С любовью, Демон.

Я помню тёплый ветер. Оно словно живое существо скользило, обволакивало моё истощённое тело, щекотя, разливалось убаюкивающим теплом от макушки головы и до кончиков пальцев на ногах. Не знаю и не помню, почему я видел только свое истощённое тело. Ибо я был вполне себе.. не тощим. Хотя, кто знает. Почему-то в какой-то момент моя столь сильная и болезненная худоба казалась мне летальностью, исходным концом чего-то, смертью в конце концов? Может я был тощим, и мой мозг решил напомнить мне этим сном о том, что кушать нужно хорошо. Этот сон можно было назвать осознанным, быть может комой или еще какой-то непонятной мне чепухой. Я ни в чем из этого не разбираюсь. А может раньше и разбирался. Кто знает.. Но речь шла об этом бесконечном сне. В конечном итоге слово «бесконечный» потеряло свой коренной смысл, как только я добрался до крайней точки этой «бесконечности». Не помню только, чем этот сон кончился. Единственное, что я хорошо помнил, так это этот ветер. Проснуться в неизвестном месте доводилось, наверное, не каждому. Особенно, если ты и не в курсе где ты и окружающая тебя обстановка не вызывала ни грамма спокойствия. Мои слипшиеся глаза будто не хотели, чтобы я видел то место, где нахожусь. В принципе, я их понял и ещё какое-то время лежал смирно, путём пальпации пытаясь понять что я, где я, зачем я. Но когда мне это занятие осточертело, я буквально рывком заставил свои мышцы напрячься и сесть в полусогнутое положение. Было тяжело. Все тело резко содрогнулось от нахлынувшей, ноющей боли, будто кричал каждый участок тела, молясь расслабиться. Естественно, я не расслабился. Я сидел в полусогнутом положении, разглядывая свои дрожащие, не самые опрятные руки. Так, разглядывая свои конечности, я просидел довольно долго, не знаю почему, но дрожь пальцев меня так заворожила, что я просидел так, пока позвоночник не заныл, распуская боль на ближайшие спинные мышцы. Я их, конечно же, не послушал. Ай да я! Как только я спустил свои также дрожащие ноги с больничной койки, в голову ударила резкая боль, словно пуля, попавшая мне в висок, решила напомнить о том, что тебя по головке тут никто не погладит. Какое-то время я просидел так, пытаясь восстановить зрение, чтобы видеть не как сквозь пелену, и унять головную и мышечную боли. Второе дело оказалось делом времени, по крайней мере, я так для себя решил с выводом: само нормализуется. Я оглядел место, где нахожусь: серые стены, не пережившие ни одного ремонта; холодный, белый кафель по всему полу отдавал некой свежестью и.. лимоном? Наверное их мыли. Как заботливо и приятно! Однако комната была очень тесной, прямоугольной формы; справа от двери стояла моя койка, а у стены напротив металлической двери с окошком небольшая тумба с парой одежды, идентичной той, в которой сидел я, сверху него красовалось круглое небольшое зеркало, в которое взглянуть я не осмеливался. Навязчивый запах медикаментов и какой-то тухлятины я не сразу уловил, ибо был погружён в пучину неизвестности, вопросов и страха. По спине прошлась холодная волна мурашек, а ком в горле заставлял проплакаться с болезненным чувством собственной неполноценности. Я не помню, как я здесь оказался. Я не помню, что произошло, где я был, может я все время был тут, а тут резко.. От некого страха тело покрылось неприятной испариной; стало так жарко и тошно от этого места, что захотелось завыть и лечь на кафель, чтобы охладиться. Я понял, что абсолютно ничего не помнил. Я ходил по комнате, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. И что, думаете, у меня получилось? Конечно (не сарказм). Я вспомнил, что я — Марк. Всё. Занавес. Но поразмыслив, я подумал, что раз имя я вспомнил, значит и остальное потихоньку вернётся в свою колею. И что думаете? Конечно (сарказм). Я уверен, что я ходил от двери до тумбы около часа и тридцати шести минут. Мало? Много? Я ничего не вспомнил за это время, а лишь зря напряг свои затёкшие мышцы настолько, что сделал бы я ещё несколько шагов, то точно впечатался бы на этот привлекательный кафель с ароматом лимона и хлорки. От здешних запахов мне быстро стало плохо, что чувство тошноты находилось со мной всё то время, которое я ходил взад-вперёд. Я надеялся, что здешние ароматы приживутся, но оказалось всё не так просто: когда я слышал, что кто-то проходил мимо запах становился настолько невыносимым, что я отходил в самый дальний угол от двери, спрятав голову в рубашку, и сидел, пока не полегчает. Раза так три я точно чуть не опустошил свой желудок. После этого я только и обращал свое внимание на эти специфичные запахи не то разлагающихся тел, не то медикаментов вперемешку с этими же телами. Когда сие ароматы дали максимальную свою слабину я решил подойти к двери, что не увенчалось особым успехом. Окошко было закрыто, но расшатано настолько, что я думал, что до того как проснуться я был довольно буйным.. ну или тут был агрессивный психопат.. Или же эта дверь стоит тут с постройки самого здания, назначение которого я так и не вспомнил. С этого окошка как раз все запахи и проходили, заставляя меня скручиваться как панголин при опасности. Сей запах мой организм и воспринимал как некую опасность, оставляя беспомощного меня терпеть порывы сглатывания желудочного сока.

***

Мне не жалко. В какой-то степени я не относился к ним, как к разумным существам, хотя прекрасно осознавал их способности мыслить, размышлять, их способность к эмпатии, симпатии, другим видам эмоций и качеств, отличающих их от животных как таковых. Конечно, я всё это знал. Я прекрасно разбирался не только в физиологии и анатомии людей, но и демонов. Наверное из-за этой моей гениальности в этой сфере, наш О, Великий Люцифер (под натиском жизни и смерти из меня выжали эти слова), поручил мне довольно секретное дело. Секретное в том плане, что «да пусть хоть кто знает, но не эти существа, покрытые в простыню и показывающие всея и всем свое благоговение», иначе пизда тебе во всех смыслах этого слова, дорогой Кассий. Моя единственная проблема заключалась в том, что я не видел этих существ после одного давнего инцидента. Это была, так сказать, моя слабость. Я преуспевал во всех делах, за которые только могли ухватиться мои цепкие руки, но никак не мог увидеть их чистейшее одеяние из искрящегося и нежнейшего шёлка и их "чертовски" ослепительных крыльев. И, чёрт побери, Люцифер прекрасно это зная, просто выдавил из себя: «Это твои проблемы». Его эгоизму ко всему живому можно было позавидовать любому демону. Я и стремился к этому, а ангелов.. до сих пор не вижу и отношусь к ним никак. Абсолютно. Никак. Думаю лишь то, что исходя из всех источников моих воспоминаний, понемногу стиравшихся, это наикрасивейшие существа. В какой-то момент все мои старания превзойти нашего вселюбимого (конечно) Люцифера в его же аморальной игре с людьми обошлись мне ничем. Их просто смыли в унитаз. НЕ ПРОСТО УНИТАЗ, а унитаз, в котором вместо воды жидкость, поглощающая и разжижающая любой атом, любую структурную единицу живого и неживого. Расплавляющая клеточные стенки и приводя к угнетению нормальной работы живых клеток любых организмов. Такая кислота существует, правда только в реке Коцит — в аду — и ходить туда не советуют никому, если вам дороги ваши атомы, ваша физическая оболочка вместе с дешёвой душонкой. Перед началом эксперимента я был совсем не в форме, о чём меня и известил однажды Люцифер. – Ты меня тревожишь, – как-то ласково уведомив меня, он отложил пару записных тетрадей и именных книг, коих в его кабинете не исчислить. – Не думал, что моя скромная персона может потревожить Ваше Величество, – сделав пару грубых смысловых ударения на "моя" и "Ваше Величество", решил воспользоваться снисходительным настроением Короля. Он лишь поднял свой колкий взгляд на меня, молча информируя о том, что паясничать мне не разрешали, – Я просто шучу.. Ты же понимаешь, – запоздало корректирую свои слова. – Из учёного в шута? – "Учёный" громко сказано, Люцифер. Шутливый учёный? Как тебе? – нет, шутить при нём было опасной затеей, но меня не волновали возможные последствия моих слов. – Отвратительно, – лаконично. Так и думал, что он так ответит. С минуту молчания атмосфера совсем ухудшилась. Никакого напряжения я не мог тогда чувствовать. Просто не хотел. Не получалось. – Твоя работоспособность приятно удивляет, но и ставит передо мной вопрос о твоем самочувствии, – он правда переживает? Что мне ему сказать? Он все сам прекрасно знает. – Люцифер.. – перебиваю его. – Ещё раз перебьешь меня.. – зло выпустив выдох, он явно показал мне своей интонацией, что мне следует закрыть свой рот, – Кхм.. хочу снять тебя с твоего нынешнего положения. Мои глаза, чуть вспыхнув интересом, устремляются в его ядовитый взгляд. Хотя моё недоумение берёт верх и моя физиономия приобретает вопросительный характер, что Люцифер мигом подхватывает. – У меня есть важное дело, которое я могу доверить не всем, – вот так удивил. У тебя каждое второе, а то и первое дело такое. Кому ты врёшь? – И нет, это дело не похоже на все остальные, которые только что ты мог бы себе припомнить, повесив на них ярлык "очень важно". – ах, ну да, Мистер Великий и Всемогущий напомнил мне об отсутствии безопасности даже в собственных мыслях. Какой ты жестокий, а! – Допустим, оно не похоже на остальные, – немного протянув последнее предложения, я позволил себе усесться напротив Люцифера, – И оно не в нынешней моей сфере деятельности, – рассуждая вслух, как бы старался интерпретировать или хотя бы наставить себя на правильный путь размышления, – А если ты меня вызвал, дабы поручить мне это "супер-пупер-важное-особенное дело", значит это то, в чём бы я хорошо разбирался.. – невзначай заметил, как Он нервно стучит ручкой-пером по деревянному столу. Понял, молчу, не дурак. – Отменная причинно-следственная связь. Может ещё таблицу умножения расскажешь? – Так мне не сложно! – я искренне возмутился! Я ещё и столбиком тебе сложу, и умножу, если хочешь. Для тебя ничегошеньки не жалко, ты только скажи, – Только зачем ты так заострил своё внимание на моем самочувствии? – все-таки это удивляло больше, нежели "о Господи он снова поручает мне супер-пупер-важное-особенное дело". Обосраться и не жить. Или уж ссать кипятком от его многоуважаемого внимания к моей нескромной персоне? Вон неумелые горничные уже какой десяток лет всё не получают льстивого внимания их Высочества, а я прям избранный. Да ладно, Люцифер, не притворяйся, что это не так. Ты меня и из тринадцатого века, если понадоблюсь, кнутом выволочь не против. Люцифер быстро начал раздражаться от моей паршивой наглости. Так ты мысли мои не читай, и всё у тебя будет гладко и спокойно. Гарант качества сего совета могу предоставить! Подняв свои раскалённые от злости глаза (а это было видно по изменению их цвета из бордового в алый), он тяжело вздохнул, и мне казалось, что в меня совсем скоро должно что-то полететь. – Твои мысли меня нескромно бесят, – поделился он своей сакромой. – Я знаю. Он приподнял свои брови, пытаясь изобразить вопросительную физиономию, но у него она вышла яростно-вопросительной. – Ладно, ладно, я просто рад, что сижу перед тобой, – подняв руки до локтя, пытаясь психологически защитить себя от его нерасполагающейся ауры, постарался сгладить свою язвительность, – Давненько не сидел здесь. – Ах, что ты, Кас, для тебя мои двери всегда открыты! – если вы подумали, что он сказал это в дружелюбной форме, то забудьте это напрочь. Люцифер вообще не располагается дружелюбностью, увы и ах. Скорее он имел ввиду "я всегда готов избить тебя до состояния фарша, стоит тебе только захотеть этого". Снова уткнулся в свои бумаги, видимо, что-то выискивая из всего этого хлама тетрадей, бумаг и невесть чего. М-да, судя по твоей придирчивостью к идеальному выполнению всех поручений и приказов, и ненавистью к любому тому, что не соответствует работе и натянутому перфекционизму, ты слишком запустил свой стол. Говорю вам, это сущий кошмар. Руки чешутся взять и сложить всё в красивые стопочки, отполировать стол, посыпав их в конце блестками для придания эффекта полной чистоты (ну как в мультфильмах), сложить всю канцелярию по порядку уменьшения длины и... Так, он снова вздохнул. Раздраженнее, чем обычно. Помолчали. Поглядели. Точнее я поглядел, а он искал. Недолго копаясь, нашёл тетрадь. Огромную тетрадь без обложки и с голыми листами. Вопросительно приняв столь важный для меня подарок, осмелился взглянуть на него с немым вопросом "это все твоё поручение?". – Будешь вести дневник. – Дневник?.. – полистал тетрадь, поняв, насколько она толстая. Страниц четыреста точно наберётся. Невольно напрягся. Не люблю отчёты, особенно письменные. И к чему такие формальности? – Это не формально, а документационно. – Ладно, это-то я понял. А в чём суть столь важного дела, что мне придётся его документировать? Пальцы сомкнулись на тонких листах, сплетенных между собой хлипкими нитками. Взгляд устремился в дьявольски невозмутимые глаза, которые наверняка прочитали в моих незатейливую игривость и возбуждающийся в геометрической прогрессии интерес.