«Сказка «Красная Шапочка» учит нас тому, что волкам опасно разгуливать по лесу, где они могут встретить маленьких девочек». © Эрик Бёрн
Этим утром на работу я решила прийти пораньше. Погода сегодня как-то не задалась, и пришлось немного утеплиться. Странно, я почти не чувствую холода, но делаю это по привычке, потому что так надо. Воланд любит подшучивать над этим. Как-то раз в Гималаях мы искали одну юную и очень глупую ведьму, попавшую туда по ошибке какой-то авиакомпании. Нашли мы её на замерзшем склоне, полностью покрытом снегом. И тогда на мне были лишь лёгкая куртка и летние джинсы. Даже шапки не было. А прошлой зимой в минус пятнадцать я не знала, куда себя деть, потому что срочно нужна была шуба. Вместе с воспоминаниями я вошла в кабинет. Скинув шёлковый плащ на кресло для гостей, я упала в кожаное кресло. От бессонной ночи раскалывалась голова, и я наколдовала себе чашечку кофе. Тут затрезвонил телефон. Выдохнув, я подняла трубку. — Алло, — раздался голос Геллы. — Катя, ты занята? Я покосилась на кофе и ответила: — Пока нет. А что? — Сегодня мессир очень нервный. Даже ночевал в кабинете. А теперь он срочно хочет видеть тебя. Я удивилась. Странно. Обычно Воланд всегда спокоен. А, может быть, это связано со вчерашним заданием? Но времени было невероятно мало, я бы не успела ничего сделать. Или, может, он просмотрел мою статистику и уловил там недочёты? — Передай мессиру, что через пять минут зайду к нему. — Хорошо. Эх, обломались мне утренние посиделки с кофе и книгой… Бросив грустный взгляд на созданный мною уют, я поспешила к Воланду. Когда я вошла в кабинет, там сидел только мессир. Подняв на меня уставший взгляд, он вздохнул и жестом велел мне сесть. Я молча села. Он развернулся к окну. Начинать первой разговор я не решалась, и поэтому ждала, что сейчас будет. Мессир с усилием встал. Его обычное величие куда-то исчезло. Он даже как будто стал ниже и состарился на много лет. — Хочешь, я расскажу тебе сказку, радость моя? От удивления я вскочила. Воланд поднял на меня взгляд, и вне своего желания я упала на мягкое кожаное сидение. Воланд сорвал с дерева розово-кремовый цветок, очень напоминающий яблоневый, и вставил его мне в волосы, затем сел в гостевое кресло напротив. Его лицо расслабилось, он слегка улыбнулся и начал говорить. — Так вот, слушай. Были когда-то две великие силы, два огромных войска. Силы их были равны, и бой между ними продолжался вечно. И вот однажды столкнулись два войска в огромной пустыне. Вышли вперёд их лучшие бойцы. У одного был великий меч Света. У другого — великое копьё Тьмы. И начали воины бой. Бились они несколько десятилетий, ибо оба были бессмертными. Но воткнул воин меч Света в наконечник копья Тьмы, и яркий свет ослепил оба воинства. Когда погасла вспышка, все узрели фигуру в тёмных длинных одеяниях и капюшоне. В левой руке фигура держала косу из лезвия меча и древка копья. А бьющиеся воины лежали у её ног замертво. И был бой. И раскололся мир. И много воинов тогда полегло. И нарушилось великое равновесие. Войска стали редеть, и предводители не нашли иного выхода, как набирать в свои армии воинов из людского племени. И где бы ни был бой, всюду появлялась эта фигура. Не воевать приходила она, а уводить павших за собой. Не было разницы этой фигуре, с чьей стороны был погибший, какого ранга или статуса. Взмахом косы отрубала она ту ниточку, что соединяла душу с телом. Даже ближайших лиц предводителей легионов увела за собой фигура, и наступили тёмные времена. Равновесие окончательно сместилось в сторону Тьмы. Тогда фигура пришла к светлому предводителю. И был бой. И победил Свет. И начали гибнуть светлые воины. И стали люди гибнуть. Кинулась фигура спасать людей, да было поздно. И возмолвила фигура: «Я есть Смерть, и я есть Жизнь!», и растворилась в воздухе. Прекратился мор и восстановилось равновесие ценой существования Смерти: распалась она на тысячи частей. И встало на том месте новое войско, больше, чем войска Тьмы и Света. Разбилось это войско на пять частей, и из каждой части вышло по воину, которые во главах их встали. И подняли они свои косы вверх, и расправили крылья. Взлетело войско и рассыпалось по всем концам земли. Но вот какая штука, — Воланд резко встал и вытащил из воздуха стакан для виски и налил в него золотистой жидкости, — все новоиспечённые смерти в прошлом были живыми людьми. И предводители этих армий тоже. И, как всем добропорядочным и не очень людям, их времени приходит конец. Тогда их место занимают другие, такие же люди. И вот, что я заметил, — он резко повернулся на каблуках и подошёл к дереву, затем сделал глоток, — в мир иной, так сказать, не уходят только те, кто очень сильно хочет задержаться здесь, на земле. И они получают своеобразный второй шанс. — Он замолчал с задумчивым видом, затем сделал ещё глоток. — За всю свою жизнь я ни разу не встречал подобного устройства войска. Все воины чувствуют и разделяют мнение главнокомандующих. Но, — он в один глоток опустошил стакан и снова наполнил из той же фляжки, — чтобы заручиться поддержкой этих войск, нужно заслужить расположение и доверие главнокомандующих… Двойная дверь кабинета распахнулась и, в окружении свиты в доспехах, вошла моя недавняя знакомая София Георгиевна. Сегодня она была одета в чёрные джинсы и серую толстовку. Рядом с ней шёл мальчик лет десяти, в чёрной мантии и белых перчатках. Сказать, что я удивилась — значит ничего не сказать. — Знакомься, — Воланд приблизился к Софии и поцеловал её руку. Следов нашей случайной встречи на ней не было. — София Георгиевна Романова, так сказать, последняя представительница фамилии. А этот молодой человек мой давний хороший друг, Пьер-Мари Дюмонт, сын вольного каменщика. И, знаешь, Катенька, я никого не встречал крепче духом и упорнее. София ласково мне улыбнулась. — Очень приятно, — вежливо ответила я и улыбнулась ей в ответ. — София Георгиевна прямой, как я уже сказал, потомок Романовых, племянница царя Николая. Первородная смерть. А Пьер-Мари — «замена» смерти, если можно так сказать. Когда-то давно он скончался в результате несчастного случая. И отныне олицетворяет собой некую альтернативу смерти: к примеру, помогает умершим, которые не хотят окончательно покидать земной мир, обрести своё существование в облике призрака или духа. — То есть мсье Дюмонт является кем-то вроде символа загробной жизни? — понимающе уточнила я. — Совершенно верно, — подтвердил Воланд. Он отошёл к своему столу и поставил стакан на стол. Двое визитёров продолжали стоять и посматривали то на меня, то на Воланда. А я молчала, пытаясь осознать услышанное и понять, что же это всё значит. Мысли то расползались в разные стороны, будто швы у рвущейся ткани, то, напротив, перемешивались так, что в голове была одна каша и ничего внятного. Для чего Софья и Пьер-Мари здесь появились? То, что не просто так — само со-бой разумеется. Но какая именно причина их появления здесь? Может быть, мессир знает, что они смогут как-то помочь в борьбе за равновесие миров? А как? И почему именно они? Хотя Софья — первородная смерть… А Пьер-Мари? Он тоже может быть полезен? Чем? Чувствуя, что мой мозг начинает потихоньку закипать, я потёрла лоб в смутной надежде на то, что это действие мне поможет хоть как-то разобраться в ситуации. Кстати, напрасно я опасалась встречи с последней представительницей рода Романовых. Враждебного настроя ко мне у неё не ощущалось. Я, хоть и не обладаю мощной колдовской силой и интуитивной магией владею на самом начальном уровне, этого мне вполне хватает для того, чтобы понять отношение кого бы то ни было ко мне. А у Софьи Георгиевны никакого негатива не замечено. Весьма странно, учитывая то, как она потешалась надо мной в парке… Мессир, видимо, заметил моё смятение и сказал: — Как ты, наверное, могла уже догадаться, Софью Георгиевну и Пьера-Мари я пригласил сюда не просто так. Разумеется, они в курсе всей ситуации и понимают её серьёзность. И, поскольку и у Софьи, и у Пьера есть свои подчинённые, они могут очень помочь. Дело в том, что нам всем предстоит пережить серьёзный бой между Светлыми и Тёмными. Тёмные должны восстановить рушащееся равновесие миров прежде, чем с этого дерева, — он указал на уже известное мне дерево, — упадёт хоть один плод. — Мессир, они смогут повлиять на положительное решение Пятого? — осенила меня догадка. Софья и Воланд многозначительно переглянулись. — Почему бы и нет… — пробормотала Софья. — У меня к Пятому есть свой подход. Конечно, есть риск, что он не послушает и всё-таки выберет нейтралитет, но, учитывая, что я давно его знаю и мы вместе уже сотрудничали… если можно сказать… Свой подход, надо же! А чего ж она вчера не пришла на переговоры? Или… может, не знала? — Что ж, — произнёс Воланд, — Софья, будет очень недурно, если ты поможешь Пятому принять положительное решение. А Пьер-Мари проведёт среди своих подчинённых собрание, чтобы поставить их в курс дела и настроить на бой… — Слушаюсь, мессир, — слегка поклонился Пьер. Это была первая его реплика за всё время пребывания здесь. Оказывается, голос у него не детский писклявый, а вполне взрослый, приятный и звучный. — Разумеется, и Софья Георгиевна проведёт собрание среди своих, — добавил Воланд. — Разумеется, — подтвердила Софья. В отличие от Пьера, который с Воландом явно держался официально и даже чинно, она вела себя демократично, хотя и без лишнего панибратства. Свободно, но вежливо. Да уж, если вспомнить наше знакомство в парке, можно подумать, что это два разных человека… То есть две разных смерти. Всё время забываю о том, кем является Софья, несмотря даже на её излишние худобу и бледность. — Ну, а мне что делать? — осведомилась я. — А ты проследи, чтобы наша неразлучная троица сегодня вовремя явилась на работу, — улыбнулся Воланд. — Конечно, я им вчера сделал внушение, и они вроде бы поняли, но лучше всё-таки их проконтролировать… — Хорошо, мессир, будет сделано, — в ответ улыбнулась я. — Кстати, — добавил Воланд, — у меня есть ещё кое-что для вас. Идите сюда. Он подошёл к своему столу и, сев за него, придвинул к себе свой глобус, на котором он обычно смотрел, что и где происходит. Я заинтересовалась. Мне несколько раз доводилось рассматривать некоторые случившиеся в мире события, отражённые на глобусе. Первый раз у меня это вызвало бурю смешанных эмоций: удивление, интерес, некую восторженность и почему-то неловкость. На нём можно было рассмотреть буквально всё: от каких-то масштабных сражений или катастроф до самой маленькой речушки. А ещё здесь нужно учесть, что в обычном своём состоянии глобус выглядел совершенно обыкновенно, как все глобусы, которые стоят в школьных кабинетах географии. Зато, когда его брал Воланд, он «оживал» и становился совершенно другим, вернее, самим собой, принимая свой истинный облик. Только вот зачем он ему сейчас понадобился? Неужели в мире что-то произошло? Я взглянула на Софью и Пьера. Оба они явно пребывали в недоумении. Ответ на мой немой вопрос был дан тут же. Воланд, рассматривавший ка-кую-то местность, нахмурился, а затем сказал: — Боюсь, друзья, у меня не самые приятные новости. Из-за того, что дерево уже зацвело, в мире начинаются серьёзные проблемы, хотя и не катастрофические. В Великобритании, например, вчера было землетрясение, причём семибалльное. Вы слышали об этом? — Семибалльное землетрясение в Британии? — изумился Пьер. — Редкое явление… — Да, я читала вчера, когда перед сном заходила в Интернет, — припомнила я. — У некоторых зданий потрескались стены… — И ещё из-за землетрясения были ДТП, — дополнила Софья. — Погиб один человек, где-то около пятидесяти оказались в больнице с серьёзными травмами. — Верно, — подтвердил Воланд. — А в Германии неожиданно пошёл снег. Это уже сегодня. Вот, смотрите… Мы склонились над глобусом. Приглядевшись, я увидела одну из улиц Мюнхена. На землю падали белые хлопья, осыпая собой тротуары. На первый взгляд их можно было принять за сахарную пудру, но мне было понятно: это действительно снег. Вот это да! В принципе, снег в июне хоть и не является нормой, но всё же такое случается. Почему мессир решил, что снег именно из-за нашего дерева? Видимо, Воланд угадал мою мысль, потому что сказал: — Это же закономерно, Катерина. Если дерево это начинает цвести, то и в мире что-то начинается.***
Долгий разговор у мессира вскоре был окончен. Я вышла из кабинета в приёмную с ощущением, что от вороха полученных сведений моя голова сейчас просто разорвётся. Самое главное, что я не знала, как себя теперь вести с Софьей. Конечно, я уже в прошлую нашу с ней встречу поняла, что Софья Георгиевна — отнюдь не простая смертная (вообще не смертная!), но о некоторых фактах её биографии даже предположить не могла. Да и Пьер-Мари Дюмонт вызывал неподдельный интерес. В изнеможении я опустилась на диван и закрыла глаза. — Что, Катерина, загрузил тебя мессир? — сочувственно спросила Гелла. Я приоткрыла один глаз и кивнула. — Да, он умеет… И что ты думаешь? — Ничего, — вздохнула я. — Голова настолько переполнена новостями, что для размышлений там уже не осталось места. Гелла чуть улыбнулась и, встав со своего места, подошла ко мне и присела рядом. — Ну, а всё-таки? — вновь осведомилась она. — Что ты думаешь насчёт Софьи? Я удивлённо на неё глянула: — Ты знаешь Софью? — Конечно, — Гелла пожала плечами. — Как-никак лучший друг мессира уже много лет. — Ну… — начала было я, но тут двери кабинета плавно разъехались в стороны, и в приёмную вышла Софья. — Катя! — удивилась она при виде меня. — Я думала, ты давно уже ушла к себе. — Как видишь, не ушла, — отозвалась я. — А что? Мой вид тебя настолько обескураживает, что ты предпочитаешь меня не видеть? — Нет, — улыбнулась Софья. — Я наоборот собиралась зайти к тебе. Хотела поговорить. — О чём? — О многом, — обтекаемо ответила она. — Ну что ж, пойдём, — встала я с дивана. Гелла сказала, что Софья — лучший друг мессира? Интересно. Может, она об этом хочет поговорить? Но в таком случае при чём тут я? Как меня может касаться их дружба? Хотя, признаюсь честно, мне слабо представлялось, что у Воланда и Софьи может быть общего, если они много лет дружат. Мы вышли из приёмной и пошли к лифту. Гелла на выходе успела мне шепнуть: «Не язви, Софка нам не враг и тем более тебе». То, что не враг — это ясно. А вот не язвить… это мы посмотрим, как дело пойдёт. Впрочем, Софья была настроена дружелюбно. Улыбнувшись, она хитро покосилась на меня и спросила: — Гелла проболталась, что мы с Воландом лучшие друзья? — Ну, — скрывать что-то от неё не имело смысла, поэтому я кивнула, — в общем, да. — Ты не думай, ничего такого у нас нет. Мы действительно дружим. Конечно, со стороны наша дружба может показаться странной, ведь, на первый взгляд, точек соприкосновения у нас не так чтобы много, но, тем не менее… мы дружим, — она снова улыбнулась. Я невольно тоже раздвинула губы в улыбке. Софья мне по какой-то причине начинала нравиться. Мы зашли в лифт и поехали на мой этаж. — Значит, ты замужем за Фаготом, — вдруг произнесла Софья. — Давно? — Недавно нашему браку исполнилось пять лет, — пожала я плечами. — Впрочем, похоже, дольше он не продлится… — с горечью добавила я и осеклась. Не стоит человека своими проблемами загружать. Гелла ладно, ей можно рассказывать, она моя подруга, но Софья мне просто новая знакомая. Во всяком случае пока… Но Софья, видимо, подобными мыслями не заморачивалась, ибо она слегка нахмурилась и сказала: — Почему не продлится? У вас что-то случилось? — Да ну, — махнула я рукой. — Даже говорить не хочется… — Ну пусть не хочется. Но тем не менее рассказывай. Я вздохнула. И… рассказала ей, что произошло между нами за последнее время. Софья внимательно слушала, время от времени качая головой и задумчиво грызя ногти на левой руке (от последнего меня внутренне передёрнуло: не люблю такие привычки). Она явно была не в восторге от нашей с мужем ссоры, однако меня не перебивала. Свой рассказ я закончила в тот момент, когда мы вошли в мой кабинет. Софья, опустившись на диван, некоторое время молчала, не переставая грызть ногти, а затем произнесла: — Да уж, ситуация более чем дурацкая. И это, заметь, я ещё мягко выразилась. Берегу твои нежные уши от грязных ругательств, — не удержалась она от колкости, но я эту колкость проигнорировала. — Ты абсолютно права, ситуация действительно дурацкая, — согласилась я. — В разгар нашего праздника к нам ввалились пьяные коллеги и друзья, я не стала их выгонять, а устроила скандал мужу, муж на меня обиделся и решил уйти к друзьям… А позже выяснилось, что они вместе неплохо проводят время. Девочки, кальян, алкоголь… — Класс! — восхищённо выдохнула Софья. Я с недоумением на неё посмотрела, и она тут же смутилась и пояснила: — Ну, в смысле я тоже люблю проводить время в компании кальяна и алкоголя. — А девочки? — хмыкнула я. — До девочек я пока не добралась, — полушутя-полусерьёзно изрекла Софья. — Звучит угрожающе, учитывая твой род занятий, — развеселилась я. — Ничего, все там будете, — подмигнула Софья. — Кстати, почему ты меня до сих пор ничем не угостила? Я же у тебя вроде как в гостях… — Ох, прости, забыла! — я вскочила на ноги, вспомнив о правилах гостеприимства. — Тебе чай или кофе? — Лучше коньяк. — У меня его нет, — растерялась я. — Я почти не пью. Могу в магазин сходить… Софья закатила глаза: — Слушай, ты вообще ведьма или кто? Я, конечно, помню, что ты не желаешь повышать свой уровень с чуть ли не самого слабого до более менее нормального, но бокал коньяка ты ведь можешь наколдовать? — Чёрт! Конечно! Я, мысленно ругая себя за несообразительность, наколдовала то, чего желала Софья. Та сделала небольшой глоток и на секунду блаженно прикрыла глаза. — Благородный напиток, — мечтательно сказала она. — Помню, первый раз я попробовала коньяк в семнадцать лет. Это было в Париже в тысяча девятьсот двадцать втором году в одном из самых респектабельных ресторанов. Если не ошибаюсь, моим спутником тогда был Жан Бертран, известный тогда сомелье в Париже… — Ты была тогда во Франции? — заинтересовалась я. Мне вдруг стало понятно, что о Софье я почти ничего и не знаю, кроме того, что она из царского рода и первородная смерть. А вот о её жизни — ничего. Софья кивнула: — Да, много раз. Бывала и бываю там по, так сказать, служебной необходимости… Ну, понимаешь, о чём я. И в тот раз я была там «по работе». Не стану вдаваться в подробности о том, что я там делала — не только души умерших забирала — просто скажу, что имела дело в основном с русскими эмигрантами. Знаешь небось о волне отъезда русской интеллигенции за рубеж в те годы? Я кивнула. Не зря же я когда-то училась на историческом факультете, знания, полученные в вузе, навсегда остались со мной. — Ну вот. Моё тогдашнее начальство решило, что мне с моим происхождением будет легко с ними найти общий язык, быть их покровителем и всё такое… Я, конечно, на интеллигенцию мало смахиваю, — тут она усмехнулась и вновь принялась грызть ногти, вместе с этим умудряясь как-то говорить. Да уж, интеллигентной Софью не назовёшь. — Но тем менее я уехала и некоторое время прожила в Париже. Знаешь, хорошее было время, — улыбнулась она воспоминаниям. — Бурные двадцатые… Яркий макияж, короткие стрижки, джаз в ресторанах, мужские привычки вроде курения… Кстати, тогда-то я и начала курить. — И куришь по сей день? — вопрос прозвучал скорее утвердительно. — Именно, — подтвердила Софья и снова глотнула коньяк. — Да, мне нравилась эпоха двадцатых. Бесшабашное, весёлое время. Я тогда вела отнюдь не праведный образ жизни, конечно… Алкоголь, курение… Мне всё это нравилось. Разумеется, про работу я не забывала. Это тоже было интересно. Но через несколько месяцев я вернулась в Россию, — неожиданно закончила она. — Почему? — удивилась я. Она в ответ слегка поморщилась и повела плечом. — Ну, во-первых, закончилась моя командировка. Во-вторых, в Париже со мной произошла одна неприятная история, после которой я и захотела уехать. Не спрашивай, Кать, что за история, не хочу сейчас об этом говорить. Как-нибудь потом расскажу. Так или иначе, я покинула Францию и вернулась в Ленинград. Достаточно долго жила там, а потом приехала в Москву. Тоже служебная необходимость… — Соф, а как ты стала первородной? — полюбопытствовала я. — И как с Воландом познакомилась? — О, — тут Софья усмехнулась. — Это отдельная история! Сначала о том, как я стала смертью. Всё очень просто: зимой тысяча девятьсот девятнадцатого года я умерла. Но получилось так, что после гибели я оказалась смертью. Мои наставники, старшие коллеги, скажем так, мне помогли, обучили тому, чем мне предстояло заниматься, я сдала экзамены, ну, а потом стала непосредственно работать. Первый отпуск у меня случился после тринадцати лет… — Тринадцать лет на службе непрерывно? — я не поверила своим ушам. — Не может быть! Софья сделала ещё один глоток благородного напитка и ответила: — Может. Меня на всё лето отправили отдыхать в Москву. Я даже возмущалась: что я буду делать три месяца в этой пыльной Москве? Но мои возмущения были напрасными: скучать в Москве мне не пришлось. Кстати, именно тогда я познакомилась с Фаготом, который в свою очередь познакомил меня с Воландом. Ну и с остальными, конечно же. — И вы с Воландом стали друзьями? — Стали, — подтвердила Софья. — Правда, не сразу. Он, честно говоря, ко мне сначала отнёсся настороженно, но потом мы очень сдружились. Мне вдруг захотелось попить. Я встала, подошла к столу и налила в стакан воду из графина. Интересно, почему Воланд сначала отнёсся к Софье, как она сказала, настороженно? Был какой-то инцидент? Или просто ему Софья Георгиевна сама по себе не понравилась? А что ему могло в ней не понравиться? Ну хотя бы то, что она грызёт ногти! Я покосилась на собеседницу: личность она, безусловно, интересная и не плохая, но вот эта её привычка… Ну вот опять! Софья же, допив коньяк, задумчиво вертела бокал в руках. — Ладно, — наконец сказала она, поглядев на настенные часы, — мне пора идти. Спасибо за разговор, Катерина. Ты, оказывается, на самом деле славная и умная ведьма. Первое впечатление всё-таки обманчиво. С этими словами она, улыбнувшись, встала с дивана. — Знаешь, ты мне сегодня тоже нравишься больше, чем в нашу первую встречу, — в ответ улыбнулась я. — Вообще, если захочешь поболтать, приходи ко мне, посидим и… Слушай, почему ты всё время грызёшь ногти? — не выдержала я, наблюдая за своей собеседницей. Софья подняла на меня свои красивые, живые синие глаза и вновь улыбнулась. Только на этот раз её улыбка была какой-то… виноватой? — Прости, я понимаю, как это раздражает, — сказала она. — Но ничего не могу с собой поделать. Привычка всё время что-то грызть. Если не ногти, то ручку, карандаш, что-то ещё, что под руку попадётся. Одно время честно пыталась избавиться от этого, но безуспешно. Так что уж какая есть. Ну пока, Катерина. Напоследок подмигнув мне, Софья ушла. А я вздохнула. Нет, всё-таки Софья неплохая. Конечно, мы с ней абсолютно разные, но тем не менее она мне импонирует. Интересно, она не обиделась на меня за моё замечание по поводу ногтей? Хотя не похоже. Тем более такие, как она, наверное, никогда и не обижаются. Кстати, Воланд просил проконтролировать присутствие на рабочем месте нашей славной троицы. Интересно, где они? Пришли ли вообще на работу? А как там Фагот? При мысли о муже я непроизвольно поморщилась: накануне, проревев почти весь вечер, я приняла решение, что раз уж наше расставание неизбежно (похоже, так оно и есть), нужно просто перестать о нём думать, переживать за него и жить своей жизнью. В конце концов, у меня и так проблем достаточно. Только вот сказать-то легко, а придерживаться своего решения, оказывается, трудно. Фагот всё равно не выходил у меня из головы. А как сделать так, чтобы можно было перестать думать о человеке в одну секунду? Где найти этот тумблер, который можно отключить и забыть? Тем более, что он сам наверняка уже вычеркнул меня из своего сердца, окунувшись в беззаботную холостяцкую жизнь. Наш вчерашний разговор это доказал. Но как бы там ни было, неудачи в личной жизни стоит забывать на работе. Весьма полезно, говорят. Как для работы, так и для самого человека. Вот сейчас пойду и посмотрю, где и как там наши демоны. И не буду думать о нашем разрыве с Фаготом. Да и вообще нужно думать о другом: о предотвращении возможной мировой катастрофы из-за плодоносного дерева, которое находится в кабинете Воланда. В самом деле, тут такое творится, а у меня мысли чёрт знает о чём! Похоже, из всей нашей, так сказать, компании только Воланд и беспокоится и хоть что-то предпринимает. Ну, Гелла ему, может, чем-то подсобляет. А мы… Я непозволительно распустилась. Думаю только о своей личной драме, которая по сравнению с тем, что нас всех ждёт, просто ерунда. Да, вчера я провела пере-говоры с Пятым, по словам Воланда, удачно. Но, во-первых, я была всё-таки не одна, а во-вторых, кроме этого что я по делу ещё сделала? Правильно, ничего. Сижу и страдаю. А эти трое вообще, похоже, с этими вечеринками, которые сейчас так не вовремя, вообще обо всём забыли. Хотя Воланд вчера с ними серьёзно поговорил и они вроде поняли, что кутить сейчас нельзя… Интересно, надолго ли их хватит?***
— Она никогда меня не простит! Бегемот, услышав эту фразу уже, наверное, в миллионный раз, выразительно закатил глаза и чуть слышно вздохнул. Его это раздражало, очень сильно раздражало, поскольку со вчерашнего вечера Фагот повторял её на разные лады. И прекращать это дело он категорически не желал ни вчера, ни сегодня. И сейчас он неустанно твердил уже надоевшие друзьям слова, при этом то носясь взад-вперёд по кабинету, то катаясь на офисном стуле (колёсики которого Бегемот с огромной радостью бы сейчас оторвал и выкинул). А Азазелло куда-то смылся. Оно и понятно, слушать одно и то же столько времени — пытка даже для демона. Даже учитывая, что Фагот — их лучший друг, которому они всегда с радостью готовы помочь. Только сейчас вот как помочь? Делом — увы, в личных отношениях разбирайтесь сами. Моральная поддержка? Это сколько угодно! Только вот Фаготу она, похоже, не нужна: всякий раз, когда Азазелло с Бегемотом пытались его успокоить, подбодрить, он только сильнее распалялся, нервничал, стонал о пожизненной немилости Катерины после его поступков, разражался длинными монологами, даже не пытаясь понять, слушают его друзья или нет… В общем, друзьям это надоело ещё вчера. Благо Фагот ближе к ночи уснул (ибо жил пока что у Азазелло и Бегемота). Но сегодня с самого утра он опять завёлся и, похоже, останавливаться в ближайшее время не собирается. А не мешало бы ему и о другой, более глобальной проблеме подумать! Мало им Воланд вчера взбучку устроил? Ему, Бегемоту, например, повторной не нужно. С пьянками они, кстати, решили завязать. По крайней мере, пока ситуация с плодом не разрулится. Так что не мешало бы и Фаготу опомниться от своих сердечных драм и подумать о деле, в конце концов, оно касается всех без исключения. Но, чёрт, куда же подевался Азазелло?! «Надеюсь, наш убийственный демон не влип в какую-нибудь дикую историю? — подумал Бегемот. — Не хватало ещё его потом приводить в чувство…» Не успел он додумать свою мысль, как в дверь кабинета постучали. — Входите! — крикнул Бегемот, теряясь в догадках, кто бы это мог быть. Азелло никогда не стучится. Да и надо ли ему стучаться при входе в свой кабинет?.. Дверь открылась и на пороге кабинета предстала Катя. Фагот, только что нарезавший круги по кабинету, резко остановился и уставился на неё. — Доброе утро, — произнесла она. — Мессир просил проконтролировать ваше присутствие на рабочем месте. Все здесь? — Все, — подтвердил Бегемот. Катерина оглядела кабинет и слегка нахмурилась. — А где Азазелло? — кивнула она на его пустующий стол. — Он куда-то вышел, — ответил Бегемот. — Но он здесь? — Да. — Отлично. Только учти, Бегемот: если он здесь сегодня не появлялся и не появится, а вы его прикрываете, мессир и ему, и вам, — она наконец-то взглянула на Фагота, — головы оторвёт. И скажет, что так и было. И, не говоря больше ни слова, Катерина ушла. Фагот как подкошенный рухнул на стул. — Бегемот, ты видел? — с трагизмом в голосе воскликнул он. — Она мне даже ничего не сказала! «Опять та же песня», — с тоской подумал Бегемот. А вслух произнёс: — Ну почему же, она сказала. Если ты прикрываешь Азазелло, мессир тебя казнит путём обезглавливания. — Да я не об этом! Катя, она… — А я об этом! — решительно прервал его Бегемот. — Фагот, я всё понимаю, у тебя проблемы на любовном фронте, но, пожалуйста, приди в себя и отвлекись. У нас есть проблема посерьёзнее, ты не забыл? — Ты о плоде с дерева? — Фагот вздохнул. Какое-то время он молчал, похоже, что-то обдумывая, после чего произнёс: — Помню. Действительно, Бегемот, ты прав: когда вот-вот может случиться что-то непоправимое, нужно отключить эмоции и все силы бросить на то, чтобы это не произошло. В общем, я включаюсь в дело. Да и отвлекусь хоть на какое-то время… Да, так будет правильно. Бегемот про себя отметил, что его взгляд вдруг стал гораздо спокойнее и осмысленнее, чем даже минуту назад. А истеричные, визгливые и драматичные интонации в голосе исчезли. Голос его стал ровным, спокойным и твёрдым, каким он был и раньше. О как! Получается, давно надо было, образно говоря, дать ему пинка вместо бесплодных попыток моральной поддержки. Интересно, почему в природе так устроено: пребывающий в расстройстве человек (или даже не совсем человек) от поддерживающих, успокаивающих слов расклеивается ещё хуже, а от резких слов, окрика или даже пощёчины в некоторых случаях он приходит в себя? Это подобно холодному душу, который помогает проснуться, прогнать похмелье и взглянуть на ситуацию и на себя трезвым взглядом.***
Софья вышла из лифта и направилась к выходу из «EDEN». Через большое панорамное окно в фойе она увидела, что на улице начался ливень. Софья удовлетворённо хмыкнула: ненастная погода была её любимой. Зонта у неё не было, и с собой, ни вообще, в принципе. Но промокнуть она не боялась: почему-то, находясь под дождём даже довольно длительное время, мокрой до нитки Софья никогда не становилась. Возможно, такая особенность у неё из-за того, кем она является последние сто лет: ведь в прошлой жизни у неё такого не было. В общем, погода Софью радовала. Как и новая знакомая Катерина. Надо же: редко с ней случается такое, чтобы первое впечатление о ком бы то ни было её обмануло. Если быть точнее, то вообще никогда. Кем она посчитала Катю в день их знакомства? Странной, наивной дурочкой, которая не собирается развивать свою ведьминскую силу — и это при наличии большого потенциала! — и рассказывает байки о своей причастности к свите Воланда и замужестве за Фаготом. Короче, выскочка. Воланд взял к себе в помощники слабую ведьму? Фагот сошёл с ума и, задвинув свои принципы никогда не обременять себя семьёй в дальний угол, таки женился? Да ещё на такой особе, пусть и царских кровей? Полнейшая глупость! Но вчера поздно вечером, уже ближе к ночи, когда Воланд позвал Софью к себе в офис с одной просьбой и позже рассказал про Катерину, Софья убедилась в обратном: Катя, несмотря на свою принадлежность к двенадцатому рангу, действительно что-то из себя представляет. Убедить Пятого хотя бы подумать о принятии решения — это трудновыполнимая задача, почти невозможная! Конечно, не она одна там была, Воланд и четверо первородных там тоже присутствовали, но тем не менее… И раз уж сам Воланд говорит о том, что переговоры Катя провела удачно — значит, так оно и есть. И, как оказалось, в разных командировках Катя тоже проявила себя с самой лучшей стороны. Да и сегодня в разговоре с ней Софье стало понятно, что Катя на самом деле умная девушка. А если так, то и неудивительно, почему она стала помощницей Воланда. И Фагот вполне мог на ней жениться. Фагот… Софья при мысли о нём вздохнула. Сколько они с ним не виделись? Лет сорок-то уж точно. После их короткого, но бурного романа они больше и не встречались, даже случайно. Это, кстати, удивительно, если учесть, что она, Софья, дружит с Воландом и частенько пересекается с ним как по служебной необходимости, так и просто по дружбе, а Фагот — один из его помощников. Интересно, помнит ли он её вообще? Наверное. Всё-таки их интрижка была достаточно яркой, хоть и непродолжительной. Но и особых чувств друг к другу они не питали, по крайней мере, Софья. Так, лёгкое временное увлечение на фоне их тогдашнего совместного дела, которое они выполняли по поручению Воланда. Кате про их отношения с Фаготом Софья рассказывать не стала. Незачем. Если он сам ей не рассказал (а если бы рассказал, Катя бы обязательно её об этом расспросила), значит, не надо. Катя будет нервничать, переживать, ревновать — оно ей надо? Тем более у них и так сейчас кризис в отношениях, который не нужно усугублять. Хоть как-то мешать влюблённым, да и в принципе лезть в чужие дела, особенно когда не просят (да и когда просят даже), Софья всегда считала дурным тоном. У каждого своя жизнь, в которую вмешиваться посторонним непозволительно. В тот момент, когда Софья уже вознамерилась выходить из офиса, позади неё вдруг раздалось: — Ба-а-а, смотрите, кто пожаловал к нам с визитом! Софья Георгиевна, никак соскучились? Или пришли по чью-то душу? Софья ухмыльнулась: владельца голоса она узнала сразу, хотя и его тоже достаточно давно не видела. Обернувшись, она убедилась в своей правоте: перед ней стоял не кто иной, как Азазелло. Сунув руки в карманы брюк, он хитро улыбался. — Я пришла по делу, — отозвалась она. — Но, если хочешь, могу попутно забрать твою душу. Впрочем, совсем забыла, у тебя ж её нет! Кстати, здравствуй. Тот в ответ расхохотался: — Я смотрю, ты всё такая же язвительная и циничная! — Извини, белой и пушистой быть не могу, — хмыкнула Софья. — Род моих занятий к тому не располагает. Слушай, я тороплюсь, поболтаем потом. Пока. Но собеседник явно не собирался отпускать её так быстро и просто. Он подошёл чуть ближе и вновь спросил: — Ну, а если серьёзно — что-то случилось? Ты же не просто так приходила. — Смотри-ка, угадал! — восхитилась Софья. — Да, ты знаешь, есть тут одна небольшая проблемка: из-за одного гнусного дерева, которому вдруг приспичило плодоносить спустя много веков, всему миру могут наступить кранты, (прости, конечно, за некультурное слово). Некоторые разумные существа, в том числе твой мессир, Катерина и я, не хотим этого допустить и пытаемся эту досадную оплошность как-то исправить. А так всё хорошо, прекрасная маркиза! Азазелло не удержался и закатил глаза. Вот всегда она так! Язвит, ехидничает, обтекаемо формулирует свои мысли… Невозможно общаться! Но кое-что он сейчас, кажется, всё-таки понял. — Значит, ты тоже пытаешься предотвратить катастрофу? А как именно? — Всё-то тебе расскажи, — ехидно сощурилась Софья. — Есть кое-какие дела и мысли на этот счёт… Но делиться ими с тобой, пожалуй, не буду. — Почему? — он, похоже, удивился. — Потому. Прекрасно. «Потому». В самом деле, как говаривал Чехов, «краткость — сестра таланта»! — Ты, значит, и с Катериной познакомилась? — полюбопытствовал Азазелло. — Познакомилась. Неплохая девушка, умная, интеллигентная. — Она, кстати, замужем за Фаготом. — Знаю, — Софью уже утомил этот разговор, и она мечтала как можно быстрее избавиться от непрошеного собеседника и пойти по своим делам. Собственно, почему она его ещё не отшила? — И что? — Да так… А ты ей про себя и Фагота рассказала? — вдруг вкрадчиво по-интересовался он. Софья мигом насторожилась. Его тон ей чрезвычайно не понравился. К чему он клонит? Или на что-то намекает? В любом случае этот разговор надо прекращать, мало ли до чего Азазелло договорится! — Нет, не рассказывала, — ответила она. — И надеюсь, ты, подлец, тоже ей ничего не расскажешь! — Почему это я подлец? — Азазелло вроде даже обиделся. — Потому что я так сказала, — логично ответила Софья. — На самом деле просто не хочу вступать в длинную дискуссию на эту тему, сейчас не до того. В общем, если у тебя есть мысль рассказать Кате что-то о нас с Фаготом — знай, уморю тебя. Я это умею, сам знаешь. — Но почему? — тут Азазелло уже искренне недоумевал. — Насколько я помню, у вас всё было недолго и несерьёзно. Или… я ошибаюсь? — Нет, не ошибаешься. Просто сейчас Кате знать это не нужно. Потом я ей сама об этом расскажу в непринуждённой обстановке, не переворачивая всё с ног на голову, как это сделаешь ты. — Но… — Азазелло попытался ей что-то возразить, но Софья его перебила: — Извини, у меня правда нет времени. Как-нибудь потом ещё увидимся. До встречи. И с этими словами она вышла на улицу и скрылась в пелене дождя. После разговора с Азазелло Софья чувствовала лёгкое беспокойство: а ну как он и правда всё расскажет Катерине, да ещё приплетя те подробности, которых на самом деле не было? А она только сильнее разволнуется, начнёт ревновать, ещё на неё, Софью, обидится. А Софье этого не хотелось. Катя ей понравилась, она действительно хорошая. Да и родственница всё-таки. И даже если Азазелло ей расскажет только то, что было, всё равно она, наверное, будет переживать. И тогда вообще неизвестно, когда они с Фаготом помирятся… Хотя с чего она так волнуется? Азазелло никогда сплетником не был, попусту языком трепать он любит только с Фаготом и Бегемотом. Ну и с ней Софьей, иногда. А уж специально разносить какие-то слухи, сплетни — нет, это не в его духе. Софья выдохнула и успокоилась. У Катерины всё будет хорошо. Если, конечно, в мире будет хорошо… А для этого «хорошо» надо предпринимать серьёзные действия. К тому же у неё есть персональное задание от Воланда. Вот этим она и займётся.