Сейчас.
С каждым годом листва опадала совсем тоскливо и без особого на то желания. Будто деревья, опасаясь чего-то, плаксиво не хотели раздеваться перед предстоящими холодами. Это придавало осени ещё больший шарм безнадёжности, сырости и тусклости. Ещё больше заставляло чувствовать себя устало и уныло. Даже в первые снега, большая часть деревьев сохраняла на себе разнопёрстность и некогда яркую раскраску. От того, некоторые листья начинали гнить уже на ветках, что создавало ещё большую атмосферу сырости, витавшую в воздухе повсеместно. Хотя, кажется, Париж лишь расцветал в это время, впуская на свои улицы слишком радостных туристов, что слонялись по улицам в поисках очередных мошенников-авантюристов, дорогих кафешек, пугающих мимов и инструментальных талантов. На перепутье между столетиями, в мире, кажется, стало только хуже. По крайней мере, туристическим агентствам все было лишь на руку. Избегая нежелательных финансовых дыр в отчётах, путёвки резче скакали не только по диаграммам цен, но и по процентам покупок. Вроде как, мир всё готовится к ядерной войне, а люди живут припеваючи, будто нехотя и с большим принуждением обращая внимание на очередные заголовки информационных строк, что за определённый период увеличились в своём распространении больше чем на шестьдесят процентов. Беззаботность. Всем от этого легче. Нынешние политические прогнозисты разделились на три лагеря: те, кто верят, что войны не стоит ожидать вплоть до следующего века; те, кто верят, что через десяток лет этой участи не миновать; и те, кто считают, что она уже приведена в исполнение мировыми лидерами, имеющими в своём распоряжении ядерные боеголовки. И тех, и других, и третьих подкрепляли вполне рациональные факты. Первых – что ещё никем не было официально объявлено начало войны, и нигде не освещались те или иные действия противостоящих друг другу сверхдержав. Вторых – что конфликты имеют с каждым годом все более серьёзный характер, провоцирующих запуск банальных химических отравлений населения противника в любой момент. И третьих – что всех уже давно травят, и, втайне от простых обывателей действия имеют далеко не широкие, но довольно губительные масштабы. Отрава сельских культур, скота, заграничных поставок одежды и еды – замедленная бомба массового поражения, что непременно уже ослабляет человечество, как биологически высший систематический вид. Ухудшения общего фона жизнедеятельности живых организмов (учащённые мутации, сокращение и ухудшение качества жизни), сильное смещение сезонов года и большее загрязнение атмсоферных слоев. Стоит ли упоминать, что все последствия из вышеперечисленных подтверждены научными фактами? Единственный плюс из всего этого – усиленный технологический прогресс. Начиная с медицины и заканчивая банальным строительством – всё охотно принимало дары новых технологий. Прогрессы кибернетики уже стали научным прорывом: на стройках и заводах всё меньше фигурируют живые люди, образовательные системы все больше внимания удаляют IT-знаниям, а люди всё меньше уделяют свое внимание на опасные для их жизни вакансии. Однако, что люди? Людям плевать. Кажется уже большинство смирилось с ГМО, отсутствием ГОСТА, всяких стандартов, проверкой состава тех или иных продуктов, написанных мелким шрифтом. Большинству это уже было слишком скучным занятием, дабы отводить на это хотя бы частичку своей жизни. "Всё равно помрём все скоро! Рано или поздно, чё греха таить? Лучше жить и радоваться, чем негодовать испорченностью окружающего мира." – уже как лозунг намечающегося нового столетия. Кейт была из тех персонажей, которых события внешнего мира не интересовали даже на одну сотую часть. Судьба этого мира была уже давно предрешена. Да её и мало что держало среди людей. Её бы можно было описать меланхоличной и безразличной к ужасающим прогнозам, но, откровенно говоря, плевать на них было чуть меньшей половине человечества. Потому она не отличалась своим скучающим зевком при виде очередного большого информационного экрана, где повествовали об очередном конфликте США и России. Всё было слишком обыденно даже в этих новостях. После прогулки по улицам Парижа, вдоль и поперёк по Монмартру, а после на общественном транспорте до Королевской площади Вогезов, или как тут ласково её называли "Place des Vosges", перекусив парочкой крендельков и ореховым латте, девушке было невероятно угрюмо. Ещё пару десятков лет назад, она бы обрадовалась своему пребыванию здесь. Однако сейчас знаменитейший в своём роде Париж не вызывал в ней столь восторженных эмоций и окрыляющих чувств, что, казалось, должны были её посетить. Кейт казалось, что она давно не ощущала чего-то подобного. Подавленное настроение сопровождало её в последнее время намного большую часть времени, чем ей хотелось бы. Возможно, уже пару лет. Вокруг было слишком много людей, совсем непохожих друг на друга, всё слишком яркое, все пестрые, чем-то заняты и невероятно счастливы, кажется, своим пребыванием в романтической столице Франции. Сама же девушка родом была не отсюда и чувство белой вороны её сопровождало, как и в подростковые года, сильнее и ярче с каждым днем. По словам родителей, девушка родилась в Уэльсе, в Великобритании. Но по каким-то причинам им пришлось эмигрировать в Восточную Азию, где остановились в прославленной Японии. Кажется, из-за заработка её отца, по крайней мере ей так сказали. Большинство людей там, где она росла, отличались от здешних. Так сказать, японская культура была ей намного ближе и понятнее, хоть частенько она чувствовала себя лишней и не в своей тарелке. Так что она делает во Франции? Кажется, это была детская мечта её старшей сестры. Подумав об этом, Кейт ещё больше поникла в своих мыслях. Совсем не хотелось вмешивать во всё это дерьмо её сестру, но мысли сами тянутся к болезненным воспоминаниям, которые словно незажившие шрамы, и трогать их совсем не хотелось. Она уселась на лавку, перебирая в пальцах бумажный пакетик от её недавнего перекуса. Осмотрев пару горящих фонарей напротив неё, ей захотелось уйти отсюда куда подальше. Может, навсегда.Раньше.
Уверить новых одноклассников о праздновании моего совершеннолетия стало более сложной задачей, чем казалось на первый взгляд. Для них совершеннолетие было пышным национальным праздником, который праздновали на двадцатом году жизни. В моей же семье с этим происходили небольшие несостыковки. Всю осознанную жизнь в Японии, родители никогда не скрывали того, где я родилась (по объективно видимым причинам) и всегда настаивали на соблюдении традиций из их родины – Великобритании. Я же и не противилась. Хоть и Восток был для меня более чем родным краем, всегда хотелось узнать больше о заграничной жизни и провести пару лет за пределами привычного уклада. Но соблюдение традиций Европы иногда (ладно, даже всегда) вводило в ступор одноклассников. – Ничего сложного, – раздражённо отозвалась моя верная спутница. Кацуми – единственная подруга, с которой наше общение тянулось ещё с начальной школы, поэтому объяснять ей проблемы традиций моих родителей не приходилось. Каждый раз, когда я объясняла это другим, она томно закатывала глаза, видимо, устав каждые несколько лет слушать одну и ту же шарманку. – Нет, всё-таки зачем? Ты ведь с детства живёшь в Японии, зачем тебе традиции твоих родителей? Жди двадцатилетия и празднуй со всеми. – Сузуми, который впервые за три года решил обратить внимание на мою скромную европейскую персону, удивлённо и скорее недоумевающе хлопал глазами. Хотя он и раньше уделял ей внимание, нарочито высмеивая грязью в контрольном бланке на вступительных экзаменах, вылитым чаем или какао на парту, сумку или одежду и несколькими иными колкими выражениями в спину. Однако после того, как Кацуми хорошенько поговорила с ним (лучше не спрашивайте, что она сделала, руководя армией своих поклонников), парень слегка присмирел и имел честь извиниться передо мной под чутким надзором моей подруги. Почему-то большинство ещё на первом году не постеснялись узнать всю мою личную информацию, однако некоторым в то время было абсолютно до лампочки на меня. В их число относились и такие, как Сузуми, и ничем неприкаянные несколько учеников, мало взаимодействующих с внешним миром вокруг них. – Слушай, отвали от неё, – Кацуми сказала это не то чтобы в грубой, но в довольно уставшей от всего этого ежегодного цирка вокруг меня форме. – Да чего ты взъелась? Мне просто интересно, да и допрашиваю я, между прочим, не тебя. — Если ты совсем не уважаешь своих родителей, это не значит, что Кейт плевать на традиции своих, понимаешь? Если для её родителей это более чем принципиально, не вижу смысла этому противиться. – Я и не говорю, что она должна противиться! Ты, как обычно, выставляешь всех дураками только из-за чистого интереса. И не бери комплименты на свой счёт, – кажется, Кацуми это возмутило. – А почему ты не поступила в какую-нибудь специальную для иностранцев школу? Ну, для меньшего привлечения внимания или типа того? – его взгляд казался слишком пристальным, заставляя меня невольно прятать лицо одной рукой, второй нервно вырисовывая какую-то каляку на первом найденном листочке среди тетрадей. – То, что я иностранка, не делает меня столь интересной персоной... – Как уж не делает? К тебе привито столько внимания в нашей небольшой школе, что ты почти знаменитость! Скоро Кацуми перебьёшь, ха, – последнее предложение он сказал шепотом, но близстоящую подругу это не остановило услышать нечто, что могло бы нарушить её достоинство. – Сузуми!! – Кацуми выругалась на парня и дала ему хороший подзатыльник, тем самым привлекая к нам внимание некоторых одноклассников. Пришлось улечься на парту, дабы не видеть остальных глаз на себе, но чувство того, что во мне хотят просверлить дырку, сильно щемило в груди, заставляя немного смутиться. После звонка все расселись по своим местам, но даже после прихода преподавателя, ощущать себя комфортно было буквально задачей невероятно сложно реализуемой. Ещё по одной причине, почему ко мне бывало цеплялись взгляды остальных учеников, заключалась в сногсшибательной успеваемости моей подруги. Кацуми была не просто почти самой известной на слуху из-за своей харизмы и внешности (а её имя в переводе означает "победоносная красота"), но и из-за своих постоянно идеальных оценок во всех семестрах обучения в котогакко, тобишь в старшей школе. Уж не знаю почему, но моя личность возле неё возникала неудачным пятном на белоснежном листе, по крайней мере, мне так всегда казалось. Однако сама Кацуми бесилась с моих предположений о значимости подле нее. – Тебе стоит перестать смущаться чужих взглядов, Кейт, – на обеде она, кажется, высказала свою мысль, которую держала вплоть с начала семестра. – А что я сделаю, если мне неприятно чужое внимание? – Относись к этому проще! Тебя ведь не прожигают осуждающим взглядом, а лишь сугубо интересующим. Лично мне бы это невероятно льстило, – кажется, она грустно вздохнула, уложив голову на парту, и надув свои губы, продолжила смотреть на меня заворожённым взглядом. – Не секрет, что европейская внешность нравится парням больше, чем наша... – Очень странно это слышать от тебя, Кацуми. На тебя ежедневно заглядываются все, кому не лень – и это правда! Абсолютно ноль лести. – Потому что я объективно привлекательна, а ты.. – Экзотика, да? – это направление диалога меня чуть оскорбило. – Да нет же! – она резко поднялась со стола, и схватив мои щёки, сжала их, сделав из меня, так называемую, рыбку, – Ты по-особенному интересна и красива! – Ладно, ладно, пегестань, – Она отпустила моё лицо, что позволило мне дальше обедать. – Ты почему не ешь? – Ну.. не хочу, – Она специально поставила свою тарелку на мою парту, как делает всегда на обеде, чтобы больше обсудить со мной вопросы о проблемах в её отношениях, скорых экзаменов и абсолютную нехватку времени на что-нибудь помимо учёбы. – У тебя потом шахматы, плаванье и.. букацу.. – Репетиторство, запомни так, чуть легче. – Вот именно, тебе надо поесть, чтобы не голодать все это время, – я схватила её ложку, которой она тыкала то в рыбу, то в рис, и засунула ей её в рот, – Ешь говорю. По перечню причин, после конца учебного дня, мне пришлось буквально сбежать из учебного заведения, чтобы почувствовать себя менее обременённой чужим вниманием. В средней и начальной школе внимание одноклассников льстило и вызывало лишь чувство некой "особенности". Но в старшей школе люди более завистливы, жестоки и... более дискриминирующие. Гуляя по улицам я ощущала намного меньше внимания к себе, чем в школе, поэтому прогулки были обязательным обрядом после любого учебного дня. Хоть и длились они намного меньше, чем хотелось бы, ибо подготовка к экзаменам занимала абсолютно весь вечер вплоть до ночи. Клубы по интересам я не любила и не видела в них определённой надобности, больший упор отводился на репетиторство. Нуднятина, не так ли?