***
Иккинг жуёт гамбургер со скоростью улитки, заползающей на столб дерева, и пытается переосмыслить то, что сперва его учителя чуть не уволили из-за его глупости, потом он публично высказал желание уйти из школы, потом зачем-то также высказалась и Хофферсон, из-за чего его сердце проделало сальто — ведь никто, кроме него самого, не должен был страдать от этой ситуации вновь — а потом директор вдруг сказал, что ничего не произошло, и он просто решил всех их проверить. Да уж, утро выдалось весёлое. И продолжалось оно в одиночестве. Как ни странно, Хеддок чуть ли не впервые страдал оттого, что рядом не было кого-то из его одноклассников. Роб Ингерман, с которыми у них, как оказалось, были общие темы для разговора, наверно, уже ушёл в кабинет. А Вигго Гримборн, нехватку которого Иккинг ощутил почти впервые, где-то шлялся. Их общение обычно проходило в школе, на каких-то вечеринках после или же вылазках на выходных по инициативе Вигго. Иккинг всегда воспринимал брюнета, как чуть ли не единственного знакомого, с которым можно поговорить о чём-то серьёзном. Но вот сейчас ему как раз и не хватало этих разговоров. Хеддок ел в углу в одиночестве, и все те, кто был в столовой вместе с ним, казались тёмными шепчущимися тенями. Это что, одиночество в семнадцать лет? Кто-то вдруг зовёт его, и парень, чей взгляд отчего-то не сразу фокусируется, поворачивает голову. О, нет. Бойся своих желаний… Лицо Хедер искажено печалью. Тёмные покрытые хной брови изгибаются, а уверенности в глазах, всегда сопровождавшей владельцу, нет. — Иккинг, — повторяет она. — Хедер, — устало бросает парень, вернув голову в исходное положение и обратив взгляд куда-то на поверхность стола. — Я… я знаю, что ты не хочешь со мной говорить… — И как ты догадалась?.. Довольно риторический вопрос всё-таки задевает девушку, но она делает вид, что ничего не произошло. Сделав ещё шаг к обеденному школьному столу, она облакачивается на него одной рукой. Вчера, заперевшись в своей комнате и обняв подушку, сидя на подоконнике она обдумывала ту ошибку, которую совершила. Воспоминания о моментах, проведённых с Иккингом, о том, как заботу он проявлял, заставляли её плечи всё более и более судорожно содрогаться. Все многочисленные сообщения Дагура содержания «могу с радостью тебя успокоить», которые получила вчера, девушка с ужасом удалила. Она вдруг ощутила небывалое отвращение к парню. Она наконец поняла, как сильно не ценила столь хорошие отношения, и твёрдо решила сделать всё, чтобы их вернуть. Но с каждым её движением надежда на это гаснет всё быстрее. — Ты… Она всю ночь прокручивала в голове огромный монолог, наверно, самый большой за всю её жизнь, думала, что скажет в этот момент, но все слова от чуть ли не равнодушного и пустого взгляда всегда таких живых ярких зелёных глаз вдруг куда-то стремительно испаряются. — Есть хоть какой-то шанс, что ты меня простишь? — Нет. Пауза. — И мы… — Всё кончено, Хедер. Глаза. Сперва они смотрят прямо в её, а их владелец нависает над её телом, сжимая её запястья и готовясь вновь приникнуть к губам. А теперь они уже смотрят добро и весело, улыбаясь, но без той страсти, что была в прошлой картинке. А сейчас они уже смотрят с тревогой, над ними чувственно и живо изгибаются брови. Кажется, так на неё смотрел Иккинг, когда она сообщила, что умерла её любимая собака. А теперь перед её глазами стоит полный непонимания и гнева взгляд, который она увидела тогда, в палатке. Но даже в тот раз в этих глазах были какие-то, хоть и отрицательные, но эмоции. А сейчас в них нет ничего. Пустота. — Я понимаю, — едва сдерживая подкатившие к горлу слёзы, тихо произносит Хедер, — Спасибо тебе… за всё, что ты мне дал… Больше стоять на трясущихся коленях Вереск уже не может. Сжимая рукав рубашки и поджав губы, она разворачивается и уходит прочь, стараясь не расплакаться на людях. Достигнув кабинки ближайшего туалета, она наконец даёт волю слезам. Хеддок закрывает глаза. Кажется, от произошедшего у него начинает болеть голова. На самом деле, он удивлён, хоть и не показывает этого. Последнее время ему постоянно казалось, что Хедер считает их отношения не в последнюю очередь удобными. Но те слёзы, которые она готовилась проронить пару секунд назад, были, кажется, даже не наигранными. Редкость. Ему становиться даже жаль девушку. Будь она чуточку более живой и не ложись она в одну кровать с кем-либо кроме него, кто знает, всё могло сложиться по-другому. И всё же, произнося то ледяное «нет» Иккинг впервые чувствует небывалую уверенность в том, что говорит и делает. Он выдыхает. Есть уже не хочется. А тем временем на другом конце столовой живо беседуют трое школьников. Точнее, двое из них живо спорят о том, кого называют фаталистом: верующего в судьбу или же того, кто собирается сам распоряжаться жизнью. — Нет! — чуть ли не кричит Зои, — Ты всё не так понимаешь! — Ну кто бы говорил, — намного более спокойным тоном отвечает её брат, откидываясь на спинку стула. Его губы украшает лёгкая расслабленная улыбка, что неимоверно бесит близняшку. — Это тот, кто не верит в судьбу! — Наоборот. Ты путаешь. Вот представь, что в кого-то стреляли. Фаталист подумает, что если умереть суждено, то и в больнице нет никакого смысла. Или, например, фаталист скажет, что если и суждено через минуту встретиться с неприятелем, то это произойдёт, даже будь он не рядом. Судьба всё равно их сведёт. — Нет! — А вот ты веришь в судьбу? В этот момент он упирает локти в поверхность стола и самым серьёзным, каким-то гипнотическим взглядом атакует сестру. Грозный взгляд Зои сменяется удивлением, а затем и растерянностью. Зои отодвигается назад. — Что за допрос? Мне становится страшно, кода ты начинаешь дышать мне в лицо. — Я просто спросил. — Помоги мне, Астрид! Двое поворачиваются на блондинку, невинно жующую салат в уголке стола, и та резко поднимает на них взгляд. — Не впутывайте меня в это. Я всё ещё хочу спокойно спа… Что? Два взгляда синих глаз утыкаются куда-то за Хофферсон, прекращая спор в немом удивлении. Астрид поворачивается, желая узнать, кто же сумел настолько занять близнецов, что Зои в момент успокоилась, а с лица Зака пропала былая расслабленность. Ей в глаза ударяет полный ненависти и злобы взгляд. Хедер Вереск, чьи белки покраснели, кажется, мысленно испепеляет Астрид. Она вдруг начинает говорить, и почти писклявый тон никак не соответствует её грозному виду. — Ты… Если ты думаешь, что можешь… Если ты… Можешь… …Можешь разлучить нас с Иккингом… Да ведь ты уже смогла. Сука. Говорить девушка больше не может. Громко всхлипнув, она стремительно покидает столовую. — И что это было? Никто не знает, а потому приходится лишь пожать плечами. — Насколько я помню, — глядя на выход из столовой, где секунду назад скрылась Хедер, говорит Астрид, — фаталист верит в судьбу. На какое-то время наступает молчание, прерываемое звяканьем столовых приборов в округе. — Я надеюсь, в нас стрелять не будут?.. — без доли сарказма произносит побледневшая Зои.***
Иккинг Хеддок шагает в строну своего дома в шесть часов вечера, засунув руки в карманы куртки и опустив голову. Настроения у него нет. На улице гуляет прохладный ветерок. Он играет с листьями деревьев, срывая всё новые, и всё быстрее и быстрее устремляется куда-то в даль. Парень пинает парочку хрустящих листьев носком кроссовка, и они поднимаются вверх. Подхваченные ветром вновь, листья пропадают из виду. Вокруг не так много людей, когда Хеддок идёт вдоль дороги, однако вскоре он сворачивает на площадь, почти по всему периметру окружённую магазинами. Из-за этого фактора тут довольно людно, особенно по вечерам, и сегодняшний день — не исключение. Площадь является квадратом, от которого бульвары с магазинами отделены дорогой. По всем четырём полоскам у тротуара припаркованы машины, скорее всего, владельцев тех, кто в вечер понедельника решил заняться шоппингом или же отведать итальянских блюд. Иккинг непроизвольно блуждает взглядом по округе, когда его взор натыкается на одну из машин. Довольно брутальная, мощная и… серая. Где-то он её видел эту дорогую и оттого редкую модель. И, причём, совсем недавно… Что-то вдруг с силой ударяет парня по лицу в область носа, отчего он слишком резко поворачивает шею, вызывая новую боль. Непроизвольно сделав два шага в сторону, Хеддок с удивлением от внезапного удара быстро поворачивается туда, откуда на его тело совершили воздействие. А потом кто-то бьёт его в живот, только уже ногой.***
Стоик Хеддок в этот понедельник решил немного отдохнуть от работы и впервые за очень длительный период закончить день в офисе в срок, а не на два, а то и три часа позже, как он делал обычно. Он корит себя за то, что мало видит сына, не поддерживает его в этот трудный период, однако ничего не может с собой поделать: ему очень тяжело находиться дома после того, что случилось. Но в этот день он всё же решил перестать повторять себе «у меня много работы», «лучше задержаться» и тому подобное, прийти домой пораньше и наконец спросить, как дела у Иккинга, вживую, а не по эсэмэске. Он заварил ароматный чай, сварил макароны и добавил туда соус из сметаны, чеснока и сыра, надеясь, что не переборщил с переправой и что рецепт из интернета окажется полезным. Словом, он решил проявить свои отсутствующие кулинарные способности и искренне верил, что то, что приготовил, всё-таки является съедобным. И вот, когда в дверном замке поворачивается ключ, Стоит улыбается во все свои зубы, надеясь тепло встретить сына. Дверь открывается, и заходит его сын. Сперва Хеддок-старший не замечает ничего странного, но потом вдруг осознаёт, что парень хромает и, кстати, совсем не замечает родителя, ведь не поднимает головы. — Иккинг? — обеспокоено спрашивает Стоик, бросая макароны и подбегая к шатену. — Папа? Ты рано… Он поднимает глаза, и в них плещется немая усталость. Но в мурашки вгоняет не это. Нос Иккинга разбит: из переносицы по щекам разлились красные струи крови, на лице в некоторых местах красуются мелкие царапины, а рукав куртки, за которую хватается отец, порван. — Что с тобой? — с ужасом вопрошает мужчина. — Я шёл по улице, там была какая-то драка. Видимо, оказался не в то время не в том месте, но и меня слегка зацепило. Надо признать, хватка у этих парней хорошая, — в этот момент он болезненно двигает челюстью. Парень не врёт. Трое парней, нападавших друг на друга, слепо махая кулаками, задели и его. Кто-то из толпы выцепил Хеддока из смертельного треугольника, и тот, поблагодарив и отказавшись от помощи, отправился домой, проклиная этот день. Места ударов жутко болели. — Нужно вызвать… — Ничего не нужно, пап, правда! — хмурится парень, обходя отца, — Лучше пойду приму душ и посплю. С этими словами он двигается к лестнице. Стоик, замерев в коридоре, с ужасом обдумывает произошедшее. Его сына ситуация, видимо, максимум расстроила. Но вот в беспокойное с недавних пор сердце мужчины закрадываются худшие опасения. Моля Одина о том, что всё это — простое совпадение, он спешит в ванную за аптечкой.