И кого-то обнял кто-то, что с него возьмёшь?..

Как и пообещал Мак, он остался сидеть на кровати, причем настолько основательно и уютно, как будто ночь предстояла, по крайней мере, полугодовой продолжительности – потому шотландец уселся по-турецки, стащил с ночного столика какой-то роман, не дамского вида в лаковой бумажной обложке, а в солидной тиснёной кожаной корочке, откинув ее, листнул пару страниц и погрузился о чтение. Митос тоже человек, поэтому от кошмаров не застрахован, хотя его дурные сны обладали конкретным смыслом – знаменующми приближение очередного всеобщего сумасшествия. Финала. Время от времени, реагируя на звуки и движения спящего, Дункан покашивался на Митоса, который спал беспокойно, дергался, вздрагивал, видел что-то во сне, и уж я явно не мирные и прекрасные райские кущи. Когда движения глазных яблок г-на Пирсона становились уж совсем беспокойными, знаменуя кульминацию очередной трагедии, сыгранной этим единственным актёром – блестящим умом Адама на подмостках его воображения за шторами век, Дункан поднимал собственные глаза, с ласковой озабоченностью поглаживал бок Митоса сквозь плед, и шептал что-то вроде «Ну-ну, всё в порядке. Спи себе, не волнуйся». Мужская такая колыбельная. Кто-то там ползёт куда-то… Ну и леший с ним. МакЛауд, как и было обещано, дисциплинированно сидел рядом с Адамом, ну, как и положено путной сиделке, хоть и на добровольных началах. Может, он даже любовался слегка своим спящим подопечным – наверняка не скажем, но всё возможно. Потом заскучавший над историческим романом старинного слога горец зевнул, потёр переносицу, с некоторой завистью (ну да, бессовестной!) покосился на сопевшего в подушку Пирсона, снова зевнул, да и… сделал то, что добросовестная сиделка себе не позволила бы: прилег рядышком с… пациентом, что ли? Ну пусть так называется – хоть горшком назови, - гладя Митоса по плечу снова, подумал Дункан, закрывая глаза и мгновенно проваливаясь в сон – вот что делает расслабляющая обстановка тропического курорта даже с самыми стойкими бойцами! Снился Митосу действительно не Рай земной, да и не небесный тоже, а безумие, воплощенное безумие очередного Финала. Вдруг спящий резко сел на кровати, попутно хватая крепко горца за плечо и заваливая себе за спину, словно защищая от кого-то, замахнувшегося для удара мечом. Выставленная блоком вторая рука подтверждала догадку. Однако в комнате никого не было кроме Дункана и самого Пирсона, поэтому тот глубоко вздохнул, отпуская горца, и уже расслабленно рухнул обратно на подушки, шаря под ней рукой. Только что бывшее мобилизованно-пригнувшееся для боя тело Древнего снова обмякло доверчиво, а выуженный телефон был приложен к уху, после тычка в автонабор. Райские кущи Маку тоже не снились, зато он вдоволь насмотрелся на мировой паззл, похожий на вселенских масштабов темно-зелёный альбом для марок... только кармашков прозрачных бесконечно много... События-картинки, истертые временем, в них бесконечно менялись и менялась картина мира – пейзажи, лица... Вот как раз в момент смены чьих-то портретов на новые, шотландца сбросило с кровати. − Я Дункан МакЛауд из клана МакЛаудов, − хрипло начал он, и проснулся от разговора Митоса по телефону, из которого спросонья не понял ровным счётом ничего. − Привет, это Пирсон, извини, что разбудил. Нужна информация о Валикурах и Аманде. Это срочно, − трубка ответила спустя пару минут, судя по легкому кивку Адама и невнятному шелестению динамика, − а ей-то что надо? – удивился Старейший на упоминание собеседником Кассандры, − лучше бы о своей голове побеспокоилась, − недовольно фыркнул Митос, − намекни ей аккуратно, чтобы спряталась и сидела тише воды, ниже травы. Мак со мной, об этом не беспокойся. − Что случилось? – губы мужчины растянула ехидная улыбка, − Безумие, Джо, всеобщее и деструктивное. Скоро полиция собьется с ног собирая обезглавленные тела. Финал на подходе, − мрачно хмыкнув напоследок, Наблюдатель оборвал беседу. Покосившись на горца, хмыкнул, - ты даже во сне свою приветственную речь толкаешь. В общем, найдите такого человека, даже бессмертного, который сохранит героический вид, ползая полусонным на карачках и стоя на четвереньках. МакЛауд в число таких уникумов тоже не входил явно. Четвереньки – вообще не поза для воина, поэтому он для начала молча встал на колени, потом тряхнул головой, сел на пятки, по-японски, и лишь после этого язвительно ответил: − Ну, знаешь, за четыреста лет не только к формулам вежливости привыкаешь. − МакЛауд, ты – зануда, − отмахнулся, зевая, Старейший и снова уютно уложил свою безвозрастную персону на кровати поудобнее, доверчиво повернувшись к горцу спиной. Устроившись, принялся шарить за спиной рукой в поисках пледа, который вместе с упомянутым горцем сотворил пируэт на пол. − И плед захвати, − сонно добавил Митос, снова закрывая глаза, начиная внутренний отсчет до дня Икс, когда Зов станет совсем нестерпимым и лучше запереться в тайном убежище, чтобы никто не нашел. Да и самому не вылезти на рожон. Зануда-не зануда, но не сидеть же пеньком, раз позвали в кровать, да ещё дважды? Тем более, и сейчас спать хотелось зверски, хотя Мак и дрых часа три перед тем. То ли яд ещё не весь нейтрализовался, то ли... хотелось продлить минуты счастливого покоя. Да и Митос так трогательно шарил рукой по простыне в поисках чем укрыться, что не помочь ему Дункан не мог. Закутал, как маленького, ещё и в затылок шутливо чмокнул, прежде чем лечь позади и обнять. Горец вновь пропустил ласковую, даже нежную улыбку Старейшего в свой адрес. В кои-то веки пенек из клана МакЛаудов стал вести себя по-человечески, а всего-то надо проявить слабость, чтобы в ученике взыграла потребность оберегать. Как обычно, впрочем. Однако, весьма приятная мелочь, так что «малыш» Адам поерзал плечами, поплотнее втираясь в широкую грудь шотландца. Довольно нахально и трогательно одновременно, то есть с расчетом, что не отпихнут. Господи, да кто ж такое чудо нахально-трогательное отпихнет? Этот Змей хитрый, конечно, куда хошь без мыла влезет, но ведь как обаятельно! Они были квиты – Митос тоже не увидел улыбки Дункана, столь же ласковой, и разве что почувствовал, как горец тепло подул в тёмный стриженый затылок – ведь именно так поступал с малышами без кавычек маленький сказочный волшебник с зонтиками для снов. Конечно, два… мягко говоря, очень больших мальчика, лежащих в обнимку, никак не могли считаться примером благонравия, но ведь, хотя бы в качестве исключения, и они заслужили цветной сказочный сон, пусть не из справедливости, а из милосердия, пусть один на двоих? − Спи уж, малыш Адам. Дверь я запер, а телефон отключил. Не буду желать, чтоб тебе приснились ангелочки, пусть лучше не снится Битва. − С этим сложнее, − вздохнул Митос, высвободив руку из-под пледа и накрывая собственными пальцы Дункана, тихонечко их поглаживая, − у нас впереди самые сложные годы в твоей жизни. − В моей? – спокойным полушепотом переспросил Мак, поглаживая теплые пальцы. – А в твоей нет? – вопрос был почти риторический, и шотландец ещё тише спросил вправду важное. – Но ведь вместе мы справимся? Дункан, изображавший сказочника с зонтиком был... милым. Получив своеобразное «добро», Адам прижался еще поплотнее, чтобы сон меньше растягивать. Дункан и сам чуть подался вперед, ведь это желание тепла и уютного покоя было ему тоже более чем понятно, от долгой жизни оно ничуть не утихало, напротив, лишь обострялось. Наверное, если бы они, бессмертные, старели хотя бы понемногу, пусть очень-очень медленно, не только разумами, но и телами, чувства тоже остывали бы, уже не терзая так. Но... что говорить о невозможном? Пустая болтовня, расчесывание языком болячки, да и только. Впереди ничего хорошего не маячит, лишь необходимость пережить очередную почти незаметную для смертных катастрофу – истинный геноцид и бойню, когда принцип один-на-один уже забыт и остается лишь жажда Оживления, сильная и омрачающая разум, как жажда крови пресловутых вампиров. − Митос снова вздохнул, переплетая пальцы с лежащим рядом мужчиной, ведь он, (бывший фараоном в Древнем Египте, знакомый с Нероном и Клеопатрой… далее продолжать список не имеет смысла, поскольку будет слишком длинным), Старейший проходил через этот момент. Шесть раз. Но об этом МакЛауду знать не обязательно. Пока что. − Ну... хоть я и не привык нянчится с обезумевшими горцами, но есть одна идея. Дункан, слегка улыбнулся, коснувшись сомкнутыми губами виска Адама – так целуют ребенка, больного, или человека невероятно близкого – шепнул: − Ну... хоть и не привык, а возился же, и мастерски, − и, глянув сверху, спросил с легким любопытством: − А что за идея-то? Получив ласковый поцелуй в висок, суровый воин-шаман расплылся в улыбке, словно ему подарили половину земного шара и Солнце в придачу. Повернувшись на спину, спокойно и мягко глянул снизу вверх на своего заинтересованного ученика. − Должен же был кто-то это сделать, − машинально пожал плотно прижатым к груди горца плечом и потом отрицательно повозил затылком о подушку, − рано, МакЛауд. Время еще не пришло, да и не понял бы шотландец пока что, как можно совсем потерять над собой контроль, оставаясь при этом в сознании, и позволить желанию вести себя на смерть и убивать без разбору и тех, кто на стороне ангелов и тех, кто решил творить зло. Увидев, каким мягким счастьем озарилось выразительное лицо Пирсона, Мак сам почувствовал, что начал таять внутри, и все сомнения по поводу уместности возлежания в одной кровати и объятий со взрослым мужчиной, здоровым и абсолютно трезвым, вылетели из взлохмаченной головы Дункана, и кажется, навсегда. Этот миг был невероятно ценен, и Мак чувствовал тем самым подтаявшим нутром – для обоих. В такие минуты грехом становятся сомнения и трусость, поэтому горец, улыбнувшись одними глазами, тыльной стороной кисти нежно погладил Митоса по щеке: − А меня за это же ругаешь: «Надо же было кому-то?.. Вот мне и пришлось». Насчет здоровых мужчин Митос бы возразил, им давно пора к психиатру, причем обоим, но нет такого, кто смог бы помочь. Дункан лишился и Барнса и Дария, а Митос... Митос сам себе психолог и психиатр, мать родная и господин надзиратель. − Еще бы не ругать, − на лице Пирсона отразилось прямо-таки священное недоумение, − ты же как с флагом лезешь с этим лозунгом в любую удобную, а чаще – неудобную ситуацию, − усмехнулся лукаво Адам, и убрал Маку за ухо мягкую непослушную, упавшую на лицо волнистую прядь, словно подтверждая открывшуюся ученику истину. − Ну, ты же слышал – люди иногда говорят: «Флаг ему в руки!»? − краешками рта улыбнулся МакЛауд, от нового прикосновения Митоса, невинного вроде бы, подтаивая ещё на градус, а может, даже на два. – Вот, оказывается, это про меня. − Шотландец с удовольствием и вдоволь полюбовался на недоуменное лицо Адама, тихонько хмыкнул и тронул пальцем его породистый нос: − Говорят – не буди лихо, пока оно тихо. Так что… давай ещё отдохнем? Зов, конечно, зовом, но служба идет, даже когда солдат спит. И недолго думая, Мак положил голову на грудь Пирсона. Так по-детски непосредственно, будто в тысячный раз. Нет, вообще сплошные чудеса происходили. Опоили, что ли, чем в местном кафе килтоносца четырехсотлетнего? Если да, то намечались подозренья – кому оно было надо. Подозрения тихо шипели по углам, но пока не высовывались. Видимо, от умиления. − И барабан на шею, − Адам закончил изречение на русском, − как раз для тебя инструмент, шумный и бестолковый. Митос вроде бы подтрунивал над шотландцем, но все с не покидающей губ ласковой улыбкой, словно и не подкалывал вовсе, а имел в виду совсем другие слова, по привычке играя в старого ворчуна. Ощущая приятную теплую тяжесть, Адаму в голову вдруг пришла мысль, как же давно он этого момента ждал. От такого любопытнейшего откровения сам себе поизумлялся, при этом машинально бережно обнимая доверчивого, местами даже слишком, шотландца, и аккуратно перебирая его уже отросшие вьющиеся волосы. Главное – не проспать момент, когда Зов явится в наш квартал с мечом наперевес. − Я волынку больше люблю, − патриотично пробормотал МакЛауд. – Под неё спать можно. – Шотландец аж вслух мурлыкнул от удовольствия, когда пальцы Древнего зарылись в его волосы, но за-ради справедливости добавил всё-таки раздумчиво, − Не, оно, конечно, умеючи-то, и под барабан можно спать, но сложнее. − Откладывая сон (вернее, отгоняя настойчивую сонливость) Мак повернул голову, упираясь в грудь Митоса подбородком, и серьёзно заглянув в карие глаза Древнего, сейчас такие ласковые и мудрые, мимоходом радуясь нечаянной языковой практике, спросил по-русски же, и уже без улыбки: − А я, что, правда, такой шумный и бестолковый? «Ну еще бы», − Старик мысленно хмыкнул патриотичному волынколюбцу, однако спать под заунывные звуки Митос не смог бы, разве что под наркозом. Прочитать сомнение (напрасное, между прочим!) в чудодейственных снотворных свойствах волынки смог бы горец и ещё более дикий. Патриот (а кто из горцев не патриот?! Нет таких!) Дункан нахмурил брови и якобы обиженно выпятил нижнюю губу, но она сама собой тут же встала на место, ведь невозможно же стало не улыбнуться в ответ на улыбку Пирсона, такую мягкую, улыбку действительно старшего, снисходительную и, в общем-то, добрую. Старейший, и правда, таял сейчас как мороженное на солнцепеке, перебирая мягко шелковистые густые пряди, поглаживая затылок Дункана, словно крупного кота. Особо крупного кота. − Еще какой, − вздохнул Митос, все так же ласково улыбаясь, перемещая пальцы уже на щеку ученика и тихонечко поглаживая кожу самыми подушечками, − особенно если заразишься очередной идеей «славного» подвига. − К чёрту сейчас подвиги, славные и не особо славные, − не очень внятно, чтоб не спугнуть теплые пальцы Адама, кажется, так робко изучающие смуглое лицо шотландца, буркнул МакЛауд. − Неужто действительно свершилось чудо, и мой несмышленый ученик поумнел? – продолжил улыбаться Пирсон, не в силах, да и не особо стараясь, вновь обрести серьезную морду лица. Пальцы тем временем добрались уже до линии волевого подбородка и ненавязчиво коснулись уголка губ. Спугнуть хитрого старого Змея было бы сейчас сложно, разве что Мак вскочит и бросится вон из комнаты, проклиная безобразие распоясавшегося Наблюдателя, хотя, Митос сомневался, что горец по своему желанию перестанет изображать теплую тяжеленькую недвижимость. − Ну не все же в несмышленышах числиться? Ты забыл про волшебного морского ежа… − уж совсем еле-еле шевеля губами, в уголках которых зрела усмешка, шепнул Дункан. – Как-то даже неприлично для четырехсотлетнего в недорослях ходить, не находишь? – Пальцы Древнего не задержались под подбородком, не пощекотали шотландца, как кота, очень крупного кота, а нащупали-таки усмешку, ставшую шире: − Не полудурок же я... И тут МакЛауд нечаянно все испортил, ибо от души зевнул. Митос вскинул бровь, мол, ты это ко мне по вопросу приличий обращаешься? − Нет, − cамодовольно улыбнулся он, − а вот насчет последнего – не уверен. − Старейший позволил себе уже вслух хмыкнуть насмешливо и снова вплел пальцы в темные вьющиеся пряди на маклаудовском затылке. − Спи уж, гений. Упрямый и любопытный шотландский нос уткнулся в неизвестно какой национальности грудь, точнее, чуть выше – в ямку между ключиц – и выразительно фыркнул, обдав чужую кожу тёплым воздухом. Видать, и вправду приходили последние времена – глупцом, идиотом, и прочими эпитетами, означающего человека не слишком разумного, мистер Пирсон МакЛауда обзывал с завидной регулярностью, но уж коли назвал гением, пусть даже в шутку – того гляди, небо на землю упадет, кусочками. Хотя приятно, черт, возьми! Не осыпание небесного свода, конечно, а то, что оценка IQ повысилась. – Дункан улыбнулся, и мазнул ресницами грудь Древнего, спокойно и удовлетворённо закрывая глаза. Чуть повернув голову, Митос прижался щекой к темным мягким прядям, с ленивой неторопливостью поглаживая спину Дункана, вырисовывая кончиками пальцев по оранжевой футболке забытые людьми и, кажется даже самим временем, пиктограммы. Он сам сейчас был ласков и разнежен как ленивый кошак, ощущая себя в тепле и абсолютной безопасности, обнимая того, кто дорог. Такие мгновения, увы, быстро проходящего персонального счастья крайне редки. Вроде такие нехитрые радости: долгий свободный день впереди, мягкая постель, присутствие того человека, к которому питаешь... что? Уважение? Почтение? – в сладкой дремоте Дункан на миг засомневался снова – сочетаются ли вообще-то хоть как-нибудь понятия «уважение», «постель» и «мужчина», но нежные прикосновения слишком расслабляли и рассеивали – мысли, сомнения, внимание... Было слишком хорошо сейчас, чтобы о чём-то волноваться. Хотелось просто видеть светлые сны. Светлые и теплые, как этот день. − Спи, горец, набирайся сил, − ласково улыбнулся и поцеловал вьющиеся пряди Старейший, должный быть мудрым, а сейчас – беспечный и тающий, − они тебе понадобятся.