как желание выслушать его жизнеутверждающие наставления. — Что о себе говорит район, оборот оружия в котором намного больше, чем обычных маркетов? Здесь ты точно не увидишь никакого сраного Волмарта*, поверь мне. Здешние люди с удовольствием находят деньжата на колёса и ЛСД, для нас это очень выгодно. Но правильнее не толкать каждому встречному дурь, а делать так, чтобы о поставщиках наркоты было известно всем. Нанимать мелкого джанки** и платить ему разведённой херью под видом настоящего героина. Здесь, в засранном криминалом месте, можно много чем наживиться. Я не занимаюсь бизнесом, я и есть бизнес. — Да, да, — кивнул Шинсо, краем уха вслушиваясь в не сдавшуюся ему лекцию, и скрестил руки не от ночного холода, а скорее из-за чувства отвращения и тихого волнения. — «И все эти мгновения исчезнут во времени как слёзы под дождём». Ты любитель «Бегущего по лезвию» или что-то типа того? Хочешь казаться интеллектуалом? — «Новая жизнь ожидает вас во вне мировых колоний!» — громко воскликнул Бубайгавара, голос которого эхом отозвался по всей улице. Чересчур эмоциональный всплеск породил на лице Шинсо смесь испуга и раздражения. Джин тем временем обернулся на парня и сгрёб того в охапку своими огромными руками. Хитоши как мог отбрасывал его лапищи со своих плеч, но мужчина был слишком настойчив и слишком силён для него. Шинсо ничего не оставалось, кроме как изливать наружу язвенную ненависть к тому, кто продырявил ему руку. — Знай классику, пацан. — «Никогда не стоит недооценивать предсказуемость тупизны»*** — буркнул под нос Шинсо, с особым усилием освобождаясь от хватки развеселившегося Бубайгавары. — И не прикасайся ко мне. — Сегодня у нас встреча с одними нариками, — сказал Даби, останавливаясь. Его холодный взгляд мерзкой змеёй пробежал по лицу Шинсо, специально задержавшись на его глазах. Изобразив полу-ухмылку, мужчина лениво указал рукой на узкий проулок между вывеской парикмахерской с потрескавшимися стёклами и кирпичной стеной с гнилым налётом. — Будешь учиться, как правильно нужно вести себя перед такими, как эти ничтожества. Вдруг взгляд Даби словно превратился в острый клинок, вонзившийся в угрюмого Шинсо. Фиолетоволосый рефлекторно прищурился, продолжая быть хладнокровным. Бакуго говорил, что Даби мог быть даже опаснее Шигараки. Потому что первый точно был более непредсказуемым, и только хрен знает, что он способен выкинуть в будущем. И этот вперившийся в него взгляд Шинсо определённо не нравился всё больше. — Ты теперь часть нашей кампании, — тихо сказал Даби, приблизившись к Хитоши. Контраст между тёмным от многочисленных татуировок лицом и ослепительно горящими кобальтовыми глазами он мог чётко усмотреть. Шинсо стойко переносил это внезапное испытание, но глотательный рефлекс предательски дал о себе знать. И это Даби не упустил из виду. — Тебе придётся иметь дело с разным дерьмом, потому что ты на коротком поводке у Шигараки, — продолжал Даби, вдоволь насытившись обескураженностью парня. — Не понимаю таких, как вы. Что вы вообще нашли во всём этом? Прямой доступ к наркотикам? Дешёвое оружие? — Деньги, Даби, — с видом старого и повидавшего виды ветерана перебил Бубайгавара. — Все ведутся на бабки. — Ему не нужны деньги, идиот, — зыркнул на него Даби. — Этот парнишка сюда пришёл вовсе не для этого. Наигранно оттягивая свою дальнейшую фразу, крутящуюся в воздухе, Даби повёл их дальше, через людей, отступающих от опасной компании. Шинсо стало всё больше не по себе и от слов Даби, и от того, с каким страхом проходящие мимо люди, явно не без тёмного прошлого, старались не попадаться на пути мафии. Здесь, в Южном Централе, в месте, где закон является мнимой утопией, нельзя чувствовать себя безопасным. И если потенциальные преступники, пожирающие тебя глазами, начинают отходить от тех, с кем ты идёшь, то данное явление можно записать как небезопасность в квадрате. Да, мафия отпугивает всякий якшающийся под ногами сброд, но разве это может принести спокойствие? Скорее разрастающуюся шизофрению. — Всё дело в Токаге, верно? — непринуждённо бросил Даби. Шинсо на миг замер, но тут же привёл себя в норму, не переставая чувствовать колкую и пассивную панику. Логично, что Шигараки рассказал ему о целях Хитоши, но, так или иначе, Даби эту информацию преподнёс как нельзя угрожающе. — Я весьма хорошо её знал. Она была той ещё чертовкой. Что? Шинсо от удивления остановился, непонимающе взирая на довольного Даби. — Ты её знал? — сумел выговорить Хитоши. Его не покидало неприятное чувство, оно словно возникший зуд во всём теле. Шинсо не вникал особо в симптомы этого самого зуда, но непреодолимое желание расчесать свою кожу до мяса он знал как никто другой. А раздувшееся самомнение, возникшее на лице Даби при упоминании Сецуны, лишь взбесило Шинсо. — Я весьма хорошо её знал, — твёрже повторил Даби. И снова эта нахальная улыбка. Приносящая разрастающийся тупой гнев и слепое отчаяние. Этот котёл противного варева из всех омерзительных чувств Шинсо фантомно ощущал на своем теле. Чтобы избежать дальнейших объяснений, которых Даби давать не стремился, Бубайгавара совместно с Токоями толкнули парня в проулок. У Шинсо начался нервный тик от постоянных недомолвок, и поэтому он не собирался просто стоять и молчать. Даже если придётся иметь дело с таким, как Даби. — С какого хрена ты так о ней отзываешься? — грубо бросил Шинсо в спину Даби. Тот остановился, не утруждаясь посмотреть назад. Спина его была ровная, спокойная, но это вовсе не означало, что всё было хорошо. — Что значит: «хорошо её знал»? Отвечай! И тогда Даби посмотрел на него. Вперился ледяным взглядом, словно орёл, паривший высоко в небе, увидел в сотнях милях на земле крохотную жертву. Это не была бунтующая агрессия Бакуго, односложная вспыльчивость Бубайгавары, угрюмость и несговорчивость Токоями, расчётливость и хитроумность Шигараки. Это был взгляд настоящего безумца. Тихого хищника, выжидающего, когда его будущий обед вдоволь насладится собственной беспомощностью перед своим убийцей. Безумцы непредсказуемы, поэтому втройне опасны. И этот безумец без всякого труда мог понять, что Шинсо его просто-напросто боялся. — Ты опоздал, — Даби оторвался от Шинсо и посмотрел на говорящего. Вышедшие из тени несколько темнокожих парней с серьёзным видом встали перед ними. Комплекция Даби была сравнительно небольшой, чего уж там, его фигура была вытянутая и худощавая, а мешковатая одежда с мощными ботинками придавали ему небольшую мускулистость. Но даже с такими параметрами нахождение с длинным и крепкого вида незнакомцем делало из Даби какого-то слабого подростка. — Не смей указывать мне, — тихим голосом произнёс он. — Отдавай деньги. — Вот, держи, — шепнул Шинсо в ухо Джин, незаметно хлопая по его руке пушкой. Хитоши вздрогнул, пытаясь отойти от мужчины подальше, однако Бубайгавара чётким и весьма грубым взглядом из-под маски приковал парня к месту. И в этом чёртовом переулке даже и шага свободного сделать невозможно. Шинсо поражённо смирился со своей участью, хватая пистолет. — Если будет заварушка, прячься за теми мусорными баками. — Что? — удивлённо вскинул бровями Шинсо. Разве они пришли сюда не просто для «недельного обхода»? Разве Даби сейчас не забирал деньги, принадлежащие мафии от вырученной доли? Или «недельный обход» — это аббревиатура для охоты за головами? — Ты тупой? — прошипел ему Токоями, незаметно передёргивая затвор под своей толстовкой. — Мы здесь не за радушным приёмом. Так что, если не хочешь сдохнуть, либо используй ствол, либо не мешайся. — Это в два раза меньше, — продолжал разговор с незнакомцем Даби, сосчитав деньги. Вальяжно уперев руки в бока, он бесстрашно обводил фигуры, не больно напоминающие наркоманов. Или это могли быть управляющие местной бандой, Шинсо больше верил во второе. Но и они вселяли сильное напряжение: в их руках угрожающе блестели ножи, а на ремне штанов в открытую покоилась кобура с пушкой. Напряжение, царившее в грязном переулке, набатом било в голову. — Где остальное? — Нас начали жать копы, — сплюнув на асфальт, прохрипел темнокожий, кладя руку на пистолет. — И ваша бурда — сплошное дерьмо. Ты гонишь нам свои сраные отходы от чистой дури и ещё что-то предъявляешь? Довольствуйся тем, что есть. — Я плачу копам, чтобы они не лезли сюда, — монотонно ответил Даби. — И вас никак не могли «жать». И наркотики вполне приемлемы для вашего района. Либо ты отдаёшь оставшуюся половину, либо наш разговор будет совсем другим. — А то что, м? — свирепо приблизившись к Даби, он посмотрел на него сверху-вниз. Его парни в открытую громко щёлкнули предохранителями. — Здесь наша территория, наши правила. А вам лучше промолчать и свалить отсюда, или… Он слишком заострил внимание на поливании угроз из своего рта. Шинсо конкретно не понял, что произошло в следующую секунду. Он будто отключился от реальности, проснувшись только тогда, когда говорящий мужчина издал булькающие звуки после просвистевшего звука, резанувшего по ушам. Тогда-то и начался весь ужас. Быстро скрывшись, как и подсказал ему Бубайгавара, за мусорными баками слева от него, Шинсо услышал мгновенные и вместе с тем оглушительные выстрелы, продолжавшиеся от силы пару секунд. Хитоши вжался спиной к бакам, издающим отвратительный запах гнилья и тухлятины, и с широко раскрытыми глазами впечатался в точку на асфальте, не смея шелохнуться. Всё в точности, как тогда, на Хеллоуине. Тот же обуявший всё тело страх, заложенность в ушах, быстро пробежавшие секунды, казавшиеся сном. Правда, тогда их целью был Бакуго, а здесь Шинсо могли убить просто из-за того, что он попался под чьи-то ноги. Шальные пули, кружащие около головы, ещё долго сопровождали его в кошмарах. И вот всё стихло. Невидимый груз многотонного воздуха упал вниз, сжал лёгкие, заставил сердце глухими тяжёлыми стуками качать кровь по телу. Сквозь бессознательную пелену тишины низкий голос Даби словно подорвал окружающий парня вакуум. — Выходи, малыш Шинсо. Всё уже закончилось. Шинсо не мог понять, как Даби вообще смог выжить. Как он, находясь прямо под прицелом пистолетов, смог беспрепятственно выйти живым. Как Даби, на белоснежной майке и бесстрастном лице которого сохранилась ещё свежая кровь, мог спокойно стоять на месте и пересчитывать две пачки денег, одну из которых он вытащил из кармана лежащего на земле мужчины. — Издержки производства, — флегматично сказал Даби, вытирая мерцающий в темноте нож о свою и так испорченную майку, оставляя на ней длинные алые разводы. До сих пор держа в дрожащей руке ствол, Шинсо осторожно выглянул из своего убежища и увидел две пары тел, лежащие на асфальте словно набитые сеном мешки, из которых медленной лужицей разрасталось озерцо крови. Шинсо как мог пытался подавить приступ тошноты, зажимая нос от противного запаха кислого железа и пороха. — Это наша работа, — видимо, прямо сейчас Даби требовалось объяснить своё столь спонтанное действие. Он лениво толкнул тело ногой, удостоверившись, что оно продолжало быть неживым. Шинсо отошёл ещё дальше от Даби, потому что его взгляд вкупе с размазанной кровью на лице выглядел в разы устрашающе и безумней. — Это теперь и твоя работа. На первый раз я прощу тебя за твоё принятие всего этого близко к сердцу, но в дальнейшем ты, я надеюсь, не станешь прятаться за мусором как трус. А теперь подойди сюда. Последняя фраза была произнесена довольно добродушно, но на такие уловки Шинсо не повёлся. Палец правой руки продолжал подрагивать на курке, готовый нажать на него от любого резкого движения. Хитоши не собирался подходить к Даби, к тому, кто присел на корточки перед трупами словно перед бездомным котёнком. Шинсо на все сто процентов даже шагу не сделает в сторону этого неуравновешенного. — Я сказал: подойди сюда, — чётко произнося каждое слово, повторил Даби, требовательно вперившись в сжатую фигуру фиолетоволосого. — Да ты с катушек слетел, — невольно вырвалось с его языка. Шинсо перехватил пистолет за ствол, подавая его Токоями. — Я ни за что к тебе не подойду. — Сейчас не время и не место, чтобы иметь при себе какие-либо моральные догмы, — ответил Даби, кивнув позади стоящему Бубайгаваре. Джин, преодолев расстояние за два широких шага, схватил извивающегося Шинсо за грудки и кинул вперёд. Не удержав равновесие на ватных ногах, Шинсо упал на четвереньки как раз перед трупом того самого борзого темнокожего, лежащего на холодном асфальте с выпученными глазами и раскрытым ртом, из глубокой раны на горле которого без остановки текла ещё тёплая кровь. Парень резко вильнул назад и попытался отползти подальше, но был встречен спиной с живой преградой в виде грубого ботинка Даби, с силой толкнувшего его снова вперёд. Даби, присев рядом с Шинсо, схватил его за волосы и поднял голову так, чтобы взгляд парня был направлен на остывающий труп. — Подумай хорошенько: для чего мы всё это делаем? — от шёпота рядом с ухом Шинсо затаил дыхание, еле ощутимо чувствуя, как волосы на теле поднимались дыбом. — Ты думаешь, мы психи, которым прямо в кайф убивать каких-то засранцев? Скажу честно: убийства людей вызывают у меня лишь отвращение. Это грязная работа, а пачкаться я не очень люблю, понимаешь? Даби грубее сжал фиолетовые волосы и открыл прекрасный вид на его горло, потому что Шинсо интуитивно пытался закрыть это слабое место. Слюна во рту стала такой мерзкой, отчего он очень хотел поскорее её выплюнуть. Но Даби как назло приспичило болтать о чёртовой ерунде, и он точно не собирался оставлять Шинсо в покое. — Мы делаем это, потому что от нас этого требует мир. Все мы знаем, что наша вселенная — огромнейший сгусток тёмной неконтролируемой материи. Она подчиняется совсем иным правилам, нежели тем, что люди напридумывали себе для приемлемого, безмятежного и счастливого существования. Все эти тупые научные открытия, все эти достижения в области изучения космоса и планет — разве не понятно, что мы продолжаем жить в обычной чёрной массе, не имеющей ни целей, ни законов? Это хаос. Невообразимая сила, появившаяся неизвестно зачем и для чего. И мы, мелкие частицы этой массы, пытаемся её обуздать, вместо того, чтобы следовать пути, что нам предначертан? В каждом из нас живёт крупица этого хаоса. Хаос — это мир. И хаос — это ты. Даби закончил свою высокопарную речь, резко контрастирующую с обстановкой в переулке, и отпустил волосы Шинсо. Его голова безвольно упала вниз. Парень постепенно пришёл в себя, отходя от странного монолога мужчины, а также от омерзительной вони, что окутала разум плотным смрадом. Даби продолжал давить, продолжал изводить Хитоши, резать по кусочку, медленно, выковыривая изнутри самые чувствительные места, ведь он знал, что внутри Шинсо ещё мог чувствовать боль. И это в сотни раз было страшнее обычной пытки. — Знаешь, это очень занимательное мнение. Мне его подкинула твоя подруга, Сецуна. Это были полностью её слова, что я дословно тебе передал. Ты не считаешь это занимательным? Потому что мне они больно пришлись по вкусу. — Сецуна никогда бы такого не сказала, паршивый ты кусок дерьма, — яростно выплюнул Шинсо. Его постоянно обуздывал непреодолимый гнев, когда кто-то заикается о Сецуне о том, чего он не знал. Потому что он знал настоящую Сецуну, знал её характер, понимал её мысли, изучал её непредсказуемое поведение. — И никогда бы не заговорила с тобой. Она не могла болтать с таким мерзким уродом, как Даби. И он не мог знать её, не мог даже видеть её, это сплошная ложь, рекой льющаяся в его уши. Он не мог поверить его идиотским словам, поскольку знал настоящую… Знал ли он Сецуну по-настоящему? Вот что приводило его в неконтролируемую ярость. Но Даби улыбался. — Он ещё жив, — Даби головой указал на лежащий труп возле их ног, не подающий никаких признаков жизни. С чего вдруг ему быть живым? Но, прислушавшись, Шинсо различил едва уловимое дыхание, совсем незаметно вздымающуюся грудь, и тогда Хитоши снова стало хуже. — Ты никогда не видел, как в глазах исчезает жизнь? Шинсо потребовалось несколько грёбаных секунд, чтобы переварить информацию, резко навалившуюся на его плечи, но даже на её обдумывание ему не дали времени. Бубайгавара, оказавшийся рядом, так сильно впечатал голову еле дышащего мужчины в асфальт, что хруст черепной кости молниеносной стрелой разлетелся, казалось, по всему городу, бумерангом возвращаясь в уши Шинсо. Он от ужаса, шока, страха и омерзения уже не мог сдержать тошноту. Он криво поднялся на ноги, и его вырвало у стены. После первого приступа тошноты последовал второй, третий скрасился вонью рядом стоящей мусорки, будничной болтовнёй Бубайгавары и Токоями, а последний, самый противный, он закончил, сплевывая на асфальт кислоту из желудка, приправленную словами Даби о чёртовом хаосе, о Сецуне, о нелепости всего, блять, происходящего. Шинсо не заметил, как панически начал дрожать от тихого плача. Ему хотелось просто упасть на землю, не заботясь о своей же собственной блевотине, в которую он и упадёт. Хотелось слиться с местностью, притвориться тем же самым трупом, чтобы его больше никто не трогал, даже не смел вбивать в голову отчаянные мысли, о которых он не хотел и думать. Он устал бороться. Не мог больше спасать мёртвого. Однако мёртвый жаждал вкопать его в землю выплывающей на свет истиной. Но истиной ли? — Ты закончил? — Даби снова что-то от него требовал. Снова ему нужно было от него что-то. Как же Шинсо бесил этот урод. — А теперь мы проведём настоящий урок по воспитанию. Даби подошёл к вялому и еле держащемуся на ногах Шинсо и, резко потянув на себя, повёл к трупам. Хитоши попытался вырваться, даже зарядил локтем ему в бок, но Даби был непреклонен в своих извращённых понятиях учения. В руку Шинсо безапелляционно всучили прежний ствол и направили на распластавшиеся тела. Спиной Шинсо мог чувствовать, что Даби улыбался. — Теперь выстрели в них, — с томлением и грядущим предвкушением сказал Даби, не давая и шанса Шинсо сделать шаг в сторону. — Давай. А взамен ты получишь от меня некоторую информацию. Затаив дыхание, Хитоши через пару долгих секунд отрицательно замотал головой, опуская руку с пистолетом. Ему не позволили просто так отказаться: Даби прижал к его горлу свой нож, уже играя по совсем жестоким правилам. — Стреляй, — шепнул ему на ухо Даби, прижимая остриё ножа сильнее к коже на горле. Шинсо с тяжёлым трудом поднял дрожащую руку и не целясь нажал на курок. От непривычки рука дёрнулась: он не знал, что отдача будет такой сильной. Но что привнесло ему ещё больший страх: звук просвистевшей пули не отрикошетил от асфальта с приемлемым звонким эхом. Он услышал только отвратительное соприкосновение летящей пули с чем-то мягким. Всё равно что уронить томат с высоты третьего этажа. От такого сравнения Шинсо снова захотелось вытошнить из себя все эти мерзкие чувства, но, увы, в желудке его не осталось ничего. — Как ощущение? — усмехнувшись, спросил Даби, слегка ослабляя нажатие на горло. — Мерзко, не так ли? Но в этом есть определённый кайф, признаюсь. Так вот, информация, — он неожиданно ударил ногой в сгиб у колен, отчего Шинсо грузно упал на землю. Даби снова схватил того за волосы, поднимая голову и открывая горло, где снова оказался проклятый нож. — Я знаю кое-что. Знаю, что Токаге — настоящая лгунья и двуличная тварь, которых в мире полно. То, что Шинсо чувствовал в данный момент: он невероятно зол. Он зол на Даби, зол на себя, зол на то, что находится перед кучами трупов, потому что он не заслужил всего этого. Он зол на всё. И именно поэтому пистолет сам поднялся и направился на лежащую цель. И выстрелил. — Ты вошёл в кураж, — с одобрением сказал Даби, разглядывая дыру на ноге от произведённого выстрела. — И помни: каковы бы ни были твои цели, ты теперь состоишь в мафии. Захочешь сбежать — умрёшь, — он наступил на его голени, с силой вжимая их в асфальт. От заплывшей на глаза ярости Шинсо даже не заметил этого, тупым взглядом вперившись в место своего выстрела. Он хотел выстрелить ещё. — Захочешь рассказать, что мы здесь делаем, — умрёшь. Захочешь затеять заговор против нас — умрёшь. Если мне не понравится, как ты смотришь, как ты говоришь со мной, что делаешь, — тогда я убью твоих друзей. К Хитоши на секунду вернулось сознание. Холодный страх, прошедшийся по всему телу, возместился на ещё одном выстреле. Простреленная нога, задетый бок, косой шот в грудь. Куртка обагрилась льющейся кровью, видневшаяся толстовка почернела, старые потёртые джинсы на высокой талии, цветочная блузка… Шинсо широко раскрыл глаза, опасливо вздрагивая. На миг ему почудилось, что изрешечённое тело стало слишком знакомым, будто он вгонял пули в… — Я знаю, на какой улице живет та розоволосая сучка, — приблизившись к его лицу, угрожающе хриплым голосом шептал Даби. — Знаю, что этот придурок Мидория ищет в своём поисковике. Знаю, в какой автосервис Бакуго возит свою тачку. Даже знаю, какое пиво твоя мамка всасывает в себя по вечерам. Правда ведь здорово? Твоё лишнее движение — и на следующее утро ты найдешь не своих дружков, а мешки с трупами, увозящими в морг. Ах да, они же больше не твои дружки, тогда с этим не возникнет никаких проблем, верно? И тогда Шинсо не вытерпел. Тонкая нить, проведённая между апатичным сознанием и бурлящей ненавистью, звонко порвалась. Он резко встал с места, направляя дуло пистолета на Даби. Его взгляд словно ожидал такую выходку со стороны фиолетоволосого. Его взгляд был слишком самоуверенным, сумасшедшим. — Откуда ты знаешь Сецуну? — громко воскликнул Шинсо, которому никак не удавалось избавиться от тремора руки, держащей пистолет. Бубайгавара и Токоями, являвшиеся молчаливыми зрителями их сцены, заметно напряглись и медленно начали приближаться к ним. — Отвечай, мать твою или, клянусь, я выстрелю в твою чёртову башку! Мир окружает невероятная жестокость. Потому что оно вкупе с безграничным насилием стоит весьма и весьма дёшево. На это Шинсо и повёлся. Даби выпрямился и бросил на него такую заносчивую ухмылку, мол, а сможешь ли ты выстрелить в живого? Ведь он точно знал, что этого Шинсо не сделает. Но верил ли Хитоши в это сам? Он почувствовал тупой и сильный удар по голове. Перед глазами начало стремительно темнеть, а земля вертеться под ногами. Падая обессиленно на асфальт, прямо около разросшейся лужи чужой крови, он напоследок услышал слова Даби: — Теперь ты часть нас. Навсегда. Запомни это. *** Полицейский участок по утру всегда приходит в неторопливое движение: сонные сотрудники, подтягивая крепление рации на плечах, толкают входную дверь, по парковке разъезжают патрульные машины, блестя на рассветном солнце отключенной мигалкой; внутри уже устраивается очередь к кофейному автомату с дешёвым привкусом разведённого кофе и пластика. Трель телефонов извещает о начале работы и медленной, но кипучей офисной канители блюстителей правопорядка. Словно предназначение полицейских — не ловить преступников и обеспечивать законность и порядок на улицах города, а копаться в тоннах бумаг и отчётах. Функции полиции уже давно потеряли свой прежний блеск: уже никому не хотелось проявлять инициативу в поимке криминалистов, ведь офисная работа была куда более спокойная и менее подвижная. И почему об этом задумался Киришима, сидя с самого утра в приёмной? Потому что его отец работает в этом месте и, может, именно поэтому он стал таким раздражительным. Киришиму-старшего, по его собственным рассказам, привлекла полиция своими расследованиями, осуществлением правосудия и адреналином от постоянной опасности быть пристреленным халатной пулей преступника. Но получил он лишь ежедневные офисные посиделки до поздней ночи, врастание в кресло, появление округлого живота от малоподвижности, сладкого кофе и таких же сладких пончиков, раннюю язву и нервозность. Так что да — Эйджиро думал, что работа в большей части изменила его в худшую сторону. Раз у отца сейчас отгул, то на работу должен был выйти Тсукаучи. Однако пока Киришима не заметил его в полицейском участке, поэтому начал сомневаться в своём необдуманном решении прийти сюда пораньше. Он обвёл глазами находящихся с ним в приёмной нескольких людей: парочка девчонок заполняла заявление о похищении суперновомодногонакрученногокрутогоисуперклассногодорогущего телефона, не переставая надрывно верещать это почти на весь участок; пожилая леди жаловалась какому-то полицейскому о том, что её чуть не сбили и что она хочет заявить на безответственного водителя, но в глазах работника полиции читалась такая усталость, поэтому он вряд ли мог понимать слова старушки; перед Киришимой сидел странного вида пацан, весь в наколках, с черными растрепанными и явно никогда не чесаными волосами, дрожащий всем телом непонятно отчего. Эйджиро даже думать не хотел, ради чего он здесь. «О чём ты молчишь, Киришима? Что ещё ты узнал у Мирио?» Недавние слова Ашидо внезапно возникли в голове, отрезвляя Киришиму от полудрёмы. Сжав руки в кулаки, он попытался успокоиться и настроиться. Душа трепыхалась от неприятного чувства ущемлённости и едкого стыда — он продолжал молчать, утаивая секрет Мирио. Потому что знал, что Тогата молча следил за его действиями, не доверял, строчил дружелюбные сообщения о том, как у него дела, что нового, какпоживаешьчтоделаешькакпроходяттренировки и так далее, и так далее, но теперь Киришима научился читать между строк. Смог различить за мнимым добродушием притаённую угрозу. Эйджиро знал, что Мирио боялся раскрытия разделённого между ними секрета. Но разве Киришима не чувствовал то же самое? Чёртова дилемма на двух заточенных концах. Но он не мог оставить всё как есть. Эйджиро потихоньку начало становиться стыдно перед Миной за самого себя. Потому что он жалок. Не может принять ответственность, бросая всё наутёк. Ревность за Денки, презрение к своенравной и бесяще высокомерной стати розоволосой, её противный характер, постоянно подстраивающий козни ради собственного довольства, — это в ней он ненавидел всей душой. Но разве каждый не заслуживает справедливости? Не заслуживает узнать правду о причинённой боли от другого? Хоть он и влез по уши в чужие дела, Эйджиро собирался знатно их переворотить. — Извините, можно вас? — он подошёл к стойке и подозвал к себе упитанную женщину. Та бросила недовольный взгляд из-под спавшей на глаза фуражки и с тяжёлым вздохом поднялась с места, на котором она пыталась вздремнуть, чтобы нагнать пропавшие минуты сна. — По какому вопросу, молодой человек? — с сухой официальностью пробормотала она, поправляя смятую форму. Эйджиро, прикусив губу, медлил с ответом, тщательно продумывая ответ на свои радикальные действия, которые, однозначно, предвещали ему не самые сладкие последствия. Но он решился на отчаянный шаг, поэтому не мог просто бросить всё и уйти. И под нетерпеливый и недовольный взгляд женщины он поднял голову и, глубоко вздохнув, сказал: — Я хочу признаться в преступлении. Работница полиции слегка дёрнула бровью и выпрямилась, взяв в руки служебный телефон. — Я сообщу об этом офицеру Стэнсону, — пояснила она, указывая на место, где ранее сидел Киришима. — А вы подождите там. С вами свяжутся. Но для начала скажите своё имя. — Эйджиро Киришима, и можно попросить ещё об одном? — Киришима? Твой отец работает здесь, верно? — заметно расслабилась она, неторопливо нажимая на кнопки телефона, потому что отпрыски её коллег могут подождать. — О чём хочешь спросить? — Можно я переговорю о признании с мистером Тсукаучи? Он здесь? — неуверенно спросил Киришима. На его вопрос она странно посмотрела на него, но ничего такого не сказала. Лишь снисходительно хмыкнула. — Тсукаучи прибудет только к девяти. Но если это дело не терпит, я всё-таки позову офицера Стэнсона… — Нет, нет, — быстро замотал головой Киришима. — Я, я подожду детектива здесь. Это не так и срочно. И Эйджиро пошёл к своему месту, чувствуя на себе тяжёлый взгляд полицейского. Его телефон зазвенел. Присев на кресло, он посмотрел на уведомление и нахмурился. «Хей, Кири! Доброе утро, как ты?» Киришима, так и не ответив на очередное сообщение с противным улыбающимся смайлом от Мирио, заблокировал телефон и, устроив локти на ногах, сгорбился и серьёзно задумался. Теперь в его голове не было места прежнему сомнению, не позволяющему сдвинуться с места и сделать что-то правильное. Он уверен в том, что он делает. Его страшило лишь то, что его ждало дальше.В ЖЕСТОКОСТИ СЛЕПОТА